chapter 5
Как оказывается позже милое, невинное и яркое солнышко настоящий дьявол, если узнать его поближе.
Чимин только с виду напоминает добропорядочного студента и исполнительного стажера. На деле же он, почуяв, что порог знакомства достаточно пройден, перестает сдерживаться и показывает свою более раскрепощенную сторону. Во время их занятий, он постоянно язвит, делает шутливые комментарии, выдает абсурдные пошловатые шутки и ведет себя будто они знакомы 1000 лет.
А еще флиртует.
Сначала Юнги не понимает, что за странные фразочки тот выдает и почему постоянно выбирает вместо кресла диван. Аргументирует он это тем, что хочет быть поближе к Мину и сразу ему тыкать пальцем, какой момент он объясняет.
А потом начинаются эти частые взгляды и легкие касания: плеча, колена или шеи. Привыкнув к младшим и их потребности в тактильности, особенно этим любил баловаться Хосок, постоянно липнув к старшему, Юнги не сразу обращает на это внимание. А когда замечает, становится немного поздно.
— Долго ты будешь мою коленку массировать? Мне 26, а не 60. Пока проблем с коленями не имею, — ворчит как-то Юнги после месяца занятий, но чужую руку даже не пытается убрать.
Это выше его сил. Они уже 3 часа сидят, пытаясь разобрать в его таблицах хоть половину тех цифр, что он криво-косо насчитал за неделю. При этом Чимин липнет, как банный лист. Даже Намджун не выдерживает в какой-то момент явного напряжения в воздухе и уходит на очередное свидание к Джину — старшему брату Чимина (наконец, становится понятно, как ему удалось уговорить на эту авантюру с необучаемым Юнги самого Пака — тот просто спишет потом должок с брата, который очевидно также запал на Джуна).
Чимин выдыхает тяжело, и его хватка усиливается, слегка продвигаясь вверх по бедру.
— Блин, Юнги, я думал ты только в анализе такой тугодум.
— Не перегибай, — осекает его Юнги.
Он поворачивается, чтобы зло зыркнуть, но теряется от того, насколько лицо Чимина близко. Юнги гулко сглатывает, чувствуя, как шевелится под кожей кадык. Нос чует что-то тропическое, кажется, легкий запах кокоса с молочным отливом. Он готов поставить 20 долларов, что это средство для волос: шампунь, или, например, маска. Приятный запах. А еще его одежда пахнет лавандовым кондиционером — мать Юнги всегда использовала именно этот при стирке белья, и он напоминает ему о доме и моментах, когда женщина просила его развесить сушиться белье, а он наслаждался ненавязчивым и сладковатым запахом.
Дыхание Чимина касается его челюсти — тот сидит непозволительно близко. Глаза сверкают масляным блеском, а по губам ежесекундно пробегает язык, смачивая пересохшую кожу.
Юнги уверен, что протяни он сейчас руку и позволь себе лишнего сможет почувствовать напрягшийся чужой член. Он своей кожей чувствует чужое возбуждение. Чимин слишком очевиден.
Юнги боится сгореть в огне солнца.
— Я не перегибаю, — выдыхает Чимин, едва касаясь напряженной челюсти мягкостью влажных губ. — Я уже несколько недель пытаюсь намекнуть тебе как сильно хочу, чтобы ты трахнул меня, но до тебя не доходит.
— Черт, Чимин, что ты…
Пухлые губы накрывают его рот, не давая больше слова сказать и хоть как-то помешать действиям Чимина. А к действиям он переходит мгновенно, обхватывая ладонями лицо Мина и облизывая по очередности каждую из его губ, затем посасывает и слегка оттягивает.
Он ловко перекидывает ногу и седлает бедра Юнги, вызывая дрожь во всем теле, словно внезапно началось землетрясение.
Юнги задыхается до тех пор, пока не хватается за запястья младшего и не отодвигает его от себя, чтобы посмотреть в глаза, затянутые похотью.
— Чимин, нам стоит остановиться. Я имею ввиду… черт, мы ведь даже не знаем друг друга толком.
