Morbus

Страх... Просто необъяснимый страх... Он во мне... Он внутри меня... Страх... Я — страх... Я вскочила, не помню с чего... Я боюсь... Я познала бога Света... Меня трясло... ...Я сделала то, что правильно для него, который делал правильно, я отпраздновала торжество Хакар... ...Я возносила молитвы... Я пришла к тебе. Мое сердце содержит истину... Нет греха в теле моем... Я говорила ложь умышленно, я поступала двулично... Я проделала этот путь... Я сделала себя невидимой...

Я ничего не понимала... Я была загнана в угол... И выскочила на улицу, вдохнула... Улица пролетела... Одна... Вторая... Я сижу на лавочке около какого –то дома и курю... Внезапно, через улицу я заметила два элемента броуновского движения. Скорость их движения была немного ниже скорости Света. Я поняла, что удалилась от дома всего на несколько десятков метров. Элементы меня не заметили, и я затушила сигарету об лавку, чтобы они не донесли маме, что я курю, и вторглась в зону движения этих двух комет... Их звали Линда и Эли, и по совместительству с тем, что они в данную минуту являлись космическими телами, они были моими племянницами. Бывший муж моей тетки Элизы, родной сестры мамы, Адам, жил неподалеку от нашего дома. И так, как Элиза иногда привозила своих детей к Адаму, они большей частью жили это время в свое удовольствие и большая часть запретов, которые в отношении них применялись в обыденной жизни, сходила на нет. Больше, чем ловить самих себя за хвост, эти двое любили всего лишь одну вещь на земле. Шоколадные конфеты.

Я, не долго думая, отловила их обеих и поставила конвоем к моему дому за вознаграждение в размере двух упаковок конфет, на то, что у них потом вскочит сыпь мне плевать. Они все равно их иногда едят, так что моя лепта почти ничего не изменит, а вот я смогу на несколько часов отвлечься от мыслей о преследовании. В комнате было хорошо и спокойно. Как предусмотрено для размышлений, особенно для мыслей о том, как незаметно выехать из страны. Я позвонила своей бывшей однокласснице и попросила ее купить для меня билет на самолет, потому что я не успеваю. Несколько минут сидела, задумавшись, потом услышала звонок от Линды, они у дома напротив, и сиганула в окно. Я не могла появиться у Михаэля, так как у него меня в первую очередь будут искать. У незакрывающегося рта Авы Оливии имелась ужасающая привычка разбалтывать все, что она только могла увидеть или услышать, хотя она даже не замечала этого, как бы у нее это выходило случайно, и она даже не понимала из –за чего на нее злятся. А уж у Мэдисон Авы вообще имелся на меня не один зуб, а все тридцать два, так что у двух самых моих близких подруг я погостить не могла.

Был теплый июньский день, до того теплый, что все кости изнывали от жары и в трезвости сохранять рассудок было просто преступление против своего организма. Мы вышли из моего дома, захватили с собой холодного джулепа с мятой и персиковым ликером. Мы зашли за Авой Оливией, потом за Алексом Ранком, а затем за компанию и за Мэдисон Авой, ну и, разумеется за Томио, при каждом заходе наши алкогольные запасы пополнялись. Разумеется, мы могли это все купить, потом, но, простите, кто же будет ждать в такую жару. Мы с ума сходили от нетерпения, вызвали такси, и отправились к Мерсинжу, старикашке, который обладал невероятным сокровищем. Сокровище было старой развалюхой, не имевшей имени, но именовавшейся раритетом, так как ей было уже больше семидесяти лет. Выехали мы ужасно рано. Солнце же, однако, уже пекло вовсю. Но когда едешь летом на машине, не знаю, я бы все отдала за то, чтобы не выходить, хоть бы даже и водитель нарезал круги вокруг одного и того же места. И хоть через минут пять, наверное, все волосы станут похожими на огромный улей на голове, перекроющий обзор, но все равно это можно любить только за то, что наступает почти сразу же такое умиротворение, которого ты добиваешься годами. Такой невероятный приятный легкий ветерок, рывками налетающий на тебя со всех сторон, несущийся на тебя благодаря открывшейся крыше, или даже открытому окну (на худой конец), какая парадиастола, если сравнивать его с легко и слишком равномерно дующим на тебя кондиционером.

