Глава 5
Знаете, на что это похоже? На удар по яйцам.
— Представляю, в какой восторг придет Каллоувей.
Я резко поворачиваю голову и, смерив Рэя мрачным взглядом, им же провожаю Одри. Она следует по каменистой тропинке двора в направлении проезжей части. Джинсы с высокой посадкой обтягиваю ее ноги подобно второй коже и подчеркиваю плавные изгибы. Бедра соблазнительно покачиваются в движении, и мой взгляд прилипает к ее попке. Одри обладает идеальными пропорциями. Она не обделена округлостями в нужных местах и имеет природный магнетизм. Ее выразительные янтарные глаза на свету вспыхивают, словно жидкое золото, а в сумерках темнеют до теплого коньячного оттенка. Вишневые, пухлые губы созданы для поцелуев. По кнопочному носу, который она всякий раз задирает, демонстрируя уверенность, хочется щелкнуть пальцами. Густые волосы оттенком горького шоколада, работают как приманка, развиваясь на ветру. Уверен, не я один думал о них, представляя, как наматываю на кулак. Несмотря на рост в пять с половиной, она любого заткнет за пояс.
— Ты знал, что она тут? — Рэй открывает дверцу машины и смотрит на меня поверх крыши. В его карих глазах мерцает веселье.
Мне стоило больше внимания уделять сказанному Максвеллом. Он знал, что Одри тут. И он сообщил мне прямо в лоб.
— Ты не скажешь об этом Уиллу, —раздраженно говорю ему, занимая водительское кресло.
Рэй ухмыляется и прижимает ладонь к груди.
— Ах, да! Она ведь тебе как сестра, а братья склонны верить, что их сестренки никогда не занимаются сексом. Они чисты и непорочны.
— Тебе пора заткнуться.
— Потому что — что? Боишься узнать, что Каллоувей был в ней до тебя?
Я скриплю зубами, едва не стерев их пыль.
Именно по этой причине с презрением отношусь к Уиллу. Мысль о нем и Одри сводила с ума на протяжении года. С той встречи на открытии сезона моя жизнь превратилась в ад. И сейчас готов на все, чтобы это никогда не повторилось. Никаких свиданий. Они больше никогда не пойдут ни на одно из них. Больше никогда не повторят, что бы там ни было. Либо отрежу его гребаный член. Каллоувей хоть и ведет разгульный образ жизни, у меня язык не повернется назвать его плохим парнем. Я не считаю его моральным уродом, но он приближен к Одри, а этого достаточно, чтобы в венах забурлила кровь.
— Скажи это, Кросс, и я поклянусь больше никогда не упоминать Одри и секс в одном предложении.
— Отсоси, — любезно предлагаю в ответ.
Рэй разражается смехом. Я напрягаюсь, стоит телефону появиться в его руках. Обхватив руль до беления в костяшках, задерживаю дыхание. По спине пробегает неприятный холодок, когда он подносит мобильник к уху. До ушей доносятся гудки, у меня кровь стынет в жилах.
Если Уилл узнает, что Одри в одном городе с ним, то последующие четыре года проведу в аду.
— Ты не представляешь, кого сегодня встретил.
— Она мне не сестра, — выпаливаю я, и Рэй поднимает бровь. — Никогда не была и не будет.
— О, святое дерьмо! — Присвистывает он. — Максвелл, ты знал, что наша загадочная принцесса с ума сходит по лучшей подружке Виктории?
Я на грани сломать ему нос.
Клянусь Богом, я еще ничего так не хотел, как прихлопнуть Рэя.
Придурок решил обвести меня вокруг пальца. И у него это получилось. Рэй, хихикая, светится от счастья. Я вырываю мобильник из его рук и смотрю на экран. Он действительно позвонил Максвеллу. Господи, мать твою.
— Мы не станем это обсуждать, — говорю я Коди, буравя взглядом Рэя, но он уже переключился. Его внимание нацелилось на девчонке, неторопливо вышагивающей по тропинке.
— В курсе, — будничным тоном произносит Коди, что приравнивается к «иди на хрен». Он ведет себя отстраненно после того случая на кухне. — Отбой?
Уже было соглашаюсь, но в последний момент меняю мнение. Это шанс, и я пожалею, если не воспользуюсь им. Мне нужна информация. Любая.
— Ты знаешь, где она живет. Не говори, что это не так.
— В кампусе первокурсников. Я больше не хочу в этом участвовать.
Коди сбрасывает вызов.
Дерьмо.
