Запрограммированное сердце

После вечеринки и визита в родительский дом Уён не появлялся в университете три дня подряд, до тех пор, пока немного не пришел в себя и не осмелился наконец показаться в обществе, а вернее — посмотреть на Миён... Трудно признать это, но он всё это время ждал от нее хоть какой-то весточки, хотя бы одной буквы в сообщении, чего-то, что намекнуло бы, что она открыта к диалогу и хочет поговорить. Дергался от звука уведомления, сразу же кидался к телефону, а когда не видел желаемого, то откладывал его от себя экраном вниз и снова брался за работу или очередной проект. Сан тоже не удостаивался развернутых ответов, хоть Уёну и было стыдно за то, что он не хочет сейчас видеть даже лучшего друга. И всё же учеба — это будущее, не говоря уже о том, что за красивые глаза его не возьмут учиться по обмену. Нужно приложить все усилия и переступить через усталость и боль.

Войдя в аудиторию, Уён застыл у входа, но всего на пару секунд, а потом решил сделать вид, что не замечает кучи взглядов: у одних насмешливые, как у Наын, у других сочувствующие, у третьих — просто любопытные. И только Миён не смотрела на него, закрывшись волосами и будто бы не осмеливаясь поднять глаза. Тяжко вздохнув, Уён занял свое обычное место и почувствовал, что вокруг будто бы всё то же самое, но при этом стало каким-то другим. Раньше, приходя в университет, он чувствовал себя счастливым, а теперь знал, что не только в этом здании, но и во всем городе для него не найдется места, где он сможет почувствовать, что наконец-то в порядке.

— Так и не собираешься ни с кем разговаривать? — спросил Сан вместо приветствия, а Уён лишь отрицательно покачал головой. — Почему ты так злишься на Миён? В смысле... понятно почему, но ты же знаешь, зачем она всё это сделала, так в чем проблема?

— В том, что она заставляла меня ревновать, а сама хотела быть со мной.

Вскинув брови, Сан переглянулся с Юнхо, который повертел пальцем у виска, и вернулся к своему телефону. Сегодня у них встреча с друзьями семьи, дома нужно быть пораньше, однако думалось совсем не об этом, а и, как это часто бывает, о состоянии Уёна. Раньше он не спал и не ел, лишь бы прибежать в университет, а теперь приходит сюда, словно его заставляют под дулом пистолета. И дело совсем не в хронической усталости. Пусть Сан и понимал мотивацию поступков Миён и прекрасно знал, что в ее характере на эмоциях вычудить что-нибудь эдакое, он не мог перестать злиться. До минувших выходных Уён не был самым счастливым человеком, но и совсем несчастным его назвать тоже было сложно. А теперь вот он, сидит и смотрит в одну точку, без улыбки и без единого отпечатка радости. Даже едва снова не заснул сегодня на паре, за что получил легкий выговор от обычно всегда доброй преподавательницы.

Миён же даже не пыталась все эти дни, пока Уёна не было, думать об учебе, хоть и старалась делать всё, что от нее зависит, но не более того. Предпочитала ходить одна, о чем и сказала Юнхо, но чувствовала исходящее и от него, и от всех остальных осуждение, которое они не могут или не хотят высказать прямо. Сначала Миён злилась на них, потом смирилась, а вскоре приняла то, что и Юнхо, и Чанми, и Ёсан правы. Она оказалась просто глупой девчонкой, которая наломала дров, потому что мечтала быть той самой принцессой, за которой будет бегать ее верный рыцарь, и потому что не хотела вновь выставить себя в глупом свете, как в случае с Саном, а еще — потерять дружбу. Но в итоге потеряла вообще всё, что имела, и теперь не знала, есть ли смысл хотя бы попытаться приблизиться к Уёну.

— Так и будешь обижаться на него и на всех нас? — спросил к концу недели Юнхо, уже уставший наблюдать за тем, как эти двое избегают друг друга, и стараться уговорить Сана помирить их. Тот и так оказался слишком зол.

— Он был влюблен в меня и не смог признаться, — вновь став упрямой и не желая признавать свою неправоту вслух, сказала Миён и села на скамейку, закинув на нее ноги и обняв колени. Вчера выпал первый снег и запорошил улицу, и стало немного холоднее. — Я не только на него злюсь, — всё же сдалась она, — но и на себя тоже. Хонджун пытался мне писать, я его заблокировала... Хочется вообще от всего мира скрыться.

— Так почему не подойти и не поговорить? — продолжил допытываться Юнхо.

Какой бы виноватой он не считал Миён, всё равно знал, что будет на ее стороне, что бы ни случилось, и будет заботиться именно о ней. Но и на Уёна тоже было больно смотреть: он почти перестал работать на занятиях, чаще находился в полудреме, стал сдавать задания едва ли не позже всей группы. Преподаватели недовольны и начали ставить Уёну его плохую успеваемость в вину, а он только и делал, что соглашался и отмалчивался.

— Потому что, во-первых, — сказала Миён и загнула палец, — я не хочу с ним говорить. Во-вторых, если даже я подойду, разговаривать со мной не станет уже он. В-третьих, если у нас с самого начала всё не задалось, то смысл это продолжать? Сана забыла, вот и его забуду. И он, я уверена, тоже справится.

