Morbus

Том начал приходить в себя и обогнал меня на десятом этаже... Когда нам удалось немножечко оторваться, я затащила его за угол в лифт. Мы поднялись на верхний этаж и стали рассуждать, что делать. По-моему, это была ловушка. Но там где есть вход, должен быть и выход, наверное. Я уже почти смирилась с участью ужасной, той, которую я в той или иной мере заслужила. Хотя не вполне, я металась, как будто они меня уже утащили, и я билась и силилась вырваться. Как чувствует себя загнанный зверь в клетке? Наверное, как упирающийся в угол, не видя никакой возможности выйти из душной, тесной каморки. Мне стало на третью минуту не по себе. Но как говорил великий Стивен Коби, быстрее всего учишься в трех случаях, до 7 лет, на тренингах и когда жизнь загнала тебя в угол. Надо искать, я должна. А другой известный писатель, а так же философ, Дэн Браун, молвил: загнанный в угол враг смертельно опасен. Чарльз и его приятели видимо этого не знали. Но только чем я могла им быть столь опасной, как говорил этот Дэн?... Я посмотрела в окно Шестнадцатый этаж. Лифт они не видят, прекрасно... Я посмотрела на комнату, вернее больше напоминавшею громадными размерами зал... В ней было море света. И она была явно принадлежавшей этому зданию, ни чем ее интерьер не отличался от остального, в здании и все дышало атмосферой пота и непосильного для любого из существ, труда, опасного... Я долго озиралась, но совсем не понимала, зачем я это вообще делаю, а, непонятно? Мне было все ясно... Я совсем перестала замечать все вокруг. Я даже не сразу заметила Тома, и бассейн, он был очень большим, но я в нервном виде не оценила масштаб своей ужасной слепоты... Том уже влез в бассейн, каким –то образом он уже разделся и плескался в голубой воде. Лазоревая, но хлорированная вода разлеталась в разные стороны, и меня тоже немало обдало. Том как будто бы не помнил, зачем мы здесь и что нас через пять минут сцапают, боже, что с ним произошло, может быть, он помутился умом.. Может быть с ним случилось безумие, при чем отнюдь не мистическое, поэтическое и эротическое, хотя в последнем я не уверенна. Мало ли что с ним могло произойти за эти два дня, но не в таких гигантских...

— Кора, прыгай сюда!

— Ты что с ума чокнулся? Быстрее хватайся за мою руку! — Закричала я и протянула ему короткие, но зато невероятно цепкие пальцы. И он меня за эти –то самые пальчики хватанул... и потянул за собой. От странного характера самой ситуации и Тома, я даже не смогла, сопротивляться. И рухнула вслед за этим душевнобольным контуженым дельфином. Раздался громкий всплеск. Я оказалась мокрой и по плечи в воде рядом с Томом, хохочущим, как сумасшедший на последней стадии шизофрении. Последний смех.

— Что ты сделал? — Далее последовал прекрасный отрывок некнижных выражений, к сожалению, не передающих суть того, что я хотела сказать, но этот поток вполне доносил до моего анималистичного длинношейного друга то, с кем я его в данный момент ассоциировала... — Ты понимаешь, что мы теперь совсем безнадежно пропали... Уже пропали и пропадем еще два раза, через восемь часов, и через год. Навсегда. Сначала в лагерь для несовершеннолетних меня, а потом в колонию, в тюрьму пожизненно...

Том посмотрел на меня как–то странно безнадежно, и мне показалось, что в его сумасшедших действиях был какой –то смысл. Он тоже понял, что мы остались навсегда в этой комнате. Почти навсегда...

— Ты главное не вопи, а то ты меня совсем оглушила! Наслаждайся, тем что ты в бассейне вместе со своим обреченным сообщником. Довольно привлекательным и не лишенным обаяния.

Он обнял меня за талию и осторожно, что никак не вязалось с его предыдущим образом соблазнителя, ну совершенно никак, попытался дотронуться до ямочки около моего носа губами. Я не стала препятствовать его действиям. Он не встретив сопротивления, продолжил сбивать меня с нужных мыслей...

