Глава 19
В моей комнате плохо освещенной
Самый громкий звук — тиканье часов
На гитарах нужно заменить струны
Они очень расстроены мной
Мы, «Тишина».
Аня пошевелила рукой: сверху на нее давило одеяло. Она дома? События вчерашнего дня врезались в голову с громким протяжным криком. Чей это был крик? Кто кричал? Разве это был Анин голос? Зачем она так сильно кричала?
Точно.
Большегрузная машина выезжала осторожно, никто не планировал давить Аню намеренно. Но вот сама Аня не убирала с тапочки газа кроссовок. Задавить гада — вот, что она хотела. Расплющить инструктора, выкинуть его из учебки на трассу. Что угодно.
Сощурившись, Аня с трудом открыла один карий глаз. Их вампирская хрущевка никогда не отличалась простором: свободное пространство съедали коричневые шкафы и стулья, а у Елизаветы темно-зеленые обои и плотные шторы, через которые не всегда было отличить день от ночи.
Она не дома. Со стоном Аня зевнула. В руке кольнуло и вампирша полностью пробудилась. Синий бантик от капельницы выглядывал из-под бинтов, а другое запястье сковывал гипс. Медицинская палата... Не краевая больница точно, слишком прилично. Телефона, как и других Аниных вещей, рядом не было.
Жив ли инструктор? Аню грызла совесть за то, что она желала ему смерти. Она надеялась, что если он не умер, то хотя бы получил серьезные травмы. Вампирша не застала момент аварии, потеряла сознание прежде, чем увидеть его изуродованное тело.
«Пусть сдохнет. Пусть сдохнет», — ужасные мысли клубком катались по мозгу, как по пустой бочке.
Аню не пугала смерть, ее пугала ответственность. Брат не отмажет, да и не хотелось грузить его очередными проблемами, тем более, такого масштаба. Лучше пусть она сядет за убийство по неосторожности.
«Если очнется — будет хуже. Все узнают. В машине видеорегистратор. Если он остался цел — виновника вычислят. Это я виновник», — она закусила губу, пока не почувствовала собственные зубы на коже.
Инструктор тогда повернулся к Ане и сказал: «Скажи, Анна, ты хочешь к маме? Хочешь с ней познакомиться? Ответь, где твой брат прячет Савина, и я тебя к ней отведу!»
Это был самый неожиданный поворот из всех поворотов, которые только могли произойти. Савин говорил ей, что надо готовиться, и до этого момента вампирша не понимала, к чему.
Аня, конечно же, сначала ударила инструктора локтем, а потом выехала навстречу фуре. Она не думала, что ей тоже достанется — большегруз летел со стороны пассажирского сидения. Но ее задело.
«Лучше сяду. Но сначала пусть сдохнет», — где бы почитать новости? Спросить у старушек в палате? Вряд ли у них были сенсорные телефоны.
Инструктор мало знал Аню. Зря он начал этот диалог. Аня сама считала, что никто не знал ее лучше, чем она сама. Она бы вмазала ему еще. И еще. Пока он не вернул свои слова обратно, пока не извинился за упоминание ее мертвой матери. В документах вампирша указала, что из родных у нее только брат, и инструктор видел, читал ее биографию.
Тема семьи преследовала Аню со школы: день матери, куда никто не приходил; поделки, которые некому было дарить и родительские собрания, на которые Энтони забегал, только чтобы разругаться со всеми. Одноклассников после уроков встречал папа или мама, на крайний случай бабушка или дедушка. Аня ехала домой на маршрутке сама. Ее знали водители и кондукторы, она спокойно доезжала до своей остановки и выходила на рынке.
Но всех остальных-то забирали. А ее нет. Директору она врала, что брат ждал ее на светофоре. Но брат никогда не ждал ее на светофоре. У Энтони было весомое оправдание — работа. Ему надо было кормить их маленькую, на тот момент, семью, покупать Ане тетрадки и ручки, снабжать ее в школу конфетами. Аня никогда его не винила, но обида почему-то таилась внутри.
