Мерцание пустоты

Люси сидела за шатким деревянным столом, сжимая тёплую ложку, пропитанную запахом дыма и времени. Свет масляной лампы дрожал, отбрасывая золотистые блики на лица родителей. Папа с притворной серьёзностью склонился над консервной банкой, ковыряя её ржавым ножом.

— У тебя нет шансов, Майк, — сказала мама, ставя перед ним миску с тушёной картошкой, от которой поднимался пряный пар, смешанный с дымком очага. — Она сильнее тебя.

— Не мешай мне проигрывать с достоинством, — буркнул папа, подмигнув Люси. Его глаза, тёмные, с морщинками в уголках, светились теплом.

Люси хихикнула, чувствуя, как уют комнаты обнимает её, словно мягкое одеяло. Хлеб, только из печи, хрустел под пальцами; его корочка была горячей, почти обжигающей. Запах — дымный, с ноткой трав, которые мама сушила над очагом, — наполнял дом. Мама улыбнулась, её веснушки, такие же, как у Люси, расцвели на щеках солнечными пятнышками. Папа отложил нож и прихватил ломоть хлеба, напевая песню под нос.

Люси потянулась ложкой за картошкой, но та выскользнула и упала на скатерть с мягким шлепком. Она уже хотела поднять её, но замерла. Скатерть оказалась влажной, липкой. Её пальцы, коснувшиеся ткани, окрасились алым. Люси пригляделась: белая льняная скатерть теперь стала багровой, пропитанной густой жидкостью, которая медленно стекала с краёв — капля за каплей. В тишине их падение звучало глухо, как отсчёт.

Она подняла взгляд, и свет лампы мигнул, угасая. Комната погрузилась в дрожащий полумрак, стены накренились, как в лихорадочном сне.

— Мама? — прошептала Люси, но голос утонул в гуле, который нарастал, как сердцебиение.

Она посмотрела на родителей. Папа всё ещё улыбался, но его глаза были пустыми, как выжженные угли. Из уголка рта текла тонкая струйка крови, а живот был вспорот, внутренности вываливались наружу, шевелясь, как змеи.

Люси вскочила; стул опрокинулся с глухим стуком. Мама стояла у двери, но половина её лица исчезла — кровавая дыра обнажала кости черепа, зубы блестели в красном месиве. Она подняла руку, и её пальцы, покрытые слизью, указали на Люси.

Пол под ногами стал липким, тёплым, мягким, как живая плоть. Люси опустила взгляд и застыла, не в силах вдохнуть. Кровь заливала доски, по ним ползали алые черви — тонкие, с пульсирующими прожилками — впиваясь в тела рейдеров, что лежали повсюду, как сломанные куклы. Их лица, обезображенные мутациями, — деформированные черепа, рты, глаза, — смотрели на неё. У одного, с перерезанным горлом, губы дёрнулись, и он прошептал: «Спасибо, что посадила... нас...». Другие, изрешечённые пулями, шевелились; их конечности ломались с хрустом, как сухие ветки.

Люси попыталась закричать, но её лёгкие сдавил дурманящий запах — сладкий, цветочный, тошнотворный, смешанный с кровью. Она посмотрела на свои ноги: они увязли в мясной массе, которая разрасталась, поглощая пол, стол, тела рейдеров. Красные черви вились вокруг её лодыжек, впиваясь в кожу, и Люси почувствовала, как тело тяжелеет, будто что-то ползёт внутри. Она взглянула на родителей: их фигуры растворялись, лица вытягивались, превращаясь в алые лепестки из человеческой плоти с крошечными ртами, шепчущими: «Спасибо... Люси...».

Запах изменился. Кофе? Откуда?

Глаза открылись — кошмар растаял, оставив во рту привкус страха. Она сидела в подвале, прижавшись спиной к сырой стене. Через щели в двери просачивался утренний свет, пылинки танцевали в его лучах. Пахло кофе — тётя Кристалл заваривала его каждое утро, напевая старую песню.

Люси сжала нож — он всё ещё лежал в ладони. На коже вспыхнули тонкие красные прожилки. Она моргнула — и они исчезли. Встав, покачнулась на дрожащих ногах. В голове эхом прозвучал шёпот: «Спасибо...».