Я увидела небо над собой. Ветер, надо мной словно привязанность, распустилось дерево. Дерево с зелеными листами, с резными дерево листами, как зеленые кружевные обрывки. Cвет проникал сквозь ветки, листочки..... Свет был везде... Как же много света... Я никогда не видела где- бы то ни было так... Много этого света... Все закружилось надо мной и дерево и небо, с его кружевными листочками, и весь мир заплясал перед моим взором, как будто бы хотел остаться навсегда... Что это могло быть?... Может быть это и есть что -то настоящее?... Я открыла глаза и посмотрела на него. Я всегда целовалась с открытыми глазами, что бы видеть, что же чувствует он, именно он. Это было непередаваемое ощущение, зная, что в последний раз, и одновременно в первый раз, так целовать, и тем более чувствовать ту глубину и величественную и пастельную красоту чувства, быть так безвыходно и так мгновенно вместе, стоять рядом, слушать, чувствовать... Я долго озиралась по сторонам, не понимая, что происходит... Потом я поняла... Неужели все так просто... Потом вдруг мне пришла в голову мысль... Выход... Я нашла дырку в картонной коробке... Я проговорила его Тому на ухо, но он видимо решив, что я нахожусь под впечатлением от его поцелуя, несу разнокалиберную чушь, собирался снова меня поцеловать, успокаивая, но я вырвалась, и побежала, если можно так соврать, в намокшей тяжелой одежде к окну, Том, ничего не понимая, догнал меня и попытался схватить за руку. Я вывернулась и открыла окно.

Послышался звук едущего лифта...

— Сейчас я прыгну. Ты прыгнешь сразу же вслед за мной через пять минут. Он мысленно записал меня в умалишенные, но все же спросил.

— А если я тебя не отпущу?

— Тогда тебе придется прыгнуть первым. Внезапно.

Я выпала из окна, на улице была прекрасная погода... Я пролетела три этажа, и один раз перевернулась... Было очень страшно... Я закрыла глаза... Мгновение и я уже готова была разбиться, но почему–то, когда я упала, я почувствовала, что ушибла правую ногу, а больше ничего. То есть, я была на этом свете, не сломала себе шею, руку, ногу, но этого я совершенно не поняла. Я посмотрела вверх, на меня посмотрело небо оттуда, вздохнуло, поразилось моему неискушенному сознанию, не испорченному лишней информацией о суициде, и хмыкнув, не стало тратить на меня свое внимание, посмотрев на Тома, который уже собирался последовать моему примеру, почему–то ни капельки уже не боясь.

Я снова кинула на Тома быстрый взгляд. В моей голове продолжали нестись мысли.

У каждого во время критических моментов, от которых, возможно, зависит твоя жизнь проявляется что-то из области психологии, что-то рефлективное. Даже, если говорить примитивнее, что-то вроде последнего желания.

Горнолыжник захотел бы покорить Корбетс. Амандина спела бы самую красивую свою песню.

А у Тома тоже нашлось кое-что для такой минуты. Просто я ему подвернулась для поцелуя, а так я думаю, он бы и не подумал ничего подобного. Это все произошло из-за критической ситуации. Думаю, ему это еще долго будет не давать покоя, он будет вздрагивать и с брезгливостью вспоминать это, как, собственно, и я... Думаю, через несколько лет мы над этим здорово посмеемся.

Хотя, ради справедливости, стоило признать, что если классифицировать этот поцелуй как неудачную попытку насладиться остатками жизни, и если строго не придираться, можно было бы даже с натяжкой согласиться с тем, что мне понравилось. Но только в озвученном контексте...

Том прыгнул сверху и летел еще и хуже чем я, вот так... Я оглянулась и посмотрела, где же я оказалась, и что меня спасло. Оказалось, я свалилась на подобие остатков бывшего балкона, если можно так сказать. Ограждение было полностью выдрано под корень. Но величина сохранилась. Я не совсем понимала, как это в требующем ремонта здании проводятся какие –то спортивные тренировки, но это Суданские заморочки, не мои же... Том плюхнулся рядом со мной и закряхтел, и заругался, как даже не знаю кто, ведь я же, девушка, так не стонала от не такой уж и кошмарной боли, обычно говорят, как баба, а тут же все наоборот... Изобразив жалкое подобие Икара, он через какое-то время, все же нашел в себе силы и посмотрел на меня являя собой самое жаждущее знаний, самое вопросительное, самое любопытное существо, которое когда либо видел Египет.... Его вопрос был прост и в тоже время неразрешим...

