Глава двадцать первая
Стараясь не шуметь, Гермиона осторожно отодвинула стул и встала из-за стола. Она посмотрела на сидящего неподвижно Блейза, держащего сложенные в замок пальцы на уровне рта и опирающегося локтями на столешницу. О том, что творилось у него в душе, она могла лишь догадываться, ощущая, в свою очередь, жуткое чувство вины.
«Я же поступила правильно?» — терзали её тревожные сомнения, и она долгое время не решалась покинуть его, ни один раз всё взвешивая и осмысливая. Решив таки, что ему сейчас необходимо остаться наедине с собственными мыслями, она молчаливо двинулась к выходу.
Однако почти дойдя до коридора по узкому межкомнатному проходу, Гермиона вдруг замешкалась. Теперь стало казаться, что она сболтнула лишнего про Малфоя; что ей не стоило так сильно раскрываться. А вдруг Блейз, обозлившись, всё перескажет ему? У него есть на то полное право. Но ведь потом и с Малфоем проблем не оберешься, ему только дай повод над ней поглумиться.
«Нет, я не могу оставить всё как есть».
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Гермиона энергично направилась в обратную сторону.
— Блейз, — осторожно позвала она его, остановившись в арочном проёме. — Я понимаю, что это верх наглости, наверное. Но этот разговор мог бы остаться между нами?
— Хорошо.
— Спасибо, я знаю, что ты не из болтливых и вряд ли бы стал с Малфоем делиться, но так не спокой... — Гермиона оборвала себя на полуслове, когда услышала резкий скрип деревянных ножек, шумно проехавшихся по ламинату.
Вскочив на ноги, Блейз в мгновение ока, как ей показалось, вырос огромной нависающей горой, а она сама оказалась прижатой спиной к шершавой стене. Никогда прежде Гермиона не видела его таким, отчего даже дыхание спёрло. Он был зол, чертовски зол. И эта немая ярость ни в коем веке не шла в сравнение со вспышками гнева Малфоя.
— Ты пришла в дом мужчины, а говоришь о другом — очень нетактично с твоей стороны, — приглушённо заметил Блейз, мучительно медленно склоняясь всё ближе к её лицу. — Как ты думаешь, мужчина позвал женщину к себе, чтобы остаться наедине в квартире, где их никто не побеспокоит, просто так? Глупышка, как можно быть столь наивной.
Шумно вздохнув, он втянул крупными ноздрями аромат её кожи — чуждый запах другой расы. Впрочем, Блейз практически от всех белокожих его ощущал: чей-то ему был противен, чей-то — безразличен. Но этот душок, исходящий от Гермионы, ему не казался неприятным, а скорее наоборот — как лакомство, он отдавал чуть сладковатым ароматом, который хотелось попробовать на вкус.
— Я... — она запнулась, путаясь в мыслях и не понимая, как реагировать. — Ты меня... пугаешь. Прекрати, пожалуйста.
— Прекратить... что? — произнёс прерывистым шёпотом Блейз, обдавая её губы горячим дыханием. — Я вот думаю, что надо брать от ситуации по максимуму. Когда мне ещё выпадет подобный шанс?
Гермиона никак не отреагировала на его слова, поэтому, выждав с минуту, он нехотя отодвинулся и увидел, как плотно она зажмурилась и отчаянно сжала губы. Да так сильно, что от них отлила кровь и они стали белее снега. Её маленькие ресницы дрожали, как и всё тело.
Она едва себя сдерживала, чтобы не заплакать.
«Я перегнул», — виновато подумал Блейз. Он выпрямился, отступил на шаг и тихо произнёс:
— Прости.
Глаза, в уголках которых блестели слёзы, Гермиона открыла не сразу. Со стороны она выглядела словно пугливый зайчонок, готовый в любую секунду зажмуриться снова. Но, видимо, осознав, что на её как минимум губы больше никто не покушается, осмелела.
Она посмотрела на Блейза, не в силах скрыть охватившие её страх и гнев. Больше не было сил терпеть щемящую боль в груди, но меньше всего хотелось перед ним разреветься.
Грубо отпихнув его ещё дальше от себя, Гермиона, срываясь на бег, поспешила в коридор, где схватила с пола свои рюкзак и кеды. Сложный электронный замок подчинился ей не сразу, пощекотав нервы мыслью, что ещё придётся обращаться за помощью в этом нехитром деле. Но всё-таки дверь поддалась, и она смогла выскочить из квартиры, ступив босыми ногами на холодную кафельную плитку.
***
Холодный ночной ветер противно завывал, скользя по голой из-за задравшегося свитера пояснице. А она, сидя на полу напротив двери своей служебной квартиры, ни на что не обращала внимание. Абсолютное безразличие после изматывающих слёз и переживаний — совершенно обычное дело. Ей просто надо время, чтобы восстановиться и выбросить из головы события сегодняшнего дня. Проглотить этот горький осадок от естественно возникшей обиды.
