По Мотиву Зелёной Книги

Новый город уже начинал пропитываться ночью: на небе солью рассыпались звёзды, за окнами вспыхивали фонари. Всё это размытой массой сливалось за толстыми стёклами воедино.

В окнах виднелись вечно занятые чем-то фигуры: они кружились в безустанном танце то на кухне, то в скрытой за шторами спальне. Некоторые распахивали входные двери, позволяя себе насладиться ночным ветром. Кто-то сидел на пороге своего двухэтажного деревянного домика и курил; робкий дымок стремился к самому небу. Дети гоняли мяч во дворе, попутно пытаясь ничего не разбить.

Каждый, кто был здесь – и в доме, и на улице, – носил в себе историю, не предназначенную для чужих ушей. Лишь мимолетная искра в глазах – крошечный осколок невидимой мозаики. Большего они не показывали. Да что показывать, когда окружающие видят лишь внешность, не утруждая себя разглядеть скрытое за ней?

Почему люди не пытались узреть чужую историю? У них и своих дел полно.

После многочисленных разговоров с Гейбом Сэм отчаянно пытался разглядеть эти истории, но каждый раз натыкался только на пустую оболочку и прохладный взгляд, которым его обязательно одаривали незнакомцы. Они словно знали, что Винчестер пытался увидеть их мысли, и начинали постройку непробиваемого барьера с шипами.

Сейчас Сэм не желал вырывать из контекста пейзажа за окном образы и познавать их истории. Сейчас он позволял себе только размышлять и раздумывать о том, как тех или иных людей Новак мог бы вписать в свою музыку.

Например, Каса Сэм представлял той глубокой, мрачной музыкой, которая словно бы отражала самые тёмные глубины океана или водных пещер. Себя – более поверхностной, может, более лёгкой, немного странной, но успокаивающей. А вот Дин бы… Дин бы разбудил собой весь зал, заставив его содрогнуться в бесконечном потоке музыки, которая так и тянула танцевать. И мелодия Габриэля была бы подобна его мелодии, только, может быть, чем-то похожая на джаз, который он играл на сцене, пока в зале никого не было.

Плавно мысли Сэма переключились на воспоминание о том, как Гейб позволил ему быть рядом во время игры на рояле без сопровождения остальных инструментов. Пустой зал не напрягал, а успокаивал, потому подобные встречи участились, и Сэм именно тогда отдавал пианисту свой букет цветов. Тех цветов, часть которых сейчас лежала нетронутой в багажнике машины.

Цветы можно было дарить сотнями: они сгниют, оставят после себя лишь воспоминание и исчезнут. К следующему утру можно будет уже и забыть, какие цветы ты дарил и какие получил. Но эмоции... и улыбка, проявляющаяся не только в губах, но и во всём теле, – вот эта часть не забудется Сэму.

- Тормози, - вдруг промолвил Гейб, махнув рукой куда-то вдаль.

- До отеля ехать ещё, по крайней мере, четыре часа.

- Тем более! – воскликнул Новак, всплеснув руками. – Меня уже тошнит от однообразия происходящего, а за окнами довольно не однообразно. Давай, время передохнуть.

На этот раз Сэм с ним согласился.

Прокрутив руль, он отъехал ещё на пару-тройку сотен метров – в тень жилых домов – и остановился. Габриэль тут же сорвал с себя остатки сна, которые облепили его часом ранее, и вырвался на свободу: дверь с его стороны распахнулась, впуская в салон прохладный ветер. Сэм вышел следом.

На свежем воздухе действительно было лучше. Весна плавно набирала обороты, наступала всё более агрессивно и разрывала своим мечом остатки зимы. Земля покрывалась травой, деревья обрастали листвой. Апрель постепенно сходил на нет, отдаваясь теплу майских деньков.

- Когда-то один человек рассказал мне легенду о том, что весна – существо очень дикое, резкое, но нежное только с нужными… не людьми, конечно, - скованно улыбнулся Сэм, открывая багажник. Практически сразу он заметил зелёную пачку с банками пива. – Но… - Он потянулся вперёд и вытянул её наружу. – В представлении того человека она была своенравной дамой с длинным клинком в руках. Она всегда спасала тех, кто этого заслуживает, и раз за разом вступала в схватку со своим братом – зимой. Звучит по-детски, ага, но меня до сих пор забавляет эта выдумка.

