Мерцание пустоты

Люси перелезла через обломок стены, цепляясь за ржавую арматуру, торчавшую из потрескавшегося бетона. Руины, затерянные на краю пустоши, были её тайным укрытием от однообразия родного Драйфорда. Над входом чернела старая надпись, но ветер и песок оставили от неё лишь обломки букв: «..inka. .o...», выщербленные, будто высеченные временем. Люси провела пальцем по шершавому камню, воображая, что это был склад припасов или лаборатория из старых легенд, которые шептались у костров в её деревне. Рыжие волосы, стянутые в небрежный хвост, выбились прядями и прилипли к вспотевшему лбу. Веснушки — те самые, что тётя Кристалл называла «звёздами» — проступали сквозь пыль. Ей нравилось рыться в остатках прошлого, искать осколки мира, исчезнувшего до её рождения. Это была её игра, её вызов — доказать, что она не боится.

Чтобы прогнать лёгкий холодок, пробиравший в развалинах, она напевала песню, которая весь день крутилась в голове:

«But I would walk 500 miles, and I would walk 500 more...»

Её голос, звонкий, но чуть дрожащий, эхом разносился в пустоте. Песня была её щитом — напоминанием о родителях, погибших два года назад, чьи лица до сих пор приходили к ней во снах. Люси поправила выцветшую куртку, слишком большую для её худощавой фигуры, и шагнула внутрь.

В здании царила мёртвая тишина. Пол был усыпан битым стеклом и обрывками проводов, которые хрустели под её стоптанными ботинками. В углу громоздились ящики, перевёрнутые и пустые, а ржавый шкаф с выломанными дверцами походил на испуганную пасть. Стены покрывали пятна плесени, а в воздухе висел тяжёлый запах сырости и чего-то металлического, почти как кровь. Люси пнула кусок металла, и он загремел, эхом отражаясь от покосившегося потолка. Ничего — ни патронов, ни консерв, ни даже обрывка бумаги. Но она не унывала. Каждый поход был игрой, историей, которую она расскажет тёте Кристалл, приукрасив для смеха. Пальцы скользнули к ножу на поясе — подарку Кристалл на 14-летие. Короткое лезвие с выгравированной буквой «К» лежало в руке надёжно, как обещание тёти: «Ты сильнее, чем думаешь, Люси».

Выйдя из руин, она вдохнула прохладный воздух пустоши. Солнце клонилось к горизонту, заливая песок багряным светом, от которого колючие кусты отбрасывали длинные, изломанные тени. Вдалеке завыло животное, но его голос оборвался, будто кто-то заткнул ему пасть. Люси поправила рюкзак — лёгкий, с флягой воды, верёвкой и ножом — и снова запела, тише, почти шёпотом:

«Just to be the man who walked 1,000 miles to fall down at your door...»

Она замерла. На тропе перед ней стояла женщина.

Высокая, в длинном чёрном плаще, что казался слишком чистым для пыльной пустоши. Её высокие ботинки, блестящие, как обсидиан, оставили глубокие следы на песке. Лицо женщины было пугающе красивым: кожа бледная, почти фарфоровая, с острыми скулами, губы тронуты лёгкой улыбкой, а глаза — тёмные, бездонные, как колодцы. Чёрные волосы лежали неподвижно, несмотря на порывы ветра. Она стояла, скрестив руки, и смотрела на Люси с лёгким наклоном головы, будто изучая.

— Ищешь приключения, юная странница? — голос женщины был мягким, почти ласковым, но в нём чувствовалась странная пустота, как эхо из пещеры. — Или, может, цветы для своего сада?

Люси сжала рукоять ножа, чувствуя букву «К» под пальцами. Её сердце ёкнуло, когда глаза женщины на мгновение вспыхнули алым. Она моргнула, и глаза снова стали тёмными. «Показалось», — подумала Люси, но её ладони вспотели. Песня замерла в голове, а любопытство боролось с желанием отступить. От женщины исходил сладкий, почти одурманивающий запах цветов, который казался неуместным в пыльной пустоши. Цветы были редкостью — Люси иногда находила чахлые, полумёртвые ростки, пыталась пересадить их во двор, но они всегда гибли, задушенные сорняками или высушенные солнцем. Откуда женщина знала про её мечту о цветнике?

— Просто люблю рыться в старых местах, — ответила Люси, стараясь звучать беззаботно, хотя голос дрогнул. — А ты кто? Не из Драйфорда, это точно.