Она поднялась по шатким деревянным ступенькам — босые ноги закоченели от сырости, каждый шаг давался с трудом. Баррикаду у двери подвала — старые ящики и доску, сваленные в панике ночью — она разобрала. Дерево скрипнуло, и звук отозвался эхом в ушах, всё ещё звенящих после шёпота из кошмара. Металл рукояти ножа слегка зудел в ладони, словно прожилки из сна оставили под кожей след.

На кухне тётя Кристалл стояла у плиты, помешивая что-то в чугунной сковороде. Запах кофе — горький, с дымной ноткой — смешивался с ароматом жареной картошки, и на миг Люси показалось, что ночь действительно была лишь сном. Кристалл напевала мелодию; её русые с проседью волосы были стянуты в небрежный пучок, а замасленный фартук болтался на худощавой фигуре. Но что-то было не так.

Кристалл яростно чесала запястье; её ногти оставляли багровые полосы на коже, покрытой пятнами, похожими на сыпь, но с отливом, как у лепестков из кошмара. Пятна тянулись вверх по её предплечью и шее, исчезая под воротом рубашки, и Люси заметила, что кожа вокруг них блестит, будто влажная.

— Где ты была? — спросила Кристалл, не оборачиваясь. Голос прозвучал укоризненно, но сохранил привычную теплоту. — Ты теперь и по ночам делаешь вылазки? Совсем жить не хочется?

Люси застыла у двери, пальцы крепко сжали нож в кармане рубашки.

— Я была в подвале, — ответила она, стараясь говорить спокойно, хотя голос дрожал. — Видимо, уснула... Ты... ночью... ничего не помнишь?

Кристалл повернулась. Её серые глаза, обычно такие цепкие, теперь казались мутными, будто затянутыми пыльной плёнкой. Она приподняла бровь, продолжая расчесывать руку.

— Ночью я спала, как все нормальные люди, — проворчала она, возвращаясь к сковороде. — Чего и тебе советую.

Она помолчала, скребя ложкой по чугуну.

— А ты что, опять в руины сбегала? Люси, я же просила...

— Нет, — перебила Люси, её взгляд беспокойно метнулся к окну над раковиной. — Ты не помнишь ничего... странного?

Кристалл фыркнула, снимая сковородку с огня и ставя на стол две миски с картошкой.

— Странным было то, что я давно так крепко не спала. — Она вдруг улыбнулась, но улыбка получилась слишком широкой, почти неестественной. — Мне снился такой приятный сон. В молодости Пит, ну, знаешь, тот придурок с фермы, притащил мутировавшие опята. Судя по всему, нашёл их среди хлама мёртвого рейдера. Эти идиоты вечно всякой дрянью закидываются. Мы тогда были не умнее тебя сейчас и решили попробовать. Это было... неожиданно приятно. Но потом так ломало, что зареклись подобную гадость жрать.

Люси нахмурилась и медленно присела за стол. Её ложка лежала рядом с миской, и она невольно вспомнила кошмар — багровую скатерть, липкую кровь.

— И что тебя сподвигло вспомнить эту историю именно сейчас? — спросила она.

Кристалл пожала плечами, снова почесав шею. Кожа под её ногтями начала шелушиться.

— Сегодня во сне мне было в сто раз лучше, чем тогда, — тихо продолжила тётя, почти мечтательно. — Такая эйфория... будто я стала частью чего-то большего. Странно. А ещё, похоже, подцепила какую-то кожную инфекцию.

Она вдруг с остервенением расцарапала запястье, и из-под кожи брызнула капля красной слизи, упавшая на стол. Кристалл не заметила этого, но Люси невольно отшатнулась; стул под ней протяжно скрипнул.

— После завтрака надо к доку сходить, — продолжила Кристалл как ни в чём не бывало, вытирая руки о фартук, испещрённый теперь красными пятнами. — Надеюсь, тебя не заражу.

Люси судорожно сглотнула, бросив взгляд на свои собственные руки. Кожа была чистой, но зуд, знакомый ей с ночи, вернулся — казалось, под ногтями что-то шевельнулось.