Гейб взял протянутую ему банку с пивом и прошёл вперёд, к Импале. Он как-то долго вглядывался в лицо Сэма, словно что-то заметил, и когда Винчестер хотел уже поинтересоваться: “Может, у меня что-то на лице?” – как его опередили.

- Хм… А номерка твоего знакомого у тебя, случаем, нет? – вопросительно взглянул на него Гейб. – Уж больно мне нравятся его рассуждения, хотелось бы пообщаться.

- С ней уже поздно связываться, - вырвалось из Сэма прежде, чем он успел обдумать ответ, и его прошибло холодным потом.

Гейб снова вопросительно покосился на него, поудобнее устраиваясь на капоте. Его приглашающий жест Сэм даже не заметил.

- Так ещё не ночь вроде. Звонить или писать прямо сейчас я и не планировал.

- Просто поздно, - Сэм кривовато усмехнулся и, упёршись руками, уселся на капот к Габриэлю. Шею словно с огромной силой сдавило железное кольцо, не давая сделать ни вдоха, ни выдоха. И пускай какой-то залп боли давно уже прошёл – за пять лет, всё же, хочешь или не хочешь, но свыкнешься с мыслью, что человека рядом больше нет. И не будет.

- Она, хм, - Гейб выдержал краткую паузу. – Она умерла?

Это слово оставило после себя тяжёлую, мрачную пустоту, и Сэм чуть не захлебнулся в ней. Он растерянно посмотрел на Новака и, встретившись с его сочувственным взглядом, отвернулся, чувствуя себя довольно гадко.

- Н-да, ещё пять лет назад, - на одном дыхании выпалил он. – Забудь. Не хочу портить вечер.

Габриэль ничего не ответил. Он отставил в сторону своё пиво и взял банку Сэма, пальцами поддевая железное кольцо и под шипение срывая его. После чего он протянул банку Сэму, вынуждая принять её. Тот отхлебнул по крайней мере половину.

Некоторое время они молчали, рассматривая дорогу, окутанную тишиной и розоватыми оттенками вечера. Сегодня было тепло, спокойно. Неожиданно хорошо, да и сам момент ощущался каким-то личным. Болезненным, но личным. Сэм вбирал его в себя и, прикрыв глаза, сделал ещё один глоток пива.

- Как её звали? – тихий вопрос развеял магию момента, и Сэм заторможенно взглянул на Новака, чувствуя, как в его груди закручивается тяжёлый узел.

- Джессика, - ответил он. – Работала со мной десять лет в одном отделе ФБР, но заметил я её... Познакомился с ней слишком поздно.

Габриэль осторожно поинтересовался:

- Какая-то болезнь?

Винчестер отрицательно мотнул головой.

- Пожар. Спалил к чертям её дом и убил её саму.

С его губ сорвалась горькая усмешка. Сэм смотрел вдаль и чувствовал, как на губах трещит противная, резкая улыбка.

- А она ведь меньше всех заслужила это. Джессика была удивительным человеком: понимающим, правильным. Представляешь, она даже в Бога верила, а иногда и в церковь ходила. В общем, и правда удивительный человек.

- Мне жаль, - произнёс Гейб, но Сэм на это лишь головой покачал.

- Прошло уже пять лет.

- Всё равно. Потерять кого-то – это полная хуйня, даже если вы не были близки или, наоборот, были. В любом случае больно.

Сэм пожал плечами и, осушив банку, отставил её в сторону. Больше пить он не собирался, потому что за рулём. Остудить тот ледяной циклон в своей груди ему удалось. Теперь он больше не хотел разговаривать. Хотел молчать и провести в этом моменте вечность, забыв о прошлом разговоре.

Но Гейб явно не планировал его забывать.

- Сэм, поговори со мной, - его голос растёкся по тишине и внезапно, разрывая её, впился в неё когтями. – Ты хоть с кем-нибудь когда-нибудь говорил об этом?

Сэм сделал глубокий вдох и уже почти что потянулся к ещё одной порции алкоголя, но остановился. Через мгновение Новак сунул ему свою банку. Сэм попытался отмахнуться, но Гейб был настроен решительно:

- Если что – поведу я.