В этот раз, правда, нам действительно приходилось обходиться открытыми окнами. Машина, которая приехала за нами, которая почему –то называлась такси, могла бы спокойно возить покойников в морг и на кладбище. Только им не требовалось больше никаких удобств. Да и водитель у машины был соответствующий, ему было как –будто бы комфортно в этой развалюге. Он даже не собирался открывать свое окно, будто ему итак было все равно, и даже в такой невыносимой жаре для него была комфортная температура. Одно было преимущество у этой машины — мы ехали с невероятной скоростью. Алекс Ранк быстро окрестил машину бешеной табуреткой, и хозяин вяло открестился от него тем, что сказал, что подумает над тем, чтоб ее так переименовать.

Мэрсинж встретил нас около дома, не смотря на впечатление, которое он производил, тощий, дряхловатенького вида, коротко стриженный, он совершенно неимоверно, практически мгновенно нас раскусил, и выторговал у Алекса Ранка более трех тысяч за нее. У авантюриста был явно талант к заговариванию зубов, а также к торгам, я думаю, если бы его ознакомить с тем, что такое биржа, он бы сделал немалое состояние. В общем машина была наша, а вернее именно Алекса Ранк. Мы захватили документы, оставили старикашке Мэрсинжу немножко выпить. Сами мы с ним пить не собирались. И рванули к пляжу, учитывая, что ближайший пляж на который мы бы могли доехать на ней, находился от нас в 170 км, но нам совсем не хотелось туда ехать, мы рванули на Чар Дай, раньше он назывался как -то по -другому, никак не могу вспомнить, кажется, что-то связанное с Фейрпорт, может, я ошибаюсь. Аж до Кливленда. Тряслись в этой колымаге, невероятно неподготовленные, но очень веселые. Пересекли границу и ворвались в столпотворение на 1-490. Как мы доехали, я не знаю, за рулем сидел пьяный Алекс Ранк. Он был совершенно неадекватный, но как только видел впереди стражей порядка, а они соответственно видели его и тормозили, у нас постоянно находился повод поехать дальше без осложнений. Когда мы добрались до практически невероятного пляжа, он, в тот момент нас разочаровал больше, чем когда бы то либо. Да и самое главное, машина была кабриолетом, полностью без верха, так как он у нее не закрывался, что -то там заело в механизме и сиденья били чуть выжжены солнцем. У колымажки с третьего раза закрывалась передняя правая дверь. И ездила она с таким трудом, хоть и быстро, что казалось, она взорвется прямо под тобой, так сильно она скрипела, и мотор ее ревел, как сумасшедший, (думаю, это просто был оторван глушитель). Мы отловили на улице, мужчину, который вначале ужасно испугался, спросили, есть ли у него права, и дали ему денег, чтобы он нас довез до ближайшего пляжа в горной местности. Он предупредил, что это будет очень долго. Но Алекс Ранк так ныл, что мы согласились. По дороге мы накупили фейерверк. Бедняга довез нас до подножия какой -то скалы на следующий день, ближе к вечеру и быстренько смылся вместе с денежками. Мы забрались на старой каракатице на склон и выбежали дальше праздновать, в определенным момент мы запустили фейерверк, а Алекс Ранк сел в машину, чтобы проехаться в ней торжественно и осветить каракатицу всплесками огня. Машина, старая каракатица, так быстро разбежалась в этот раз, что мы услышали, когда любовались красивым фейерверком, как она рыкнула, засипела и замолчала. Взрывы были невероятные. Через несколько минут к нам подошел сильно поерзанный Алекс Ранк и сообщил, что можно отпеть малышку. Мы захохотали, и спросили, неужели этот рейс стал для нее последним. Он ответил, что да, и веселым голосом завопил, что она упала в пропасть, потом захохотал, и предложил не останавливаться, а запить еще. Оказывается, он еще успел выскочить, потому что крыша не закрывалась, и он так и сиганул через нее.

Было ужасно смешно. Но, так как мы еще не очень успели привыкнуть к нашей старой каракатице, прощались мы с ней довольно легко.

Я оглянулась, сидя на лавочке. Боже, что такое со мной? Этот ужас въелся в каждый синапс моего мозга, в каждый нейрон.

Я побежала к Тому, и вот промелькнул почти квартал под подошвами моих босоножек. Я позвонила Тому и спросила, можно ли я зайду к нему в гости. Он ответил согласием, и тут же услышал звонок в свою дверь. Он явно не был готов к тому, что я так быстро нагряну и немало удивился.

— Привет. Можно я зайду?

— Привет. Да, конечно.

— Ты один дома?

— Нет, мама еще.

— У тебя что-нибудь попить есть?

— Лимонад в холодильнике остался. Принесу сейчас.