Женщина рассмеялась — тихо, мелодично, но смех отдавался в ушах Люси, как звон стекла.

— О, я просто путница. Возможно, немного провидица, — сказала она, делая шаг ближе. Её плащ слегка колыхнулся. — Я вижу, что ты не просто бродишь. Ты ищешь остатки былой цивилизации, а возможно ещё что-то... живое, да? Цветы, которые могли бы расти в твоём дворе, например. Я права?

Люси нахмурилась, её пальцы сильнее сжали нож. Эта женщина знала слишком много. Но её голос, мягкий и тёплый, как летний вечер, тянул за собой, заставляя расслабиться.

— Ну... да, — нехотя призналась Люси. — Цветы тут редкость. Я пробовала их сажать, но они не приживаются. Сорняки или солнце — всё против них.

— Бедняжка, — женщина покачала головой, и её улыбка стала почти сочувствующей. — Пустошь жестока к красоте, правда? Но я могу помочь. — Она медленно разжала ладонь, показывая пригоршню мелких, блестящих семян, тёмных, с красноватым отливом. — Эти семена особенные. Они взойдут, даже здесь. Они хотят расти, Люси.

Люси вздрогнула, услышав своё имя. Она не помнила, чтобы называла его.

— Откуда ты... — начала она, но женщина перебила, её голос стал ещё мягче, почти гипнотическим.

— О, мой дар позволяет мне ведать многое, — сказала она, её глаза снова на миг вспыхнули алым. — Возьми их. Подари своему дому немного жизни. Ты же этого хочешь, правда? Чтобы Драйфорд расцвел.

Сладкий запах цветов кружил голову, и Люси, сама не зная почему, почувствовала, что хочет довериться. Женщина выглядела не как рейдер, не как бродяга. Её слова звучали искренне, а семена в её руке казались обещанием чего-то прекрасного. Люси колебалась, но мечта о цветнике, о ярких лепестках во дворе, где сейчас только пыль и камни, пересилила.

— Хорошо, — сказала она, протягивая руку. — Спасибо.

Семена легли в её ладонь, тёплые, почти живые, и Люси сжала их в кулаке, на миг ей показалось, что они слегка шевелятся. Женщина кивнула, её улыбка стала шире, но глаза остались холодными.

— Удачи, Люси, — сказала она, и её голос прозвучал, будто издалека. — Они будут расти. Обещаю.

Тень от плаща на песке шевельнулась, хотя ветра больше не было.

Люси кивнула, пробормотав ещё одно «спасибо», и развернулась, чтобы уйти. Её шаги ускорились, а сердце колотилось. Она не оглянулась, но чувствовала взгляд женщины, липкий, как пыль на мокрой коже.

Песок скрипел под ботинками, пока Люси шла к Драйфорду. В голове снова зазвучала песня: «When I wake up, well, I know I'm gonna be I'm gonna be the man who wakes up next to you...» Она вспомнила, как мама смеялась, подхватывая мелодию, а папа подпевал, хоть у него совершенно не было голоса. Их лица, тёплые и живые, всплыли в памяти, но тут же сменились криками той ночи, когда рейдеры ворвались в их дом. Люси сжала семена сильнее, чувствуя, как они впиваются в кожу. Ей было четырнадцать, но она уже не ребёнок. Скоро она станет взрослой, и тогда ни один рейдер не уйдёт от её ножа. Она посвятит жизнь тому, чтобы очистить пустошь от их вони. Семена в её руке словно шепнули что-то в ответ, но Люси отмахнулась от этой мысли. Просто ветер. Просто воображение.

Подойдя к Драйфорду, Люси свернула с тропы к оборонительной стене — высокому барьеру из камней, железа и колючей проволоки, что окружал деревню. Никто не должен был знать, что она снова сбегала в руины. Кристалл ворчала бы, а Эд, вечно дежуривший у ворот, мог донести старейшине. Люси опустилась на колени у заросшего колючками куста и отодвинула камни, открывая потайной подкоп — узкий лаз, который она вырыла ещё прошлым летом. Протиснувшись через сырую землю, пахнущую плесенью, она выбралась на другой стороне, отряхивая пыль с куртки. Поселение спало, лишь редкие фонари мигали в сумерках, отбрасывая тени на серые жилища.

