Глава 17
Анабель не скучала в компании бандитов: после введения ограничений Валенок практически уволился и сидел в логове, рассказывая остальным леденящие душу истории с зоны. Он часто повторялся, заводил сюжет в тупик и, очевидно, многое приукрашивал. Вампирше ничего не оставалось, кроме того, как слушать и делать вид, что она хоть что-то, да понимала.
Из-за вируса многие их планы порушились, и Мечнику нужно было время, чтобы составить новые. Пока он стабильно приносил для Анабель крыс и котов, а своим сородичам... Соратникам покупал продукты в универмаге.
– На зоне вообще как? Сразу вся шелуха слетала, если там было чему слетать, сидел с нами в лагере тип один, конвойные его Псом называли, а я все никак догнать не мог, почему. Я три года уже как зашел, а этот уже двадцать второй год сидел, у него отсиженных, как у меня прожитых было! Его то на нары шпыняли, то в лагерь, вместе со всеми. Нелюдимый он был, Пес этот. Ни с кем диалогу не вел, ничего о себе не рассказывал, а за такой срок у него ни одной татуировки не было. Его к нам перевели тогда с одиночки жесткой, он там пятнарик торчал, без света белого. Я бы сдох сразу столько сидеть безвылазно. Так вот, я долго не понимал, про какого Пса базар шел, а потом столкнулся с дедом каким-то. Это он уже тогда дед, а сейчас, если не сдох, то еще больший дед. Пес на меня так зыркнул страшно, с высоты своего роста, как будто сама смерть за мной по пятам шла! Пес стоит и молчит! Ну и я молчу, чего мне с ним лясы точить? А потом вижу, расконвойники* перед ним гарцуют! Гля думаю, это что за цирк? А они шкерились, когда рядом с ними Пес ходил. Казалось бы, обычный дед, что перед ним строиться? А потом мне на ухо чирикнули старожилы, что у него статей столько, сколько у нас пальцев нет на руках и ногах.
Валенок продемонстрировал четыре пальца на правой руке.
— Так мы с Мечником в бараке лазили и смотрели за Псом, ближе не подсядешь же! Ссыкотно, мало ли, что у него там в башке. Он прогуливался всегда руки за спину и гордо так, будто это его зона. Оказалось, что ему вообще пожизненное давали, а потом союз развалился окончательно и половина статей канула. Псу дали тридцатку с хвостиком, а он и рад был, оставалось-то немного совсем! Единственный кореш у него в лагере был пес Умка. Он к нему ходил, говорил с ним, гладил по голове рукой аккуратно и делился всяким...Только с собаками и базар водил, от этого Псом и прозвали! А мы гадали, думали, изврат какой-то, собакоед. Бывало разное, жрали раньше собак от тубика.
Входная дверь хлопнула, и Мечник занес в помещение прохладный и свежий воздух. Матрас закашлялся. Анабель отвела взгляд. Ком встал в горле. Вампирша ненавидела его привычку спускать конфликты на «нет», будто ничего не случилось. Каждый раз в груди что-то сжималось — не злость, не страх, а что-то глупое, предательское.
Она привыкла решать вопросы с помощью слов, привыкла мириться сразу же после ссоры. Но Мечник к этому не привык. Он как прежде погладил ее по волосам и поцеловал в макушку, показывая всей банде в очередной раз, кто тут авторитет. Косарю за такие действия Анабель сразу же оторвала бы обе руки, а его стерпела.
Это такой образ жизни – странный и слегка первобытный. Мечник сел рядом с вампиршей, вывалил наличку на стол и принялся за еду, которую сразу же подал ему Свекла. Он, как всегда, не встревал в их личные дела и распри. Косарь же, сидя в углу, нервно постукивал костяшками по столу, но взгляд его упорно избегал Анабель.
Разогретая картошка с яйцом, горячий шоколад в граненом стакане и корка черного хлеба с маслом и солью. Денег Мечник приносил не много, но этого хватало, чтобы прокормить небольшую стайку бандитов: Свеклу, Валенка, Косаря и Матраса.
Анабель в людской пищи не нуждалась, а крысы и кошки попадали в ловушку за зданием совершенно бесплатно. Когда животные прятались, в ход шла кровь Косаря. Теперь он был для нее дойной коровой. Доллар ел вне логова и спал чаще всего где-то в других местах, а сюда приходил только для обсуждений плана.