Я прошла в его комнату. Интересно, куда я его выселю? Или он меня проводит к другому спальному месту? Я бы тут осталась.

— Я себе еще взял. — Он пришел и протянул мне бутылку.

— Хорошо. Молодец.

— Как чувствуешь себя, на сколько лет? Уже привыкла?

— Да. У тебя курить можно?

— Только в окно. А то потом мама зайдет и убьет меня.

— А вот можешь ты мне ответить на вопрос, что я к тебе пришла?

— Конечно, тебе не хотелось идти к Михаэлю.

— Может, ты еще скажешь почему?

— Раз пришла, значит надо.

— Откровенно можно?

— Тебе необходимо.

— Я переночую у тебя, ты не против?

— Нет. Тебе нравится в этой комнате?

— Да, я бы тут и осталась.

— Очень приятно. Может быть, все-таки рассказать, что с тобой произошло?

— Ты не пытайся додумать что –то на счет меня, знать можно только то, что видишь перед собой. Давай договоримся, что ты знаешь только мое имя, и что сижу рядом с тобой.

— И куришь в мое окно.

— Хочешь? — Я протянула ему сигарету.

— Нет.

— Как твоя очередная жертва?

— Затуши об меня сигарету, если я опять в кого-нибудь влюблюсь. Пыталась намекнуть на предложение позавчера.

— Да что ж такое-то? Мне придется выкуривать пачку в день. А на тебе не останется живого места.

— Но я не виноват, что у меня специфическое чувство прекрасного.

— А я из-за тебя не собираюсь получать бронхит и воспаление дыхательных путей или что там можно еще получть из-за этого?

— Не получишь, я буду курить, а ты - тушить.

— Ты оказывается еще и заботливый. Вот уж не ожидала.

— Я же носил тебе сумку в восьмом классе.

— Ты носил сумки всему классу, иногда даже по три сразу, опомнись, Том.

— Я честно был в них во всех влюблен. И к моей заботливости это не имеет никакого отношения.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Ты что? Откуда? — Он постучал себя по виску, и сделал жест, который должен был мне напомнить о том, что дома его мама.

— Хорошо, ты вообще хочешь что-нибудь? — Спросила я шепотом.

— Если только пиво или энергетик.

— Какие у тебя вообще могут быть проблемы с алкоголем и с родителями, когда ты живешь на первом этаже? Только я не могу выйти, я дам тебе деньги, ты можешь сходить?

— Ладно, вернусь, мы это обсудим.

Он взял у меня двадцатку и выбежал вон. Несколько минут я сидела в полной тишине и смотрела в окно. Потом я отвернулась и стряхнула пепел в тарелку, которая стояла в комнате специально для этой цели... Потом я услышала стук в окно. Я открыла, и на подоконник тут же приземлился пакет со спиртным. Я обнаружила там две банки пива и один энергетик. Том помахал мне ручкой и зашел через дверь с пустыми руками. Он поинтересовался, люблю ли я все еще такое пиво, я ответила, что уже не с прежней силой, но все ж не откажусь.

— Я не буду ничего объяснять.

— А если я начну тебя пытать? Жестко и отвратительно?

— Тогда я сдамся... Но все равно ничего не скажу.

— Тогда мне придется пойти на крайние меры.

Потом он бегал еще раза три, ночью, и каждая его следующая пробежка приносила нам все больше разнообразия.

Мне очень нехорошо... Мне ужасно... Я схватила рюкзак и убежала... Я уеду в Судан, наверное. Точно. Я бежала по улице, шла, ужасно. Ужасно совершенно не понимаю. Когда я уже совсем заплетала ноги неясно как, вдруг сзади опустилась на меня ужасная рука. Ужасная она была не только потому, что это было неожиданно, но и потому, что опустилась она как-то очень уверенно, словно этот кто-то знал меня, бежал за мной и хотел меня напугать, и потому что это было сзади. Я быстро обернулась, чтобы посмотреть в лицо своей опасности... Но опасностью оказался Том... Я так шумно вздохнула, что по- моему его напугала...

— Фуф... Ты свихнулся что ли, так пугать... Я чуть сознание не потеряла.

— А куда ты так несешься? — Тома не так–то легко отшить.

— Ты как умудряешься так хорошо выглядеть после такого количества алкоголя? — сделала попытку сменить тему.

— Особенность.

— Ну ладно... Я скажу тебе... В аэропорт, доволен?

— Не совсем, я не понимаю, почему, что–то не так?