— Вот из-за того, что вы не умеете разговаривать, всё и случилось, — проговорил Юнхо и покачал головой, а потом, проводив Миён до здания, в котором проходят ее курсы, побежал на работу.

Наверное, это так — они не умеют разговаривать. Сегодня нужно закончить ту самую рубашку, а еще... Всё это время, что они с Уёном не общаются, Миён перестала так много думать об учебе, зато без устали вязала и училась шить мягкие игрушки. Куча материалов оказалась в мусорном ведре, но зато таки получилось то, чего она хотела — черный кот с красной лентой на шее и пуговичкой, привязанной к ней. Но похоже, что постаралась Миён всё же не для Уёна, а для себя, поэтому вчера впервые заснула с мягкой игрушкой в обнимку, надеясь, что та защитит ее от кошмаров, приходивших каждую ночь.

Не вышло. А дни шли...

И даже сейчас, закончив шить рубашку, Миён понимала, что никто ее не наденет, потому что та шилась для конкретного человека, которому она теперь не понадобится. Как и общение с ее создательницей. Они с Уёном и раньше ссорились, смотрели друг на друга искоса, но никогда, вообще никогда из этих случаев Миён не чувствовала себя такой одинокой и не помнила настолько сильной тоски. Ей было больно смотреть на него, загнавшего себя в угол, и не сметь подойти, чтобы помочь, тяжело оказалось отказаться от привычки собирать для него завтрак каждое утро, заходить в аудиторию и знать, что она не просто не сможет обнять Уёна, но и даже не увидит его улыбки, которая раньше так раздражала и которая стала так необходима после.

Может, просто выждать, пока страсти улягутся?.. И обида немного пройдет?

Вернувшись домой с готовой рубашкой, Миён вынула ее из пакета, отутюжила и бережно повесила в шкаф среди своих вещей. Потом взяла с кровати кота, поставила его на стол, открыла блокнот, намереваясь написать всё, о чем она думает, но слова не вязались одно с другим, и потому вместо них вышли кривоватые сердечки, одни целые, а другие разбитые. Между листами лежали фотографии, настолько дорогие сердцу, что Миён не смогла в порыве гнева выбросить их в тот день. В комоде валялся еще один снимок... Когда-то он был чем-то важным, а теперь...

— Даже не знаю, что лучше: чтобы я до сих пор сохла по тебе или чтобы я не влюблялась ни в тебя, ни в твоего друга, — сказала Миён полуголому Сану, изображенному на снимке, смяла фото в кулаке и бросила в наполненный использованными материалами мусорный бак, промазав. — Что бы ни случилось... наверное, я не жалею о том, что влюблена в тебя, — проговорила она, на сей раз обращаясь к фотографиям Уёна и погладила его лицо. Здесь оно улыбается, а рука обнимает саму Миён за талию. — Я скучаю, — пролепетала она нежно, почувствовав ком в горле, и потом совсем расплакалась, упав на пол.

Завтра у Уёна день рождения, но она знала, что не будет в этот момент рядом с ним.

*****

Кое-как добравшись до дома после нескольких тяжелых пар, где каждый преподаватель посчитал своим долгом напомнить, что первая сессия — самая тяжелая и что за неудачу их тут же выдворят из университета, Чанми бессильно опустилась на кресло-мешок в своей комнате и, не раздеваясь, откинула голову. В эти дни времени не оказалось ни на верховую езду, ни на походы в бары, ни даже на нормальный сон. Зачеты, зачеты и еще раз зачеты. А еще они умудрились вчера поругаться с Саном, а примирение оказалось настолько хлипким, что он надолго выходил из сети и даже не считал нужным написать, почему.

— Что с твоей подругой? — спросил он обвинительным тоном, когда они встретились вчера в кафе.

— А что с твоим другом? — ответила ему Чанми, нахмурившись.

— А что с ним не так? Как он еще должен был отреагировать на то, что Миён целовалась с другим у него на глазах, если влюблен?

— Будто бы он сказал ей, что влюблен! — фыркнула она. — Они не встречались и не были друг другу ничем обязаны, вот она и поцеловала Хонджуна. Уён должен был взять инициативу в свои руки и признаться, а не ждать у моря погоды.

— Если бы Уён поцеловался с другой, а Миён это увидела, ты бы сказала точно так же?

Чанми не нашла что ответить. Разумеется, не сказала бы, потому что ей было бы обидно прежде всего за подругу, как и Сану сейчас — за друга. В итоге сошлись на мнении, что эти двое должны разобраться со своими проблемами сами и что не стоит ссориться из-за них, однако легкий осадок остался. Разумеется, Чанми не могла сказать, что Миён поступила правильно и что не повела себя как ребенок, но ей ли осуждать? Ей, которая переспала и стала встречаться с человеком, в которого была влюблена ее подруга? Однако чем дальше заходили отношения с Саном, тем больше становилось понятно, что они еще плохо знают друг друга, если не сказать — практически совсем не знают. Чанми устраивало всё, она чувствовала, что влюблена, но при этом присутствовало ощущение, будто Сан, несмотря на то, что добивался ее, не воспринимал их отношения так уж всерьез. По крайней мере, советоваться по каким-либо вопросам и предупреждать о том, что куда-то пойдет, он не собирался.