Вися над стометровой высотой, почти что, он никак не мог сообразить, что делать –то дальше вообще, и как мы будем вообще отсюда слезать...

Я посмотрела вниз. Вытащила из смятого рюкзака веревку с одним толстым узлом на конце, но находящимися на некотором расстоянии друг от друга, так, чтобы хватило на каждого «скалолаза»... Я вытащила из рюкзака нож, который прикупила уже здесь, в Судане, и отрезала приблизительно 25 метров веревки, и привязала ее к крюку около основания балкона.

На конце второго разрезанного куска веревки я сделала маленькую петлю. Затем я пропустила оставшуюся часть верёвки в сделанную петлю и сложила пополам.

- Иди сюда. - Сказала я Тому. - Держи веревку, а я буду держаться за тебя сзади.

Я очень крепко обхватила его руками и ногами. Видишь, там крюк внизу торчит из стены? Как только мы спрыгиваем, ты сразу же начинай искать его. Ты должен постараться зацепиться за него рукой или ногой. Не важно, чем.

Том спрыгнул с балкона, хватаясь за веревку, недаром я оставила вверху небольшую шашку фейерверка. Пока мы с Томом довольно быстро соскользнули и уцепились нее. Конечно, Тому пришлось несколько трудно, он ведь должен был добраться до концов веревки. Том спустился до самой крайней точки, но расстояния немного не хватало. Тогда я аккуратно стала съезжать по его спине вниз. Я ухватилась одной рукой за ремень его джинсов, а второй за крюк. Потом перехватилась обеими руками за крюк.

- Бросай один конец! - Закричала я Тому. - Бросай один конец и хватайся за меня!

Под нами все же оставалось много метров. Было очень страшно. Я закричала Тому, чтобы он прыгал.

Том спрыгнул. Один конец веревки полетел вниз, а другой вверх, Том ухватился за меня, я - за спускающийся конец веревки и мы полетели вниз. В какой-то момент веревка развернулась во всю длину и осталась висеть благодаря завязанному на конце узлу.

Мы спрыгнули и очень удачно приземлились на крыше жуткого сарая. Судя по тому, как болели мои кости, можно было убедиться в том, что я в довольно сносном состоянии. И хотя бы чувствую свою спину. Хоть и приложилась я ей так, что чуть было не сломала. Я смотрела вверх и видела, как лица в серых фуражках вырастают из окошек здания, как грибы после дождя.

Грибы подняли свои шляпки вверх. Полюбовавшись салютом в честь своей же собственной дури они втянулись в свою спортивную грибницу и на некоторое время не появлялись. Было очевидно, что нужно было срочно бежать.

Видимо я уже столько сегодня наделала глупостей, что мне до сих под везло. Я свалилась на крышу какого–то жуткого сарая... И отбила себе то, что не успела на полуразрушающемся балконном ограждении... Еле-еле я слезла с крыши и убедилась в ценности и сохранности моего Спаггиари.

Я, с резким рывком и воплем раненного зверя, вскочила на крыше. Вернее, вскочила только моя верхняя половина. Я еле-еле усевшись, а потом встав под жуткие кряхтения на колени. Кое как спустилась с крыши. С грацией морской выдры, явно только что выброшенной на сушу, и скорее с похожими звуками, я брыкнулась с крыши. Том, однако, и моих подвигов не повторил. Он валялся на плоских железных листах и стонал, как-будто бы сломал ногу.

Разумеется, ничего он себе не сломал, он же рухнул этой ногой кривой прямо мне на живот.

Мне приходилось перемигиваться с Томом, я боялась, что они могут нас услышать, хотя это уже совсем сумасшествие. Я сказала ему

— Возьми вещи, не помешает иногда переодеваться. Ты же теперь мой помощник во мнении полиции.

— Подожди... Я не...

— Еще не поздно меня оставить и как подлая крыса обратиться в позорное бегство. — Я не преувеличивала, он запросто мог от меня сбежать, полиция его еще не видела, лицо не рассмотрела, особые приметы запомнить не успела, но я сомневаюсь, чтобы он меня захотел бросить.

Он возмущался и вопил, как кот, чуя март. Такого я от него не ожидала.

