Глава 3
— Ты действуешь мне на нервы, — бормочу я, целясь в корзину на другом конце гостиной.
Уилл самодовольно ухмыляется, потому что отыграл три сотни, мать вашу, баксов. Такое впечатление, что моя удача и ловкость рассеивались, словно песок на ветру, когда жал газ, отдаляясь от Кливленда. Продолжу в том же духе и останусь без денег, а в будущем на скамейке запасных. Меня дрожь пробирает от одной мысли оказаться во втором составе.
— Второе место тоже неплохо. — Уилл лениво пожимает плечом, будто я настолько тупой, что не раскусил его грязные помыслы вывести меня из игры. — Руки из задницы — не приговор.
Я бросаю на него раздраженный взгляд.
— В самом деле? И что, по-твоему, приговор?
— Маленький член.
В общем-то, другого я не ожидал.
— Сразу видно, что ты ни хрена не слышал про чудеса лигаментотомии, Уилли, — хмыкает Рэй, развалившись на диване по правую руку от Уилла и сцепив пальцы на затылке.
— Странно не то, что ты знаешь об этом. Странно, что ты вообще интересовался увеличением члена. — Я подаюсь вперед, взглянув на Рэя. — Проблемы, Ларсон?
Рэй делает драматичную паузу, а в следующее мгновение хватает декоративную подушку. Предсказуемо и опрометчиво с его стороны. У меня лучшая реакция, даже если объединить их силы. В конце концов, я несколько лет занимал позицию центра. Увернуться от Рэя проще простого, но к собственному разочарованию, теряю бумажный шарик. Он испаряется из рук и через мгновение оказывается в корзине. Я поворачиваю голову, посмотрев через плечо. Максвелл адресует мне широкую улыбку. Когда он пришел?
— Трехочковый? — Фальшиво удивляется он, хватаясь за сердце. — Так неожиданно!
Ага. Так неожиданно.
Трехочковый — так мы называем бросок спиной, оставаясь за диваном. Баскетбольные правила тут не действуют, у нас свои. Во-первых, мы играем на деньги. Во-вторых, каждый хочет заполучить титул чемпиона дня. В-третьих, это азарт, а он у нас в крови. В-четвертых, от нечего делать.
— Хрен там, тебя не было в игре, — протестую я. — Никто не видел, как ты бросал.
Уилл фыркает от смеха, направляясь к корзине.
— Кросс, когда ты стал таким чувствительным? Может, пора прибегнуть к... — Он щелкает пальцами, требуя подсказку. — Как ее там?
— Лигаментотомия, — бодро кивает Рэй, затем придурок театрально вздыхает и обращается ко мне. — Не расстраивайся. Главное качество, а не количество. Работоспособность, продолжительность, маневренность. В конце концов, ты всегда можешь задействовать пальцы, язык. А если еще и первый, то ей просто не с кем сравнивать. Считай, уже у руля.
Я пялюсь на него, как ошибку эволюции под звонкий смех Уилла. Почти уверен, они делят один мозг на двоих.
— Ларсон, я, мать твою, не знаю, чего хочу больше: заехать тебе в нос сейчас или задушить подушкой ночью.
Рэй подносит руки к подбородку и, сцепив пальцы в замок, невинно хлопает карими глазами. На моем лице сохраняется каменное выражение.
— Если кто-то хочет умереть, сделайте это подальше от дома. — Коди устраивается по соседству, переглянувшись между нами. — Не хочу каждый раз обращаться за разрешением к копам, чтобы пройти в свою комнату.
Клянусь Богом, Максвелл еще миллион раз пожалеет о выдвинутом предложении.
Мы поймали удачу за хвост. Я и Рэй зачислены в Нью-Йоркский, Коди в Купер-Юнион, а Уилл сделал выбор в пользу филиала Бостонского колледжа, что можно отнести к безумию. Кататься в соседний городок? Он спятил, отклонив предложение Нью-Йоркского. Но что есть, то есть. Мы поделились. Три университета. Три команды, соперничающие друг с другом. Хотя подозреваю, Максвелл не планирует к ней присоединяться. Он не ездил на сборы. Не использовал спортивную стипендию. Он выбрал строительную отрасль. Судя по всему, пошел по стопам отца. Но кое-что нас все же объединяет: один дом. Дом, который предоставил Максвелл старший.
Никто из нас не ожидал получить подобного рода предложение. Я до последнего думал, что Коди съедется с Викторией. Они выведут отношения на уровень и все такое, а мы окажемся в кампусе, но она отказалась. Впрочем, какой прок? Виктория живет в режиме съемки-перелет-учеба-перелет-съемки и будет отсутствовать в городе еще некоторое время. Сейчас их жизнь напоминает ночной кошмар. Отдаю должное попытке сохранить отношения, но они определенно выжили из ума. Хотя не мне судить. Мысленно я все еще живу за пределами штата Нью-Йорк.
