Глава 6
По моему возвращению в комнату Митч спросил, все ли со мной в порядке. Разумеется, ответ был положительным. Что мне оставалось? А теперь давайте начистоту. Настроение у меня паршивое, даже чудесная погода не способна исправить это. Ничто не исправит, пока Трэвис не заберет брошенные слова, что выглядит комично. Я уже давно поняла: всякие ожидания напрасны. Трэвис — правило трех «не»: не жди, не проси, не люби. Нарушишь хотя бы одно — и останешься горьким привкусом разочарования.
Мысли возвращаются к тетради.
Господи, о чем я только думала? Ее давно стоило сжечь, а я наивно полагала, что она навсегда останется моей грязной тайной под матрасом. Когда-то школьный психолог посоветовала мне завести тетрадь и использовать в качестве боксерской груши. Первое время удавалось следовать рекомендациям. Я находила в ней отдушину. Выплескивала эмоции. Накопившиеся обиды, злость. Буквально вела личный дневник, разве что без диснеевской принцессы на обложке. Но незаметно для себя сменила вектор и начала подсчитывать количество ответных ударов. Она превратилась в тетрадь-мести, хотя временами называю ее тетрадь-смерти. Да, в ней хранится каждое брошенное Трэвисом слово в мой адрес. Каждый проступок. Каждый грешок. Абсолютно каждый. В один прекрасный момент я посчитала это хорошей идеей. Мне нравилось видеть, как его маленькие проигрыши становились моими победами. Как его минусы превращались в мои плюсы. И прямо сейчас Трэвис, высока вероятность, читает это. Возможно, думает, что я больная на голову. Возможно, окажется прав, ведь я только и думаю, как заставить его пожалеть. А я непременно заставлю.
Добрую часть фильма, выбранного Митчем, пропускаю мимо ушей. Происходящее на экране не впечатляет, как и не привлекает полное ведерко попкорна. Я смотрю перед собой и вижу Трэвиса. Чувствую прикосновение его губ. Ощущаю тепло его тела. Гадство! Вцепившись пальцами в подлокотники из-за нарастающего, словно буря, гнева, раздраженно фыркаю. Уму непостижимо, как легко ему удалось испортить свидание! Мое свидание. Сместить фокус на себя. Какого черта он вообще приехал?
Ах, да, ответ очевиден: объявить мне войну и лишний раз доказать, что люди не меняются. По крайней мере, в лучшую сторону.
— Хочешь уйти?
Моргнув, прогоняю образа Трэвиса и встречаю задумчивые карие глаза.
— А можем? — Осторожно уточняю я, выудив что-то наподобие улыбки.
— Фильм все равно отстой. — Митч виновато улыбается и опускает ладони на подлокотники с намерением уйти. — Ты так внимательно смотрела, что я подумал, тебе интересно.
Знал бы он о той эпопее, разворачивающейся в моей голове, бежал бы без оглядки.
Мне не доводилось опускаться до того уровня, когда находишься с одним парнем, а мысли заняты другим. Запишите: еще одно гадство! Если Трэвис добивался этого, то у него получилось. Не терпится вернуться в кампус, чтобы смыть его прикосновения и обдумать дальнейшие действия. Он хотел поиграть. Что ж, я готова. Не хочу признавать, но от предвкушения потеют ладони, а в груди некое волнение. Я на взводе. Насколько жалко это выглядит? Знаю, очень жалко. Но такова наша сущность:коснувшийся сердца человек, никогда им не забудется.
Зал кинотеатра мы покидаем на середине фильма.
— Ты что-то задумала. — Митч открывает дверь и пропускает меня вперед, с любопытством вглядываясь в лицо.
— Ничего сверхъестественного. — Я пожимаю плечом, старательно изображая равнодушие. — Хочу привести дела в порядок. Слышала, это должны быть мои лучшие годы и все такое.
Митчнадевает черные солнцезащитные очки и усмехается. Теперь он выглядит как супер-звезда, прогуливающийся по верхнему Манхеттену.
— Так и есть. Клянусь, я присутствовал на каждой тусовке. Некоторые из них заканчивались обвалом копов.
— И как давно это было?
— Год тому назад.
— Это же в прошлом веке, бога ради! —Дразню его. Каюсь, также желаю скрыть, что в прошлом году корпела над школьными экзаменами, пока он развлекался на четвертом курсе.
Выглядит Митч, стоит отметить, потрясающе. Короткие рукава белой рубашки-поло контрастируют на золотистой коже и подчеркивают мускулатуру. Бежевые шорты чинос обтягивают задницу. А что любят женщины? Правильно: хорошую мужскую задницу, ради которой и умереть не жалко.На его губах сохраняется легкая улыбка, и я стараюсь не пялиться. Четверокурсники обычно не замечают первокурсниц, а, учитывая, что Митч и вовсе окончилуниверситет, когда я получила письмо о принятии, сбивает с толку. В его кругах, должно быть, множество ровесниц, так чего он забыл со мной? Конечно, если не выбрал в качестве жертвы. В таком случае все понятно: я —найденныйтруп. Будущая знаменитость, чье имя заполоняет первые полосы газет со словами: «Случайный прохожий обнаружил зверски растерзанное тело молодой девушки...». Угу, прямо-таки предел мечтаний.
Мы лавируем между прохожими, сохраняя безопасное расстояние. Дистанция сейчас как никогда кстати. То, что Митч поцеловал меня, уже породило внутренние разногласия. Я была в смятении. Понятия не имею почему, но у меня будто землю из-под ног выбили. Стоит отметить, после поцелуя с Уиллом я не испытывала замешательство. Может, потому, что в тот момент не ощущала на нас обжигающий взгляд Трэвиса. Все было так... естественно. Я помню его, словно это произошло вчера.