Обида растворилась в дымке от сигарет, которые раскуривал Мечник после плотного ужина. Тяжелая жизнь не позволяла ему быть другим, считала Анабель. Ей становилось спокойно, когда Мечник был около нее. Запах его кожи, смешанный с никотином и потом действовал, как наркотик. Она ненавидела себя за свою слабость, за беспомощность перед чужим мужчиной.
Свекла разделал крысу и подал отдельно потроха, а отдельно кровь, тоже в стакане. Мечник трапезу не прекратил, а, наоборот, чокнулся с Анабель и выпил остатки горячего шоколада. Это был знак уважения? Они ели на равных? Обычно бандиты сторонились вампирского пиршества и быстро уходили по своим койкам, а тут все сидели на своих местах.
— Затрахал уже отвлекаться, ближе к делу, в итоге всю свою подноготную перечисляешь! Нормально за Пса поясни! — Косарь разделял желание остальных перемотать историю Валенка на скорости два икс.
— Пес этот, — прочистив горло, Мечник откинулся на стуле и приобнял Анабель за талию, — больше всех передачек получал. Сколько сидел, столько жена ему и кидала разное к столу. А потом, как он с одного кулака отключил вертухая* напрочь, так его и ссутся. Неправ был вертухай, я бы тоже ему дал, но побоялся за кости свои. Вертухай здоровенным мужиком был, метра два в нем было, весу не меньше ста — глыба, одним словом. А Пес щуплый волосатый дед в тельняшке, куда ему? А, оказалось, есть куда. Не общались с ним зэки наши, потому что он вилкой в столовой... Одному ебанату палец отхерачил. Тот у него краюшку хлеба стыбзил и пошел, а Пес все видит и чует, с виду только старый. Тоже уложил его, а в наказание вилкой чуть не пришил.
— Если у него было дохрена еды, зачем за корку хлеба сородича зарезал? – Косарь как-то странно посмотрел на Валенка.
— Принцип, — хмыкнул Мечник. — Это его корка, и пусть все удавятся и умрут с голоду. На зоне нет своих, все чужие. Про сплоченность придумали слабые и немощные. Даже после абзаца в столовой Пес стремного не подцепил, а пользовался уважением. Поколачивал он, то ли от скуки, то ли от больной башки иногда первоходцев, нас с Валенком едва не кончил на месте, когда в коридоре столкнулись. Лютый и умный дед. Не захотел с нами на волю канать, пусть гниет там, в лагере.
Анабель с упоением слушала рассказ Мечника, внимая каждому новому слову. Ей эта информация отчего-то казалась очень важной. Опыт Мечника точно поможет и ей спастись от Савина, схватившего своими страшными лапами ее детей.
Вампирша вытерла кровь с губ и придвинулась к крепкому плечу Мечника. Его дыхание успокаивало. Она хотела прижаться к нему, насколько это было возможно, впитать его тепло, пока оно не испарилось. Анабель боялась простудить Мечника своим мертвенно-холодным телом. Ему нельзя болеть как Матрасу.
Она не знала, как ей отвечать, как поддержать разговор о зоне и ее обитателях, но точно знала, что тут ей больше не навредят. Она одна из них. Ей так же, как и всем, доверяли секреты, делились прошлым, открывали души и позволяли быть рядом. Анабель узнавала новое не только о бандитах, но и о мире, где сейчас жила. О его законах и правилах, о людях и беспощадном Савине.
– Я этот его принцип! Вертел, ха, на своих всех хуях! – присвистнул Валенок, хлопая себя по коленке.
– Поэтому у тебя нихера и не получается информацию достать, потому что ты вертишь все там, – подал голос Матрас. Он прокашлялся, схаркнул мокроту и заглушил боль в горле горячей водой.
– Закрой пасть, завтра я покажу вам мастер-класс! Добуду такую информацию, что вы все поседеете от восторга! – закончил диалог Валенок. Он обиженно встал и вышел с кухни. Заскрипела пружинистая койка – лег спать.
***
Энтони нажрался чеснока.
«Может быть, я умру?» – на самом деле умирать ему не очень-то и хотелось. С одной стороны. А с другой, наоборот! Очень-очень хотелось! Катя никак не вылезала из головы, хотя из других голов она вылетела как пробка из бутылки. Курьер, Савин по телевизору, загадочная одноклассница. И что-то никто совсем не парился по этому поводу. Никто не видел в них ничего подозрительного.