Но мы давно нуждались в перерыве.
До того, как Коди завел отношения с Викторией, мы ограничивались обеденным столом в качестве поля боя и буфером в виде предков, но с тех пор, как ее лучшая подруга начала встречаться с моим другом, территория значительно расширилась, а временные рамки в компании друг друга увеличились. Все стало значительно хуже. Стоит Одри появиться на горизонте, как внутри меня что-то переключается. И не в лучшую сторону. Мы делаем друг друга ядовитыми. Один взгляд. Одно слово. Нас уже не остановить.
Говорят, всегда помнишь своего первого, на то он и есть «первый». Я был у нее первый. Она была у меня первой. И это моя первая ошибка. Друзьями мы никогда не были. Врагами тоже. Я не питал к Одри глубокие чувства, как и она ко мне, но я доверял ей. Вполне нормальное явление, учитывая, что знаем друг друга с детства. Мы посчитали хорошей идеей зайти дальше с проверенным человеком. Так называемая «дружеская помощь» обернулась катастрофой. Точкой невозврата. Дружелюбная Одри исчезла в тот момент, когда с моих губ слетело: «Это ничего не значит». Вторая ошибка. Признаю, облажался я знатно. Сказал не то, что должен был. Не то, что хочет слышать девушка после секса. После первого секса. Но ящик Пандоры уже был открыт. Тем вечером передо мной предстала совершенно другая Одри. Та, в чьих глазах заплясали дьяволята. Та, что не готова прощать ошибки. Та, что за словом в карман не полезет. Та, что идет с гордо поднятой головой. Менялось все: от внешности до внутренней начинки. Эта девушка возненавидела меня. По иронии судьбы (как это нередко случается) именно тогда внутри что-то зашевелилось.
Я все чаще начал ловить себя на мысли, что с нетерпением жду выходные. Новая Одри меня впечатляла. А может, намного больше. Мне нравилось вспыхнувшее в ее груди ледяное пламя. Я был тем, кто зажег огонь. Я стал тем, кто им обжегся.В конце концов, меня всегда привлекали девушки с характером. Наверное, поэтому она все еще удерживает пальму первенства. Тот факт, что ее никто не может превзойти, меня убивает. И то, что скучаю по ее острому языку— тоже. Как будто во всем гребаном мире лишь одна девушка, способная дать нужные эмоции.
Возможно, я также совершил третью ошибку, решив оказаться подальше от нее. Намеренно избегал все разговоры о будущем. Одри придерживалась той же тактики. Последний ужин в кругу семьей был самым тихим за минувшие годы.
Даже сейчас мысль о ней заводит меня с пол-оборота. В такие моменты предпочитаю держаться в стороне, потому что не в состоянии контролировать, что вылетает изо рта. Уношу ноги в направлении кухни в ту же секунду, как только Коди и Уилл тянутся за выигрышем на журнальном столике.
— Ты никогда не любил проигрывать. — Коди, сложив руки под грудью, прибивается к дверному проему. — Или не умел.
Не лучшее время он выбрал, чтобы поиграть на моих натянутых нервах. В отличие от Одри, Максвелл не терпит мое дерьмо. Говоря откровенно, никто не терпит. Одри единственная, кто находит остроумный ответ.
Я стягиваю с полки бутылку с соком и поворачиваюсь к приятелю.
— Максвелл, неужели решил вернуть мою честно заработанную сотню?
— Ты проиграл.
— А ты пришел в самый разгар вечеринки. — Откручивая крышку, многозначительно поднимаю бровь и делаю глоток, чтобы не брякнуть чего лишнего. — Это не победа.
— Каллоувей тебя обходил. Ты бы не выиграл.
— Так ты сделал мне одолжение и забрал деньги себе? Спасибо.
— Часть денег. — Коди обмахивается пятидесятидолларовыми купюрами. — Сотня Рэя досталась Уиллу.
— Меня это утешило.
Он склоняет голову набок, и каштановый локон падает на лоб. В голубых глазах искрится смех. Ну, раз уж он напрашивается.
— Максвелл, не хотел давить на больное, но так счастлив, поэтому не могу удержаться. Вчера я сделал тебя. Дважды.
— Я отыгрался. Когда Виктория узнает, чьи это деньги, ей станет в два раза приятнее их тратить.
Я прищуриваюсь.
— И когда она узнает? Когда вы виделись последний раз?