— Все хорошо, Юнги. Нам необязательно знать друг друга. Так даже лучше. Никаких обязательств.
Юнги не особо согласен с таким раскладом. Это удобно, да, но он хочет трахать любимого человека, который будет отдавать взамен ровно столько, сколько будет давать ему сам Юнги. Или хотя бы того, кого ты сможешь потом пригласить на свидание. Утоление потребностей важно для него, однако не стоит в приоритете.
Черт, но… сказать сейчас нет равносильно худшей ошибке в его жизни.
Хуже только поступление на экономический.
Чимин ерошит волосы, тяжело дыша, но не спешит отстраняться. Лишь ждет и выжидательно стреляет глазами по комнате, будто ему вообще мало интересно, что ответит Юнги. Кажется, понимает Юнги, Пак действительно умелый манипулятор — так быстро и бесповоротно повернуть все в нужное ему русло. Хотя больше напоминает охотника, намеренного поймать желанную добычу. Он щурится, терзая нижнюю губу, которая налилась и покраснела благодаря Мину, и начинает двигать бедрами. Плавно и медленно. Объезжая чужой полувставший член сквозь ткань. Пальчики пробираются под воротник миновой худи и гладят впадинку между шеей и ключицей.
— Если не хочешь…
Горячее «хочу» Юнги растворяет на чужих губах.
Капкан захлопнулся. Ловушка непогрешимо сработала.
Юнги, отпуская себя, наконец, пробирается пальцами по чужим бедрам, налитым такой мощью и силой, что они могут сломать кого-нибудь, и впивается в них пальцами.
Чимин улыбается лукаво и так сладко, почти приторно. Парень продолжает движения, чувствуя упирающийся в него бугор, и вздыхает, наверняка предвкушая, как чужой член окажется внутри него.
Это будет хорошо.
Чертовски горячо и хорошо.
Юнги выцеловывает слова на ключицах, что-то такое же приторное, как улыбка Чимина. Трется носом около мочки уха и глушит любые животные порывы забыться горячим дыханием: все плавно и тягуче, нежно. Просто секс это или нет, Юнги плевать, он привык отдавать всего себя и свои чувства, чтобы партнер если не по словам, то по касаниям точно понял, что он здесь, он никуда не денется, и он позаботится. Поэтому сейчас, стеля мелкие поцелуи за ухом, он хочет, чтобы блондин был сосредоточен только на нем и получил удовольствие.
Чимин задушено стонет — никто так быстро не находил его самое чувствительное место за ухом.
Они еще даже не разделись, но все это уже так чертовски правильно, так чертовски искрится вокруг них, что есть вероятность воспламенения. Юнги будто обливают живым огнем, и он принимает его своей кожей, ждет, пока загорится каждая клетка тела, а Чимин в его руках уже пылает, словно создан из синего пламени.
Это опасно, думает Юнги, ну и к черту.
Живем один раз, так какого хрена?
Чимин приподнимается, ускоряет темп, но лишь самую малость, дразня их обоих, и делает телом плавные волны, скользя промежностью, обтянутой скинни, прямо по стояку. Бедра ритмично проезжаются взад и вперед, заставляя все в предвкушении сжиматься и трепетать. Дьявол, да его собственный член уже истекает смазкой так сильно, пачкая боксеры. Чимин чувствует, как увлажняется белье и как приятно, с легкой болью трется набухшая головка о ткань. Он запрокидывает голову и тонко постанывает в такт собственным движениям.
Возбуждение, которое чувствует Юнги от открывшейся картины не сравнимо ни с чем.
Юнги расцеловывает чужой подбородок и линию челюсти, одну руку оставляя на елозящем туда-сюда бедре, а другой расстегивая пуговицу и ширинку на джинсах Пака. Удивление от того, насколько Чимин мокрый (боже, Юнги и не предполагал, что есть парни, которые так сильно текут) сметается мгновенно, стоит парню прижаться к его груди. Чимин явно ищет более тесного контакта, желая почувствовать приятное трение на члене и немного на сосках.