Выглянув из комнаты, чтобы проверить, нет ли кого поблизости, Чанми набрала ему. Раз, один, другой... Но ответа не последовало. А когда она уже переоделась и села за подготовку к зачету, наконец-то раздался звонок.

— Да? — спросил Сан, но слышно его было плохо из-за громкой музыки.

— Даже привет не скажешь? — обвинительным тоном спросила его Чанми. — Где ты?

— Со школьными друзьями, а что? Я не стал звать тебя, потому что знал, что ты будешь занята, — ощетинился Сан и направился куда-то. Вскоре вместо клубной музыки стали слышны шумные звуки города. — Ты тоже хотела пойти?

— Нет, но ты мог бы об этом сказать... — протянула тогда Чанми, разочарованно отбросив от себя ручку. — Почему ты никогда не говоришь, куда ты идешь? И о том, что вы встречаетесь в друзьями семьи, я узнала постфактум, и теперь, если бы позвонила, не узнала. Разве сложно было прислать сообщение?

— А я должен перед тобой отчитываться, раз ты теперь моя девушка? Вроде как намерений становиться твоей собственностью у меня не было, — резко ответил Сан, да так, что у Чанми в груди аж всё похолодело и она на некоторое время закусила губу. — Ну что, так и будем молчать, или еще что-то сказать хочешь?

— Уже не хочу.

Чанми нажала на красную кнопку и швырнула телефон на стол. Так чего же так активно добивался этих отношений, чтобы потом настолько наплевательски к ним относиться?! Сообщение прислать, чтобы она не волновалась — неимоверная трудность! Правильно говорят — нельзя бросаться в омут с головой. Любовь любовью, а еще общие взгляды на вещи должны быть, помимо этого, да и узнать друг друга получше не помешало бы. Хоть они и договаривались, что начнут встречаться, а там посмотрят, смогут ли сойтись, Чанми всё равно стало очень больно. Она привязалась к Сану, она не смыслила свой день без его «доброе утро» со смайликом-улыбочкой и «спокойной ночи» с синим сердечком, не могла представить, что катается на лошади без него, собиралась сделать всё, чтобы у них получилось остаться вместе. Но так уж ли оно ему надо? И даже ведь ни с кем не посоветуешься!

Выйдя из комнаты, чтобы попить воды, Чанми остановилась, услышав плач, и осторожно постучалась в приоткрытую дверь Миён. Та хриплым голосом сказала «входите», а потом поспешила встать с пола и утереть слезы. Их причину угадать было легче легкого, и потому Чанми, решив, что нужно откровенно поговорить, закрылась и, подняв подругу, присела вместе с ней на кровать, а потом нежно погладила по волосам.

— Ты тоже считаешь, что я поступила очень глупо и что я во всем виновата? — спросила Миён, закинув ноги на постель.

— Наверное, так. Но... вместе с этим я, пожалуй, понимаю, — проговорила на выдохе Чанми и легонько обняла подругу за плечо. — Не все обязаны быть осознанными и мудрыми, особенно в нашем-то возрасте. Скажу банальную вещь, но не так важно то, что мы делаем и какие дрова ломаем, важнее признать свою ошибку и попытаться как-то ее исправить. Ты не телепат и не могла знать наверняка, что Уён к тебе чувствует.

— Да вот теперь сижу и думаю, что это было очевидно, — возразила Миён. — Он намекал мне и на то, что мы целовались, и на то, что влюблен в меня, до этого поцеловать пытался. А я, дура последняя, выдумала себе какую-то соперницу и даже мысли не допустила, что он говорил обо мне, — Миён хлопнула себя по лицу. — Еще и с Хонджуном додумалась поцеловаться! До сих пор мерзко, как вспомню...

Чанми подумала с минуту, прежде чем найти что ответить.

— Иногда какие-то вещи очевидны, когда они происходят с другими, но не когда они происходят с тобой, — вымолвила она и взяла Миён за руку. — Что бы кто ни говорил, а мне кажется, Уён ждет, когда ты сделаешь первый шаг. Так, может быть, забудешь о своих обидах и дорамах, в которых мужчины совершают романтические жесты, и сама пойдешь на примирение? Он добрый и понимающий. Он тебя простит.

— Зато я себя не прощу... — протянула Миён и снова пустила слезу, поспешив стереть ее рукавом. — Я боюсь, понимаешь? Боюсь увидеть в его глазах ненависть и понять, что он даже не хочет прощать меня. Что я ему скажу? «Привет, я, типа, ошибку совершила, но давай встречаться»?

— Ну, не так, — усмехнулась Чанми. — Не думай об этом. Увидишь его — и слова сами придут на ум. Послушай меня. Ты сильная, смелая и всегда умела идти напролом, чтобы добиться желаемого. Так бери быка за рога, беги к своему мужчине, прижимай его к стене и целуй! Уверенно! Уён в таком случае тебе точно не откажет.

Чанми плотно сжала кулаки и потрясла ими.

— Давай, сегодня!