Она резко вскочила и подбежала к окну. Во дворе, на грядке, где вчера она посадила те семена, не было ни единого цветка — только свежие холмики вскопанной земли. Почва вдруг едва заметно шевельнулась, и Люси увидела тонкую красную ниточку, похожую на живую венку, уходящую по землю.

— Люси, ты чего? — окликнула Кристалл. Её голос сорвался резко, с хрипотцой, будто горло пересохло.

Люси обернулась. Тётя стояла у плиты, но движения её стали дёргаными, словно у марионетки. Она снова почесала шею. Внезапно глаза Кристалл закатились, и она рухнула на пол; сковорода грохнула, рассыпав жареную картошку.

— Тётя! — вскрикнула Люси.

Она бросилась к Кристалл. Опустившись на колени, Люси осторожно приподняла голову тёти. Кожа Кристалл была холодной, но багровые пятна на руках пульсировали, словно жили собственной жизнью. Кристалл приоткрыла мутные, с красноватым отсветом глаза и слабо пробормотала:

— Возможно... надо прилечь на минутку.

— Я сейчас позову дока! — выпалила Люси, голос дрожал от ужаса. — Давай, я помогу тебе добраться до кровати. Я мигом, слышишь?

Она подхватила тётю под худые плечи; сердце её бешено колотилось, а по спине полз холодок: неужели она сама принесла эту заразу в дом? Но сейчас нужно было торопиться. Тело Кристалл оказалось пугающе лёгким, словно что-то внутри неё уже исчезло. Люси довела её до спальни и уложила на кровать — на подушке тут же заметила влажный алый лепесток, растворившийся в воздухе через мгновение. Кристалл закрыла глаза; дыхание её было хриплым, но пальцы всё ещё слабо царапали запястье.

Люси накинула куртку, втиснула ноги в пыльные ботинки у двери и выбежала на улицу, крепко сжимая нож в кармане.

Воздух Драйфорда был сухим, но тяжёлым, будто пропитан сладким цветочным запахом, преследовавшим Люси со вчерашнего дня. Она остановилась у своего двора; взгляд упал на холмики земли, где были зарыты семена. Люси опустилась на колени, вытащила нож и вонзила лезвие в землю. Почва поддалась легко, но ни одного семечка она не обнаружила — только пустая, подозрительно тёплая земля, чуть пульсирующая под рукой. Она вытерла лезвие о штанину, но нож всё равно липко поблёскивал. На мгновение на металле проступила тонкая красная жилка, исчезнув, стоило Люси моргнуть.

Она встала, сердце бешено колотилось. Драйфорд был непривычно тихим. Улицы, обычно наполненные утренним шумом — скрипом телег, голосами соседей, — теперь пустовали. Фонарь на центральной площади всё ещё мигал, забытый с ночи, хотя солнце уже стояло высоко. В ярком свете тень Люси казалась неестественно длинной.

Она побежала к дому дока Брайана; ботинки поднимали за ней облака пыли. Приблизившись к низкому одноэтажному домику, служившему местной больницей, Люси увидела впереди толпу и поняла, где сейчас все жители.

У крыльца толпились десятки односельчан; их голоса сливались в тревожный гул. Люси подошла ближе — дыхание перехватило: у всех на коже была такая же сыпь — блестящие красноватые пятна расползались по рукам, шеям, лицам. Перед собравшимися стоял док Брайан; его лысеющая голова поблёскивала от пота. Он размахивал руками, пытаясь утихомирить толпу, но на его запястьях тоже расползлись пятна, а голос дрожал:

— Успокойтесь! Это просто... аллергия! Я разберусь, дайте мне время!

Люси заметила, что глаза дока, обычно спокойные, теперь были мутными, как у Кристалл. Она невольно отступила на шаг, прижимая руку с ножом к бедру. Толпа гудела; кто-то громко кашлянул, в воздухе вилась тонкая, почти невидимая, красноватая дымка.

Взгляд дока остановился на Люси; на короткое мгновение его глаза прояснились, в них мелькнуло осознанное недоверие, словно он догадался, что именно девочка может быть причиной случившегося. Он поднял руку, требуя тишины.

— Расступитесь. Дайте Люси пройти.