Юнги сильно стискивает его в объятиях, будто они на самом деле встречаются уже много месяцев и любят проявлять нежные чувства посредством секса, а не просто утолять голод. Он чувствует, как Чимин замирает в его руках, без возможности двигаться, и прикасается губами к шее, опаляя дыханием ее основание. Руки в нерешительности дергают ткань на боках Юнги по обеим сторонам, но так и не обнимают в ответ.
— Нам нужно в комнату, — Юнги надеется, что его голос звучит хотя бы немного ровно, — смазка и презервативы там. И кровать. Черт, этот диван не должен быть осквернен таким образом. Джун меня…
Чимин впивается в его губы, больно кусаясь. Мычание Мина глохнет где-то в чужих зубах.
— Заткнись.
Юнги удивленно наблюдает, как Пак тянется к своей сумке, брошенной между пицце-картонным столиком и диваном. Он выуживает оттуда маленький пакетик одноразовой смазки и квадратик Durex. Пока Чимин стягивает с себя узкие джинсы вместе с трусами, матерясь собственной неуклюжести и нерасторопности, а Юнги накрывает ладонью пульсирующий в штанах член, чтобы хоть немного снять болезненное напряжение, он успевает подумать кое о чем странном.
Если у Чимина с собой всегда есть такой набор, то значит ли это, что он часто спит с первыми встречными?
И вообще часто занимается сексом?
Парень вновь седлает ноги Мина, оставшись лишь в коротком свитшоте, и последний этого даже не замечает, погружаясь слишком глубоко в раздумья, лишь на автомате обхватывает упругие голые бедра.
Юнги прикусывает щеку изнутри, злясь на себя же. Какого хрена его это вообще должно волновать? Пак сразу же обозначил границы. Никаких обязательств. Значит они просто потрахаются и разойдутся, верно? Блять, а как же анализ? Что если Чимин свалит, как только получит свое? Юнги не жилец и просто идиот, если таким образом упустит свой последний шанс на нормальную сдачу диплома.
— Ты слишком много думаешь, — шепчет Чимин и коротко смеется Юнги в ухо с нахмуренного лица старшего. — Мне нравятся твои волосы.
Он пропускает сквозь пальцы мятную челку и зарывается в выкрашенную на спор копну ломких волос. Юнги млеет от прикосновений — у него всегда была слабость к поглаживанию головы. Он никогда не признается в этом, но просто обожает, когда кто-то из его друзей начинает гладить голову или трогать его волосы, перебирая пряди.
Блять, Юнги что с тобой не так? Ты собираешься хорошо потрахаться с потрясающим парнем и при этом думаешь… о чем вообще?
Возвращают к реальности Юнги влажные поцелуи в дергающийся белоснежный кадык. И они действительно влажные. Запредельно слюнявые и мокрые, словно Чимин перенял на себя образ радующегося хозяину пса и решил вылизать его шею. Честно, раньше Юнги терпеть не мог, когда его партнеры хоть немного слюнявили кожу или губы, переусердствуя с поцелуями, но сейчас это его даже возбуждает. Возможно, все это влияние самого Чимина.
Блондин громко стонет, дергаясь на миновых коленях, не сдерживаясь абсолютно, и Юнги может мысленно представить через сколько их соседи начнут долбить по стенам и просить тишины. Мин чувствует шеей запредельно горячее дыхание и горячий язык, выписывающий полосы. Кажется, он пропускает пару засосов и завтра утром будет удивлен. Однако сейчас ему так чертовски охуенно, что член нестерпимо дергается в штанах, желая уже почувствовать что-то горячее, влажное и тесное вокруг.
Чимин скулит в его шею, пряча влажное от пота и красное от жары лицо, и активно подпрыгивает на коленях. И тут до Юнги доходит, что все это время, пока он витает в облаках, Чимин, ебаный бог всемогущий, растягивает себя.
На коленях Юнги, несдержанно подскакивая и выстанывая в голос, он трахает себя уже тремя пальцами и, Иисусе, смущенно прячет лицо в чужой шее, не получая со стороны вообще никакой реакции кроме горячих рук на бедрах. Юнги немного стыдно за себя, поэтому он неконтролируемо краснеет и вновь целует кожу за ухом, чуть задевая намокшие волосы носом. Блондин ближе наклоняется торсом к Юнги, прижимаясь своим членом, и последний чувствует, как горячий и невероятно твердый орган трется о складки толстовки, пачкая ткань прозрачной жидкостью.
