Глава 18
Обещали дожди. По крайней мере, тетка по телевизору объявила тайфун. Энтони и без этого слишком рисковал, выйдя на улицу. Взлетать сейчас — самоубийство. Учебная серая Анина машинка мелкой блохой прыгала по кочкам и обходила ямы. Далее на ее пути вырос пешеходный переход, а еще через пару метров начинался перекресток и выезд на трассу.
Ласточка кралась следом за учебкой. Эдмунд моргнул вампиру фарами несколько раз — началась запись видеорегистратора.
Сложный участок с разгонной полосой, чтобы вклиниться в быстрый поток. Эдмунд влетал туда сразу же, почти не замечая, а для Ани, как, собственно, и для Энтони, это был всегда невероятных размахов стресс. Сидеть пассажиром куда волнительнее, чем водителем.
Остановившись, Аня выпустила со двора черный внедорожник, и Энтони пришлось юркнуть за ларек, чтобы инструктор в зеркало заднего вида его не заметил. Другие автолюбители объезжали их по обочине, некоторые сигналили. Огромная красная буква «У» на стекле учебки им ничего не говорила.
«Надо и им такой знак повесить. «У» — уебки».
Учебная машина тронулась с места как-то странно, чуть петляя и оттормаживая. Энтони встревожился, неприятное и липкое чувство приклеилось к груди изнутри. Аня покатила на трассу. Темп набирался рывками.
Вампир не знал, куда деть руки, и в попытках унять быстрое сердцебиение, прижал их к левому плечу. Лучше бы он выпросил у Сары какое-нибудь зелье, превратился бы в Аню на некоторое время и сам сел в машину к инструктору. Лучше бы он был на месте Ани сейчас. Рядом с этим мерзким мужиком.
Пейзаж серого города обрушился в пропасть, оставив в этом мире лишь Анину машинку и Энтони. Он порывался прервать поездку, позвонить Эдмунду, чтобы он остановил их. Зря он согласился. Геройство сестры никогда не доводило до добра.
Поток не сбавлял скорости — никто пропускать ее не собирался, и сама Аня не тормозила. Почему-то она не тормозила. Ладони вспотели так, что с них можно было выжимать воду в ведра.
Эдмунд пропускал пешеходов и отстал. Энтони перестал дышать. Боялся, что своим дыханием как-то поторопит Аню или помешает ей. Он не сомневался в знаниях сестры, был уверен, что она сдаст этот фальшивый, но все же экзамен, на отлично.
«Тихонечко. Тихонечко. Смотри по сторонам. По сторонам смотри».
Большегруз вынырнул из-за поворота. Огромный и гудящий оглушительным сигналом клаксона, он заполнил собой все пространство. Аня не тормозила.
Звук сминающегося металла. Гул. Скрежет тормозов.
Своим твердым квадратным капотом большегруз подмял под себя маленькую и хрупкую Анину учебку. Сталь рвалась и скручивалась стружкой в неестественные завитки. Энтони замер на месте. Его будто приколотили гвоздями к асфальту.
Между искореженными машинами... Что-то было. Горячий воздух от вспоротых двигателей вздымался над асфальтом дымным маревом, закрывая силуэт.
Невидимые оковы спали, выпуская вампира на волю. Он сорвался и стремглав понесся к месту ДТП. Как в кошмарном сне, его все время отбрасывало назад. Энтони словно бежал сквозь густое невкусное варенье и застревал в нем, давясь собственным криком.
Незнакомец в длинном, струящемся зеленом пальто. Его лицо скрывала странная вытянутая маска. В руке он сжимал трость. Одной стороной она глубоко вонзилась в лобовое стекло учебки, а другой упиралась в многотонный бампер фуры.
В голове звенело. И в ушах. И в груди. Везде. Стекло треснуло и разлетелось на дорогу прозрачной карамельной стружкой.
Маска повернулась на вампира и сразу же исчезла.