Максвелл единственный, кто до сих пор выносил мой скверный характер, притом держался рядом. И я по-королевски облажался, стоило открыть рот. Хуже всего то, что мне не удается переступить через себя и сказать что-то вроде «я был не прав, мир?». Гордость — одна из моих пороков. Отныне под одной крышей буду жить с головной болью в виде Рэя, отчужденным Коди и ничего не подозревающим Уиллом. Охренительный набор, чтобы однажды наложить на себя руки без предсмертной записки.
— Смотрите-ка. — Рэй протягивает руку и нащупывает пульс на моей шее, что комично, ведь скоро этим же буду заниматься я после того, как надеру его оптимистичную задницу. — Ничего не произошло. Ты все еще живой.
Я одергиваю его руку.
— Поцелуй меня в задницу.
— Чувак, ты не умрешь, если признаешь наличие чувств. — Рэй открывает дверцу и, забрав мобильник, выходит на улицу. — Катись, малыш. У меня поменялись планы.
С этими словами он хлопает дверью и движется к месту скопления студентов, разлагающихся под палящим солнцем. В сторону университетского двора. Я наблюдаю за тем, как он подсаживается за столик к девчонке, которую приметил несколькими минутами ранее. Вероятно, почувствовав мой взгляд, Рэй оглядывается через плечо и ухмыляется, а затем что-то говорит новой знакомой, притом смотря на меня. Она улыбается, и Рэй возвращает внимание к ней, но заводит руку за спину, показав средний палец мне. Кретин.
Я тоже меняю планы.
Открываю сайт университета и ищу информацию о кампусах. Некоторые расположились неподалеку, но, насколько мне известно, ни один из них не принадлежит первокурсникам. Я не теряю надежду. В конце концов, всегда есть план Б. Я могу позвонить Гевину. Проблема лишь в том, что он слишком хорошо меня знает и в два счета раскусит ложь. А я намеревался прибегнуть к вранью, чтобы отыскать Одри. Но на этот случай есть план С: ее мать. Им-то и собираюсь воспользоваться.
Три минуты.
Мне потребовалось ровно три минуты, чтобы выяснить местожительство Одри и получить пожелание «хорошего года».
К кампусу еду, барабаня пальцами по рулю. Знаю, радоваться нечему, Одри, вероятно, пошлет меня к черту. Но я хочу увидеть ее. Ровно в тот момент, когда мы столкнулись на обеде, осознал, что задыхался во время ее отсутствия. Она недостающий пазл моей жизни. Без него картина неполноценна. Без нее нет смысла. Наш короткий обмен любезностями лишний раз доказал, что не только я нуждаюсь в ней. Она тоже нуждается во мне. Я видел это в ее глазах. Мы все также зависим друг от друга.
Меня ждет неприятный сюрприз. Дверь открывает незнакомка. Обнаружив меня на пороге, ее щеки вспыхивают, сливаясь с ярко-рыжими волосами. Господи боже, я ведь даже ничего не сказал. Взглянув на табличку с номером комнаты, возвращаю внимание к девушке.
— Одри вернулась?
— О, э-э... — Она переступает с пятки на пятку и начинает тараторить так, что слова сливаются в одно: — Ты можешь подождать ее, если нужно. Я собиралась уходить. Сейчас только вещи заберу.
Она исчезает с поля зрения, а уже спустя секунду проносится мимо, словно торнадо, плотно прижимая сумку к груди. Я ошарашенно таращусь ей вслед. Это было охренеть, как странно.
Толкаю дверь и прохожу в комнату. Не составит труда понять, какая из кроватей принадлежит Одри. На прикроватной тумбочке замечаю стеклянный флакон с розовой жидкостью, который видел в доме ее родителей. Нежный и в то же время динамичный цветочный шлейф кружит в воздухе. Я втягиваю его, насыщая легкие пионами и ледяной свежестью, в сочетании с магнолией и плодами юзу. Вот уже несколько лет Одри пахнет именно так. Внимание перехватывает буклет, пылящийся на стопке книг. У меня сердце в пятки уходит.
Это, черт возьми, не может быть правдой. Она не могла выбрать ее. Ей нравится играть. Вживаться в роль другого человека. Слушать овации зрителей. Быть на сцене. Ее не привлекала тележурналистика. Программы новостей или «Доброе утро, Америка» Одри всегда считала их тоской смертной и захламлением эфирного времени, тогда как можно посмотреть классный фильм. Но прямо перед глазами флаер университетских новостей. Я знаю, что на нем написано, потому что претендую на одно из освободившихся мест. Одри, вероятно, тоже.