«Будет лучше, если я сейчас кони двину. Потом только хуже. Перестану двигаться, узнавать Аню. И что она будет делать? На что потратит свою жизнь? Утки из-под меня вытаскивать и с трубочки кормить? Она еще молодая, у нее все впереди. А я буду обузой. Чемодан без ручки».
Началась предсмертная, как думал вампир, изжога. Чеснок уменьшал нагрузку на сердце и в дополнении убивал микробы. Возможно, чеснок так действовал на Энтони, потому что тот сам был микробом. Таким большим и вредным.
Скрутило живот.
«Ну, все, сейчас точно ДА, – что конкретно значило это многозначительное «да» не знал и сам Энтони, но он ждал, чтобы хоть что-то уже случилось. — Не мог я ее придумать. Не мог!»
На подушке рядом с ним лежал пестрый кубик Рубрика. Энтони пытался разгадать Катину загадку и вертел его разными цветами, разбирал и собирал вновь. Ни-че-го.
Вампир еще раз повертел кубик и моргнул.
«Все», – обрадовался Энтони, очнувшись в абсолютной тьме. Но радость его длилась совсем недолго: дрогнул свет небольшой настольной лампы. Вампир не умер, а просто вырубился. За то время, пока ему ничего не снилось, комната оставалась без изменений: все тот же стол, все те же чашки-плошки, все та в стакане вода, и тот же стул без ножки.
Энтони сел работать, потому что делать ему тут было нечего. Сесть и смотреть в темноту? Тогда она начинала смотреть в ответ на Энтони и молчала. Лучше бы говорила!
Незримая круглая люстра над ним легонько покачивалась от ветра. Энтони смял листок из записной книжки в снежок и пульнул его к темноте. Она с удовольствием приняла дары, отрыгнула и продолжила молчать дальше.
— Знаешь, мне тут даже нравится! — Энтони не врал. В комнате было тихо, у него свое рабочее место и личное пространство.
Вампир не слышал собственного дыхания. Шелест документов и звук пишущей ручки так его успокаивал, что он был готов сидеть и до талого чертить бессмысленные фигуры.
— Вот бы шум леса сюда... Знаешь, птичек, ветер. Только не петухов и кукушек, а вьюрка, скворца, иволгу, зяблика.
Как по заказу щелкнул магнитофон и запели птицы.
— Воробьев мне включил... Хрен с тобой, и так пойдет.
Вампир заново перечитал список дел, разобрал бумаги по работе, подумал над некоторыми заявлениями из ГВОПа и сел за оригами. Линейкой он ровнял края и сгибал в нужную форму. Голубь мира, лягушка, квадраты, которые не доросли до панамки строителя, и несколько разноцветных корабликов. Зашумела вода.
Энтони обернулся. Позади него раскинулась широкая черная речка. Уголок губ слабо натянулся, вампир взял самый маленький неудачный кораблик и отправил его в добрый путь. Речка завернулась полукругом, сделав сама из себя озерцо, куда и поплыл маленький бумажный друг.
Кораблики не тонули, а сновали по темным волнам, словно утята. Мрак обступил озеро, двигая лампу ближе к Энтони.
— Не любишь воду? — хмыкнув, вампир шлепнул по глади, разбрызгивая большие капли. Никто ему не отвечал. Вампир едва слышно вздохнул и лег на берегу, продолжая наблюдать за своим бумажным флотом. — Расскажи мне... Как у тебя дела?
Темнота погладила Энтони по блондинистым коротким волосам, словно живой организм стоял позади него. Да, темнота была живой. Она дышала, и у нее билось сердце.
— Привет.
Энтони не разжимал рта. Озеро уменьшилось. На другом берегу сидел отец, в своей домашней одежде и с небритым лицом. Голубые глаза сощурились, отец моргнул и добро улыбнулся:
— Сын.
Отец говорил не своим голосом и странно двигался. Отец — жалкая попытка нейронов восстановить воспоминание. Он ненастоящий. Это сон.
— Пока. Знаешь, мне не до разговоров. Если я не высплюсь, то на работу встану, как мятый лист с дуба, и в голове у меня там будет каша без молока и без топора. Все, уходи — я дальше досыпаю без тебя.
Энтони перебрал стопку бумаг, которые уже наяву должен отсканировать и отправить в офис. Тут лежали все его дела на завтра, мозг умело подкидывал задачи по пунктам. Вверху ждал маршрут до автошколы, куда собирался сходить вампир перед Аниным экзаменом, чтобы посраться с инструктором. Следующий лист— это список продуктов, дальше — портрет какой-то девушки с розовыми волосами. Кто это был?