Люди загудели ещё сильнее, но нехотя расступились, пропуская её. Док кивнул ей, слегка пошатываясь, и жестом пригласил внутрь.

В помещении было тихо; в дальнем кабинете монотонно гудел старый терминал. Доктор снял защитные очки и протёр их полой халата, затем устало взглянул на Люси.

— Кто заболел? — спросил он сухо.

— Кристалл, — выдавила Люси; голос предательски дрожал. — Сегодня утром она... упала без сознания. И кожа у неё... покрылась красными пятнами, они будто шевелятся...

Док ничего не ответил. Он взял с полки резиновые перчатки и, с трудом натянув их, кивнул Люси на табурет. Когда она села, он включил яркий осветитель и внимательно осмотрел её руки, шею, лицо. Затем тонким шприцем набрал кровь из вены, сделал соскоб кожи на запястье и мазок из носа. Движения дока были медленными, отточенными — как у человека, который боялся, что любое неосторожное действие спровоцирует у самой ткани пациента какую-то реакцию.

Он встал, подошёл к аппарату и вставил образцы в сканирующий блок. Несколько минут доктор молчал, не отводя глаз от экрана. Наконец он повернулся к Люси.

— Ты, насколько могу судить, здорова. Пока никаких симптомов.

Он опустился на стул. В голосе его не чувствовалось ни тревоги, ни облегчения — лишь глубокая усталость.

— Я пока не могу точно определить природу этого процесса. Это не классическая инфекция — по крайней мере, она не соответствует ни одному известному патогену. Реакция тканей атипична: кожные покровы демонстрируют гиперчувствительность к звуковым и тактильным стимулам, местами — признаки локальной нейросенсорной активности. В крови — структурные аномалии, предположительно связанные с нестабильными белковыми фракциями. Возможно, имеет место нейрогенное поражение или влияние экзогенного агента. Судя по текущей динамике, большинство жителей уже проявляют ранние симптомы.

Доктор устало потер глаза тыльной стороной ладони, затем принялся быстро набирать что-то на переносном терминале. Спустя пару минут он продолжил:

— Я передал данные в Хартвелл. У них ещё работает локальная сеть и есть медкарт. Протокол по тебе отправлен. Тебя примут, но... с изоляцией, на всякий случай.

Он впервые за весь разговор посмотрел Люси прямо в глаза.

— Тебе нужно уйти из Драйфорда сегодня. Прямо сейчас. Собери припасы: оружие, карту, воду. Если встретишь кого-то без симптомов — бери с собой. Но только тех, кто в ясном сознании.

Док поднялся. Невысокий, ссутуленный и сам не в лучшей форме, он всё же говорил уверенно, как и полагается врачу.

— Я не знаю, будет ли здесь безопасно завтра. Возможно, я преувеличиваю угрозу. Но, на всякий случай, не тяни. Попрощайся с Кристалл — и уходи.

...

Люси возвращалась по безлюдной улице. Пыль медленно кружилась в косых солнечных лучах, воздух казался душным и сладковатым. Окна домов были наглухо закрыты. Где-то в тишине глухо стучала ставня, раскачанная ветром.

Её дом почему-то показался другим. Не родным. Просто геометрией из досок и стёкол. Странная мысль.

Она вошла, с силой захлопнув за собой дверь. Внутри было невыносимо душно — одежда прилипала к телу. Скинув куртку и ботинки, она опустилась на кухонный стул и уставилась на перевёрнутую сковородку.

Я принесла это сама.
Я посадила. Руками. Даже не спросив, что это. Просто... согласилась.

Она закрыла лицо ладонями.

Что со мной не так? Почему мне это показалось нормальным?
Что если я погублю их.
Всех.

Перед мысленным взором всплыла женщина в чёрном. Слова, которые она говорила тогда, расплывались, но выражение лица помнилось отчётливо: уверенность. Улыбка. Неуклонность.

Меня убедили? Или... я сама этого хотела?

Она вспомнила, как пахли семена и тёплая, влажная земля. Как цветы, которых ещё не было, уже жили в её голове. Аромат был сладкий, цветочный, обволакивающий. Стоило лишь подумать о нём — мысли замедлялись, сглаживались. Страх отступал.

Словно всё происходящее — не кошмар наяву, а... судьба.