Обида не на брата, а на отсутствие родителей. Они тоже были не виноваты. Никто не виноват. Просто так.
Савин часто давал советы со своей колокольни: говорил, что вампирша тратила свои ресурсы на чепуху и что можно было заняться чем-то полезным. Аня никогда не думала, что можно было встретить кого-то эгоистичнее Энтони. У него появился достойный соперник.
Советы Савина всегда сводились к его непревзойденной особе: он поддерживал, как умел. Никак. Когда вампирша хотела поплакать как следует, Савин с отвращением корчил рожу и прекращал с ней общаться. Не то чтобы она как-то этим общением дорожила, просто требовала от него чего-то сверхъестественного.
Аня смотрела на своих сверстников и завидовала: ездили на отдых, по воскресеньям ходили в парк. Конечно, такие счастливые семьи были редкостью, но вампирша всегда смотрела на них с неприкрытой, откуда-то взявшейся ненавистью. У многих отцы или матери нещадно бухали, и Ане оставалось только сказать спасибо, что ее дурной брат не нашел утешение в алкоголе.
Она должна за многое сказать ему спасибо, но он проживет свою жизнь нормально и без этого знания. Как и другие свои секреты, Аня планировала унести его с собой в могилу. Энтони не обязательно принимать участие в ее жизни, к тому же, он не особо и рвался.
Выдергивать иглу и бежать куда-то на выход вампирша не стала: во-первых, это не стерильно, а во-вторых, если капельница капала, значит, так надо.
Савин появлялся слишком спонтанно. Аня никогда не могла рассчитать момент, когда он действительно приходил на ее зов, а когда это был жест доброй воли темного господина. Так он просил себя называть.
Оставался другой вариант: дождаться врача или снять носок и кинуть его в храпящую бабулю, она точно не упустит шанса поговорить.
«Савин. Савин. Савин», — Аня попробовала в мыслях призвать его.
Белая дверь бесшумно открылась, и в палату зашел практически белый мужчина в белом халате:
— Привет! — он махнул Ане пачкой белой бумаги и буднично проверил капельницу. — Скоро надо вытаскивать...
— Здравствуйте. Я где?
— В реанимации умирающих каламбуров, — ответил врач. Его голос показался Ане подозрительно знакомым. Аня вся была перебинтована с макушки до пят, поэтому доверять своей памяти сейчас не стала. Мало ли, что ей могло показаться после такой аварии?
— Шутите? — спросила Аня.
Врач посмотрел на вампиршу поверх очков и на секунду замолчал. А потом хрустнул шеей и отрицательно помотал головой. Аня заметила на его небритой щеке свежую ссадину. «Хирург» — потом прочитала на бейджике. Поэтому он выглядел таким уставшим и помятым. А кто ему вдарил? Недовольный пациент?
— Я же не каламбур! — запротестовала Аня.
— Ты и не умираешь!
Врач поддался ее игре и вампирше стало легче. Рядом с койкой стояла не капельница, а какой-то аппарат Мебиуса, в котором лекарство текло по бесконечной петле и никогда не заканчивалось. Аня не могла отвести глаз от гипнотических спиралей.
— Расскажи лучше, что тебя беспокоит, Анечка, — бархатный тембр врача убаюкивал, и Аня легла на спину, как карикатурный посетитель психотерапевта, готовый исповедоваться.
— Я виновник смертельного ДТП. И теперь меня посадят в тюрьму. И я понесу ответственность за свои поступки.
Врач удивленно поднял брови и поправил синий хирургический чепчик, из-под которого выглядывали завитки русых кудрей. Аня зажмурилась и приказала всем эмоциям запечататься внутри. Запереться на сто замков! Будь, что будет! Врач все еще молчал, вампирша решила проверить, жив ли он вообще и наугад подняла ногу.