— А с кем бы ты хотел поговорить?
Энтони исподлобья зыркнул на отца недовольным взглядом и окунулся в заботы:
— Явно не с тем, кто измывается над трупом моего родителя. Видеть тебя не хочу, понял? Отпускай меня обратно!
— Что бы ни случилось, что бы тебе ни говорили — оставайся верным своему сердцу. Кто бы что ни делал — всегда слушай свое нутро, оно подскажет тебе правду и выявит лгунов. Обмануть могут и те, кому ты верил раньше. Обмануть могут самые родные и близкие люди, никогда не...
— Ты опять всякой херни в пабликах начитался? Удали, блять, у себя интернет и общайся с людьми письмами на бересте. Без тебя знаю, кому верить, кого слушать, представь себе! — прервал монолог тьмы Энтони.
Комната не имела зримого конца и границ, но из-за прямого источника света, лившегося с потолка, приняла форму рабочего кабинета.
— Прости.
Энтони сглотнул и облизнул сухие губы. Он спустил ноги в прохладную воду прямо в ботинках и поболтал ими сквозь мутный ил. Вампир чувствовал, как чьи-то пальцы щекотали затылок. Уши заложило, словно при погружении на глубину, и Энтони сглотнул. Он так давно не видел отца. Двадцать лет прошло с пожара. Отец умер в другом месте. У него не было убийцы.
— Он бы гордился тобой, если был бы жив, — вторила мыслям вампира темнота.
— Вот не тебе уж точно говорить, кто бы там мной гордился, кто бы что делал! Ебать тебя не должно это, понял? Прекрати! Хватит! — громко шмыгнув носом, Энтони сжал кулаки, чтобы не разрыдаться от злобы. В отражении его лицо покрылось черными полосами. Тьма пробиралась в его голову с едва уловимой вибрацией. — Что затих? Трус! Только и умеешь, что бежать, поджав хвост! Ты оставил меня, а я и не знаю, что будет дальше! Почему ты пропал? Кто-то сказал мне? Кто-то предупредил?! Никто!
— Я не могу сказать тебе правду.
— О, я и не сомневался! Всегда же только правду говорил, а тут все! — голос Энтони дрогнул и стал выше, он практически запищал. Сорвался. По венам текла раскаленная лава, вампир кипел изнутри и готов был в любую минуту взорваться и сжечь все вокруг. Эту сраную комнату. Сраную тьму.
— Тоша, я совершил такую глупость. И теперь уже нет обратного пути.
— Все понятно, внятного ответа я не дождусь. Чао-какао, я обратно наружу. Дел дохерища, нытье тут твое слушать еще! – Энтони проглотил обиду и схоронил ее внутри под тяжелым камнем. Дыхание выровнялось.
Вампир поник. В мысли врезались чужие воспоминания о родителях в темнице Зилии. Они не погибли, не были растерзаны или съедены. Энтони пришел в страшный замок Зилии вызволять чудище, а не их.
— Ты сейчас пытаешься давить на жалость, – сказал Энтони темноте. – Думаешь, я и сам не знаю, без твоей подсказки? Не видел мать тогда?! Видел прекрасно. И я сам могу сделать выводы из увиденного! Не смей лезть мне в голову!
— Тебе разве не тоскливо? Тебе разве не хотелось встретиться с ней? Если ты видел ее тогда в замке, Тоша, почему не побежал следом?
— А разве тогда у меня был выбор? Были шансы с ней встретиться? Бросить Аню, да? Я несу за нее ответственность и никто другой. А мать сама за себя несет ответственность, смекаешь?
— Но до этого? Почему... Я не понимаю, честно. Ты работаешь в полиции, мог попросить помощи, разрыть такое на Зилию, что замок отыскали бы в два счета! Почему ты не искал их? Хвост тебе сказал тогда, что трупов нет, это отличная зацепка для расследования!
— А я, по-твоему, кто? Вечный двигатель? У меня дома дел дохера, кошки, сестра без семи пядей во лбу, документы, волокита. Этим кто будет заниматься? Кто будет мою семью кормить? Ты, что ли? Кормилец, блять, нашелся. Похеру мне абсолютно, поплакал неделю и дальше жить. Нахер мне это вспоминать? Нет и нет, есть и есть. Уже навспоминался, потом бегал по такой же комнате и глюки ловил. Мне для самоутверждения в героя играть не надо, только спокойно жить начал.