— Нет, не сегодня... — в раздумьях сказала Миён и посмотрела на черного кота, сидящего на ее столе. — Завтра его день рождения... — она вылупила глаза, пронзенная догадкой. — А если я только всё испорчу, когда он завтра меня увидит? И вообще свой день рождения начнет ненавидеть?

— «Если» да «если». Не попробуешь — не узнаешь. А завтра я за тобой прослежу, чтобы ты не струсила. А пока, чтобы отвлечься... — Чанми немного поразмыслила, постучав указательным пальцем по подбородку. — Сегодня у нас пижамная вечеринка. Ты, я и Ёсан. Сбегай за ним, а я пока достану настолки.

Наконец-то окончательно придя в себя и перестав плакать, Миён побежала в комнату Ёсана, а Чанми заглянула под стол, чтобы убрать весь мусор. Собрала обрезки тканей, нитки, плюш и схватилась за смятую фотографию, а распрямив ее и посмотрев на полуголого Сана, задрожала, взглянув на его ямочки. Нет, она его не потеряет из-за каких-то глупых ссор и обид... Завтра, на свежую голову, они поговорят и постараются расставить все точки над «i». Отношения строить нелегко, иногда получается, иногда — нет, но Чанми очень хотела бы, чтобы Сан остался рядом. Прибрав фотографию в карман домашних шорт, она собрала оставшийся мусор в пакет, завязала его и, когда пришли Миён и Ёсан, полностью отдалась времяпрепровождению с ними.

*****

Он сам не понял, как это получилось. Вот, сидит спокойно, пишет под диктовку, потом смотрит на слайд сквозь линзы, так как новые очки почему-то еще не готовы, кивает сам себе, осмысливает новую информацию, а потом вдруг — темнота и белые звездочки, из лабиринтов которых вывел только громкий крик преподавателя До да рука Сана, опустившаяся на плечо. Вскинув голову, Уён помотал ей из стороны в сторону, чтобы сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь, посмотрел в испуганные глаза друга и только потом — на доску.

— Я уже делал вам предупреждение!.. — крикнул преподаватель До, принявшись громко и с напором, топая ногами, надвигаться на ошалевшего Уёна.

Вчера днем он толком не спал, хотя очень пытался, потом отработал смену и пришел на занятия уже совсем никакой. Он пробовал пить энергетики, но от них снова начало сводить живот, так что пришлось смириться с рекомендациями врача. Преподаватель До долго делал выговор, кричал, распинался, что здесь не комната отдыха и что хорошей оценки на экзамене Уёну не видать, с таким-то отношением к предмету, но на сей раз не выгнал — и на том спасибо. В аудитории мертвым грузом повисла тишина, пока звучала тирада, а потом все вернулись к своим занятиям.

— Ты как? Мне стоило заступиться? — спросил Сан, но Уён только покачал головой и попытался вновь втянуться в обсуждение темы. Ему срочно необходим горячий горький кофе. Если не энергетики, так хотя бы он, а потом вздремнуть пять минут — и снова будет как огурчик.

Так Уён и поступил, направившись не к университетскому автомату, а к ближайшей кофейне. Благо, сейчас большой перерыв и можно успеть, а даже если опоздает — ничего страшного. Нужно было срочно выдумать какой-нибудь новый способ не спать. Это проклятый замкнутый круг: начнет снова пить энергетики — сляжет с больным животом и не сможет ни работать ни учиться; совсем откажется от них — будет тот же результат, только из-за сонливости. Однако кофе всё же помог, и на следующем занятии Уён выложился по полной, вернее, только на половине пары, потому что после короткого пятиминутного перерыва в аудиторию вошел Пак Сонхва.

— Простите, госпожа Нам, можно мне забрать Чон Уёна на оставшееся время? Вопрос не терпит отлагательств, — с яркой улыбкой проговорил он и тут же получил разрешение. Перед обаянием Сонхва не мог устоять никто. — Чон Уён, прошу со мной на кафедру. Нам нужно обсудить одно важное дело.

Испуганно сглотнув, Уён быстро собрал вещи и направился на Сонхва, идущим медленной размеренной походкой, на третий этаж. Только бы не отчислили, только бы не отчислили! Если увольнение еще можно пережить и найти новую работу, то новый ВУЗ или восстановиться в этом — едва ли. Чувствуя, что у него дрожат колени, Уён вошел на кафедру, и медленно опустился на стул, обняв портфель и приготовившись к выговору. Однако Пак Сонхва продолжил молчать. Не спеша сделал сам себе кофе, достал печенье и конфеты, а потом протянул их Уёну. Сплел пальцы в замок и сложил на них подбородок, опершись локтями на стол.

— Я думаю, вы прекрасно понимаете, о чем пойдет речь, — проговорил Сонхва, но в его тоне не было ни укоризны, ни неприязни. — Скажу честно: почти весь преподавательский состав либо приходил ко мне на вас жаловаться, либо спрашивать, что же с вами, таким успешным и подающим надежды студентом, случилось. Мне и самому хотелось бы знать, почему вы вдруг стали засыпать на занятиях, но чутье подсказывает мне, что вряд ли из-за безалаберности. Уён, скажите честно. Вы... работаете где-то?