— Так ты у нас уголовница, да? А я думал, что ты маленький мышонок! Можно сказать, отделалась легким испугом: незначительные переломы, сотрясение мозга, воспаление хитрости, особо опасное — синдром супергероя... Ничего, я выпишу тебе таблетки и процедуры, сходишь в баню на снимок и съешь два кило оскорбинок. Только, осторожнее, они говорят гадости!
Аня задубела, пока притворялась сильной. Потребовалось вновь разлеплять веки. Теперь пришел ее черед ошарашенно смотреть на врача. Врач, в свою очередь, приставил палец к губам, шикнул и кокетливо подмигнул.
Она лежала если не в реанимации умирающих каламбуров, то точно в палате дежавю! Это уже все было! Эта сцена с внезапным появлением Вуда в новом амплуа!
«Ведь преступники любят менять свои имена. Вот и вы, например. Сегодня вы, к примеру, сказать, Незнайка, завтра — Всезнайка, послезавтра — еще какая-нибудь чертяйка! *»
Нынешний образ Вуда назывался так же на «Д», видимо, чтобы совсем не запутаться в своих прозвищах. Он выглядел совсем как человек: от чудовища у него остались лишь длинные уши с серьгами, которые тоже прятались под чепчиком. Вот, отчего Ане все казалось таким знакомым и незнакомым одновременно.
Бесшумная до этого дверь палаты открылась и с грохотом ударилась о стенку. Энтони сливался с белым халатом, который висел на его худых плечах, как на вешалке. Елизавета не до конца вытерла потекшую и размазанную тушь на веках. Они оба стояли в проходе, так и не решившись приблизиться.
— П-прошу... — Вуд отпрянул подальше, на всякий случай вооружившись карандашом.
Они с братом сцепились в неравной ментальной схватке и, судя по такой же ссадине на левом кулаке Энтони, до этого схватка была вполне себе физической. Елизавета сделала несколько робких шагов и присела на корточки перед койкой. Ее больничный халат скомкался и упал на пол. Прохладная рука дотронулась до Аниного пальчика.
— Вы тут спали, что ли? — Аня сама не заметила, как начала улыбаться. Ее пришли навестить самые дорогие ей члены семьи.
— Да, лежал и плакал.
Энтони вздохнул. Вздох был тяжелым и неспокойным, слегка осуждающим, но таким родным. Брат поднял брови и ущипнул Аню за нос. Он всегда так делал, когда был в хорошем расположении духа.
— Я думала, ты там уже от радости в Лондон уехал, — Анин упрек обездвижил Энтони, заставив стоять рядом с капельницей. Она перегнула палку.
— Это я от радости плакал, думал, врачи тебя не спасут. Мы бы с Багирой такую пьянку закатили! Смотри, сплошные плюсы: комнату освободила, кружки свои не складируешь, ночами не шумишь!
Энтони поставил на тумбочку пакет с фруктами и какой-то едой в Сариных контейнерах. Значит, точно ночевали в больнице, а Эдмунд утром привез завтрак перед работой. Сырники, дольки яблок и каша с сухофруктами. Точно Сара. Елизавета бы притащила булок, а брат купил какие-нибудь бутерброды в универмаге и не парился.
— А кошек кто кормит?! Квартира изнутри закрыта, а снаружи запечатана!
Игла притормозила Аню. Боль отдала по всей вене, и вампирша сразу же вернулась в прежнее положение лежа. Вуд и Энтони синхронно рыпнулись к койке, пихая Елизавету. Вуд, как настоящий или не очень (Аня не до конца была уверена, просто так ли он надел халат или действительно врачевал) доктор, вынул капельницу и зажал ранку ватой.
— Мы забросили туда Багиру через форточку, — успокоила Елизавета, усаживаясь на краешек койки. — Она их покормит, цветочки польет! Не переживай, Анечка! Тебе сейчас нельзя волноваться!
— А Багире вы еду оставили?
Аня не помнила, чтобы они с Энтони что-то готовили перед уходом в автошколу, поэтому ее волнения были вполне обоснованными.
— Она воробьев наловит, не пропадет.