Недоставало еще и того!

— Ты можешь выйти отсюда, и никто не заметит тебя. Если перейти через дорогу, будет пустая улочка, до автобусной остановки можно добежать за несколько минут.

Последние автобусы уходят примерно в 10: 50, а аэропорт работает круглосуточно, последний самолет до Огайо вылетает в 14: 15, заедешь и забери свои вещи в гостинице. Я тебе могу дать денег, если у тебя нет.

— Ты — эгоистка. — Он заявил мне это прямо в лицо.

— Бери рюкзак и одевайся. — Сказала я, и он покорно взял рюкзак у меня из тощеньких моих ручонок.

Когда он увидел, что там лежало, мне показалось, хотя он ничем это не показал, он удивился, возможно, хотя, скорее всего, нет, он уже подумывал о том, чтобы переменить свои планы и отказаться от этой затеи.

— ¡Idiotice! ¿Como posso concordar?

— Не рассуждай, пожалуйста! — Я надела на него маску –капюшон. Сама я пока думала, как я пойду. Одежда моя будет у Тома, вернее на нем, а не с ним.

Мой джентльмен в это время совсем разделся, и на нем оставались только одни трусы.

— Да отвернись ты. — Проговорил Том. Возмущенно вскинув брови, я парировала Тома:

— Да не волнуйся ты, меня не так просто испугать. Или ты надеешься меня сильно удивить? — Я уставилась на него прямо в упор.

— Какая же ты все -таки... — Он попытался меня пристыдить, но потом понял что это бесполезно, скорее всего, и не под силу сделать никому. Затем улыбнулся и подмигнул мне.

Я стала натягивать на себя его одежду, которая мне была немного длинна, что нормально с моим ростом сто пятьдесят пять. Футболка с кофтой были мне откровенно малы. Но ведь не идти мне из -за этого голой? Если бы я попробовала сесть в этой «одежде» или согнуться пополам, на мне бы все порвалось, так что придется поменьше извиваться.

Но вот моя юбка до колена на нем смотрелась очень хорошо. В таком мини он мог запросто увести за собой на улице всех... Вполне возможно, что его даже могли задержать, но я не учла его вообще нахождения здесь, так что пусть уж идет как может, ведь до отеля недалеко. Я так же нахлобучила на него тот белобрысый ужасный парик. Труднее всего было заставить его выйти от сюда в таком виде.

— Мне трудно сдерживать себя, когда я смотрю на тебя в таком облике. Во мне все трепещет... Уверенна, что ты заслужишь внимания всех, кто тебя вообще встретит... Толпы воздыхательниц, ну или воздыхателей, будут желать провести с тобой хоть один вечер, ты пленишь их всех своей харизмой и чарующей силой...

— Зато я и в таком виде точно, сredo che dove il vostro libro...

— Ладно, no lo tome en su cabeza inteligente, me encanta...

Бюстгальтер я его, конечно, обязала одевать, но и так он смотрелся лучше, чем я в той же одежде, и я начала завидовать его росту и фигуре. Он был худощав, и я по сравнению с ним была шаром. Я натянула шапочку на голову и черный капюшон от кофты.

Мы вышли из сарая и разошлись быстрым шагом в разные стороны.

Мой прекрасный кавальерор мог знать, что пред ним сейчас будет разыгрываться юмористическое представление. Ну, посмотрим, у кого же нервы крепче.

Мы прошли немного так, а потом пустились во весь опор, когда вышли из поля зрения полиции и моего любимого Чарльза. Итак, они замешкались, я сообразила потому, что во время моего бега за мной никто не бежал и не следил до самого отеля. Было ужасно жарко бежать в черном капюшоне, но чего не сделаешь для того, чтобы не проиграть.

Добежав до гостиницы, я немного остановилась неподалеку и отдышалась. Нехорошо, если меня там увидят запыхавшейся. Я сняла капюшон и проследовала шагом богатой дамы в холл. Я хотела взять на ресепшн ключ, но девушка сказала, что ключ уже взял мой друг, и она спросила меня, что это мой друг бегает в женской одежде по лобби?