— На прошлой неделе. — Коди хмурит брови, его плечи напрягаются. Он явно не в восторге, куда целюсь. — Собираешься дерьма мне подложить?
Меня мгновенно пронзает чувство вины. Мне ли не понимать его чувства. Более того, разделяю их. Тоска, разумеется, никак не связана с Викторией. В ней я всегда видел мелкое препятствие на пути к достижению цели. Не то чтобы Виктория являлась серой мышкой, ей все же удалось подцепить Джекса из старшей школы Коллинвуд тремя годами ранее. Никогда бы не подумал, что ему достаточно улыбки, чтобы потекли слюни. Но дочка тренера — запретный плод, а все, что под запретом всегда слаще меда. Она кинула его еще до того, как прозвучал сигнал, знаменующий конец матча. После него был Натан. Его тоже пережевали и выплюнули спустя несколько свиданий, хотя здесь Виктория оказала нам услугу. Чувак, наверное, витал в облаках, когда вышел на поле. Но именно тогда я понял: Виктория не так проста, как кажется, а большинству футболистов плевать, в кого засунуть член. Затем Максвелл опаздывает, потому что знакомится с таинственной незнакомкой. Внутри сработал тревожный сигнал, и я поменял ход игры.
Только сейчас это уже не игра.
— Слушай, у меня просто нет настроения, — говорю я. — Не принимай на свой счет.
— Ты знаешь, я не занимаю чью-то сторону, не вмешиваюсь, но ты так далеко зашел. — Коди качает головой, что на деле выглядит как банальная жалость. — Она не будет ждать, когда тебя осенит, Трэв.
Я дергаю бровью.
— Она?
— Продолжай. Может, однажды получится убедить себя. Меня ты до сих пор не убедил.
— Максвелл, — сквозь зубы предупреждаю я, смерив его взглядом. — Заканчивай это.
— Знаешь, когда до тебя дойдет?
— Когда нам придется вместе встретить Апокалипсис?
Коди понимающе усмехается.
Я всерьез только что сказал это? Повторил слова Одри?
Черт побери, мне пора бы заткнуться. Или уносить ноги. Сейчас подходит любой вариант.
— Когда она приведет кого-то на ужин. Я имею в виду тот, на котором вы готовы друг другу в глотку вцепиться, — продолжает Коди. — Когда будет смеяться над его шутками. Когда он будет шептать ей на ухо то, что заставит ее краснеть. Он будет смотреть на него, а не на тебя. Это тот самый день, когда тебя наконец-то осенит: ты окончательно ее потерял.
Я, кажется, не дышу. Бутылка в руках издает хруст, когда сжимаю пластик пальцами. Ровно до этой секунды страхи жили в моей голове, но стоило произнести их вслух, как они стали реальностью, а не вымыслом. Ровно до того, как он озвучил их, я жил мыслью: пока Одри ненавидит меня, она не полюбит никого другого.
— Ты и половины не знаешь, — рычу я. — Мы счастливы по раздельности.
— Разве? — Коди остается невозмутимым. — Значит, так ты выглядишь, когда счастлив до усрачки?
Я медленно возвращаю бутылку на полку. И, может, даю себе фору в несколько секунд, чтобы взять эмоции под контроль.
— Думал, я всегда буду молчать? — Коди фыркает. — Хрен, мать твою, там. Ты дергаешься по малейшему поводу, и этому есть только одно объяснение.
Ладно, теперь я даже не злюсь. Меня охватывает ярость, что из глаз в любой момент полетят искры.
— Ты никогда не был зависим, Максвелл. — Понизив голос, бросаю короткий взгляд в сторону гостиной с намерением убедиться, что не слышат Уилл и Рэй. Особенно Уилл. — Ты понятия не имеешь, что такое «больная любовь». Мы не делаем друг друга лучше. Мы порождаем худшее. Не можем остановиться.
— По-моему, вы даже не пытались, — отмахнувшись, вставляет он. — Но вы счастливы, когда кусаетесь друг с другом, нежели, когда смеетесь по раздельности с другими.
— Я хочу покончить с этим дерьмом. Я выбрал держаться подальше.
— Так ли вы далеко друг от друга?
Коди сует купюры в карман джинсов, после чего уходит.
По спине ползет леденящий душу холодок. Одри грезила о лете круглый год. Я заметил буклеты из университета Флориды и Калифорнии в их доме. Она, черт побери, должна быть там. В одном из штатов на другом конце страны. Далеко от меня. Между нами не океаны, но несколько тысяч миль. Расстояние, которое не преодолеть пешком или за пару часов на машине. Но Максвелл намеренно или нет посеял зерно сомнения.