Их с Кристалл дом стоял недалеко от стены — приземистый, сложенный из камней и железа, с потрескавшейся крышей, которую тётя всё обещала починить. Люси толкнула скрипучую дверь и вошла, стряхивая пыль с ботинок. Внутри пахло варёной картошкой и травами, которые Кристалл сушила над очагом. Тётя сидела за столом, нарезая овощи для ужина. Её русые волосы, тронутые сединой, лежали свободно на плечах, а лицо, морщинистое от солнца пустоши, смягчилось, когда она подняла взгляд. Серые глаза, острые, как клинок, всё ещё хранили тепло, несмотря на годы суровой жизни.

— Где опять шаталась? — спросила Кристалл, прищурившись, но её тон был скорее тёплым, чем строгим. — Я же просила не уходить далеко. Рейдеры...

— Не начинай, тёть, — перебила Люси, бросая рюкзак на пол и садясь за стол. — Я осторожно. Никто не видел.

Кристалл фыркнула, ставя перед ней миску с картошкой, салатом и куском вяленого мяса — роскошь для Драйфорда.

— Осторожно, говоришь? — Она покачала головой, но уголки губ дрогнули в улыбке. — Ешь, искательница приключений. И расскажи, что нашла, кроме пыли.

Люси ухмыльнулась, беря ложку.

— Кое-что получше, — сказала она, разжимая ладонь. Семена поблёскивали в тусклом свете масляной лампы, тёмные, с красноватым отливом, будто маленькие капли крови. — Мне их дали. Для цветника.

Кристалл подняла бровь, отложив нож.

— Дали? — Она наклонилась ближе, её глаза сузились. — Кто это расщедрился? Цветы в пустоши не растут, Люси. Ты же знаешь.

— Какая-то женщина, — ответила Люси, пожав плечами, но её голос дрогнул. Она вспомнила алую вспышку в глазах незнакомки, её слишком чистый плащ, сладкий запах цветов. — Сказала, эти взойдут. Обещала.

Кристалл взяла одно семя, поднесла к свету и тут же отдёрнула руку, будто обожглась.

— Странные они, — пробормотала она, возвращая семя Люси. — Не нравятся мне. Где ты её встретила?

— У руин, — сказала Люси, стараясь звучать беспечно. — Она... нормальная, вроде. Просто путница. — Но слова женщины — «они хотят расти, Люси» — эхом звучали в голове, и она сжала семена крепче.

Кристалл покачала головой, возвращаясь к своей миске.

— Смотри, не насажай сорняков, — буркнула она, но её взгляд задержался на семенах, и Люси заметила, как тётя потёрла пальцы, словно стирая с них что-то невидимое.

После ужина Люси вышла во двор, где ночь сгустилась, превращая камни в тёмные силуэты. Клочок земли, который она готовила под цветник, был сухим, усыпанным колючками и камнями. Она опустилась на колени, достала нож и начала копать маленькие ямки. Семена легли в землю, тёплые, почти пульсирующие, и она засыпала их, чувствуя, как сердце бьётся быстрее. Она представила алые цветы, яркие, как закат, которые оживят этот двор. Но в глубине души шевельнулось сомнение — голос женщины, её пустые глаза, тень плаща, что двигалась сама по себе. Люси встряхнулась. Просто воображение.

...

Она проснулась ночью внезапно, от звука. Плач — тихий, надрывный, словно кто-то сдавливал слёзы. Люси села на кровать, сердце колотилось. Комната была тёмной, только лунный свет сочился сквозь окна, отбрасывая полосы на деревянный пол. Плач звучал так близко, будто ребёнок сидел прямо у самого края её кровати. Она замерла, вглядываясь в темноту. Никого. Только её одеяло, смятое в ногах, и старый рюкзак в углу. Но плач не стихал, дрожащий, живой. Её кожа покрылась мурашками. Она медленно протянула руку к ножу, лежавшему у кровати, и сжала рукоять.

— Кто тут? — прошептала она, но голос утонул в плаче. Звук был слишком явственным, чтобы счесть его плодом воображения. Она почувствовала, как матрас под ней чуть прогнулся, будто кто-то действительно сидел рядом. Люси зажмурилась, повторяя про себя: «Просто сон, просто сон». Когда снова открыла глаза, плач оборвался, и в тишине послышался лёгкий шорох — словно земля во дворе вздохнула.