Внезапно потолок задрожал. С него посыпалась мелкая штукатурка, тихо шурша и оседая на стол. Люси резко подняла голову. Ещё удар — тяжёлый, гулкий, будто нечто массивное ступило наверху. Затем второй. Шаги?

Спальня Кристалл, — мелькнуло у неё в голове.

Люси сорвала со стены тётин дробовик. Патронник пуст. Она упала на колени перед старым ящиком, нащупала коробку с патронами 12 калибра, высыпала их на пол и дрожащими пальцами начала засовывать один за другим в трубчатый магазин под стволом. Каждый патрон вставал на место с тугим металлическим звуком. Люси дёрнула затвор; один встал в патронник. Предохранитель сухо щёлкнул под большим пальцем.

Она бросилась к лестнице; босые ноги застучали по ступеням. Воздух стал тяжелее — к сладкому цветочному дурману примешался резкий запах крови.

Дверь спальни была приоткрыта. Люси толкнула её стволом дробовика, и дыхание перехватило.

Тело Кристалл висело в воздухе, как тряпичная кукла. Её руки превратились в две чудовищные лапы, на которых она «стояла» — обнажённые пучки плоти, пронизанные красными жилами. Лапы упирались в пол, когтистыми концами глубоко врезаясь в доски и оставляя за собой влажные борозды.

Лицо тёти — бледное, с остекленевшими глазами — уставилось прямо на Люси. Губы шевелились, но вместо слов раздавался низкий гул — тягучий, глухой, будто из-под земли, из чего-то древнего. На подушке рядом что-то алое шевельнулось — лепесток, который раскрылся, как крошечный рот.

Люси попятилась, дробовик задрожал у неё в руках. Существо, которое когда-то было её тётей, сделало шаг вперёд; лапы-громады ударили по полу, и доски затрещали под их весом. Люси круто развернулась и бросилась вниз по лестнице. Ступени скользили под ногами, и она едва удержала равновесие.

Выскочив на улицу, Люси ощутила, как горячая дорожная пыль обожгла ноги. За спиной дом содрогался от ударов — Кристалл следовала за ней, её лапы били по полу, как гигантские молоты.

Люси споткнулась о чью-то фигуру и едва не упала. Это был старик Гейб — глаза расширены от ужаса, кожа покрыта влажными красными пятнами.

— Люси! — простонал он, голос срывался. — Моё тело... Помоги...

Он шагнул к ней, протягивая руку, но тут же с хрустом рухнул на колени: ноги не выдержали. Кости Гейба затрещали, плоть на ногах вспучилась, разрастаясь и принимая новую форму — обе его ноги превращались в пару огромных клешней, чёрных, мокрых, исполосованных красными жилами. Клешни дёрнулись и потащили тело старика назад, к Люсиному двору.

— Нет... — прохрипел он, цепляясь пальцами за пыльную землю, оставляя за собой кровавые борозды. Клешни вгрызлись в рыхлый холм и утянули его тело под грунт. Напоследок из-под земли дёрнулась только его рука, разжимаясь и рассыпая алую пыльцу.

Люси рванула прочь, захлёбываясь неровным дыханием. На площади — заражённые дети. Они весело смеялись и бегали по улице, словно был самый обычный день.

— Бегите! — закричала Люси, наскоро вытирая слёзы с глаз. — Бегите, немедленно! В Драйфорде опасно!

Но они не обратили внимания. Дети взялись за руки, их смех слился в многоголосный хор, и они закружились в хороводе.

Люси застыла в ужасе. Тела детей начали срастаться — кожа плавилась и стекала, как воск, сливаясь в единое, пульсирующее месиво. Этот рой плоти, извивающийся и судорожно дышащий, пополз в сторону дома, оставляя за собой кровавые следы.

Люси отшатнулась. Мимо неё промчалась бесформенная груда плоти с человеческим лицом, искажённым гримасой боли. В чертах она узнала механика Джо; его рот был раскрыт в беззвучном крике. Следом за ним выползло ещё одно существо — с длинным, змееподобным туловищем. За ним другое — с массивными клешнями вместо рук. И ещё, и ещё... Они бежали, ползли, сочились по земле, устремляясь все к одному месту — к её дому, дворовые холмы которого теперь разрастались в огромную пульсирующую массу, выбрасывающую в небо багровый туман.