Растолкав собравшихся вокруг людей, Энтони кинулся к двери и, не жалея себя, вырвал ее с концами. Аня тлела на его глазах. Маленькая Аня. Подушка безопасности стрельнула с руля ей прямо в голову, разбив нос и губу. Анины колени зажало металлом. Она не отзывалась.
Труп инструктора вонял кровью. Свежая и жидкая, она хлестала рекой на приборную панель. Ремень безопасности застрял и не отпускал Аню из смертельных объятий. Его лямка порезала ей плечо.
Мощи не хватало. На подушечках пальцев натерлись и лопались мозоли. Кто-то подал Энтони лом. Это был Эдмунд. Рыжая макушка товарища — единственное, что отличил вампир.
— Сука, да когда надо, вы нихуя не ломаетесь! Сраная колымага! — как по заказу каркас поддался, и Энтони пролез внутрь салона.
Кровь. Длинная ладонь вампира сжала мертвое тело инструктора до хруста костей. Слюни собрались во рту и лились вниз по шее на грудь. Энтони плохо видел и соображал. Сейчас. Сейчас он ее вытащит. Маленькую Аню. Кровь.
Кровь. Звериный инстинкт пробуждал первобытные повадки. Клыки прорезались под губой и выдвинулись навстречу добыче. Легкой и долгожданной добыче. Жажда убийства оказалась сильнее морали. Кровь капала синхронно с пульсом Энтони. Он приник к телу инструктора и сдавил его горло, сцеживая еще.
Вампир прикусил себе язык. Остановиться не выйдет, если сейчас он позволит себе эту слабость. Тучи опустились и полил дождь. Он барабанил Энтони по спине.
Мысли опустели. Он пытался поговорить с разумом, но выдавал лишь протяжные гласные своим дрожащим и писклявым голоском. Кровь. Слабак.
Энтони заорал так громко, как только мог. До хрипоты. До боли в горле. А потом сразу же ударил себя по челюсти. Он бросил инструктора, так и не испробовав.
Пластик сложился вокруг Ани и крепко сжал. Учебка не собиралась так просто выпускать вампиршу, но и Энтони без боя уходить не собирался. Лом согнулся полумесяцем, и крыша, наконец, поддалась.
Энтони разворотил подкладки и плотный потолок машины, а что не взял лом — раздвигал собственными руками. Эдмунд что-то говорил и затаскивал его в Ласточку. Они куда-то ехали. И ехали. Неслись, шашковали*. Палец был на пульсе, считая секунды.
«Идет хорошо, без затруднений. Дотянем. Доживем».
Реабилитационный центр «Вдох и Сдох» затерялся среди сосен и берез. Рядом пролегала железная дорога, а с другой стороны шумела трасса. Энтони вломился без стука и разрешения, оставляя за собой дорожку из Аничкиной крови и битого стекла.
— Нас никуда не пустят! — хрипел Энтони. — Они заберут ее! Заберут ее в купол! Скажи, что сделать, и я сделаю! На колени встану, хочешь? Ноги тебе буду целовать! Сальто назад видела когда-нибудь?! Спаси ее, только это у тебя прошу! Унижаться перед тобой буду всю жизнь, записывай!
Элеонора сначала не узнала вампира. Она смотрела на него тупым взглядом и измеряла ценность его обещаний. Анина кровь капала на кафель. Энтони тонул в ней, как в вязком болоте. За то время, пока они не виделись, Элеонора заметно постарела, и, видимо, думала о вампире то же самое. Он никогда не знал, каким она была человеком, но он знал, каким она была врачом.
— Пригласите реаниматолога и хирурга в дежурный кабинет, — сказала Элеонора так холодно и злобно, что в другой раз Энтони бы плюнул ей на телефонную трубку. Но тут он перетерпел и проглотил свою гордость. Выбора не было.
— Я не прошу помогать мне. Заштопай ребенка. Больше я у тебя и твоей больницы ничего не прошу и просить не буду.
Санитары в четыре руки погрузили Аню на каталку. Энтони зачем-то шел следом за ними. Аня дышала, но плохо. Что-то было не так. Вампир не мог сконцентрироваться ни на чем другом. Из-за дождя черная краска начала смываться, открывая светлые вампирские макушки. Простынь быстро разрослась кляксами.
