12 глава
Вентилятор у потолка не справлялся с жарой — он только размешивал удушливый воздух, в котором слиплись запахи пластика, пота и мела. Класс дрожал от июльского зноя, как мираж, сквозь который просвечивали фигуры одноклассников, разложившихся кто как: кто спал, кто тыкал в телефон, кто от скуки ел ледяную воду ложкой из бутылки. Учитель Со поднимал голову от лекции, которую читал, только чтобы поправить очки и снова уткнуться в них — он давно махнул рукой на дисциплину, особенно в такие дни, когда жара делает каждого почти священным правонарушителем.
Чонгук сидел на первой парте. Спина полусогнута, локоть на столе, ручка в пальцах крутится медленно, будто вращение чего-то решает. Тетрадь раскрыта, но текст в ней — скорее графика: чёрная паутина, образовавшаяся из цифр, аббревиатур и хаотичных линий. Он не смотрит на учителя. Не слушает. Да и кто сейчас слушает? Всё внимание сосредоточено в другом: на движении тени от оконной рамы по полу, на еле слышных смешках с задних парт, на ней — слева от него.
Она не смотрела в его сторону с самого начала урока. Ни одного случайного взгляда, ни короткого кивка. Ни даже напряжённого «доброе утро», которым раньше она прикрывала неловкость их соседства. Сегодня — пустота. Точнее, безмолвие, очень красноречивое. Она смотрела в доску, подмечала, что написано криво, что мел крошится,— и всё это с видом человека, которому абсолютно плевать, что происходит в правой половине его пространства. В том числе и кто сидит рядом.
Он чувствовал эту нарочитую отстранённость кожей. Знал — это не случайность. Это выбор. Она его игнорировала не из забывчивости, а из принципа. И от этого становилось только противнее. Не потому, что он ждал чего-то и не получил. А потому, что это было настолько аккуратно, спокойно, идеально отстранённо — будто он действительно был лишним, пылью на подоконнике.
Он попробовал откинуться назад — но спинка первой парты была слишком короткой, как всегда. Его затылок встретил деревянный край, и он снова подался вперёд. Сидеть здесь, в самом начале, под взглядом учителя и под обстрелом безразличия слева — было почти пыткой. Он бросил взгляд в сторону окна — за стеклом белела крыша старого спортзала, а ещё дальше лениво дрожали верхушки деревьев. Хотелось туда — за пределы, за рамки, за любую границу, где не надо быть частью ничьего плана.
— Чон Чонгук , сними капюшон, — голос учителя Со был таким же уставшим, как и его лицо. — Это школа, а не нора.
Мел скрипнул по доске. В классе снова повисла тяжесть — не дисциплины, а безразличия. Все притихли не из уважения, а из усталости. Всё происходящее воспринималось, как звук вентилятора : не мешает, но и не помогает.
Чонгук машинально поднёс ручку к губам. Не потому, что думал. Просто так. Руки хотели движения, разум — тишины. Только он не знал, как тишина должна звучать, если слева от тебя сидит человек, который делает вид, что тебя не существует.
Раздался скрежет стула — Розэ за второй партой наклонилась и что-то прошептала Ынсо, та кивнула, чуть хмурясь. Розэ обратно вернулась в исходное положение , а Ынсо снова опустила взгляд в конспект. Он заметил, как она делает пометки — короткие, чёткие, аккуратные. Как будто каждый пункт был важен. Как будто он — единственное, что не имеет значения в этой комнате.
На перемене он не остался. Резко встал, будто опоздал на поезд, и вышел в коридор. Шум, движуха, разливы голосов по кафельному полу — всё это не заглушало, а только подчёркивало, как раздражал каждый шаг. Он облокотился на стену у окна, глядя вниз, где в школьном дворике первогодки играли в мяч, не понимая, что это лето когда-то тоже станет воспоминанием, которое некуда будет деть.
Позади пронеслись шаги — лёгкие, быстрые. Она. И снова — без взгляда, без реакции. Как будто он просто один из шкафчиков в коридоре. Даже не сломанный — просто неиспользуемый.
Он почти хотел что-то сказать. Слово. Полслова. Но не смог. Не потому, что не хотел, а потому что не знал как? Как сказать, какие слова подобрать и как извиниться.
Снова звонок. Вторая половина дня. Он вернулся в класс. Они снова сидят рядом. И снова — молча. Но теперь его взгляд задерживается чуть дольше, когда она поправляет волосы. Он замечает, как она аккуратно убирает резинку от браслета. Как у неё покраснели пальцы от того, что она долго держала ручку. Всё это мелькает фоном. Но это фон, в котором он — чёрно-белое пятно.