— Отдохнуть решила, думаю, что это мне не помешает. Ужасный был учебный год, хорошо, что последний... Теперь жди меня на своей кафедре в сентябре.

— Не считаю, что тебе было тяжело. Я у тебя в седьмом классе списывал, помнишь ли ты?

— Послушай, мне некогда. Я уже выполнила свой долг приличной девушки, поговорив с тобой и ответив на все твои вопросы. Я уже с ума с тобой сойду...

— Я был бы не против.

— Я, правда, хочу отдохнуть. Тем более, что я чувствую себя как ni siquiera quiero hablar.

— Я тебя не понимаю.

— Что?

— Мы долго готовились к твоему приезду, мы все тебя ждали. Ты же приехала сюда, мы думали, ты с нами будешь отдыхать.

— Ну, извините. Хочу найти себе страстного африканца, который не будет так пить. Можешь Михаэлю передать.

— Значит, ты летишь в Африку?

— Ты сообразителен. Как тебя только в лаборанты взяли? Надо было сразу в доктора наук.

— Ну зачем ты так говоришь?

— А что, гениальный Конквест снова ущемлен?

— Я думал... Не знаю... Тебе совсем наплевать?

— Да не наплевать мне ни на кого. Но мне надо доползти до аэропорта, пока я не свалилась.

— Я с тобой. Мой однокурсник, ты с ним не знакома, отправился в Ньялу, и, вместе со своей экспедицией, неподалеку они обнаружили старинный то ли город, то ли селение, под названием Кас. Может, и мне полететь?

Может они там и инопланетян обнаружили?

— Не уверена. Африканцы такие, очень, знаешь, ревнивый народ... Увидят еще нас вместе с тобой. И друг твой тебя не найдет...

— А вот я exactamente...

— Прости. Была рада nombramiento.

— Ладно, прощай. — Сказал он с ноткой грусти. Хотя мне кажется, ему было вообще наплевать на меня. — У тебя красивые ноги, если уж у нас asignación.

— Я думала, ты изучал особенности кинематографии.

— Adiós!

— Прощай, Тома. Если я не вернусь, значит, я нашла рай.

Я вошла в здание аэропорта. Там было очень много отлетающих. Кто –то мог бы растолкать всех локтями и вставить паспорт в аппарат по выдаче электронных карт –билетов, но я увидела свою знакомую, с которой мы вместе учились в Париже... Она рассказала мне, что теперь работает стюардессой и учится заочно в специализированном вузе. Она взяла мне карту по своему документу. Я быстро получила свой билет и долго ждала своего самолета. Минут двадцать — двадцать шесть. По современным меркам, ужасно долго. Я пошла в кафе напротив, чтобы немного подкрепиться. За столиком моего кафе, совсем недалеко сидел один субъекс, напоминающий мне Тома, в капюшоне. С торчащими из под него стеклами очков. Эх, Том, Том, была бы я немного поглупее, решила бы, что ты в меня влюблен. Я решила, как настоящая бесстыжая extraño подкатить к нему. Он сразу же сдастся на милость мне. Я заставлю его за его намеренье просить пощады.

Опустив топ так, чтобы было видно побольше красоты, и, ярко накрасив губы, я подошла к его столику.

— Мужчина! Мужчина! Не отворачивайтесь! Что же вы, неужели я вам совсем не нравлюсь? Я же с вами говорю!

— Sajnálom, nem értem.

— Ki fogja érteni. Azt hiszem a nyomomban. Szóval talán majd sikerül ismeretség után az összes magamnak, mondom magamnak? — Я нахально лезла прямо напролом и хотела, чтобы он сам сдался. — Mi a neved? Ismerkedjen? Te tényleg szeretsz engem, azt mondom, hogy ez egy...

Я в прямом смысле лезла грудью на амбразуру.

— Lány, hogy távol tőlem!

— Úgy gondolom, hogy meg kell csókolni. Megmondom az ár.

— Отойдите.

— Melyik szégyenlős! — Я положила руку ему на плечо и попыталась чмокнуть его в щечку, вышло плохо, он дернулся, и я попала ему в ухо.

Я захохотала, как это делают девушки определенного сорта. Он отвернулся, чтобы я не успела разглядеть его. Ну идиот. Великий конспиративный шпион.

На ухе у него отпечатался след моей красной красивой помады. Я страстно выдохнула.

— Szeretlk, — Он сделал удивленные глаза.

— De jobb, fizet nekem azonnal — Я издевалась над ним.

Он ненадолго повернулся.