- Не мели ерунды.

- Ответь на мой вопрос.

Сэм тут же приложился к отверстию в банке, делая жадные глотки. Противный напиток, отвратительная горечь – всё это раздражало горло, но помогало, тут не поспоришь.

- Нет. Не говорил, - вырвалось у него. – Ни с кем. Никогда.

- Кто бы сомневался, - буркнул Новак, забирая свою банку. Напившись, он вытер губы и хмуро уставился перед собой. – Расскажи о ней. Ты сказал, что не замечал её в своём отделении ФБР. Она была агентом?

- В каком-то смысле- да, - ответил Сэм. – Но изначально была на юриспруденции, как и я. А после решила её добить и уволилась из ФБР.

- Умная девочка.

- Лучшая на курсе. Я некоторое время учился вместе с ней, - пояснил Сэм, ощущая, как терпкая смола из эмоций плавно заполняла его изнутри. – Она вместе с нами ходила на вечеринки, училась, всегда нам помогала, - с его губ сорвался смешок, и Сэм медленно покачал головой. – Она была хороша во всём.

- Вы были друзьями?

- Очень близкими, - неловко ответил Сэм. Врать не хотелось, но пришлось – ведь говорить о том, что эта девушка стала смыслом его жизни в течение последних лет, было как-то стыдно и страшно. Это словно осознавать, что ты потерял нечто настолько важное, что без этого и смысла жить-то толком не было.

Сэм ссутулился, пряча взгляд. Он не знал, что добавить и как разрядить обстановку, но Гейб того и не требовал. Он просто сидел и лениво болтал ногами, глядя вперёд.

- Она любила музыку, - вдруг произнёс Винчестер, и Гейб повернулся к нему. – Любила её слушать. И на гитаре играла.

На губах Новака мелькнула тень улыбки.

- Она была удивительным человеком, - повторил Сэм. – Прививала мне любовь ко всему. Один раз даже на выступление одного… пианиста привела. Я сопротивлялся, конечно, но она уговорила меня, и я согласился.

- И на кого вы пошли?

- На выступление некоего… - Сэм сделал вид, что припоминал фамилию, а у самого внутри аж полегчало от смены настроения их разговора, потому что воспоминание было хорошим: тёплым, как прикосновение их пальцев; приятным, как признание в любви Сэма днём ранее; красивым, как мелодия, льющаяся из-под чужих пальцев. – Некоего Габриэля Новака. Знаешь его?

Гейб оторопело уставился на него. Удивление довольно быстро сменилось едва заметным весельем, и в карих глазах промелькнули смешинки.

- Вы были у меня на представлении?

- Пять лет назад, - кивнул Сэм.

Гейб поник.

- И… Ты помнишь это?

- Конечно, - развёл руками Сэм. – Ты был довольно ярким, с пирсингом, и... то ли рыжие волосы, то ли... нет, с оранжевой ленточкой в них. И ты был таким... Ну.

Сэм запнулся, стушевавшись. Гейб очертил его мутным, задумчивым взглядом. Он повертел в руках банку пива, сделал оттуда глоток, практически не размыкая губ, и протянул её назад, Сэму.

- В те года у меня сам по себе стиль был другой.

Винчестер принял пиво, но пить не стал. Он пытался поймать взгляд Гейба, но тот, став расфокусированным, постоянно ускользал, словно Гейб с головой нырнул в прошлое.

- Я был… - Гейб замялся, глядя на свои руки. – Странным. Не знаю. Весёлым, может быть, но… думаю, музыка, которую я писал тогда, была тебе чуждой. Наверное, так и было, да?

- Я не помню, что ты играл, - неловко, но честно ответил Сэм.

- Да. Да-да, это же было несколько лет назад. Да, - Гейб повёл плечами. – Музыка у меня была менее слаженной и более резкой, неприятной. А той, которая тебе нравится, не было.

- Джесс понравилось, - отрезал Сэм, ощущая волнение, пробравшееся глубоко внутрь. Реакция Гейба взволновала его, она была слишком... пустой? – Она не могла прекратить говорить о твоём выступлении.

Вялая улыбка посетила губы Гейба.