И он остаётся в нём — потому что пока не знает, как выйти.
*****
Розэ крутила ручку между пальцев, как барабанную палочку. Она делала так всегда, когда скучала, — и это бесило Ынсо. Не Розэ — шум. Он бил по вискам, как крошечный молоточек, заставляя концентрироваться на чём угодно, только не на раздражении. Рядом глухо перекатывались слова учителя, доска мерцала следами прошлых формул, а за окнами лениво ползали облака — слишком белые, слишком неподвижные, будто наклеенные.
Слева, ближе к двери, кто-то щёлкнул крышкой пенала. Ряд позади шептался. Всё было, как всегда. Почти.
Кроме него.
Он сидел рядом. Плечом — на грани допустимой близости. Смотрел не в тетрадь и не на доску, а куда-то поверх голов, как будто видел сквозь людей. Иногда касался парты пальцами — один, два, три щелчка по дереву. Странная ритмика.
Ни слова за весь урок. Ни взгляда. Это была её идея — молчать. Игнорировать. Сделать вид, что между ними ничего не случилось. Не потому, что не случилось — а потому, что так проще не проиграть. Хотелось убедиться: он умеет делать шаги, а не только закрывать за собой двери. И если нет — то пусть. Никто не обещал ему снисходительности.
Она не смотрела в его сторону. Но видела. Замечала всё: как он приподнимает рукав, как прячет ладонь под парту, как ногтем поцарапал край страницы. Молчание между ними было не холодом — оно было током. Таким, что пальцы подрагивали в напряжении, хотя внешне она была почти статуей.
— Тебе кофе? — спросила Розэ на перемене, беря её за руку. — Или холодного чего?
— Только если ледяного, — ответила она и встала.
В тот момент он прошёл мимо. Не посмотрел. Не остановился. Только запах мятной жвачки на секунду задержался в воздухе. И снова — тишина. Пронзительная. Почти нарочитая. Он был как тенор без хора: мощный, одинокий, не вписывающийся.
В столовой он не появился. В коридоре — не мелькал. Казалось, что исчезает по частям. Как дым, который оставляет после себя запах, но не форму. А она всё равно ощущала — рядом. Где-то на том же этаже, в том же воздухе.
Следующий урок он снова был на месте. Рядом. С тем же выражением «мне всё равно», с тем же лукавым молчанием, которое раздражало сильнее, чем слова. И с тем же отсутствием попытки — хотя бы мимолётной.
В какой-то момент она поймала себя на том, что считает: пять секунд — и он заговорит. десять — и он посмотрит. пятнадцать — и... Ничего. Только цифры.
Она записывала что-то в тетрадь — аккуратно, по линейке. Подчёркивала важное красной ручкой, как будто это была граница, которую не должен пересекать никто. Ни словом, ни взглядом.
Учитель шутил. Класс смеялся. Солнце перекатывалось по стеклу и медленно ползло по полу, касаясь кроссовок и краёв парт. Розэ выронила ластик. Кто-то ел сушёные кальмары и пахло перцем. Всё текло по расписанию. Кроме него. Кроме неё.
Когда прозвенел звонок, он снова вышел первым. А она даже не дрогнула.
Просто закрыла тетрадь. Собрала ручки. И подняла взгляд. Чётко, прямо. К парте. Пустой. Рядом — только тепло на стуле, которое ещё не успело рассеяться. Он был здесь. Он снова ушёл.
Она сидела, пока класс пустел. Пока шум спадал. Пока солнце окончательно пересекало линолеум. И только потом — встала. Медленно. Выверенно. С ощущением, будто не проиграла, но и не победила. Как ничья на последней минуте матча.
— Ынсо, ты в порядке? — спросила Розэ, выходя из класса.
— Всё по графику, — ответила она. — Как всегда.
Но внутри график чуть сдвинулся. Незаметно. Почти неощутимо. Как стрелка часов, которая никогда не шумит — но делает работу.
*****
Школа осталась позади, словно старая сцена после финального акта. Асфальт под ногами всё ещё хранил тепло, а вечернее солнце, ускользающее за крыши домов, окрашивало стеклянные витрины магазинов в тёплое золото. Девочки шли молча, пока Розэ не нарушила тишину привычным полушутливым вздохом:
— Ээх, подруга, просто забудь. Главное — ты попыталась. Не получилось? Ничего страшного, — протянула Розэ, подкидывая в воздух пустую бутылку из-под содовой и ловко ловя её на лету. — А теперь давай без драмы. Всё равно он какой-то... не от мира сего. Всё в нём странное. Волосы, повадки, глаза. Особенно глаза.