— Сейчас ты скажешь, какого черта тут забыл и свалишь по-хорошему.
Я оглядываюсь через плечо.
В глазах Одри леденящее душу пламя. Она бросает сумку на пол и, кивнув на дверь, шипит:
— Проваливай, Кросс. Забирай все, что приглянулось, и проваливай.
— Все? — Я осматриваю ее.
Волосы каскадом рассыпаются по плечам и струятся по груди. Тонкая бежевая кофточка плотно прилегает к телу, подчеркивая каждый изгиб стройного тела. Хоть Одри и одета в джинсы, я вижу ее в форме для черлидинга. Короткую юбку и топ, которые когда-то хотел с нее сорвать. Я бы сжег их, будь такая возможность. Но не потому, что не нравилось, а потому, что цвета на нашей форме различались. Она болела за команду соперников. Но сегодня мы в одной, конечно, если она планирует присоединиться к группе поддержки.
Я делаю шаг, сокращая дистанцию. Затем еще один. Одри прищуривается. Мне достаточно протянуть руку, чтобы добраться до нее, или сделать тот, последний шаг, чтобы почувствовать тепло ее тела.
— Ты сказала все. Мне приглянулась ты.
Одри выпускает колючки.
— О, правда? Наверное, мне стоит быстренько раздеться, чтобы ублажить тебя, а потом лечь на пол, чтобы ты вытер ноги. Но знаешь, у меня найдется предложение лучше.
Она настежь распахивает дверь.
— Тут нет того, кто будет петь тебе дифирамбы, Трэв. Счастливого пути!
Трэв. Это любопытно. Обычно она использует фамилию или полное имя.
Я путешествую взглядом от ее плеча к тонким пальцам, сжимающим металлическую ручку. Может, в этот момент Одри представляет, как обхватывает ими мою шею и душит. Было бы не удивительно. В янтарных глазах сверкают молнии. Когда-то я думал, ненависть напускная. Со временем пройдет. Я еще никогда так не ошибался.
— Кто это был? — Внезапно спрашиваю я, не разрывая зрительный контакт. — Кто был после меня, Одри?
Ее щеки вспыхивают, лицо застилает оскорбленная гримаса. В воздухе сжалось напряжение, что, если зажечь спичку, здание взлетит к чертям, как и подавляющая часть квартала. Молчание затягивается, и я, наконец, понимаю, в чем причина.
— Никого не было. — Собственный голос кажется чужим, звучит где-то вдалеке. Я говорю больше для себя, нежели для нее. — Ты так и осталась моей. Всегда была моей.
— Трэвис. — Ее тон подозрительно мягкий. Одри поднимает руку и удивляет, коснувшись подушечками пальцев моей щеки.— Я исправлю это недоразумение до полуночи.
Раз уж мы опустились до такого, я отвечаю встречным вызовом.
Обхватываю ее затылок, запустив пальцы в волосы, и наклоняюсь. Между нашими губами потрескивает электричество. Опаляя горячим дыханием лицо, Одри замерла и смотрит на меня исподлобья. Зрачки у нее расширились, оттого вижу собственное отражение. Я не прикасался к ней вот уже три года, как и она ко мне. Мы обходили друг друга стороной. Даже незначительный контакт плечом или локтем не был возможен. И сейчас импульс, пробегающий по телу, способен сжечь изнутри. Он пугает. Я не испытывал ничего подобного ни с кем другим. Ни с одной из тех, кто был после нее. Всегда находил недостатки. Всегда сравнивал, будь то умение саркастично ответить или то, как она дышит и смотрит. Я мысленно возвращался в тот вечер и пытался выяснить причину, почему, закрывая глаза и целуя другую, вижу Одри. Как ей удалось проникнуть в мой разум. До сих пор удается.
Ее веки тяжелеют, когда касаюсь губ своими. Она издает тихий, почти беззвучный вздох. Кажется, даже наши сердца бьются в такт, а в следующее мгновение меня охватывает неистовая ярость, ведь после меня она хочет пойти и отдаться другому. Я делаю то, что делал всегда. То, что всегда делала она.
— Видишь. — Провожу языком по ее нижней губе и целую в уголок рта. — Я всегда могу сделать тебя своей.
В следующую секунду щеку обжигает адским пламенем. У меня ноет в груди, когда замечаю поступившие к ее глазам слезы. Она смотрит на меня с такой ненавистью, что перехватывает дыхание.
— Убирайся! — Рявкнув, Одри толкает меня в направлении выхода. — Проваливай, Кросс!