- Значит, она и правда была удивительным человеком.

После этой фразы залегло молчание. Оно казалось больше завораживающим, нежели удручающим, и Сэм поддался ему, кутаясь в свою куртку. Становилось прохладнее, а ветер – сильнее. Небо давно уже окутала чернота. Фонари освещали их лица.

Показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Сэм заговорил:

- А ты… можешь мне как-нибудь сыграть так, как играл раньше?

Габриэль скептически взглянул на него и спрыгнул с капота.

- Я не знаю, - буркнул он, разминая тело. – Не хочу показывать это.

- Мне интересно, - Сэм спрыгнул следом и, сунув руки в карманы, шагнул к нему. – Я не знаю, почему тебе так не нравится та музыка, но я просто хочу её послушать.

- Именно после такого стиля я сделал перерыв на четыре года.

Сэм растерянно замер. Ветер взъерошил волосы Габриэля, который стоял к нему спиной. Тусклый свет фонаря едва попадал на него.

- То есть, ты не писал ничего только из-за того, что тебе не нравились написанные тобой произведения?

- Мне, наоборот, нравились! – вырвалось у Новака, и он резко обернулся, показывая все эмоции до единой: каждую тень, застывшую в глазах; каждую вспышку страха, мелькающую в движениях. - Ужасно нравились мне, но не моей публике. Им была интересна та музыка, которую писали все, которую слышали все и которую знали все раньше. Они не приняли то, что я играл, и это давление… Ну, немного повлияло на меня. В общем, я после забросил это. Вот и всё.

Сэм протянул руку и осторожно коснулся чужого плеча.

- Это не значит, что мне не понравится.

Гейб окинул его внимательным взглядом. Его напряжённые плечи постепенно расслабились, и Сэм практически почувствовал смену с живой злости на весь мир на мёртвое принятие.

- И не значит, что она не нравилась всем, - добавил Сэм, глядя на Гейба с сочувствием.

- Выступления не окупались, - отрезал тот. – Мы приезжали, выступали, и каждый раз уезжали почти с пустыми кошельками. Один раз припёрлись в пустой зал.

- Возможно, просто были не лучшие дни, знаешь? – Сэм стиснул пальцы и разжал их. Он чувствовал себя неловко, но знал: сейчас самое лучшее, что он мог сделать, – это продолжить говорить. – Возможно, ты тогда ещё не нашёл свою публику…

- Этой публике, которую я уже нашёл… не понравится.

- С чего ты взял? – Винчестер не понимал такого категорического «нет» по отношению к тому, что он говорил. – Ты презентовал ей свои произведения?

Новак сделал шаг в сторону Импалы, после чего быстро направился к ней. Было видно, что меньше всего на свете ему хотелось продолжать этот разговор. Его пальцы вцепились в ручку и дёрнули её, распахивая дверь.

Но, прежде чем сбежать и скрыться от Сэма и его взгляда, Габриэль тяжело вздохнул и, как последний упрямый баран, заявил:

- Они уже привыкли к другой музыке.

Он исчез в салоне Импалы. Сэму сразу же захотелось кинуться к нему и убедить, что даже если та музыка, которую он играл сейчас и которая не приходится ему по душе, настолько хороша, то и та, которая так нравится ему, определённо будет не хуже. Но он вовремя одёрнул себя: Гейбу, как и ему, сейчас было необходимо личное пространство.

Нужно было собрать то, что они оставили на дороге, и подумать.

А вот о чём думать, если мысли крутились только вокруг этого разговора, Сэм не знал. Подняв две банки из-под пива, Сэм вытряхнул из них последние капли и нашёл стоящую за углом дома мусорку. После – спрятал ящик, что на самом деле был маленькой купленной ещё Дином морозильной камерой, в багажник. И, наконец, на несколько долгих секунд позволил себе полюбоваться дорогой, которая словно была выведена чёрной ручкой, и исчезающими вдали машинами.

Через несколько минут он сел в водительское кресло, и Импала плавно двинулась вперёд. Сэм и Габриэль не обменивались лишними словами, но тишина не была напряжённой. Просто они не знали, о чём говорить.

Поездка длилась недолго, и в мотеле Сэм уснул сразу же, как только его голова коснулась подушки.