Ынсо шагала рядом, ранец на одном плече, волосы собраны в аккуратный хвост, тетради под мышкой — как всегда. И даже после всего она выглядела безупречно, словно ни один нерв не дрогнул в её мире. Но в голосе — железо.
— Я не собираюсь отступать, — сказала она чётко, глядя перед собой.
— Что? — Розэ сбавила шаг. — Но ты же вчера... разве ты не решила его отпустить?
— Я решила, что не буду навязываться. А не то, что сдамся. Прошло всего пару дней с тех пор, как я решилась на завоевание, и что — сразу бросить? Не моё. Я пойду до конца, — и подбородок упрямо вздёрнулся, словно она бросала вызов всему летнему Сеулу.
Они свернули с главной улицы, миновав ларёк с рыбными пирожками, где всегда стоял запах жареного теста и детского смеха. День клонится к вечеру, воздух в июльском городе становился мягче, а от асфальта уже не било жаром. Школьники редкими группками расходились по домам, смеясь и споря. Листья на тополях вдоль дороги мерцали под светом, похожим на расплавленное золото.
— Всё-таки ты упрямая, Ынсо, — выдохнула Розэ, не без уважения. — Но если ты действительно не сдаёшься, то тебе нужно подзарядиться. А я знаю, где.
— Неужели дома, в тишине и одиночестве?
— Ха! Ты хоть раз меня туда затащила бы. Нет, я говорю о месте, где пахнет кофе, ванилью и... перспективами. Пошли в ту кофейню, помнишь? Где мы были на выходных.
Ынсо остановилась.
— Мы были там впервые. Почему снова туда?
— Потому что мне понравилось. Уютно, спокойно. И симпатичные гости, — подмигнула Розэ. — А главное — десерты! Там был тарт с манго, ты не пробовала, а он мне снился, прикинь? Не спорь, просто пошли. Это не обсуждается.
И спорить действительно не хотелось. После школы, после напряжения, после утреннего молчания с Чонгуком за первой партой — тянуло туда, где всё пахло выпечкой, кофе и чем-то почти вымышленным.
Они свернули в узкий переулок, где асфальт был кривой, дома — в два этажа, а табличка «Seven» висела под фонарём, заросшим плющом.
Тепло ударило в лицо сразу. Кофейня была словно из другого времени: мягкий свет, стены в винтажных афишах, лампы под потолком будто висели на нитках. Где-то на полке спали коты, в углу стрекотала кофемолка. Всё было на своих местах, и всё дышало чем-то очень личным.
— Я заказываю, — сказала Розэ. — А ты иди займи столик. Тот же, у окна.
Ынсо подошла к столику, положила рюкзак, провела пальцами по шершавому краю деревянной столешницы. В витрине поблёскивали десерты: матча-торт, медовик, тарт с малиной. Всё — как в прошлый раз. Почти.
— Ынсо? — знакомый голос откуда-то из зала.
Она обернулась.
За одним из дальних столиков сидел Чимин — с тем же беззаботным выражением, с которым в прошлую субботу рассказывал им про университет и актёрские курсы. Он встал, сделал шаг — и позади него обнаружились шестеро. Не просто компания. Целая сцена.
И среди них был он. На нём была чёрная футболка, волосы чуть растрепаны, взгляд всё такой же непроницаемый. Он встретился с ней глазами — на секунду, может меньше — и отвернулся, сделав глоток из чашки. Ровно, молча, без выражения. Как будто они впервые видятся.
— Привет! — шагнул ближе. — Не думал, что снова вас тут встречу. Это... неожиданно, — он тепло улыбнулся.
Розэ как раз подошла с подносом, и её лицо тут же вспыхнуло.
— Чимин? О, привет! — и голос стал на тон выше. — Ты тоже здесь? — наигранно удивилась Пак, ставя поднос на стол.
— Ага, — он кивнул в сторону столика. — Я здесь с друзьями. Хочешь — познакомлю?
—Не стоит, — мягко сказала Ынсо, — мы ведь и с тобой толком не знакомы.
