11 глава
Вечер в комнате Ынсо был будто пропитан тишиной — той самой, в которой тонешь, когда внутри всё ноет, а снаружи слишком спокойно. Над головой тикали часы, за окном разносился лай соседской собаки. Но в ней самой не было ни одного живого звука. Только тяжесть в груди и горло, стянутое от слишком долгого молчания.
В комнате не было света, только слабое мерцание экрана ноутбука, который она давно перестала замечать. Её пальцы теребили край одеяла, и на глазах всё ещё блестели остатки слёз — не истеричных, не жалобных, а злых. Острых. Словно внутри разлом произошёл — сухой, ломкий треск, как стекло под каблуком.
Она сидела, прислонившись к стене, в своей комнате, где обычно всё было под контролем: графики, списки, папки. Но сейчас — хаос. На полу валялась школьная сумка, небрежно брошенный пиджак. А на сердце — тяжёлый, глухой ком.
Раздался звонок в дверь. Она даже не пошевелилась. Только, услышав шаги отца, чуть повернула голову.
— Привет, Розэ, — донёсся его голос с порога. — Всё хорошо? Ынсо сегодня с утра молчаливая, сейчас заперлась у себя. Что-то случилось?
— Я разберусь, — мягко ответила Розэ. — Спасибо, дядя.
Отец что-то тихо пробормотал и ушёл обратно в свою комнату.
Через минуту Розэ уже открыла дверь в спальню подруги.
— Ынсо?
Та не ответила. Только кивнула в сторону кровати — мол, заходи. Лицо её было сухим, но глаза блестели, будто всё ещё горели чем-то неотпущенным.
— Ты плакала, — тихо сказала Розэ, садясь рядом.
— Нет, — упрямо выдохнула Ынсо. — Я... я просто... злюсь.
— На кого?
Она молчала.
— Чонгук? — осторожно спросила Розэ.
И сразу же поняла: да.
Ынсо вскинулась — как будто имя задело нерв. Она встала и начала ходить по комнате.
— Он сказал, что я ему никто. Словно... я просто залетная. Типа староста, которая решила поиграть в спасательницу. — Её голос дрожал, но не от слабости — от напряжения. — И я... я даже не знала, что ответить. Я стояла там и смотрела на него, и внутри всё рвалось. Хотелось швырнуть что-нибудь тяжелое. Или... просто исчезнуть.
Розэ поднялась и осторожно приблизилась.
— Ынсо...
— Я же не шутила, понимаешь? Всё это — не план, не дурацкий эксперимент. Я правда думала, что... что он увидит. Что я не просто хочу его изменить, а хочу быть рядом. А он... — Она сжала кулаки. — Он облил меня холодом.
Розэ молчала. Просто обняла её за плечи, сжала крепко, как якорь в бурю.
— Пусть говорит. Пусть кидается словами. Но если он тебя оттолкнул — это не потому, что ты никто. А потому что он боится, что ты — кто-то. Тот, кто может дотронуться до настоящего внутри него. А он этого пугается до дрожи.
— Это его не оправдывает, — прошептала Ынсо. — Я не обязана быть его мишенью.
— И ты не будешь. — Голос Розэ стал твёрже. — Но ты имеешь право злиться. Имеешь право уходить. Ты не слабая. Ты сильная, Ынсо. Но даже сильные иногда падают — только чтобы встать потом злее и красивее.
На миг в комнате снова повисла тишина. Только дыхание — глубокое, напряжённое. И глаза Ынсо — налитые болью, но уже с оттенком решимости.
— Я его не прощу, — сказала она глухо.
— Пока не прощай, — кивнула Розэ. — Просто помни: он не вправе решать, кто ты.
И на этих словах — будто немного отпустило. Не совсем. Но хотя бы стало легче дышать.
Время медленно текло за окнами, как будто даже город понимал — внутри этой комнаты шёл бой, без крика, но с жаром. Часы тикали, как будто отсчитывали секунды до чего-то важного. Ынсо сидела, поджав ноги, опершись спиной о стену, в руках кружка с остывшим чаем, который она так и не пила. Розэ молча убирала волосы с её лица, словно вычёсывала из них остатки боли.
— Мне нужно отпустить, — тихо проговорила Ынсо, как будто самой себе.
— Ты уверена? — спросила Розэ, не дав ни одобрения, ни осуждения.
— Он не хочет. Он не просил. И, может, я правда... полезла не туда. — Она сжала ладони на чашке. — Я ведь не обязана бороться за того, кто бежит при первой возможности. Даже если он красив, как грех, и ранит так же глубоко.
Розэ ничего не сказала. Просто кивнула. Порой самые сильные решения человек должен принять сам, без уговоров. И Розэ знала: если Ынсо сказала это вслух — она обдумала каждую букву.
Позже, оставшись одна, Ынсо подошла к окну. Улица под ним была пуста, только неоновая вывеска ближайшего магазина мигала через деревья. Она смотрела туда, будто надеялась увидеть его. Или призрак той версии Чонгука, с которой она разговаривала тогда — на лестнице, за партой, в глупом молчании во время уроков.