Ловлю запястья, когда она приступает колотить меня, и собираю руки за ее спиной. Никогда еще не видел ее такой. Остервенелой. Ожесточенной. Готовой убивать. Глаза остекленели. В них вижу себя в огне. Тяжелое дыхание становится единственным источником звука, когда прижимаю к себе и ощущаю дрожь, пронизывающую ее тело.
Черт возьми. Безумие. Я выжил из ума, сказав это, но открыв рот, не могу произнести вслух треклятое «прости». Оно застряло поперек горла. И я ненавижу себя за это.
Именно поэтому не уверен, стоит ли игра свеч. Не уверен, готов ли дать нам шанс. За годы «вражды» мы не можем внезапно прийти к примирению. Не станем мягкими по отношению друг к другу. Не будем разбрасываться комплиментами. Не сумеем мило ворковать в кровати, делясь мыслями. Это не про нас. Я понятия не имею, что про нас, кроме как испортить всем настроение на весь уик-энд.
Но это не умоляет мои чувства к ней.
Какими бы ядовитыми мы ни были.
Какими бы словами ни обменивались.
Какими бы способами ни пытались причинить друг другу боль.
— Отпусти меня. — Одри нарушает повисшую тишину. Оттолкнув меня, она с отвращением морщится. — Не смей прикасаться ко мне!
Уронив взгляд, она смотрит на мои губы и холодно добавляет:
— Никогда.
— Одри? — В стенах коридора звучит мужской голос, и еелицо бледнеет.
Я поворачиваю голову, боковым зрением продолжая наблюдать за Одри. Она спешно натягивает улыбку, смахнув непролитые слезы, и делает шаг в сторону, создав между нами расстояние.
У меня словно почву из-под ног выбивают. Происходящее кажется, сюрреалистичным сном. Я моргаю, чтобы сменился слайд, но нет. Становится хуже. Какой-то чувак целует ее в щеку. Одри вздрагивает, и ее улыбка приобретает нервный оттенок. Мой взгляд она старательно избегает.
— А ты?.. — Он обращается ко мне с идиотской улыбочкой.
А я тот, кто вот-вот пошлет тебя на хрен.
И тот, кто перейдет тебе дорогу. Даже моя фамилия кричит об этом.
Но натягиваю фальшивую улыбку.
— Трэв. — Я смотрю за его плечо, где застыла Одри, и хватаю тетрадь, что лежит на письменном столе. Она все еще отказывается смотреть на меня. — Твоя подружка выручает меня по учебе. Удачи, чувак.
— Эй! Я Митч, — говорит он мне в спину, когда шагаю по коридору к лестнице.
Я размахиваю рукой и широко улыбаюсь, пробормотав:
— Трахни себя в зад, Митч.
Потому что ты никогда не трахнешь Одри.
— Проклятье! — Раздается возглас Одри, будто услышав мои мысли, она вышла из транса.
Я уже сбегаю вниз, когда до ушей доносится топот ног. Заглянув в просвет круговой лестницы, вижу Одри. Она смотрит поверх перил, и наши взгляды встречаются. На долю секунды мы оба замираем. В глубине янтаря замечаю нарастающую панику и свожу брови. Какого черта происходит?
— Отдай ее! — Требует Одри. Ее звонкий, требовательный голос эхом отскакивает от стен, когда мы вновь бросаемся в погоню. — Сейчас же!
— Твой мистер Усраться-от-счастья не поймет, — напоминаю ей, пересекая полупустое лобби и распахивая массивную дверь. — Вернись и сделай, что задумала.
— Трэвис!
Что за хрень? Что кроется в тетради, из-за чего Одри сиганула за мной, бросив мистера Целомудренный-поцелуй-в-щеку? Я намерен выяснить это.
Перехожу на бег и щелкаю по брелку. Забравшись в салон машины, блокирую замки до того, как Одри успевает добраться до нее. Черта с два отдам тетрадь. Она не получит ее, пока не узнаю, что за тайны хранит бумага. Что он так тщательно скрывает.
— Ты гребаный труп, Кросс! — Одри шлепает ладонью по стеклу. Ее глаза зловеще поблескивают, когда наклоняется и добавляет: — Я займусь с ним сексом, если ты сейчас же не вернешь мне тетрадь.
— Иди и докажи себе или ему, что ты не принадлежишь мне. — Завожу двигатель и, к собственному удивлению, подмигиваю ей. — Мне нет дела до того, трахнет ли он тебя.
Мне есть дело.