«Это просто краска? Краска?»
— Ты прекрасно знаешь, что я устала быть сломанным телефоном в вашей с Димой драме, — Элеонора сморщила нос. — Мне просто жаль девочку, а не тебя.
— Ты взъелась на меня из-за Вуда? — Энтони вильнул к ней, пропуская встречных врачей реабилитационного центра. Он перестал чувствовать свою боль, словно Аня забрала ее себе.
— Тебе самому не смешно? Взрослый уже, должен понимать, что ваша «дружба» испортила наши «отношения». Как мне к тебе относиться? С распростертыми объятиями и караваем принимать? Взъелась я не из-за Димы, а из-за тебя. Как разговор, так «Тоша», я ему слово, а он мне: «Тоша». Ты у меня уже поперек горла, как рыбья кость!
Аню отвезли в операционную, Элеонора скрылась за белой дверью. Потолочные лампы скрежетали в унисон какую-то странную мелодию. Энтони остался в пустом коридоре, такой бесполезный и глупый, сливаясь с бледно-синими стенами. Ни на что не способный.
Он будто стоял за толстым стеклом и смотрел на свое отражение со стороны. Ужасы давно закончились. Это неправда. Воздух в больнице закончился. Вампир сполз к плинтусам, стараясь дышать медленно и мало.
Из операционной едва ли доносились голоса врачей и звон инструментов. Ничего не расслышать.
Мышцы рук и ног горели, словно ошпаренные кипятком. Он разорвал куртку, штаны, стер до костяшек пальцы, пока вытаскивал Аню. Заметил только что, когда падал вниз.
Проходящие мимо врачи перешагивали его и шли дальше. Энтони лежал. Лежал и не двигался, дожидаясь очередного приступа. Но он был в сознании, не отключался. Его пробило холодом, как январским утром. Сквозняк приятно бодрил.
Одежда пахла бензином, перебила запах крови инструктора. Хорошо. Это было хорошо. Холодный кафель обжег щеку. Слезы подступили колючими иглами и полились по лицу практически незаметно.
Энтони встал на четвереньки и дополз до лавки. Сердце неумолимо пыталось выскочить через рот. Мобильник звонил без перерывов. Это был Эдмунд. Он оставил товарища там, снаружи, оттирать кровь от Ласточки и думать о самом плохом, что могло случиться с Аней.
«Что-то не так», — это была первая связная мысль за этот отрезок времени. У вампира никак не получалось впасть в истерию. Тревога стянулась на шее вместо галстука. Энтони снял мокрую куртку и вытерся ей, оставляя на подкладе Анину краску.
«Это не сон. Вот, раз, два, три», — вампир посчитал количество рамок на стене. Этот факт напугал его до дрожи. Как собака-ищейка Энтони принюхался.
Он чувствовал знакомый... Не запах, нет. Нечего и некого нюхать в больнице, кроме него самого. Знакомый... Знакомый? Вампир встал. За маленьким окошком в двери операционной мельтешил хирург.
***
Недалекое прошлое
Огромные линзы очков в малиновой оправе легли в коробку. Следом за ними туда свалялся оранжевый кардиган, полетели серьги с длинных ушей.
— У меня другой краски нету все равно. Ты точно уверен? — Элеонора закатала рукава свитера.
— Да. Волосы не зубы — отрастут. Кто знает, может быть и зубы тоже отрастут.
Вуд смотрел на себя в зеркало сквозь толстые линзы новых очков. Совершенно обычных, совершенно нормальных. Ему в кратчайшие сроки необходимо мимикрировать в человека, причем достаточно приличного.
Седые кудри огрызками падали на пол. Элеонора не умела стричь, не знала, как делать это правильно, но все равно кромсала. Длина уходила стремительно и косо. Вуд довольно прикрыл веки и положил рядом телефон экраном вверх — под чехлом пряталась старая фотография Энтони.