Окно, обычно сухое и пыльное, покрылось конденсатом — капли медленно ползли вниз, как слёзы. Она подошла и провела рукой по влажному стеклу. За ним, в том самом месте, где недавно закопала семена, распустились алые цветы. Они выросли за ночь — как такое возможно? Бутоны светились тусклым красноватым светом и пульсировали, как сердца. Лепестки ритмично двигались — их такт напоминал размеренное дыхание. Она замерла, заметив отпечатки на земле — следы ступней с лишними пальцами, тонкими и изогнутыми, как когти. Холод пробрал её до костей.

Люси обхватила нож покрепче, подумав: «С ними что-то не так. Нужно выкорчевать цветы, пока не поздно».

Она спускалась вниз, ступая босиком по холодному полу, каждый шаг отдавался в груди. Тишина была тяжёлой, словно кто-то затаил дыхание за стенами, и Люси казалось, что дом слушает её, как старый зверь, готовый проснуться.

В гостиной стояла фигура. Люси застыла — внутри всё собралось в один холодный ком. В полумраке она не сразу узнала очертания. Лишь через миг поняла: Кристалл. Она стояла у окна, неподвижная, как статуя. Силуэт освещался красноватым сиянием цветов, их отблеск отражался в глазах. Люси окликнула её, голос дрогнул:

— Тётя?

Кристалл резко повернула голову — нечеловечески быстро, с хрустом. Глаза были пустые, матовые, как у слепой. По щекам текли слёзы — розовые, как разведенная кровь.

— Они говорят... Как же это прекрасно, — прошептала она. Голос звучал странно — словно в речи сплелись два тембра: один её, другой низкий, с эхом, от которого у Люси заныла голова. Она отступила, не зная, что делать.

Это все из-за проклятых цветов! — мысленно повторяла Люси. Собрав волю в кулак, она выскользнула на улицу.

Драйфорд тонул в мёртвой тишине. Лишь изредка где-то вдали доносился хруст — сухой, как ломающееся дерево, и неясный шёпот. Фонарь на площади мигал, и в его дрожащем свете тени двигались неестественно.

На крыльце своего дома стоял сосед, старик Гейб — покачиваясь вперед-назад, его тело тряслось.

— Всё растёт, всё цветёт. Мы удобрение, — повторял он хрипло.

Люси ещё крепче сжала нож — пальцы зудели.

Она подошла к клочку земли, где цветы уже густо покрывали почву. От них тянулись тонкие нити, похожие на паутину. Они медленно извивались, цепляясь за стены домов, будто искали, к чему ещё прирасти. Люси занесла нож над одним из цветков — тот вздрогнул. Лепестки сжались в испуге.

Зуд усилился. Пальцы рук покраснели, под кожей что-то зашевелилось — чужое, живое. Она отдёрнула руку, задыхаясь от ужаса. Замахнулась снова — и в тот же миг всё тело пронзила невыносимая боль, будто с неё сдирали кожу заживо.

Она попятилась обратно в дом, не сводя глаз с алых цветов. Возможно, стоит просто спрятаться в своей комнате, дождаться утра, а потом позвать на помощь? Старейшина, док Брайан... кто-то ведь наверняка сможет разобраться с этим.

В гостиной тёти уже не было. Стол, стулья, вся комната вибрировала. Изображения на стенах плыли, словно под водой, тени сгущались и вытягивались, теряя форму, само пространство начинало искривляться.

Люси остановилась в коридоре взглянув в зеркало. В отражении, прямо за её спиной, стояла Кристалл. Она улыбалась — странно, широко — с закрытыми глазами, а губы шевелились, беззвучно проговаривая слова, которых Люси не могла понять.

Люси резко обернулась — пусто.

Она побежала прочь, быстрее в комнату, но Кристалл возникла прямо перед ней, будто материализовалась из воздуха, и схватила с силой за руку.

— Ты должна их покормить, — прошипела тётя, таща её к двери. Из глаз текла та же розоватая жидкость. Голос звучал как какофония. Он был расколот — множество звуков, сплетённых вместе: высокий, низкий, скрежещущий... среди них были знакомые — голоса умерших родителей.

Люси издала вопль и что есть мочи рванула руку. Высвободившись, бросилась в подвал. Забаррикадировала дверь и прижалась к стене, наблюдая, как красный туман просачивается сквозь щели. Он был густым, сладковатым, и с каждым вдохом её лёгкие становились тяжелее. На руках проступили тонкие красные прожилки. Она смотрела на нож, не понимая, что делать дальше. Сверху донесся звук похожий на искаженный смех.