Глава 8
— Я не буду участвовать в этом фарсе, папа.
Отец вскидывает голову и смотрит на меня так, словно говорю на китайском языке. Он закрывает папку и отодвигает её в сторону, сосредоточив внимание на мне. За его спиной в свете ламп сияют кубки, и я съёживаюсь, зная их цену. Школьный совет смотрит на жестянки с гордостью. Директор восхищается командой. Без благодарности остаюсь я. И мне внезапно становится стыдно за то, каким грязным способом они были получены. Их присутствие оскорбительно. Подумать только, ведь всего неделю назад смотрела на трофеи с равнодушием.
Папины глаза сужаются. Я выдерживаю его взгляд, выпрямляюсь и поднимаю подбородок. Пусть видит, что я готова постоять за себя и дать отпор.
— Это выпускной год. Я должна сосредоточиться на учёбе, театре, тренировках, экзаменах, собеседовании в университет. Я не хочу тратить время на то, чтобы вы сделали хет-трик. Может, команде стоит чаще проводить время на поле? Если парни хорошо попотеют, получат медальки.
— Что-то случилось? — Папа присматривается ко мне.
СЛУЧИЛОСЬ?
Ради всего святого, Коди поцеловал меня! Я не заходила так далеко. Никто из них не прикасался ко мне, а сейчас чувствую себя грязью под ногтями. Я в ужасе от перспективы получить ярлык подстилки для капитана. Последний час моим единственным желанием было чистить зубы до тех пор, пока не сотру их в порошок, а после взять металлическую губку и затереть кожу до костей.
Он поднимается из-за стола и подходит ко мне, положив руку на плечо.
— Он что-то сделал?
— Нет, — я натягиваю улыбку, отточенную годами, и пытаюсь усмирить колотящееся сердце. — Он просто хороший парень, а я слишком устала.
Папа выглядит так, словно у меня отросла вторая голова.
— Хороший парень? — Дразнит он. — Мне не послышалось?
Боже, лучше бы прямо сейчас под моими ногами разверзлась земля.
— Мы договорились?
— Если это твоё окончательное решение, то кто я такой, чтобы препятствовать? Карамелька, твои чувства всегда важнее кубка.
Я ощущаю освобождение и отступаю к выходу, как будто сняла тяжёлые оковы заключённого.
— Тогда... увидимся дома?
— Сегодня ужин с меня.
— Звучит, как очередной прогноз о приближающемся конце света.
— Это оскорбительно!
Я хихикаю и выхожу за порог кабинета. Но не успеваю закрыть дверь, потому что папа зовёт меня.
— Расскажешь, каково это: в реальности болеть за одну команду, а сердцем — за другую?
Разинув рот, я таращусь на него широко распахнув глаза и чувствую головокружение.
— Кажется, ты влюбилась, — папа выглядит как мальчишка, которому рассказали сокровенную тайну.
— О боже, мяч прилетел тебе в голову и выбил тачдаун?
— Что-то в нём заставило тебя отказаться. Это что-то подсказывает мне, что планы нарушили возникшие чувства.
— Ты должен оберегать меня. Говорить, что я ещё маленькая для отношений и вообще должна сосредоточится на учёбе и поступлении!
— Да, должна, но чувства не будут ждать, когда в твоём плотном графике самореализации появится свободное время. Они просто нагрянут, и придётся решать, дать им возможность расти и укрепляться, или позволить выгореть.
Я морщусь, как будто проглотила лимон.
— Спасибо, о Великий Конфуций. Хорошо, что мы учимся в разных школах. Никаких драм в предстоящему году.
— Но что, если бы он перевёлся сюда изначально?
— Полагаю, у команды сейчас мог быть новенький капитан, а? — Моя защитная реакция смешна.
Папа качает головой и тень улыбки пробегает по его лицу.
— Не забывай про вечер знакомства команд. Жду не дождусь увидеть его.
Я закрываю дверь и направляюсь на урок.
— Дурацкая традиция, — ворчу себе под нос.
По пути в кабинет тщательно обдумываю варианты, как избежать ежегодное мероприятие. Спортивный комитет, должно быть, сошёл с ума, если продолжает традицию. Нет наказания хуже, чем несколько часов находиться среди тщеславных футболистов.
В мысли врывается поцелуй, и я спотыкаюсь на ровном месте, едва не пробив череп о стекло с огнетушителем. Жар расползается по телу с неимоверной скоростью. Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы и покрываюсь мурашками, издав глухой стон. Это становится невыносимым. Меня лихорадит на фоне произошедшего.
Грёбаный Максвелл. Убирайся из моей головы.
Закрыв глаза, я вытираю губы тыльной стороной ладони, чтобы избавиться от навязчивых идей поехать в чёртову типографию и встретиться с человеком, из-за которого мой мозг превратился в желе. Он всё испортил. И я чертовски напугана предстоящей встречей, потому что тогда всё станет известно. Тогда он поймёт, что между нами лежит пропасть в виде двух противостоящих друг другу школ. Он перелистнёт страницу, на которой застряла я. Которую прокукручиваю раз за разом.