Энтони со старческим стоном оперся о подоконник рядом с Вудом, намеренно резко толкнув его. Подоконник жалобно скрипнул под общим весом. Их взгляды скользили мимо Ани, будто пытались расфокусироваться и слиться в единый поток.
Когда вытащили катетер, вампирша свернулась калачиком, подтягивая колени к груди. Ноги болели больше всего остального, Вуд говорил, там что-то вроде трещины... Ребра ныли от ударов, плечи до сих пор горели от впившегося ремня безопасности. И душа терзала саму себя, отрывая по кусочку от сердца при малейшем воспоминании о злосчастной поездке.
Аня хныкнула, совсем тихонечко, чтобы никто не услышал, но чуткий материнский слух Елизаветы это уловил, к сожалению. Она зашептала заклинание на здоровье и просила Капрала помочь бедной Ане и что-то очень долго причитала.
С прикосновениями Елизаветы вампиршу окутывали молитвы, в которых ведьма просила высшие силы защитили дочь и сына, крутила фразы по кругу и плакала. Тогда как снаружи, при всех, она не выдавила и слезинки, сохраняла серьезность и не паниковала. Хотела бы Аня уметь так же.
— Сказали же, что все хорошо, чего ты? — от вопроса вампирши Елизавета дернулась и убрала руку. Не сразу до нее дошло, что Аня подслушивала ее мысли.
Но Аня была совсем не бедная, чтобы за нее так переживали! Аня была вполне здорова, за исключением того перечня диагнозов, которые ей наставил Вуд. Возможно, он их выдумал.
Энтони сморило: он долго клевал носом, а когда совсем отчаялся — уронил грузную голову на плечо Вуда и поерзал щекой по голубой хирургической рубашке, будто укладываясь на мягкой подушке. Вампир моментально отрубился и засопел. Все-таки, действительно переживал и не спал.
Они так и не поговорили. Энтони с Вудом. Недоказанность витала в воздухе тяжелыми сгустками, и Аня чувствовала. Елизавета тоже это чувствовала, наверное. Вампирше хотелось верить, что она не одна видела, как эти двое упорно не замечали проблем и спокойно существовали рядом. Сейчас у них не было времени на сторонние разговоры, Аня с аварией перетянула на себя все одеяло.
Но что будет потом? Вуд пропал внезапно и без предупреждений. Скорее всего, Энтони молча ему вмазал по роже, как только они встретились в коридоре больницы, не дав Вуду объясниться. Аня, на самом деле, очень хотела, чтобы они начали выяснять отношения тут, в палате, при ней. Потому что потом, когда брата рядом не будет, Вуд напридумывает баек, и таких, что никто и не усомнится в их достоверности.
Энтони мог выбить из него всю правду. Только он мог.
Брату нужно было время, чтобы зализать раны и собрать ресурсы, пока вампир выглядел как разбитое и забытое корыто.
Она не хотела рушить спокойствие, воцарившееся в палате, но, если не выговорится сейчас, то унесет эти размышления с собой в ночь, и они сожрут ее с потрохами:
— Инструктор сказал, что мама жива, и я могу ее увидеть.
Тишина раскололась как гнилой грецкий орех, который брат бил на столе молотком. Натянутая нить внутри Ани оборвалась с протяжным выдохом. Мысли о маме никогда ее не тревожили. Она знала, что родители давно умерли, и относилась к этому намного спокойней брата. Ей было проще — она их совсем не помнила.
Родители были когда-то, когда Аня была совсем ребенком, но от них не осталось ничего. Ни фотографий, ни добрых видео на кассете, где вся семья праздновала день рождения, ни вещей. Энтони избегал разговоров, отнекивался и посылал сестру куда подальше. Поэтому из всей возможной информации она знала лишь имена и примерную внешность: «ты больше похожа на папу, а я на маму».
Энтони сначала опустошенно смотрел прямо на Аню, сбрасывая последствия дремы, а потом с леденящей медлительностью повернул голову к Вуду.