Стоны становятся более высокими, и Юнги приходится вслушиваться, чтобы хорошо расслышать их и запомнить, потому что кровь в ушах заглушает весь этот мир, сужающийся с каждой секундой до одного единственного человека.
На этот раз в его голове одна всепоглощающая пустота.
Юнги расстегивает свою ширинку и освобождает стоящий колом член от джинсов и трусов, облегченно вздыхая. Он стонет от осознания всего и вновь обхватывает бедра Пака, придерживая его, отчего тот начинает задыхаться и, блять, исступленно бормотать на пике возбуждения.
— Черт, Юнги, так хорошо, — стонет Чимин, вгоняя в себя пальцы полностью до костяшек, — так хорошо…
Юнги останавливает за запястье хаотично двигающуюся руку и притягивает парня к себе, не оставляя между ними расстояния даже для вдоха. Он берет с подлокотника презерватив, быстро натягивает, а затем использованный пакетик смазки и выдавливает пару оставшихся капель на собственный пульсирующий в латексе член. Он берет Пака под ягодицы, слушая над ухом тяжелое дыхание, и раздвигает влажные половинки. Головка члена небрежно проходится туда и обратно по промежности, размазывая и смешивая холодную смазку из пакета и горячую вытекающую и практически капающую из сжимающегося отверстия Чимина.
Блондин скулит не в силах даже держать свое тело ровно и вцепляется в плечи Мина: если бы Юнги не придерживал его, Пак бы завалился на бок. Кожа на шее Юнги хоть и взмокшая, но она горит от прикосновений Чимина, когда он крепко хватается прямо под линией роста волос и исступленно целует, насыщаясь моментом.
Могут ли люди, которым все равно друг на друга отдаваться процессу с такой страстью, Юнги запрещает себе думать. Вместо этого он, наконец, ощущает чувствительной головкой упругие хорошо растянутые стенки, когда слегка толкается в горячую, подготовленную для него дырочку.
— А-ах, боже, Юнги…
Чимин громко стонет, запрокинув голову и замирает, слишком ярко чувствуя, как член продвигается все глубже внутрь него.
— Блять, — шипит Юнги, обхватывая одной рукой раскрасневшееся бедро Чимина, а второй обвивая его талию, — ты потрясающий. Такой… потрясающий.
Юнги слышит приглушенно, как Чимин над ним хнычет и входит до основания, останавливаясь. Они дышат настолько загнанно, будто объезжали диких мустангов весь день. Круговые движения тазом вырывают из Пака очередной поток неразборчивых звуков. Юнги садит блондина на себя, прижимаясь всем телом и располагая его в более удобное положение, чтобы ноги меньше затекали и болели. Проклятая одежда мешает почувствовать все кожа к коже.
Юнги сопит недовольно и обхватывает Чимина медвежьими объятиями, не позволяя второму даже дышать.
— Черт, — смеется утомленно Чимин, — знаешь, если ты будешь так меня прижимать, то мы не сможем потрахаться.
Несмотря на озорство в его голосе он выглядит слишком затраханно и его мокрый, налитый кровью член говорит лишь о желании поскорее кончить.
Юнги поспешно размыкает руки и позволяет Чимину отстраниться. Тот упирается вспотевшими ладонями в плечи, сминая черную ткань, и начинает двигаться. Он почти до конца поднимается и вновь до упора насаживается, намеренно сжимаясь сильнее вокруг члена. Пак не спешит, размеренно доставляет запредельное удовольствие обоим. Нарастающий звук шлепков в комнате звучит инородно, но перебивается громкими стонами Чимина, приятными для уха, и их сорванным дыханием.
Юнги оглаживает его плечи, спускаясь к груди и ласкает длинными пальцами соски, обводя и сжимая под тканью. Чимин весь такой невероятный, что сложно поверить в его реальное существование. Хочется навечно задержаться в этом моменте.