— Вот вам деньги, только отойдите. — Сказал он, суя мне сто севров. И я ловким движением сорвала капюшон. Сняла очки.

— Ты платишь всем незнакомым идиоткам?

— И даже знакомым...

— Сколько ты уже за мной наблюдаешь?

— Я прошел за тобой от т ой... — Я зажала ему рот рукой.

— Ты не можешь со мной лететь. Скажи сразу, что тебе нужно.

— Честно говоря, я не знаю.

Не догадывается ли он. А может быть уже хочет разделить свои догадки с кем –то. Возможно... Ну, с Михаелем, или с Алексом Ранком он мог поделиться, с Авой Оливией, с Мэдисон Авой.... О, Боже... Они конечно, не сдадутся, даже если их пытать будут, особенно Ава Оливия, которая не терпит боль и боится крови, и Мэдисон Ава, которая положила глаз на пьющего Михаэля. Даже тайна, которую знают двое, знают все.

— Может быть...

— Все, что я могу тебе предложить, сфотографироваться на прощанье.

— Ну уж нет, я решаю как.

Я не совсем поняла.

— Очень быстро.

— Нет, уж здесь недалеко открылась фотолаборатория, которая снимает, как снимали тысячу лет назад. Там восстановлена по чертежам вся техника, даже сейчас... пленка.. и эти, как их... фотоаппараты.

— Хорошо, но не думай, что что –то стало по-другому. Ты все еще мой друг. И вытри помаду с уха.

Мы дошли в эту мастерскую. Там было просто, как в музее, причем в интересном музее. Все можно было трогать, даже фотоаппараты. Я их видела только на обучающих слайдах.

Мы долго фотографировались, дурачились, в разных ракурсах, издевательски корчили рожи и строили рожки. Глупости.

Том выбежал из лаборатории первым и куда–то помчался, ему кто–то позвонил по срочному делу, сбежал. Он долго извинялся, но все равно куда –то унес свои кости...

А я стояла рядом с лабораторией. И держала в руках пачку фотографий. Они были красивые, я видела такие впервые, напечатанные на листе бумаги, и невероятно огромные, а так же матовые... Что это?

Я задумалась, а тем временем пригляделась к гражданину, который медленно шел. Думал, что я его не вижу. Шел, и шел. Ко мне.

— Разве нельзя просто поздороваться?

— Ненавижу. — Тихо сказала я, но так тихо, чтоб ему было слышно..

— Ясно. Тогда я поздороваюсь. О, прекрасная Владычица Книги мертвых, привет, тебе, привет. Поделишься со мной своими богатствами и будешь пребывать в земле Солнечного света, а не в чертогах с решетчатыми окнами и холодными полами.

— Чарльз, ты букет забыл. Владычица в гневе.

— Кто повторяется, тот тебе, наверное, не интересен...

— Еще как. Обожаю идиотов. Ты же видишь, я к тебе совсем не ровно дышу... Ты же меня каждый раз спрашиваешь про какую –то книгу мертвых?

— Ты, кажется, профессию сменила? — Язва. Как не стыдно? — Сколько берешь?

— Сто в час. Для тебя скидку сделаю!

Я взяла у него из кармана платок и вытерла губную помаду, улыбнулась... Потом засунула платок обратно....

— Да как ты смеешь?! Vil criatura! Eu vou matar você!

Я послала ему воздушный поцелуй. И уходя, сказала

— Esta memória de repente se você esquecer o que eu pareço, mas você vai precisar de chamar urgentemente de um identikit!

И выбросила фотографии. Фотографии закружились, как осенний листопад. На них была только я одна, те фотки, где мы были вместе, Том унес с собой.

Я зашла в самолет, летящий в Хартум. Мое место было не у окна, а жаль. Но там пока было пусто, и я понадеялась, что я смогу с тем, кто туда сядет поговорить и он меня поймет. А пока примостилась на сиденье рядом, у окна. Моим соседом был ветер... Вдруг, неожиданно послышался ужасный голос, свистящий, завывающий, баритон. Я высунулась из –за своего сидения и посмотрела на обладателя самого замечательного голоса мира. Он был белый, длинные волосы свисали почти ниже плеч и казались ненастоящими, кстати, они же закрывали пол лица, так же наш блондин имел маленький сверток и большой чемодан, он спорил со стюардессой, и его длинный рост заставлял его согнуться в половину почти и стоять криво.