Не поворачивая головы, Уён только кивнул и тяжело вздохнул.

— Говорите откровенно. Это останется между нами.

— Я работаю по ночам барменом... Шесть дней в неделю. Воскресенье — выходной, — честно ответил он и наконец несмело посмотрел на Сонхва, ожидая найти в его глазах осуждение. Но нет, в них оказалось только понимание. — Раньше я работал только два через два, но в конце лета всё изменилось и мне пришлось на это пойти. Еще я пишу курсовые, дипломы и делаю проекты на заказ... Времени поспать совсем нет. До недавнего времени держался на энергетиках, а потом у меня начались проблемы со здоровьем.

Сонхва только хмыкнул, а потом на кафедре повисла тишина. Слышно было только завывание ветра за окном да тиканье настенных часов.

— Я видел, что вы оставили заявку на учебу по обмену. Вы же понимаете, что с такой успеваемостью вы не пройдете, несмотря на все свои предыдущие заслуги? У вас есть какая-то возможность сократить свою занятость? Я могу вам чем-то помочь? — спросил Сонхва таким тоном... родным, что ли. Словно с Уёном говорила его мать, та, какой она была когда-то, а не обычный преподаватель. — Расскажите мне, если можете. Вы не обязаны справляться со всем в одиночку.

— Моя семья... — эти слова дались Уёну тяжело. Не было у него уже никакой семьи. — Мои отец и мать алкозависимые... — всё же признался он, поняв, насколько сильно устал носить всё в себе и насколько нуждается в том, чтобы выговориться человеку старше себя самого. — Я узнал о том, что у них долги и что их обоих уволили. Мне пришлось им помогать, а потом... — Уён замолчал, ощутив укол стыда. — Я сильно поругался с матерью. Сказал, что буду помогать ей, но что она меня больше не увидит. А теперь думаю, правильно ли я сделал. Всё же когда-то она сама тянула всю семью и ей тоже пришлось несладко... Она потеряла второго ребенка. После этого у нее всё и началось, да и у отца не самый легкий характер.

— Может быть, и так, но почему вы должны отвечать за ее решения? — спросил Сонхва, нисколько не задумавшись, и Уён тотчас с интересом вскинул голову. — Когда я был еще младше вас, я только и слышал от матери, что я какой-то неправильный, — продолжил Сонхва, решив ответить откровением на откровение. — Меня, бывало, запирали в комнате, не пускали гулять, устраивали тотальный контроль, указывали, с кем можно дружить, а с кем — нет... Говорили, что я не должен выглядеть так, как мне нравится, как женщина, и не должен идти на нищенскую работу преподавателем. Некоторые люди пытались мне донести, что моя мать так поступает, только чтобы сорвать на мне злость и отыграться за свои несбывшиеся мечты... Я тоже защищал ее и кричал, что люблю мать, — Сонхва грустно хмыкнул и пожал плечами. — А когда вырос, то понял, что она действительно срывала на мне злость и отыгрывалась за свои несбывшиеся мечты. И меня как отрезало. До сих пор не общаемся.

— И вы... не стали любить ее, когда всё поняли? — спросил Уён, удивленный такой внезапной откровенностью. Ему всегда казалось, что Пак Сонхва во всем идеален и всегда уверен в себе, потому что воспитан в поддерживающей семье, а оказалось всё совсем не так. — Разве родителей перестают любить?

— Нет, я не перестал любить ее, — покачал головой Сонхва. — Но понял, что лучше отрезать то, что мне причиняет боль, чтобы стать счастливым. Уён, послушайте... Как бы вы ни любили свою мать, вы не в силах прожить за нее жизнь заново. Вы можете только помочь, направить или подсказать, но вы никаким способом не научите ее жить по-другому. Она уже выбрала свой путь, а вы должны идти своим. Вы не несете ответственность за исцеление и счастье других людей, сколь бы вы ими ни дорожили. Не тратьте свою энергию, не живите чужой жизнью, иначе не заметите, как потеряете себя.

— Думаете, я правильно поступил, что поссорился с матерью?

— Да, — тихо, но четко ответил Сонхва. — То, о чем вы мне рассказали, наталкивает меня на мысль, что подача заявления в программу по обмену — это бегство. Но вы не убежите от себя, Уён. Наверняка есть люди, которые искренне любят вас. Чхве Сан, Чон Юнхо, Кан Миён...

— Насчет последнего вы ошибаетесь, — тотчас возразил Уён, как кипятком ошпаренный. — Мы не встречались никогда и сейчас даже не общаемся по кое-каким причинам.

— Не знаю, что у вас там случилось, — усмехнулся Сонхва, встав со стула и достав папку с бумагами, — но я вижу, что вы неравнодушны друг к другу. Поверьте, ради человека, которым не дорожишь, не будешь бросаться на преподавателей в ущерб себе. На меня бы кто посмотрел так, как Кан Миён смотрит на вас... — он грустно усмехнулся. — Но отложим сердечные дела. Если вы всё же хотите уехать учиться по обмену, то вам нужно усердно учиться, а с вашей работой это невозможно. Прошу вас, возьмите больничный на пару недель...

— Я и так брал на работе...