— Сотрясение, возможны галлюцинации! — почуяв надвигающуюся опасность, Вуд прочистил горло и встал с подоконника.
Но слова инструктора не были галлюцинацией. Откуда-то же Аня это взяла! Энтони странно посмотрел на отсутствие ручки у окна, а потом резко поднялся и замахнулся, готовясь схватить Вуда за воротник и швырнуть с третьего этажа. Аня знала брата как облупленного: он действительно собирался его выбросить.
— Это у тебя сейчас сотрясение будет, херомант хренов! — неожиданным басом прогремел Энтони. Другие больные в палате повскакивали от громкого звука. Вуд не шевельнулся, его пальцы слегка дрогнули, будто потянулись навстречу взбешенному вампиру, но тут же спрятались в кармане просторных штанов.
— Хватит! Ты и так ему уже тумаков отвесил! Где твоя благодарность?! Он нашу Анечку откачивал! Имей совесть! Извините! Все извините! Пожалуйста, простите моего сына, он не в себе от стресса! — Елизавета перегородила Энтони путь и усадила на пустую койку одним толчком в грудь.
Зря Аня это сказала. Зря поделилась. Началась перепалка, но вампирша была будто не в палате. А там, во время аварии. Ей вновь привиделся человек в маске. Она хотела рассмотреть его поближе, разворошить память и собрать его образ по кусочкам.
Он так легко спрыгнул на торчащую в лобовом стекле трость, будто не весил ничего. Желтые штаны в клеточку сужались на голенях и утопали в резиновых сапогах, а лицо скрывала маска чумного доктора. Вампирша не видела взгляда, но нафантазировала ему выразительные скулы, темные брови и тонкую линию губ. Все, что вытащила Аня из памяти. Кинематографическая сцена точно была галлюцинацией, но вот загадочный спаситель — точно нет.
— Держите его, — Вуд подкрался к Энтони со спины, и пока Елизавета спутала вампира магической фиолетовой плетью, приспустил ему брюки и вколол в бедро целый шприц непонятной жидкости.
— Суки, предатели! Всех ненавижу! Твари! — распалялся Энтони. — Что вы делаете?! Это незаконно! Они хотят меня отравить!
От криков вампира в коридоре засуетились санитары, и Аня взяла ситуацию в свои крепкие руки, пускай и одна из них была сломана. Вампирша зажала брата чуть ли не в удушающем приеме и пригвоздила к койке, пока Вуд обрабатывал место укола.
— Что ты ему вколол? — Елизавета теперь гладила обоих вампиров. Энтони заметно стих и смирно лежал на животе, озлобленно смотря на всех присутствующих.
— Димедрол. Ему даже полезно будет. Сейчас уснет и отдохнет хотя бы чуть-чуть, да, Тоша? Вот и все, вот и лежи спокойненько. Не надо в мою смену тут устраивать... Концерты...
Вуд заботливо накрыл вампира простыней.
— Значит, ты правда меня оперировал? — решилась на вопрос Аня. Приятно было осознавать его причастность к своему спасению. Может быть, ей удастся разговорить Вуда.
— Кто знает, — Вуд осклабился, и Ане на секунду показалось, что на его человеческом лице вместо губ появилась зубастая пасть. — Ты думаешь, я настолько похож на врача, что меня допустили тебя спасать?
— Да, — Аня не сомневалась ни на миг.
— Ты права, я тебя спасал, но это будет наш с тобой секрет. Трубить об этом из каждого утюга не нужно! Это моя обязанность, спасать вампиров.
Вампиршу словно током прошибло от этих слов. Точно, палата дежавю, как она могла забыть! То же самое ей уже говорили... От такого совпадения душа ушла в пятки, но слово «секрет» не было запатентовано каким-либо человеком. Даже если этим человеком был Андрей Савин. Охотник на вампиров и жестокий садист прошлых столетий. Тот самый, которого сейчас искали по всей России.
Тот самый, который уже несколько месяцев уговаривал Аню стать его новой жертвой.
Примечания:
Николай Носов, «Незнайка на Луне».