В последнюю неделю я стала замечать, что становлюсь эмпириком... Я смотрю на вещи и вижу реакцию на эти вещи свою... Я хочу почувствовать их... Я могу подойти к дому, положить руки на стену и почувствовать все что может там быть, жильцов, отношения, вещи... Я могу подойти к окну и почувствовать то, что и тот, кто за этим окном, за этим... Я вижу все... Мне захотелось увидеть все... Посмотреть на все... Я хочу быть с ними... Обнять весь мир... И улететь с ними... Куда?... Куда улетают в шестнадцать лет... Я все вижу... И я почти лечу... Но мне страшно... Странно, я почти всегда была ну, конечно, не агностиком, но почти, рационалистом... Мне опять представилась эта рука из моего сна.

Истина — это великий дар Бога.

Он дарит ее тому, кому хочет.

Сила того, кто следует за нею,

спасает несчастного, кто от нее убегает.

Рука влекла и манила меня к чему –то неизведанному, но однако я чувствовала, что она защищает меня, хотя я никогда не могла видеть ее обладателя. Я всегда шла во сне за ней, боясь и желая достичь того, с кем хочу поговорить. Я хотела узреть его, но мне всегда не хватало времени, и я так ни разу и не увидела дальше руки...

И только как я подумала об этой руке, я вспомнила, с чем я ее ассоциировала, это была рука одного моего знакомого. Но эта рука могла меня завлечь только в непритязательные места. Не ждало счастье меня там. Рука... Его рука... Да... Эта рука очень осторожно опустилась рядом со мной на кресло и сидела устроившись превосходно на подлокотнике. Она подняла запястье и поправила очки на тощем лице. Вот я поняла, что сейчас мне представляется уникальный шанс взглянуть в лицо тому, кто мне снится. Я посмотрела и поняла, что не сплю. Это был мужчина с белыми длинными волосами замаскированный под... Тома. Рука сразу же оказалась самой обыкновенной. Я проснулась.

— Ты зачем здесь?

— Затем.

— Ответ достойный альтернативно одаренного человека или, судя по экипировке, нужно выразиться более прямо, архиидиота.

— Я чувствую себе подобных. Поэтому меня и тянет к тебе.

— Меня не интересуют длинноногие блондинки. Можешь выходить.

— А деньги за билет ты мне вернешь?

— Надо было раньше думать. И сдавать, пока его еще могли назад принять в кассе.

— Почему ты так настойчиво не хочешь ехать со мной?

— Потому что ты так навязчиво хочешь ехать со мной.

— Ну тогда я еду отдельно от тебя.

— Отдельно в шаге от меня.

— Ты от меня скрываешь все, что можешь. Хоть что –нибудь ты мне скажешь?

Я схватила его за руку. Самолет начал набирать высоту. Мне стало невыносимо тесно.

— Vous avez de l'entendre! — Прошептала я ему прямо в ухо. — Им это совершенно ни к чему. Что бы ему такое наврать?

Мы еще немного посидели, взявшись за руки. Он зачем –то продолжал теребить мою руку. Он не хочет объяснений, значит, скорее всего, я скоро потеряю друга.

— Зачем ты меня держишь за руку?

— Я поддерживаю тебя. — Он очень умный. Он о чем –то догадался. У меня нет выхода.

Я немного посидела, пока откроют туалет в самолете. А потом потянула Тома за руку.

— Запомни, ты в очереди.

Я зашла в туалет первой и подождала, пока пройдет стюардесса. Том улыбнулся ей и, предупреждая всевозможные вопросы, со счастливым возгласом сообщил, что он следующий в этот удивительно нужный кабинет.... Я засмеялась за дверью в туалете, так как услышала.

— Пойду, обрадую пилота.

Как только она прошла, он постучал мне в дверь и я открыла. Любой обман будет бесполезен, так как он теперь считает, что едет вместе со мной, и переубедить его в том, что цели нашей поездки совпадают будет очень нелегко.

— Это была я. — Сказала я, когда он зашел и посмотрел мне прямо в глаза в упор... В упор, потому что места было ужасно мало... Кошмар. –Надеюсь, ты понимаешь, о чем я сейчас говорю тебе.

— Да, я об этом догадывался. — Сказал он, таким голосом, как будто произносил эпитафию, или очень неуверенно признавался в любви.

Ненадолго замолчав, мы удобно устроились там, изучая все таблички, висящие на стенах и запрещающие делать то, что нельзя.

Не понимаю, зачем существуют такие таблички

Итак, нельзя

Трактовка наша:

Проносить с собой в туалет рацию.

Смахивать лишний пепел с сигареты.