— Не на работе, а в университете. Возьмите справку и принесите мне. Прошу вас, отдохните, — почти по слогам произнес последнее слово Сонхва, на мгновение посмотрев глаза в глаза, и вынул нужную бумагу из папки. — У вас практически весь семестр была прекрасная успеваемость. Спите побольше, ешьте получше, подготовьтесь как следует к экзаменам и сдайте их хорошо, а я пока что похлопочу, чтобы выбить для вас повышенную стипендию. Может, хотя бы это вам поможет и вы сократите рабочую неделю до пяти дней вместо шести.

— Преподаватель Пак! Что вы, не стоит! — тут же воскликнул Уён, прекрасно зная, что Сонхва придется прибегнуть к некоторым махинациям. — Я справлюсь, честно, начну учиться лучше! Не надо так...

— Надо, Уён, надо... — протянул Сонхва. — Вы заслуживаете этого как никто другой. Обещаю, будет вам со следующего семестра повышенная стипендия, а пока освободите себе выходные для отдыха. Идите домой, я скажу преподавателю Мун, что вам нездоровится, и возьмите справку. Можете передать ее через Сана. Не забывайте, пожалуйста, то, что я сказал вам по поводу семьи.

— Спасибо вам, преподаватель Пак, — сказал Уён и, встав, глубоко поклонился. — За всё спасибо.

— Обращайтесь, если что-то будет нужно. И еще... — Сонхва улыбнулся. — С днем рождения вас, Чон Уён.

*****

Сама не своя от беспокойства, Миён металась по комнате, стараясь составить пламенную речь, но абсолютно все слова казались ей фальшивыми или неискренними. Медлить нельзя... Сегодня она сделала вид, будто не помнит, что у Уёна день рождения, а все напоминания в соцсетях он убрал. Ей очень хотелось увидеть его и, стоило надеяться, обрадовать. Сложив всё нужное в подарочный пакет, Миён надела те самые ботфорты, выбрала свое лучшее платье, навела марафет на лице и, посомневавшись еще некоторое время, открыла телефонную книжку, чтобы набрать номер Сана. Только он наверняка знает, где сейчас Уён, и ей нужна помощь.

— Алло, Сан?.. — несмело спросила Миён, поняв, что гудки прекратились. — Привет.

— Ну привет, — с легкой неприязнью ответил он. — Что вдруг позвонила?

— Ты знаешь... где... г-где с-сейчас Уён?

— Знаю, и что?

— Отвези меня к нему или хотя бы скажи, куда мне подъехать. Пожалуйста, Сан. Нам с ним нужно поговорить, — уже куда смелее сказала Миён, набравшись храбрости. Что бы сейчас ни ответил Сан, она от своего отступаться не собиралась. — Знаю, что он может не захотеть меня видеть, но мне нужно хотя бы кое-что отдать ему. Прошу тебя, твоя помощь нужна сейчас как никогда.

В трубку раздался тяжелый шумный вздох.

— Ладно, буду через час, отвезу тебя. Но имей в виду: если он тебя прогонит, я не позволю тебе навязываться, — проговорил Сан и отключился.

Миён даже не успела поблагодарить, но это и не главное. Пусть думает о ней что хочет, цель — не он. Цель куда сложнее... Чанми и Ёсан пожелали удачи, сказали, что всё получится, но она не была в этом уверенна и потому села в машину к Сану с опаской, сжимая дрожащими руками подарочный пакет, и опустила голову. Главное — выдавить из себя хоть что-то, не стоять с открытым, как у рыбы на суше, ртом, не мешкать... Как следует извиниться. Миён заломила собственные пальцы, а потом внезапно почувствовала, что Сан накрывает ее руку своей.

— Ты дорожишь им? — спросил он, уже куда ласковее, чем по телефону. — Для меня благополучие Уёна — самое главное, потому что он мой близкий человек и я желаю ему счастья. Ты сможешь обеспечить ему это, если он тебя простит?

— Я не знаю... — ответила Миён и закусила губу. — Но я постараюсь сделать всё, что в моих силах, ради этого.

Удовлетворенный, Сан кивнул и снова сжал руль обеими руками, а по дороге объяснил, что Уён сейчас в месте, где они раньше гуляли с мамой. Ехать пришлось довольно долго. Это был бедный район, не украшенный ничем, кроме редких неоновых вывесок, но Миён было всё равно, когда и где, лишь бы только ее выслушали. Один дом, второй, третий... Несколько переулков и несуразных старых зданий, и вот наконец — фонарь, кирпичная стена и одинокая скамейка, наполовину занесенная снегом. Уён сидел в наушниках, всматриваясь вдаль и думая о чем-то своем. Такой грустный и красивый... Миён вышла не сразу. Первой ее мыслью было убежать как можно дальше, попросить Сана отвезти ее назад, но потом... Потом она всё же оказалась на улице и почувствовала снежинки в своих волосах.

— Уён! — позвала Миён, но он ее не услышал из-за наушников, и тогда пришлось пересилить себя и тронуть его за плечо. Сан уже успел скрыться за поворотом. — Уён!.. — воскликнула она, напугав его до смерти, а потом столкнулась с его взглядом. Ничего не понимающим, удивленным и в остальном — пустым. — П-прости, ч-что не п-поздравила тебя сегодня в универе... Я хотела сделать это наедине. Это т-тебе...