— Тем более повод познакомиться поближе, — подмигнул Чимин — Присаживайтесь, — после сказал он , легко пододвигая два стула. — Как говорится, если судьба сталкивает вас дважды, стоит хотя бы запомнить имена
Розэ сразу же приняла приглашение усаживаясь на галантно отодвинутый Чимином стул. А Ынсо всё ещё стояла, как будто воздух вокруг неё колебался. Один шаг — и она окажется в пространстве, где всё зыбко. Поймав на себе выжидающий взгляд Розэ и парней, она все же села, тихо выдохнув.
— Ну что, — Чимин хлопнул в ладони. — Встречайте мою банду. Каждый из них — персонаж как минимум мини-сериала, а если честно — целой дорамы.
Он показал в сторону мужчины с уставшими, но цепкими глазами и мягкими плечами:
— Это Юнги хён. Композитор. Музыкальный гений с душой в кофейных тонах. Если увидите его ночью в наушниках — не мешайте. Он в процессе спасения корейского попа.
Юнги фыркнул, не поднимая головы от чашки.
— Если кто-то и нуждается в спасении, так это ты от собственных речей, — пробурчал он. Но уголок его губ выдал — он не против.
— Дальше — человек, чьи шутки могут как оживить вечер, так и довести до испепеления. Джин хён. Наш бессменный старший и владелец этой кофейни, — Чимин кивнул в сторону мужчины с идеальной укладкой и взглядом, в котором читалась вся тяжесть жизни с этими детьми.
— Приятно познакомиться, — Джин театрально прижал руку к груди. — Если бы не я, они все давно бы ели рамён всухомятку и жили в подвале без окон.
— Не перебивай мою очередь, — улыбнулся Чимин и кивнул на спокойного парня с книгой в руках. — Намджун. Наш мозг. Автор трёх бестселлеров и одинокой фразы, которую вы наверняка видели в соцсетях. Если он заговорит с тобой — будь готова выйти другим человеком.
Намджун поднял глаза и мягко кивнул, с вежливой полуулыбкой. Взгляд у него был тот самый — будто насквозь, но без осуждения.
— А вот Хосок хён, — продолжил Чимин, — свет этой компании. Профессиональный танцор, совладелец танцевальной студии «1 of 1» и человек, чья энергия может осветить целый район Сеула при отключении электричества.
Хосок рассмеялся, хлопнув Чимина по плечу.
— А ты когда-нибудь думал сменить факультет на маркетинг? Я бы взял тебя пиарщиком.
— Ну и, конечно, вот он — Ким Тэхён, — Чимин с нарочитой торжественностью обвёл рукой парня с выразительными глазами и кольцом на мизинце. — Актёр. Эстет в душе и по жизни. Разговаривает как будто у него в голове саундтрек, написанный Юнги.
Тэхён улыбнулся, чуть наклонив голову.
— А теперь скажи, кто ты такой, чтобы всё это комментировать?
— Я? — Чимин положил ладонь на грудь. — Я просто тот, кто всё это связал. Связующий элемент этой странной, но прекрасной формулы. И да, я очень рад, что вы с Розэ снова здесь.
Он посмотрел на девушек , потом перевёл взгляд в конец стола — на того, кто до сих пор не произнёс ни слова.
Чонгук.
Он не двигался. Как будто ничего не слышал. Взгляд — в чашке, руки скрещены. На лице — маска безразличия, почти нарочитая.
— Ну, а это Чонгук, ваш ровесник,— сказал Чимин спокойно, без давления. — Он... не из тех, кто любит много слов. Но он свой. И если сидит за этим столом — значит, точно заслужил.
Ни один из друзей не посмотрел на него с ожиданием — только с молчаливым согласием. Так бывает, когда дружбу не нужно подтверждать жестами.
Розэ нервно улыбнулась. Ынсо сжала пальцы под столом, не зная, что именно сейчас так кольнуло — его молчание? Или то, как естественно он делает вид, будто они — чужие? Они с Розэ тоже подхватили эту тонкую игру: не встретились с ним взглядом, не выдали ни тени узнавания. Всё было словно по сценарию — неловко, но точно. Первый раз, новое знакомство, прохожие за одним столом. И только под кожей — будто иголкой — пульсировало общее прошлое, которое пришлось спрятать в карман.
— Интересная у тебя компания, Чимин. — первой подала голос Розэ.
— Поверь, ты ещё не всё знаешь, — сказал он с заговорщическим прищуром.
А в воздухе уже повисло ощущение странного перекрёстка. Место, где пути пересекаются ненадолго, но судьбы — надолго. И, может быть, кто-то за этим столом вовсе не случайный спутник.