«Ты мне никто».
Фраза врезалась в память, как холодное лезвие. Но теперь, вспоминая её, она не плакала. Наоборот — внутри поднималась какая-то странная ясность. Острая, как лёд, и такая же чистая.Он говорил это не потому, что не чувствовал. А потому что боялся чувствовать.
Она вспомнила его взгляд. Не когда он злился. А когда отворачивал глаза, будто не мог выдержать — ни её слов, ни себя рядом с ней.
«Ты мне никто» — это не правда. Это щит. За ним он прятал то, что не умел удерживать. Тепло. Слабость. Привязанность.
— Значит, поиграем по-крупному, Чонгук, — тихо сказала она. — Ты хотел оттолкнуть меня — а я не отойду. Просто постою рядом. Молчать умею. Ждать — тоже. А если надо, научусь и не сдаваться.
И в эту ночь она легла не со слезами, а с твердой мыслью: отступать не будет.
Теперь это был не план. Не вызов.
Это было обещание. Себе. Ему. И тому мальчику, которого она видела сквозь его тишину.
*****
Вечер в Сеуле был похож на прозрачный сон: лёгкий ветер, золотистые фонари, уютная суета. Розэ стояла у витрины старинного музыкального магазина в районе Хондэ, задумчиво разглядывая виниловые пластинки. Она крутила прядь волос на пальце и жевала жвачку, думая, стоит ли купить себе тот альбом с обложкой в акварельных пятнах. Всё равно слушает музыку только в телефоне. Но обложка уж больно красивая.
— Ты скоро дыру там просверлишь, — сказал знакомый голос за спиной.
Розэ чуть не подпрыгнула.
— Я не пугливая, но сейчас ты почти получил в глаз, — произнесла она, обернувшись.
Чимин стоял в паре шагов. Свет фонаря делал его волосы ещё светлее, почти жемчужными. Он был в чёрной куртке, с капюшоном, чуть приподнятым воротником, и с тем самым ленивым выражением на лице, которое заставляло девушек спотыкаться об воздух.
— Прости, — он улыбнулся, — я просто подумал, что это судьба. Мы снова встретились, случайно.
— А может, судьба — это я просто люблю музыку. Или у меня вкуса нет.
— Не скромничай, — Чимин прислонился плечом к витрине. — Ты же из тех девушек, которые делают вид, что не верят в судьбу, а потом плачут под старые баллады.
Розэ скрестила руки на груди.
— И откуда такая уверенность, знаток женской психологии?
Он чуть пожал плечами.
— Угадываю. Вижу насквозь.
— Тогда угадай, что я чувствую сейчас?
— Хочешь, чтобы я отстал... но не до конца.
Она рассмеялась. Неожиданно даже для себя. Голос прозвучал мягко, чуть выше обычного. И впервые за день она ощутила, как напряжение в груди чуть отпустило.
— Может быть. И что, у тебя всегда такой эффект на людей?
— Только на красивых.
Розэ закатила глаза.
— Ты ужасно банальный.
— Но ты всё ещё здесь. А это уже плюс.
Она посмотрела на него, склонив голову. Свет фонарей отражался в его глазах. Он смотрел спокойно, без давления. Не как тот, кто хочет впечатлить. Как тот, кто просто видит.
— Слушай, — тихо сказала она, — а у тебя бывает так, что... у твоей подруги всё рушится на глазах, а ты не можешь ничего сделать?
Он на мгновение замер, словно улавливая, что в этом вопросе — не просто любопытство.
— Бывает. Часто. Хочется сказать что-то правильное, а в итоге только хуже делаешь.
— Вот и я, — прошептала она, — я ведь всегда была для Ынсо поддержкой. А сейчас... чувствую себя бесполезной.
Чимин подошёл чуть ближе. Смотрел внимательно, как будто настраивался.
— Быть рядом — это тоже помощь. Не все дыры зашиваются словами.
Она кивнула, и в этот момент внутри что-то дрогнуло. Он не пытался её утешать, не бросался с советами. Просто стоял рядом. Тихо. Уверенно.
— Пойдём? — вдруг спросил он. — Там внизу в кофейне продают горячие вафли с клубничным джемом. Сладкое — лучшее лекарство от бессилия.
— Если ты платишь, — ухмыльнулась Розэ.
— Только если ты разрешишь выбрать пластинку.
— Вот и попался, — она снова рассмеялась. — Ладно, мистер «вижу насквозь». Пойдём проверим, насколько ты хорош в выборе музыки.
И они пошли. Медленно, по усыпанной светом улице, среди голосов и звуков, где музыка лилась из витрин, а воздух пах вечерней свободой.
Это было ещё не начало. Но точно — не конец.
И где-то внутри Розэ почувствовала: всё будет. Пусть и не сразу. Но будет.