Приближающиеся шаркающие шаги всё же привлекли её, и Гермиона устало повернула голову в сторону источника звука. К ней медленной, ленивой походкой приближался Малфой, одетый в белую майку-алкоголичку, спортивные треники, задранные почти до колена, и резиновые шлёпанцы. Раньше она бы прыснула в кулак, увидев его в таком наряде, но за пару недель его новый образ успел приесться, и теперь даже он ничего не мог шевельнуть в её душе в такой отвратный день.
— Чего тут расселась? — спросил Драко, остановившись возле неё на расстоянии метра. Он облокотился на каменное ограждение, устремив свой взгляд куда-то вперёд — в ночную темноту.
— А ты теперь гуляешь? — задала встречный вопрос Гермиона, не желая отвечать.
— Да кто в таком виде людям на глаза захочет попадаться? — он выудил из кармана какой-то белый продолговатый коробок, на котором через мгновение зашелестела целлофановая упаковка. — Ходил в палатку купить сигарет.
— А деньги откуда? Ты же говорил, что не можешь с карточки снимать.
— Блейз вместе с едой передал кое-какую мелочь и деньги на карманные расходы.
— Какой заботливый, — горько усмехнулась Гермиона, не сумев скрыть своего разочарования.
— Что, свиданка не удалась? — едко бросил Драко. Подкурив сигарету, он сделал после длительного перерыва свою первую затяжку, от удовольствия даже прикрыв глаза. Находясь в таком расслабленно-приятном состоянии, он повернулся к ней лицом и продолжил говорить, на этот раз делясь своими мыслями: — Вот поэтому я и не связываюсь с бедняками. С вами слишком много мороки. Гордость для многих из вас дороже денег, хотя, если быть откровенными, только чисто между нами, — у всего есть своя цена. Просто что бедняку ещё делать, если не хвататься за свою гордость? Ведь в кошельке ни гроша. А вот люди из высшего света, или приближённые к таковому, — совсем другой сорт. Девушки с хорошей родословной понимают, как устроен мир, так как их образованию и воспитанию уделяют достаточно времени. А бедняки таким ресурсом как «время», ровно как и «деньги», попросту не располагают. И это совсем не потому, что они такие несчастные, не в той семье родились. Нет. Это ген. Ген нищеты. Даже если бедняку дать крупную сумму, как начальный капитал, он банально не сможете его не то что бы приумножить, а даже сохранить.
Поднявшись на ноги, Гермиона раздражённо процедила, смотря на бесившую её морду Малфоя:
— Бедняки то, бедняки сё. А чем вы лучше, богачи? Только и можете, что разбрасываться деньгами, ведь там, — она с силой ткнула указательным пальцем в его грудь, — у вас пусто.
— Пусто, говоришь, — тихо повторил Драко. Докурив сигарету, он небрежно затушил её об ограждение и кинул всё ещё тлеющий бычок вниз, проследив взглядом за его одиноким падением до самого асфальта. — Ну да, куда уж нам до ваших пылких сердечек... Вот только помнится мне, что не так давно ты на Блейза смотрела с искренним обожанием, чуть ли слюни не пускала. А теперь что? Прошла любовь, завяли помидоры?
— Да, завяли. А тебе какое дело до моих помидоров, придурок? — огрызнулась Грейнджер, да с таким напором, что Драко от неожиданности даже опешил.
— Абсолютно никакого, идиотка, — покосившись в её сторону, бросил он надменно.
Однако прежде чем Гермиона успела отреагировать, Малфой скорым шагом подошёл к двери, распахнул её и скрылся в квартире. Притом ни звона ключей, ни механических щелчков она не услышала, вследствие чего последовал логический вывод, прогремевшей в её голове крайне возмущённым возгласом:
«Ещё и дверь была не заперта?!»
Уходя на работу, Гермиона всегда оставляла дубликат ключей — на случай, если ему понадобится срочно выйти, искренне беспокоясь как за его безопасность, так и за комфорт. Конечно, она понимала, что природный катаклизм просто так не свалится на голову, но и от несчастного случая никто не застрахован — сколько людей ежегодно сгорает заживо, наглотавшись дыма, пока они в спешке ищут ключи, не говоря уже о тех несчастных, у кого их и вовсе нет.
«Не пойми где и с кем шляется, а дверь, значит, нараспашку: заходи, кто хочет — выноси, что хочешь... Замечательно»,— продолжая про себя ворчать, Гермиона не спеша приблизилась к двери. Когда она только потянулась к ручке, вдруг раздался щелчок — щелчок замка от повернувшегося в механизме ключа. Было уже бесполезно хвататься за ручку и тщетно пытаться дёргать дверь на себя.
— Приплыли. Ты ещё и ключи в замке, наверное, предусмотрительно оставил.
— Догадливый мышонок, — сыронизировал Малфой. Судя только по его голосу, можно было догадаться, что сейчас он расплылся в гаденькой ухмылке. — Я устал от тебя, вали ночевать к подружкам.
— Ты совсем обалдел?.. Меня в собственный дом не пускаешь.