Прикрытые глаза и слипшаяся от пота челка, делают его лицо лишь прекраснее, подмечает Мин, и толкается бедрами навстречу, когда Чимин вновь опускается. Слышится мокрый звонкий шлепок, и блондин вскрикивает. Его бедра начинают конвульсивно трястись, а сам он замирает.
— Там, Юнги… там, еще, — хнычет Чимин, и Мин готов поклясться, что видит влагу в его глазах. — Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Сделай так еще.
Юнги стискивает чужую талию, чувствуя под подушечками пальцев лишь кости и мышцы и насаживает Чимина на свой член. Он подстраивает ритм и вновь ищет тот угол и местечко, куда попал до этого. Блондин пытается подмахивать, но он так ужасно вымотался, что сил почти не осталось. Юнги подбрасывает бедра особо сильно, чувствуя, как приближается чужой оргазм, и наконец вновь попадает по простате. Он делает это так сильно, что Чимин взвизгивает. Его ноги разъезжаются по сторонам, и он валится на грудь Юнги, оставаясь в силах только цепляться руками за чужую одежду и хрипло дышать, не сдерживая свой голос. Юнги вновь направляет член в то место, елозя внутри горячих, так приятно и приглашающе стискивающих его стеночек, вырывает у Чимина вскрики с каждым разом.
— Еще чуть-чуть, — особо громко стонет Пак и сам насаживается на член в бесконтрольном темпе, — господи, Юнги, я сейчас кончу, так сильно кончу!..
Юнги держит чужое тело рукой поперек плечей и талии и продолжает вбиваться, когда чувствует, как Чимин сдавленно кричит ему в грудь и дергается. Стенки вокруг его члена нестерпимо сжимаются, почти отдаваясь болью в чувствительном органе. Пальцы на ногах парня поджимаются и весь он трясется, содрогаясь в сильном оргазме. Задравшийся гармошкой край толстовки Юнги промокает в области живота, и он чувствует, насколько горячая сперма у Чимина. И ее так много, боже милостивый.
Чимин все еще хватается за Юнги трясущимися пальцами и дышит неимоверно тяжело, когда просит:
— Только не останавливайся, Юнги. Продолжай, пока не кончишь.
Он сглатывает и закрывает глаза, вновь прячась в миновой шее, которая взмокла настолько сильно, будто его обливали из шланга. Давно Юнги не занимался настолько активной деятельностью.
Юнги слушается и продолжает быстро двигаться в парне, теперь преследуя только свое удовольствие. От слишком приятных ощущений он прикусывает кожу на чужом плече и чувствует, как пальцы на его груди стискивают толстовку сильнее, а с пухлых губ срывается утомленный, но довольный стон.
Соседи слева долбят в стену чем-то по звуку напоминающим швабру.
Он смотрит на чужую взлохмаченную макушку, на ромашки россыпью пронзившие обивку старенького диванчика, на покосившуюся пальму в углу и втыкается носом в чиминов влажный затылок. Волосы сухие от краски и светлые щекочут нос, а в груди зреет что-то теплое. Он в окружении нежных кокоса и лаванды. Отчего-то Юнги не может вспомнить, когда последний раз его посещало такое сильное чувство уюта.
Пак подрагивает с каждым толчком от сверхстимуляции, задыхаясь скулит в шею, и Юнги уверен, что ему уже скоро будет по-настоящему больно, но все равно продолжает. Ему так чертовски хорошо, так здорово находиться в Чимине.
Он делает еще несколько рваных толчков, сбиваясь окончательно с ритма, и изливается с хриплым стоном в презерватив, так же крепко обнимая Чимина как в самом начале и как делал это недавно. Руки Чимина все еще неуверенно сжимают толстовку, не рискуя обнять в ответ.
Через час Пак уходит, напомнив про их занятие на следующей неделе и не сказав больше ни слова.
Никаких эмоций.
Никаких «мы с тобой».
Ничего лишнего.
После секса или хорошей дрочки Юнги обычно спит, как убитый, но этой ночью не получается сомкнуть глаз даже на полчаса.