Очередное создание — сгусток живой ткани с десятками вращающихся глаз — налетело на Люси и сбило её с ног. Она ударилась головой о землю, и мир погас.

Люси очнулась и обнаружила, что не чувствует под собой опоры: её тело висело в воздухе, туго сжатое скользким тёплым щупальцем из плоти. Перед ней, вздымаясь до самого неба, возвышалось чудовище, похожее силуэтом на гигантский цветок, рождённый из мяса. Вместо лепестков в него были вплетены человеческие тела. В их искривлённых лицах она узнала своих близких и соседей: Кристалл, Гейба, Джо, старейшину, детей... Их рты шевелились в унисон, из них вырывался стон — сотней голосов, переплетённых в одну боль. В центре цветка пульсировало огромное сердце, усеянное дышащими порами, которые шептали: «Спасибо, Люси...»

— М-м-м... Страх... Но прячется под виной. Под памятью. Под ложью, — раздались голоса внутри головы. Они не звучали — они врастали в саму сущность. — Сомнения... Был ли у тебя выбор тогда, в руинах?
Был... Ты могла сопротивляться. Могла умереть быстро. И всех, кого ты знала, ждала бы та же участь...
Но ты выбрала правильно.
Ты — умница...
Подарив им не смерть... а новую, вечную жизнь.

В голове Люси вспыхнул образ женщины в чёрном.

— А теперь ты мне поможешь ещё... Приведи существ, что убили моего... питомца. Мне нужно им кое-что показать...

Люси напрягла все силы, пытаясь вырваться, но щупальце лишь впилось сильнее. Она беспомощно дрыгала ногами, болтающимися в воздухе; нож выпал из кармана и утонул в багровой жиже под ней.

— Да пошло ты! — глотала слёзы Люси, содрогаясь от отчаяния.

Щупальце немедленно сжалось ещё туже, впиваясь в грудь. Адская боль пронзила всё её тело и отпустила лишь в тот миг, когда перед глазами Люси начало темнеть.

— Прекрати их мучать, — прохрипела она еле слышно, задыхаясь.

— Сперва приведи их, — ответило создание безучастно. — И я тебя отблагодарю.

Люси почувствовала, как что-то тугое и холодное пролезает глубже под кожу там, где щупальце опутывало её, и заскрипела зубами, сдерживая крик.

— Хочешь узнать, что чувствует сейчас твоя тётя Кристалл? — продолжало чудовище, явно наслаждаясь её мукой.

— Приведи их ко мне, — прошипели голоса в голове, и щупальце внезапно разжалось.

Люси рухнула наземь, в прогибающуюся плоть цветка. Тёплая слизь обожгла голую кожу. Она закашлялась и попыталась отползти.

— Иди на запад. Они недалеко, — донёсся до неё голос.

Люси опёрлась дрожащими руками и поднялась на ноги. Всё её тело трясло, но она пошла. Ноги утопали в багровой жиже, которая шевелилась вокруг, будто живая, отпуская её. Позади оставался тонущий в красном тумане Драйфорд. Она брела вперёд и шептала, как молитву:

— Я всё исправлю. Ведь так? Пожалуйста... Простите... Кристалл... Всё будет хорошо...

Она шла день и ночь напролёт, не останавливаясь. Ноги её стерлись в кровь, но сладковатый, душный запах цветов гнал Люси вперёд, не давая умереть. Наконец силы оставили её, и она, споткнувшись, рухнула плашмя на сухую землю. Пыль обняла её, как могила. Мир провалился во тьму.

Кто-то тряс её за плечо. Люси с трудом приоткрыла глаза. Над ней склонилось закутанное в плащ с капюшоном существо; чёрная морда с жёлтыми глазами нависала совсем близко, длинные усы шевелились. Пантера? Чудовище? Губы существа двигались, что-то произнося, но сквозь стоявший в ушах звон Люси не слышала ни слова. Она смотрела не моргая: очередной кошмар? Меня сейчас растерзает? Я заслужила...

Веки Люси стали тяжёлыми, и темнота забрала её обратно.