Элеонора включила машинку. Сначала она стригла ей свою собаку, а теперь его, бывшего любовника. Считалось ли это отмщением? Краска легла на седину практически идеально, без проплешин. Светло-русый, практически Гордеевский цвет волос получался в смешении нескольких тюбиков.
— Какой кошмар...
— Крась, не бойся, — Вуд поджег сигарету и сунул ее в пасть. Беломорканал едко задымил к потолку маленькой студии Элеоноры. Дым окутывал полупрозрачными плетями, тянулся к шее, обвивал хрящики ушей.
Руки с обрубленными когтями перестали быть знакомыми. Отражающееся сосредоточенное лицо Элеоноры рябило. Косметические кисти и стаканчики меняли свои размеры в зависимости от угла обзора.
— Не крутись! — Элеонора ущипнула Вуда. Он не почувствовал. Он увидел в зеркале. Кто там сидел, напротив него? Приличный человек, лучший работник месяца.
Какое кино включила Элеонора? Зачем Вуд так близко сел к телевизору? Он стал наблюдателем за собственной жизнью, читал пересказ своей истории от третьего лица. Пальцы тронули крашеную челку.
Русая краска обратилась синими чернилами. Такими он писал свою первую книгу: «Упыри и прочие гады нашего мира». Он? Он ее написал? Не Савин? На светлые обои Элеоноры наползала плесень, сквозь стену прорывались балки и доски старого замка. Зеркало отдалилось. Вуд попытался найти себя, но вокруг ходили только чужаки.
В какой-то момент Вуд стал говорить о Савине, как о неизвестном ему человеке. Как так вышло, что они оба — на самом деле один? Вуд насильно улыбнулся.
— Завтра устрою к себе! Дед твой уже там кукует, все внучку ждет. Она его забирать не планирует? — Элеонора скинула полотенце и подмела целый ворох кудрей в мусорное ведро.
— Нет, у нее много своих забот, — отмахнулся Вуд, наслаждаясь итогом чужого труда, будто своей собственной заслугой. Он увидел сомнения в интонации Элеоноры и дополнил: — Это не моя любовница. У нее уже есть бойфренд, не переживай, Элечка.
— Я и не переживаю, — соврала Элеонора. — Ни в коем случае! Нет, что ты! Просто она такая... М-м-м... Кто ее парень, говоришь?
— Тоша.
Вуд пожал плечами, отвернулся, зная, какое выражение лица сейчас натянулось на Элеонору, и злобно хрюкнул. Он был окрылен мечтаниями о скорой встречи с вампиром.
— Энтони?! Да она ему в дочери годится! Какая она ему девушка? Или она ждет, пока он сдохнет и перепишет на нее хрущевку?!
Элеонора вскипела и заходила туда-сюда по маленькой студии. Она переставила склянки на столешнице, протерла посуду и раковину, но все равно не успокоилась. Ей не угодить! То ей не нравилось, когда Энтони был холост, а теперь же, когда он обзавелся обворожительной пассией.
— Ну, не такая уж и большая у них разница, — промурлыкал Вуд, — десять с хвостиком!
— Как у вас, получается, — цокнула Элеонора. — Что она в нем нашла?! Что вы в нем все находите?! Нет, с одной стороны я вижу, что она чокнутая! И у них с твоим вампиром даже есть сходства! После ее визита ты как на иголках! Тихо жили с тобой — нет! Понадобилось срочно все менять и устраиваться работать. Моей зарплаты вполне хватало на нас двоих...
Чиркнула зажигалка. Вуд провел пламенем возле правой стороны лица. Там, где у Энтони аккуратной полосой проходил шрам.
Вуд проигнорировал слова Элеоноры и, распахнув окно, выглянул наружу. Свежий весенний ветерок стал совсем теплым и приятным. Лето стремительно приближалось.
— До чего же мы несчастливы, царевны*... — Вуд успел выкрикнуть строчку песни, прежде чем Элеонора затащила его обратно в студию.
Примечания:
Шашечник — водитель, который обгоняет общий поток, вклиниваясь между машинами из ряда в ряд.
Максим Дунаевский, Юрий Энтин, «Песня царевны».