— Ты попала под автобус? — Одри сверлит меня взглядом, постукивая колпачком ручки по столу. — Что с твоими волосами?
По инерции поднимаю руку и пытаюсь расчесать их с помощью пальцев, но они дрожат так, что меня охватывает паника. Я хватаю ртом воздух. Вместо слов, изо рта вылетает бульканье.
Одри перехватывает моё запястье и заставляет остановиться.
— Выдохни, Ви, — мягко подсказывает она, и я послушно выполняю требование.
Глубоко втягиваю воздух и медленно выдыхаю. Повторяю ритуал несколько раз, прежде чем сердцебиение и дыхание придёт в норму.
— Он поцеловал меня, — едва слышно шепчу я, уставившись в одну точку. — Коди. Он поцеловал меня.
— Отлично, кто это?
Я смещаю фокус на подругу, и мой колючий взгляд впивается в её губы.
— Коди... — сдвинув брови, она раскрывает рот и громко шепчет: — Новый капитан Гилмортов?
— Не могу выбросить его из головы! — Я прячу лицо за ладонями и злюсь на себя пуще прежнего, как будто внутри сломался механизм, отвечающий за рациональность мышления. — Не понимаю, что он сделал!
— Ты снова виделась с ним?
— Папа заказал ещё одну партию и попросил забрать. Я не приезжала туда с целью увидеться. Он застал меня врасплох.
— Он что, накинулся на тебя при встрече?
— Я по глупости согласилась выпить кофе и всё... Это случилось неожиданно.
Ладно, частично это ложь. Он прикоснулся ко мне, а я не нашла в себе силы отвергнуть. Я видела лишь его невероятной глубины глаза и думала, какого это — когда они смотрят на тебя с нежностью. Я не хотела, чтобы это прекращалось, пока не поняла, что его губы прижимаются к моим. Пока не вдохнула аромат и окончательно не потеряла связь с реальностью.
— И после одного поцелуя, ты не можешь выбросить его из головы? — Недоверчиво переспрашивает Одри, но что-то в её голосе заставляет меня усомниться в искренности. Её тайны не дают покоя, как будто она знакома с тем, что чувствую я: предательство.
— Ты скажешь, что это бред.
Она рассеянно пожимает плечом.
— Откуда мне знать? Поцелуй другого, может быть, сработает.
— Мне, по-твоему, нужно целовать каждого встречного, чтобы избавиться от Максвелла?
В её глазах вспыхивает знакомый блеск.
Одри достаёт телефон и водит пальцами по экрану. Я пытаюсь разглядеть, что она ищет, и когда вижу, у меня начинается ПСБ. Если полностью — «приступ сучьего бешенства», как сказали бы сестры Уилсон.
Я в бешенстве. Буквально.
У меня горит задница. Фигурально.
Бывшая подруга приступает сканировать новостную ленту школы Гилморта, а я пытаюсь выхватить мобильник из её цепких рук с намерением заблокировать доступ к сайту. К моему сожалению, Одри довольно ловкая. К её счастью, я слишком неуклюжая. Скрип парт по полу привлекает внимание присутствующих, когда мы продолжаем борьбу не на жизнь, а на смерть. Толкнув меня локтем, она вытягивает руку вперёд, и я терплю поражение.
Лукавая улыбка на её губах становится слишком широкой, а глаза мерцают озорством.
— Чёрт, он и впрямь хорошенький, — щебечет она, когда вручает мне телефон. — Хочешь посмотреть?
— Нет, — буркнув, я поправляю одежду и пыхчу от возмущения.
— Значит, ты не заинтересована в нём?
Мой взгляд, вероятно, говорит сам за себя.
— Серьёзно?
— Да ладно тебе, Ви, ты так легко готова отказаться от парня, к которому возникло что-то больше, чем рвотный позыв?
— Ты что-то говорила о враге, — грубо напираю я. — Или его внешность всё меняет?
— Твои чувства всё меняют.
— Забудь об этом.
— То есть, если я напишу ему, то между нами будет недопониманий?
— Вперёд, — мой голос звучит отстранённо и даже холодно, но Одри, по всей видимости, пропускает слова мимо ушей.
Перед тем, как уронить взгляд на телефон, она дарит мне многообещающую улыбку.
— Рада, что между нами нет возни в стиле «я целовалась с ним, теперь мы обе должны его ненавидеть».
Я отворачиваюсь к окну и чувствую, как слезятся глаза. Стиснув зубы, чтобы не дрожал подбородок, стряхиваю пыль с воспоминаний о Тиме Фостере как напоминание о том, что футболисты способны любить исключительно себя. Если Коди проявит интерес к общению с Одри, а он обязательно это сделает, никто в здравом уме не устоит перед ней, то совсем скоро буду лицезреть счастливую парочку в объятиях друг друга. Меня начинает мутить.