Поцелуй. Несколько неловких секунд тишины. Переглядывание. Смех.
— Ничего, а у тебя? — Спросил Уилл.
— Та же фигня.
Наверное, та же фигня, потому что мой потолок —идиоты, а Уилл не входит в их число.
Наш нелепый поцелуй вспоминаю с улыбкой. Он не шел ни в какое сравнение с тем, что испытываю, когда к моим губам прижимаются губы гребаного Трэвиса. Меня словно пламя охватывает. Когда он оказывается вблизи, тело искрится подобно оголенному проводу. В егоприсутствии мои гормоны дают сбой. Они и без того ополоумели, раз уж выбрали самого заносчивого человека на планете, где уживается семь чертовых миллиардов людей. Вот так удача! Может, у меня действительно проблемы с головой? Каковы шансы на излечение?
Митч покупает нам два рожка мороженого, и у меня, наверное, на лице все написано. Это блаженство. Солнце сегодня не щадит. На асфальте можно жарить яичницу, а одежду отжимать. Расстегнутые пуговицы не спасают от жары, и тонкая хлопковая рубашка липнет к телу. Я буквально чувствую, как бисерины пота собираются на шее и ползут в углубление, собираясь в ложбинке между грудей. Не самые приятные ощущения. Или утройте. Потеть в компании симпатичного парня сравнимо с Апокалипсисом, потому что после он не перезвонит и переименует ваше имя в контактах на «Потная Одри».
— Чем занимаешься? — Взглянув на Митча, направляюсь вглубь парка с намерением скрыться в тени деревьев и отвлечься от пагубных мыслей.— Ну, помимо пения в барах.
— Работаю в брокерской компании отца.
— Боже, какая скука, — подтруниваю над ним, и Митч разражается хохотом.
Его карие глаза светятся весельем, когда обращаются ко мне. На мгновение становится неудобно, ведь не испытываю того же, когда смотрю на него. Пока не испытываю. Я твердо убеждена, что нужно время. Всегда так было. Я и на свидание с Уиллом шла, предвкушая пошлые шутки и недвусмысленные намеки, после которых не смогла бы найти дорогу домой, ведь слишком часто закатывала глаза. И посмотрите-ка, сейчас обожаю Каллоувея. Единственный мужчина, с которым не могу найти общий язык — был моим первым мужчиной. Трэвис — ребус, который я так и не разгадала.
— Это стереотипы, Одри, — говорит Митч.
Шутливо пихаю его локтем.
— И то, что ты с детства пользуешься исключительно золотыми столовыми приборами, тоже?
—О, черт! Нет! Я ем руками, как неандерталец.
— Один-один, мистер Финансист. Есть порох в пороховницах.
Митч фальшивооскорбляется, прижимая ладонь к сердцу.
— Мне всего-то двадцать три.
— Скажи, тебя не пугает неминуемое приближение к четверти века?
Он снова смеется, а я прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Я должна почувствовать это: гордость, что рассмешила его; трепет при звучании его мелодичного смеха; робость или смущение, когда он смотрит на меня. В конце концов, я должна быть взволнована, гадая, завершится ли свидание поцелуем. Должна мечтать о нем. Но вместо этого снова думаю о Трэвисе. Выдворить его из головы, мне, наверное, поможет лоботомия.
Я злюсь.
Поверить не могу, стоило ему возникнуть на пороге, как эйфория по Митчу бесследно исчезла. Настроение окончательно омрачается. Прогулку я завершаю раньше, чем полагалось. Задаю направление к кампусу и прощаюсь с Митчем, не оставляя ни единого шанса для поцелуя. Я просто-напросто убегаю, оставляя его в недоумении на крыльце. Чувствую себя опустошенной. По сравнению с этим даже рухнувшая на голову бетонная плита кажется благословением.
Поздравляю, Брукс, ты идиотка!
Кажется, вселенная наконец-то повернулась ко мне нужным местом. Послала достойного парня, и что я сделала? Правильно. Свалила! Судя по всему, похожее притягивается к похожему. Я идиотка. Ко мне подкатывают идиоты. Вот вам и открытие года.
До комнаты я так и не добираюсь. Замираю на полпути и, положив ладонь на перила, роняю взгляд в просвет между лестницей. Само собой, Трэвиса там нет. Лишь мое короткое воспоминание и его призрачный образ. К горлу подкатывает ком. Надежда, что теплится на сердце, всегда была моим уязвимым местом. И зная о ней, Трэв вечно будет играть на моих слабостях. Ему доставляет удовольствие портить мне жизнь. К его счастью или сожалению мне нравится то же самое. Кто-то совершает утреннюю пробежку, получая заряд бодрости и энергии. Мне и Трэвису необходимо обменяться «комплиментами» для поднятия духа. Ощущения такие, словно угодила в зыбучие пески, и они уже начали засасывать. И да, я отдаю отчет тому, что должна выбираться, но, как правило, чем сильнее сопротивляешься, тем быстрее тонешь.
Смотря вниз, словно в пропасть, невольно улыбаюсь. Если сейчас вы увидели свет, то это зажглась лампочка над моей головой. Так выглядит идея. Гениальная. Безумная. Настоящая феерия.
Трэвис не привык мелочиться. Он бьет по больному.
Так какого черта я была к нему снисходительной? Пора платить по счетам.