Пользоваться теми зажигалками, которые Вы приобрели на борту самолета другой авиакомпании. Заметьте, про курение ни слова!

Проносить так же в туалет зонтик.

Чего можно здесь –то опасаться?

Показывать большой палец правой, исключительно только правой руки, повернутый вверх.

Показывать большой палец правой, исключительно только правой руки, повернутый вниз.

Боже, здесь, что есть камера?

Читать газету. А газета –то им чем не комильфо?

Заходить в туалет вдвоем, что мы только что нарушили, но нас это совершенно не беспокоило.

Становиться на унитаз ногами.

Одно правило мы уже попрали, не пуститься ли нам во все тяжкие?

Ловить в унитазе рыбу. Интересно, а кто –то уже поймал?

Брызгать на стенки и пол. Даже страшно представить, для кого эти правила!

Справлять свою нужду по -собачьи. Вот, идиотка, взяла билет на самолет выпускников психушки!

Совать в унитаз ноги. А я же так хотела?

Нельзя спать в туалете.

Мы так зачитались, что не услышали что у нашей двери в туалет уже поселился целый хор, всех тех, кто не доволен своей жизнью, и попытается лишить нас ее, если мы выйдем. Они там стояли уже довольно давно, если верить их восклицаниям......

Надо же как эта толпа возжелала опустошить свой переполненный организм.... Меньше надо пить. Вы же в самолете, господа хорошие. Здесь и кричать –то и громко разговаривать, наверное тоже запрещается всем. В общем, когда стюардесса, опять же не мы, открыла двери, и мы вышли, нам тут же выписали штраф, за то, что мы занимали туалет вдвоем, а так же почти за весь список, который там был нарисован на стене рядом с унитазом. Меня порадовало только одно, что камеры там действительно нет, я была на седьмом небе от счастья.....

Когда мы вышли из самолета, мы оплатили штраф, благо он был не такой большой.

Чуть с ума не сошли, пока спорили друг с другом в маленьком кафе о том, какой отель выбрать, хотя он ничего не мог понять в размышлениях о том, что так может мне помочь. Я показывала ему «Отель Мирового класса Мария», в котором остановиться можно было недалеко от центра города. И очень выгодно для меня. Он же искал места, которые были рядом с пляжем, местными достопримечательностями и магазинами. Национальный Музей Судана особенно приглянулся Тому, он слишком долго его рассматривал, и издевался надо мной. Я уже даже подумала, не хочет ли он мне подать идею, поискать там что –то интересное, мне там все равно не хотелось даже рядом появляться, и я намекнула ему, что такие шутки неуместны. Мой же отель находился на Эль –Тайяр –Эль –Геймайл –Стрит. Мне не очень понравилось в этом «мировом классе», который я нашла через интернет. Слишком странный. И с намеком на пафос.... Между тем, на вывеске в «world class» буквы «r» и «а» обделили подсветкой местные хулиганы. Комментарии тоже оказались не лестными, всего лишь несколько положительных, но большая часть нецензурных.

«Мария» была довольно дорогая, и это был еще один довод в пользу того, чтобы отказаться от нее. Но она была самым лучшим в этом городе отелем. Переспросив, Том собрался, и мы поехали в гостиницу. Он взял мои чемоданы и не совсем точно определил роль, говоря со мной как мой Escortlover. Я расплатилась и немного охладила его пыл, назвала его, может и не совсем подобающим в данной ситуации, словом «fratello». Девушка на ресепшн сказала, что номеров очень мало. Я засунула в ее карман еще сотню севров и прошептала, что нам нужен номер обязательно с двумя кроватями, но чтобы об этом никто не знал. Ни из постояльцев, ни тем более кто –то из знакомых, потому что ко мне могут приехать, не обязательно им сообщать. И еще, не стоит говорить им, с кем я там нахожусь. Номер мы естественно оформили на мое имя. Девушка подмигнула Тому, улыбнулась и спросила у меня, женат ли он. Я ответила ей, что нет, и она вполне может попытаться с ним пококетничать, может, он и обратит на нее внимание. Она еще больше заулыбалась ему, и я показала ему кулак из –под стойки, чтобы он знал — nada para pegar. Я потянула его в лифт. Камеру я увидела. Она как раз была на уровне потолка. Так как я всегда сутулилась, моего лица не было видно. А Том заходил боком и был слишком высокого роста, чтобы было видно его сверху. Когда лифт остановился — Том, конечно, вышел первым, и я за ним поковыляла. Как только мы зашли в номер, я включила прибор, отключающий камеры, новый, сравнительно, я купила его с рук после месяца использования. Долго, очень долго мы молчали. Потом я сказала.