Захватив воздух, Энтони оттолкнулся от берега и нырнул в воду. Вампира стремительно тянуло на дно. Тахикардия обрушилась ощутимой волной, и он раскрыл глаза. Проснулся. Он дома, на Сторожиловской. Под боком сопела Бабочка, но присутствовал еще кто-то.
Напротив дивана стояло существо в белой, сверкающей при лунном свете, маске. Его злобное пластиковое лицо внимательно следило за одеялом.
Энтони шевельнулся, моргнул и существо в маске пропало. Кошмарный сон продолжился? Такое частенько бывало, когда вампир не мог окончательно пробудиться, и ему из темноты мерещилась всякая разная хтонь. И Бабочка не волновалась. Обычно кошки чувствовали чужаков.
Круглые механические часы показывали половину второго ночи. Вампир четко помнил, что ложился в три часа. Так сказывались посещения черной комнаты?
Утро прошло мимо вампира. Он помнил, как включил чайник, налил кровавого киселя, помнил, как садился на стул и раскидывал рабочие файлы по электронным почтам, как кричал в трубку на своего юного падавана — Славу, и как забыл про кружку киселя.
— Ты оделся? — сестра заглянула в зал. Она была похожа на отца. Их лица наложились друг на друга прозрачной калькой, и Энтони рассмотрел сходство. Обычно сыновья забирали к себе детальки от отцов, но в их семье все было наоборот.
Энтони с Аней тоже были похожи друг на друга, особенно, когда сестра перестала закрывать свой естественный блонд. Но если сравнивать... Отцовский разрез глаз, отцовская улыбка и нос. Вот, почему Энтони до конца не забыл его — у него все это время была под боком маленькая копия Ричарда.
«Думает, что я бесчувственный сухарь! Я грустил, я пытался грустить! Потом грустить надоело! Хочу и делами занимаюсь! У меня не вселенская трагедия, о которой я должен каждую минуту вспоминать!»
— Але, гараж? Экзамен через час, Тоха, очнись! — Аня швырнула в Энтони тапочком.
— Иду, — спутанно ответил вампир.
Раньше он всегда бодро вставал и быстро просыпался. Патрульные на улице, соседи и прочие обитатели района не понаслышке знали, как выглядели вампиры. Во-первых, вампиров жило тут всего двое, во-вторых, личной жизни у местного населения практически не было, поэтому донести на кого-то – плевое дело.
У Ани с бурного подросткового периода осталась темная паста-тоник. Сестра подготавливала ингредиенты для окрашивания, словно они собирались варить зелье, а не маскироваться в людей. Конечно же, первым испытуемым стал вампир.
«И вообще, пошел он в жопу со своими расспросами. Только и умеет, что спрашивать, а как отвечать, так язык... В жопу засовывает! Пусть там и сидит! В своей жопе! Сраный леший! Понял? Я еще не так могу! Так мне на родителей похеру, а на тебя нет, радоваться должен, а не мозги мне компостировать!»
Аня промазала ему маслом лоб и виски, чтобы случайно не окрасить кожу, напялила перчатки и размешала в миске черную жижу. Черной жижи в последнее время было слишком много в жизни Энтони, и он слегка напрягся, проверяя, встанет ли эта жижа или нет.
— Давай тебе усы нарисуем? – предложила Аня и, не дожидаясь ответа, мазнула Энтони над губой. Она нарисовала ему гусарские густые усы. Черные. И брови потом тоже, краски она не жалела. И вампира.
Энтони в своем познании преисполнился. Он терпел творческий порыв сестры не столько ради благого дела, а сколько для выхода на улицу. Освобождение из четырех стен будоражило своей недоступностью. Запретный плод сладок. Сладок...
«Катя. Я чуть не забыл ее. Розовая жвачка, большие оленьи глаза, пышная грудь. Оказывается, это так просто. Забыть кого-то. Надо срочно напомнить Эдику, без него я не вытяну этот сраный детектив. Да, я работаю в ментовке, и займусь тем, чем должен был заниматься. А мне, может быть, Катя дороже ментального благополучия!»
Аромат конфет и выпечки пробудил в нем силы жить. Как только Энтони подошел к зеркалу, оно треснуло, расходясь рваными линиями от края до края.
— О как, – сделав вид, что ничего не было, вампир в осколках разглядывал свой новый образ. Теперь, на контрасте с черными волосами, его кожа стала в десять раз бледнее обычного, синяки под глазами выделились, шрам на правой брови будто разросся.