— Не собственный, а служебный, — поправил он. — И если на то уж пошло, то компания моя, а значит, и квартиры, ей принадлежащие, тоже мои.
— Как маленький ребёнок, — не без раздражения в голосе отметила Гермиона, затем, с силой ударив по двери, пригрозила начальничку в отставке: — Если сейчас же ты не откроешь, я пойду в компанию, и завтра уже всем будет известно, где ты пережидаешь свои сложные времена.
Наступило затишье. Малфой, словно не решаясь больше острить или хамить, притих. Тем не менее она знала, что он не посмеет бесшумно отойти от двери и, с комфортом расположившись на диване, успешно забыть про неё. Нет, он явно обмозговывал, насколько реальны её угрозы, может, даже на миг испугался, что Гермиона, не моргнув и глазом, сдаст его.
Раздался знакомый щелчок.
***
Горячие струи обжигали кожу, барабаня мелкой дробью по закрытым глазам и сомкнутым губам. Она чуть приоткрыла рот, позволив паре капель попасть на язык, и в который раз попробовала водопроводную воду на вкус, всё такую же хлорированную и с резким привкусом ржавчины.
Опустив голову, тем самым подставив под напор затылок, Гермиона сделала глубокий вдох. Она любила душ и то состояние, в которое она впадала, стоило ей в нём оказаться. Разум становился кристально чист, его покидали абсолютно все мысли, буквально на физическом уровне позволяя ощутить пустоту внутри черепной коробки. Наслаждаться такими блаженными моментами можно бесконечно долго, и, будь её воля, она бы сутками не покидала эту тесную, переполненную паром кабинку.
Однако реальность была такова, что Малфою, судя по тому, как он ломился в дверь ещё минут пятнадцать назад, тоже не терпелось принять душ. От одной мысли о нём сводило зубы. Несмотря на, казалось бы, умиротворённое состояние, стоило Гермионе вспомнить его лицо, а затем и красноречивые высказывания, как в ней снова закипала злость. С чего это он решил ей выговориться? Уличил шанс окончательно добить, когда ей и без него паршиво? В любом случае, он — белобрысая скотина.
Не глядя нащупав кран, она выключила воду, тщательно выжала волосы и аккуратно отодвинула хлипкую пластмассовую дверцу, грозящуюся со дня на день отвалиться после очередного посещения душа Малфоем.
Не успела Гермиона и ступить на плиточный пол ванной комнаты, как увидела в дверной щели возле щеколды кончик пластмассовой банковской карты, усердно трущейся о задвинутый до упора металлический стержень. Затем кредитка исчезла из поля зрения и появилась уже над щеколдой, снова принявшись двигаться в режиме «взад-вперёд».
— Совсем идиот?
— Это ты идиотка, сколько там можно торчать?!
— И? Это повод, чтобы пытаться кредиткой... распилить металлическую щеколду?.. Или что скрывается за этими странными манипуляциями?
— В фильме это сработало, — проворчал еле слышно Малфой, но тем не менее она сумела разобрать его бубнёж по ту сторону двери.
— Это многое объясняет.
Одевшись в пижаму, она накинула на голову полотенце и вышла из ванной. Встретившись взглядом с недовольной физиономией и, протирая влажные волосы, направилась в комнату. Он её нагнал очень скоро, уже через двадцать минут распахнув дверь, и, толком не обтеревшись, а лишь натянув спортивки, зашлёпал босиком на кухню.
— Теперь я буду спать на кровати, а тебе любезно уступаю ложе на полу.
Драко обернулся в сторону источника звука, одновременно прикрыв дверцу холодильника. Он изогнул приподнятую бровь и с нескрываемым ехидством поинтересовался:
— С чего вдруг столь радикальные нововведения?
— Если ты не заметил, тебе с самого начала в этом доме были не шибко рады, — уклончиво ответила Грейнджер, обойдя его со спины. Она уселась за столом и налила в стакан воды из керамического кувшина.
— Серьёзно? А я даже и не догадывался, вот не задача. И что же ты надумала? План по выживанию меня из своей лачуги?
— Как же. Будто мне есть до тебя дело. Всё гораздо проще — я буду жить так, как жила до твоего появления.
— Будешь ходить голышом? Я не против, — оскалился в плотоядной ухмылке Драко. Он покосился в её сторону и едва не рассмеялся от того, с каким выражением лица она на него смотрела. Забавная физиономия сменилась угрожающей, и Грейнджер, сурово нахмурившись, приглушённо произнесла:
— Только рискни в мою сторону свои грязные ручищи протянуть.
— Звучит как вызов.
— Я не шучу, — на полном серьёзе предупредила она, после чего поднялась со стула. Подойдя к раковине, сполоснула стакан и, прежде чем покинуть кухню, ещё раз мельком взглянула на него этим непривычным взглядом, от которого веяло жаждой возмездия за малейшую оплошность.
— Надо же, как мышку переклинило, — вполголоса подытожил Драко уже после того, как силуэт его сожительницы скрылся за поворотом.
Странные перемены в её настроении его настораживали.