Миён протянула подарочный пакет, и Уён мельком заглянул в него, но потом только отставил в сторону и встал со скамейки, засунув руки в карманы.

— На самом д-деле... — продолжила Миён, шмыгнула носом и слегка ударила себя по голове, чтобы перестать заикаться. А потом тоже встала, не желая смотреть на Уёна снизу вверх. — На самом деле это просто предлог, чтобы приехать и поговорить. Но я не знаю, что мне сказать... Наверное, я просто глупая дурочка, которая верила в романтические сказки и которая не умеет вести себя как взрослый человек, — ее голос начинал дрожать всё больше с каждым новым словом, но к облегчению, Уён не уходил. Слушал внимательно, с непроницаемым видом. — Я наломала таких дров и наделала столько ошибок с самого начала года... Причинила так много боли и себе, и, что главное, тебе. Это не оправдание, но меня просто свело от ревности и желания...

Миён не смогла продолжить — расплакалась. Почувствовала, что свет фонаря кто-то закрыл, и ощутила обволакивающее тепло, приблизившись спиной к стене.

— Я такая глупая, Уёни... и я так скучала по тебе... п-прости меня... — вымолвила наконец она и поняла, что прижата к стене всем телом, а ее талию обвивает рука. — Ты нравишься мне, очень нравишься, и я сама виновата, что вместо того, чтобы сказать тебе об этом, чего-то ждала. Поверь, я пойму, если ты больше не захочешь меня видеть. А кто бы захотел, если я такой ребенок и такая дурочка...

— А мне плевать на это, — тихо проговорил Уён, наклонившись ниже. — Я всё равно хочу быть с тобой.

И, не дав Миён сказать еще хотя бы слово, притянул ближе к себе за талию и соединил их губы в поцелуе. Скупо светил фонарь, с неба сыпался хлопьями снег, ветер пел свою песню, трепля волосы, но холода не чувствовалось — только жар и нежность. Уён ласково гладил щеку большим пальцем, иногда задевая крылышко носа, зажмуривал глаза и не открывал их, даже тогда, когда отпрянул на секунду, чтобы взять немного воздуха. Теперь-то Миён вспомнила эти прикосновения телом, в ее памяти воскресли обрывки воспоминаний о той ночи, когда она пришла к Уёну, потому что очень хотела к нему, и сейчас вся отдавалась этому поцелую, моля о том, чтобы он никогда не заканчивался. Губы плавно и без напора соединялись, без устали, словно примагниченные друг к другу. Миён таяла, как снег, соприкасающийся с землей, готова была рассыпаться на молекулы, пытаясь показать нежными поглаживаниями плеч Уёна, как ей хорошо. Слезы остановились.

— Я тоже скучал... — протянул он, потершись своим носом о ее нос, и снова коротко поцеловал в губы. — И ты прости меня за всё, что я сказал или не сказал, и за всё, что сделал... — его голос дрогнул. — Ты — мой самый лучший подарок.

— Не говори таких вещей, а то я тоже снова заплачу, — сказала ему Миён и накрыла его ладонь, гладившую ее щеку, своей рукой. — Я тоже хочу быть с тобой. С той самой секунды, когда поняла, что ты мне очень нравишься и что... что мне хочется не получать, а отдавать что-то.

— Поехали в ресторан? — внезапно спросил Уён, решив отложить этот разговор и переплетя их пальцы. — Думаю, в день рождения мне можно немного выпить. Я договорился, что выйду на работу только к десяти.

Миён не смогла ничего ответить, только подхватила подарочный пакет и сама вызвала такси, решив отправиться в ресторан, в котором они праздновали юбилей матери в прошлом году. Сан уехал, решив не мешать, это Миён прочитала в его сообщении, но говорить Уёну не стала. Только жалась к нему: на улице, пока они ждали такси, в машине, и после — у входа. Они зашли внутрь вдвоем, как пара, пусть подобающе и был одет только один, вернее, одна из них.

— Давай помогу, — проговорил Уён, снимая с Миён белую шубу и вешая ее. Потом галантно отодвинул стул и только затем сел сам. Официант тут же принес меню. — Давай возьмем что-нибудь подороже. Не стесняйся, выбирай. Я всё оплачу. А пока, с твоего позволения, всё же взгляну на подарок.

— Сделано своими руками! — с гордостью сказала Миён, принявшись листать меню.

— Котик?.. — спросил Уён скорее у самого себя и с нежностью погладил игрушку. — Черный! Как я и хотел! — с детским восторгом прикрикнул он. — Так, а здесь что? — он вынул рубашку. — Ты для меня сшила?.. Выглядит как покупная.

— Говорю же — своими руками. Я начала давно, хотела подарить тебе на день рождения, и вот... Нравится?

— Спрашиваешь еще! Надо уже отдельную полочку для твоих подарков делать! — воскликнул Уён и заметил на пальце Миён подаренное им кольцо. Во время их ссоры она его не носила, но теперь... Кажется, ей нужно будет еще одно. — У меня хорошие новости, — вернув рубашку в пакет, сказал он, а кота оставил на столе. — Пак Сонхва вызывал меня на разговор. Я думал, будет ругаться, но он... Решил похлопотать, чтобы выбить для меня повышенную стипендию. Теперь я буду работать только пять дней в неделю.