Все-таки, родной цвет шел ему гораздо больше.
— Может быть, мне потом свои усы отрастить? – Энтони искал триггер. – А что ты смеешься? Мне уже пора! Возраст, знаете ли!
Сработало. Трещины с хрустом сломались на мелкие кусочки, и зеркало превратилось в бугристое полотно.
— Я сдам тебя в дурку при первой возможности, – когда сестра глянула на зеркало – оно уже вернулось в свое обычное состояние. Починилось так же быстро, как и поломалось.
Два трубочиста-гота, совсем не вампиры, вылезли из квартиры через крышу и открытый чердачный люк, который, конечно же, им не открыл участковый, ранее заходивший в подъезд.
Вот, когда купят Ане машину, тогда-то она и будет возить Энтони по первому зову, куда он скажет! И не надо ждать на морозе эту ржавую маршрутку, пока ее заведут, пока прогреют... Вампиру не часто приходилось нарушать закон, а когда он нарушал, то не всегда подозревал об этом. Тут же они делали это специально... Как настоящие преступники.
Как тревожник со стажем, Энтони не отцеплялся от руки сестры и шел за ней впритирку, напрягая все возможные мышцы. На длинной шее, едва прикрытой воротником коричневой куртки, выступили жилы. Вампиру пришлось сгорбиться, чтобы соседи не вычислили его по росту.
«Главное, не оглядываться. Главное, не оглядываться. И вовсе мы не подозрительные. Мы просто идем по своим людским делам. Люди же делают дела? Вот и мы делаем. Что мы, не люди?»
Вампиры напялили на себя защитные маски и подготовили кьюаркоды. Эти кьюаркоды принадлежали двум разным пачкам сосисок, но, на некоторых форумах писали, что аппарат считывал их как людские справки.
Автошкола, шиномонтажка и гаражный сектор — три в одном. Залаяли сторожевые собаки, и шлагбаум поднялся. Припаркованные автомобили сотрудников и учебки параллельными рядами стояли около сетчатого забора. У входа в автошколу разлеглась глубокая лужа — ее глубину Энтони проверил своим ботинком. Не специально, конечно, но сейчас у него там целое озерко, которое он беспринципно вылил в кружку охраннику, пока тот отвернулся.
Они договорились так: Аня соглашается с инструктором на сдачу экзамена, Эдмунд в гражданской одежде ловит преступника-инструктора, инструктор-преступник садится в тюрьму за нарушение карантинного режима. Никому из следователей не сдалось это дело, и фигурировать в нем вампирам совершенно необязательно.
Аня громко постучала, ответа долго не было, а когда инструктор соизволил выйти, Энтони уже пересчитал на битом полу всю плитку и расставил в алфавитном порядке книжки на стенде.
— Анна! А я-то думал, ты сегодня не придешь, побоишься! — расхохотался инструктор, застегивая куртку до горла. Замок зажевал свитер, и Энтони просто мечтал, чтобы этому противному мужику прищемило подбородок.
— Смотрю, ты привела с собой группу поддержки? — инструктор улыбнулся, показывая часть золотых коронок на зубах. Без маски ходил, только для того, чтобы зубами сверкать? Он знал, что перед ним вампиры, поэтому Энтони нарочито паршиво закашлял.
— Я пришел сделать вам предупреждение: если моя сестра вдруг сегодня пожалуется, то я буду вынужден вызвать на вашу автошколу проверку, чтобы уже там убедились в вашей компетенции. А если она пожалуется на что-то иное, — Энтони приблизился и наклонил голову, — то тогда лично вас будет ждать наряд ментов.
— А вы не знали, многоуважаемый Энтони, что за угрозы тоже может ждать наряд ментов? — инструктор улыбнулся еще раз и, толкнув Энтони плечом, пошел на выход. Аня скуксилась и, опустив плечи, засеменила за ним.
— И ты иди в жопу! И вы все сегодня идите в жопу! Инструктора, Савины, вампиры, лешие! Все в жопу! — выругался Энтони. Длинная ксеноновая лампа над ним задергалась в эпилептическом танце и потухла.
Эдмунд будет фиксировать поездку Ани и инструктора с Ласточки. Единственный проверенный способ наблюдать за автомобилями для Энтони — сверху.
Примечания:
Расконвойный – заключенный, получивший право свободного перемещения по зоне.
Вертухай - надзиратель, караульный.