— Хочешь, позавтракаем?

— Расскажи мне, ты действительно хочешь ее перекинуть через эту границу?

— Не знаю, что тебе сказать, может лучше тебе все доверить, а?

— А где она?

— В черном чемодане.

— Не считай меня идиотом, его проверяли в двух аэропортах.

— Не знаю тогда. Где –то близко, совсем рядом с тобой...

— Ты куда бы хотела сходить?

— Просто по улице пройтись.

Он вообще больше ничего не сказал. Мы вышли из номера и так же на лифте спустились вниз... Мы гуляли по городу, намеренно обходя все местные достопримечательности, я взглядом приказала Тому обнимать меня... Под вечер мы зашли в бар и долго сидели там. На следующее утро мы заказали завтрак в номер, и ближе к обеду стали понемногу отходить от похмелья... Я ждала... Я ждала все, когда же он, наконец, подаст мне знак, этот президент. Непонятно было, а как же он вообще мог гарантировать отсутствие Интерпола? Или он надеялся на мои способности? Они, конечно, есть, но не безграничные. То есть моя безопасность зависит лично от меня. Знак я должна была найти в одном секретном месте. Сегодня я его поищу, хоть я и уж вчера не обнаружила его, я ждала так, как будто прямо сейчас он уже лежал там, а я медлила. Мы пошли прогуляться и примерно так же шли, как и вчера. Я промимоодного дома и оставленного на память смертным одним гениальным уличным художником граффити, залюбовалась, и провела рукой по нему. Впечатление складывалось такое, что эта была огромная фреска, тщательно выложенная на стене какого -то неизвестного жилья. Фантастические цвета, от красного, желтого до фиолетового, сплетались в одну картинку и образовывали портрет фантастической девушки с розами в волосах, и птицами вокруг. Около одной розы я обнаружила откалывающийся кусочек краски, и по привычке, выработанной моим отвратительным детством, отковырнула его, не присматриваясь.

Не присматриваясь, можно было даже не заметить, что этот кусочек откалывается, каково же было мое удивление, когда я увидела, что под этим кусочком краски лежит точно такой же рисунок. Я перевернула кусочек, и обнаружила, что это карта памяти. Вначале, мне показалось, что я все правильно сделала и положила ее в карман, даже когда Том заметил, что я куда –то смотрю мимо него и вообще не обращая на него никакого внимания, ни на его витиеватые речи. Он хотел было подойти туда и посмотреть, но я так громко засмеялась, что он понял, что лучше не надо, и вообще лучше уйти совсем уж отсюда. А последние два часа перед уходом в свой отель, мы зашли в туалет одного кафе, очень уж что –то я любила туалеты, в последнее время, по крайней мере, они стали меня пленять почему –то, и мы долго разговаривали, не беспокоясь, что можем быть кем –то услышаны.

— Я бы посоветовала тебе сидеть в номере вечером. Вдруг ты заметишь что –то — пойди, поговори с ресепшн. И жди меня у входа в бар отеля.

— Может, я за тебя сдамся? В тюрьме и то лучший отдых.

— Откуда столь глубокие познания? После поедем, отдохнем дома.

— Ты уникальна во всем. Объясню сразу, это не комплимент.

— Это я знаю но только ты сиди тихо... Как будто ты уже выехал, а они не заметили, чтоб даже комары тебя не слышали.

Мы вернулись к себе в номер и отдыхали там до вечера, потом заказали себе три блюда в номер и какого –то странного напитка... Там мы провели весь день сидя на полу и болтая о том, как мы вернемся обратно и будет все так, как никогда. Вскоре я услышала какой –то голос, приказав Тому замолкнуть, я поняла что это голос Чарльза. Он скандалил внизу и кричал на маленькую девушку на ресепшн. Я приказала Тому укрыться в соседнем номере, у привлекательной блондинки, с которой он вчера весь вечер флиртовал. Уж не знаю почему, но он совсем не спорил.

Куда ты, низкое созданье? Как ты проникло в это зданье?

Мое незваное насекомое внизу испытывало терпение маленькой девушки.

Он порыкивал, что убьет ее, если она не пустит его в номер, где мы с Томой отдыхаем. Вернее, что мы с Томом он не знал, но что я здесь он каким –то странным образом догадался.

До меня долетали отдельные отрывки диалога :

— Пустите меня к ней! Иначе вас тут к черту не будет!