— Как же ты согласился-а-а?! — деланно удивленным тоном, с легкой долей сарказма, спросила Миён и покачала головой, накрыв рот ладонью. — Ты же от любой помощи отказываешься! Что это с тобой вдруг случилось?! Как так?! Я точно разговариваю с Чон Уёном, а не с Чон Юнхо?!

— Не издевайся! — по-доброму отмахнулся Уён и прервался, когда к ним подошел официант. Сперва он принес охлажденное шампанское, которое сам разлил по фужерам, и только потом основные блюда. — В общем, теперь у меня будет чуть больше времени. Правда, поругался с матерью, но... собираюсь всё так же помогать. Может, она что-то осознает, пока мы с ней не общаемся, — грустно проговорил Уён и взял мюзле, принявшись сминать его под столом. — Надеюсь на это...

— Это твоя мама... Мне сложно понять тебя в данной ситуации, но если ты так решил... Давай будем верить, что она правда что-то осознает. Главное, чтобы ты от этого не страдал. А я буду рядом.

— Миён... Буду честен с тобой, — быстро, начав тараторить, заговорил Уён. — Я не до конца уверен, что мне всё это не снится и что ты правда сейчас сидишь рядом со мной. Раньше я никогда не влюблялся и не знал, что это такое, а теперь... Теперь всё иначе. Не могу обещать, что со мной будет легко, в том числе я боялся признаться в чувствах, потому что не знал, что могу тебе дать со своим образом жизни. Знаю, ты всегда мечтала о принце, о том, что за тобой будут ухаживать, добиваться, носить на руках, проводить всё свободное время, а я... — Уён продолжил что-то делать руками под столом. — Я не совсем подхожу под твои стандарты. Но давай отныне говорить друг с другом откровенно и ничего не утаивать. Если хочешь чего-то или тебе что-то во мне не нравится — скажи, и мы это обсудим. А пока... — он вынул руки из-под стола, и Миён увидела скрученное в кольцо мюзле. — Ты хочешь стать моей девушкой?

— Больше, чем чего-либо еще, — ответила Миён, неловко рассмеявшись, и принялась внимательно наблюдать за тем, как Уён надевает «кольцо» на ее палец. — Повторюсь: я очень хочу быть с тобой и знать, что мы пара, по-настоящему, а не понарошку.

Внезапно вокруг раздались аплодисменты гостей ресторана, очевидно, не рассмотревших как следует кольцо и решивших, что Уён сделал только что предложение руки и сердца, а Миён не хотела их переубеждать, поэтому гордо продемонстрировала общественности руку, и все подумали, что колечко с фианитом — помолвочное. Так забавно и глупо одновременно. Сытно поужинав и как следует насидевшись в ресторане, они отправились гулять по ночному городу, не замечая, как летит время. Немного устав, Уён направился к скверу и, почистив рукавом скамейку от снега, опустился на нее.

— Мне понравилось, как в аудитории ты села ко мне на коленки. Не хочешь повторить?

— Чего уж теперь стесняться? Ты мой парень, — легко ответила Миён и устроилась поудобнее, обняв Уёна за шею одной рукой и положив голову на его плечо.

Не зная, о чем поговорить и хотят ли вообще сейчас говорить, они молча любовались ночным городом: вывесками, проносившимися мимо машинами, гуляющими людьми, кружащимися у гирлянд и фонарей снежинками. Уён без устали усыпал свою девушку поцелуями в макушку, висок и щеку, а потом повернул голову Миён к себе костяшками пальцев и накрыл ее губы своими. Они упоенно целовались, временами прерываясь на то, чтобы вздохнуть, и снова близко прижимались друг к другу, не прекращая вцепляться в одежду, волосы, кожу... Уён готов был делать это без устали, до сих не верил в то, что это взаправду, гладил большими пальцами щеки Миён и улыбался ей в губы, затем снова приникая к ним, требуя всё больше и больше, лишь бы только оттянуть момент, когда этот прекрасный вечер закончится и они снова разбегутся. Но в эту минуту Уён знал одно — он счастлив.

— Я провожу тебя до работы, не хочу оставлять ни на секунду, — с легкой грустью прошептала Миён между поцелуями, и прижалась сильнее, не собираясь вставать с колен Уёна до тех пор, пока он сам не скажет ей сделать этого.

— Только при условии, что ты сядешь в такси и напишешь, когда доберешься. Моя, — сказал он, соприкоснулся своим лбом с ее лбом и вновь поцеловал в щеку. — Время поджимает, нам недалеко идти... — сказал Уён, взял Миён за руку, а как только они добрались до бара, крепко обнял и, оставив у ее уха теплое дыхание, пролепетал нежное: — До завтра, мое сокровище. Обязательно напиши, когда доберешься, и спи крепко.

— Если у меня получится спать вместо того, чтобы думать о тебе.

Но Миён ошиблась. Приехав домой, она уснула быстро, и ночь прошла, как один миг, без всяких кошмаров.