Я ответила ей, что у него такое хобби. Сомневаюсь, что в мое отсутствие они появятся здесь, даже если очень захотят... Когда я зашла в номер, от него не осталось ничего того, что я помнила, все было украшено какой –то цветочной ерундой и был накрыт явно романтический второй завтрак, для ужина ведь явно рановато. Том встретил меня не таким, как раньше и предложил с ходу бокал вина. Я согласилась, и наш романтический второй завтрак плавно перешел в романтический ужин, хотя мы вообще –то больше пили, танцевали, слушали музыку, обменивались планами... Затем он как и всякий идеалист и романтик полез ко мне приставать с руками, по которым время от времени так немного крепенько получал. В моей голове быстрейшим образом

начал образовываться план.

— Я думал, что на карте они указали сегодняшнее число и мы отправимся отдавать книгу, но что –то ты не очень торопишься. Ты ведь даже не взглянула на время... — Он совершенно не был пьян, как мне показалось в самом –самом начале... Разумеется, он пойдет на все, чтобы не дать мне передать эту книгу. Трус, трус, ужасный трус.

— Сегодня я уже явно никуда не поеду. Я и не успеваю... Если ты не знал в подсказке 17 число, если хочешь, посмотри сам.

Как же, пойдешь ты смотреть сейчас...

Не знаю чем мои слова его так calentársele a uno las tabas, но он в mentalmente облизнулся на меня, как кот на сметану, и он все более откровенно смотрел на мои невинные знаки неоднозначного внимания. Я еще подпоила его, сама я осилила лишь два бокала, в отличие от двух бутылок Тома, и вскоре он перешел грань от обычных подкатов до самых ужасных вульгарных приставаний, и мне уже составляло большого труда удерживать оборону. Наконец, мне надоели предисловия, и я перешла к делу, схватив его в охапку и поцеловав, блаженно-ярко, до исступления.

— ¡Demasiado querido para mí Tom, no reducirá el precio para usted!

И какие жгучие, какие странные, С их вспышкой счастия и отвращения! Беги же с трепетом от исступленности, Нет меры снам моим, и нет названия. В это время достала из маленького карманчика специальный шприц с сильным снотворным и вколола ему пониже плеча... И как не глупо это звучит, в тот момент, когда я оторвалась от его губ, началось действие снотворного. Я поскакала, подобно племенной кобыле в туалет, где прочитала данные с карты и убедилась, что это сегодня и время как раз было великолепное. Потом я позвонила в приемную президента Техути Эль Домиату и попросила Техути очень интимно.

Përshëndetje. Unë jam duke bërë thirrje ju për t'ju interesante çështje shumë të ndjeshme. Bye. Unë do të të jetë shumë i lumtur në qoftë se pikëpamjet tona konvergojnë.

Затем, я вылезла в окно и спустилась по пожарной лестнице. Я была в черной кофте Тома с капюшоном и старых штанишках, в которых невозможно было даже определить мой пол... Я вызвала такси, конечно такси, и уехала на границу с бедным, пока еще без моего ценного дара, Египтом..... Разумеется, такси имело несколько особенностей, которые могли мне пригодиться по дороге. Одной из особенностей этой машины был ее водитель. Никогда еще так безопасно и незаметно я не пересекала границы между странами.

Никогда не делайте того, о чем нельзя рассказать за обедом. А уж если сделали, то не стесняйтесь, расскажите...

Потом я вернулась в Судан и положила все деньги из врученного мне Техути Эль Домиату этим вот, чемодана, на счет Тома. Ох уж и президенты эти, торговалась больше, чем вела полусветскую, на свой вкус беседу... Если оценивать эту беседу в системе классификации вин, то это скорее всего была белая полусветская беседа, без проблесков пузырьков и других разнообразных оттенков... Пить это было, не скажу что приятно, но все же я бы не только продегустировала в следующий раз.

Я не делала зла, не совершала насилия, пусть даже крала, пусть даже лгала, не убивала... не прелюбодействовала... не гневалась до ярости... Я никого не заставляла плакать... не отнимала молока у грудного младенца... не принуждала работать сверх сил... Я питала алчущих, поила жаждущих одевала нагих... Я чиста! Я чиста! Я чиста! Я чиста!

Вот. Я вернулась только под утро... Том еще спал. Я закричала, чем разбудила его и вызвала приступ злости. Я посчитала нужным громко включить телевизор и погордиться.