Глава 17
Франко с Нунцией, так и не сняв запятнанные кровью халаты, вышли из операционного блока. У обоих под подбородками болтались маски со следами крови, да и на обуви виднелись красные пятна. Лица – изможденные, взгляды – усталые, плечи – опущенные...
Именно такая картина предстала взору родителей и сестры Аделе. От вида хирургов они не на шутку испугались. Женщины готовы были лишиться чувств.
Франко больше всего на свете мечтал хоть немного отдохнуть и ни с кем не разговаривать. А ведь ему еще понадобятся силы, чтобы вывести Нунцию из того состояния отрешенности и апатии, в которое она впала. Но он был обязан сказать хотя бы пару слов родственникам Аделе.
– Все в порядке, – сообщил хирург, и довольная улыбка заиграла на его губах. – Операция прошла успешно, Аделе в сознании и под наблюдением анестезиолога. Сейчас ее повезли в палату интенсивной терапии, где будут мониторить состояние матери и малыша. Он, кстати, держался бодрячком, – еще шире улыбнулся Франко.
– Спасибо вам, синьор Боско, – со слезами заломила руки мама Аделе. Отец облегченно вздохнул и обнял свою вторую дочь.
– Это сделал не только я, – улыбнулся Франко. – Без моей бригады я был бы бессилен.
– Конечно... – пробормотала женщина.
– Теперь вы спокойно можете возвращаться домой. Завтра, если состояние позволит, увидите ее.
– Ей больше ничего не угрожает? – тревожно спросил отец.
– Ей – нет.
– А ребенку?! – воскликнула сестра.
– Надеюсь, с ним все будет хорошо. Чтобы дать точный ответ, необходимо подождать хотя бы сутки. Но за его состоянием неусыпно следят специалисты, не волнуйтесь.
Попрощавшись, он обнял за плечи Нунцию и двинулся с ней по коридору в ординаторскую. Там уже никого не было: Роберто с Антонио успели переодеться и уехать по своим делам. Франко пропустил Нунцию вперед и закрыл за собой дверь. Девушка направилась к дивану, видимо, намереваясь без сил рухнуть на него, но резко остановилась и обернулась.
– Ты жесток, Франко, – серьезно глядя ему в глаза, произнесла Нунция. – Ты возложил на меня такую ответственность, к которой я не была готова! Я не обладаю достаточными навыками, чтобы заменять клапан беременной женщине!
Франко подошел к дивану и сел на подлокотник. Теперь их глаза были почти на одном уровне. Взяв в свои руки ее в кои-то веки теплые ладони, он чуть потянул Нунцию на себя, побуждая приблизиться.
– Я понимаю... – ласково произнес он. – Но у меня не было другого выхода. Я не мог отдать пациента этому imbecille. Ты не представляешь, насколько он опасен... И уж тем более я не собирался отдавать ему пациентку, которую мог прооперировать только я.
– Но ты мог отдать ее Роберто! – вспыхнула Нунция. Казалось, она была на грани срыва.
– Нет... Последние дни отчетливо показали, что между мной и тобой существует непостижимое взаимопонимание, что мы можем действовать, как одно целое...
Нунция вырвала свои руки из его ладоней, закрыла лицо и всхлипнула. Нервное напряжение, непомерный стресс начали выплескиваться из нее, и справиться с эмоциями не удавалось.
Франко взял ее за плечи и притянул к себе. Нунция уткнулась ему в грудь и утонула в сильных мужских объятиях, из последних сил пытаясь сдержать надвигающийся шторм. А он одной рукой гладил ее по голове, ласково и успокаивающе, а другой бережно прижимал к себе, словно самое драгоценное и хрупкое существо. Рыдания, наконец, вырвались наружу, и Нунция неудержимо задрожала в его объятиях, а он только крепче прижал ее к себе. Прошло несколько минут, прежде чем всплеск эмоций начал потихоньку затихать под натиском его нежности.
Когда Нунция немного успокоилась, Франко чуть отстранился, стараясь заглянуть ей в глаза. Лицо девушки блестело от слез. Он достал из кармана бумажный платочек и поднес к ее носу, предлагая высморкаться, будто маленькой сестренке, горько плачущей над сломанной любимой игрушкой. Вытерев ей нос, Франко взглянул в ее мокрые от слез глаза. В их бездонной глубине он прочитал, что буря чуть улеглась, уступив место облегчению и невыносимой усталости. А еще он увидел в них нежный свет. Огонек несмело горел и будто освещал чувства, тщательно спрятанные где-то очень глубоко...
Взяв в ладони лицо Нунции, Франко с безмерной нежностью принялся высушивать губами ее веки, прикрытые в наслаждении. Нунция вся затрепетала, подставляя лицо его жарким устам, а он покрывал поцелуями мокрые щеки, пока, наконец, не коснулся соленых податливых губ. И они ответили ему, словно только того и ждали! Он с упоением целовал ее, забыв обо всем, что пережил за последний час, он будто переместился в другое измерение.
Кровь начала медленно закипать в венах, до предела ускоряя ритм сердца. Поцелуй стремительно наполнялся страстью, превращаясь в жадный, пылкий, ненасытный. Франко запустил пальцы в ее растрепавшиеся волосы, а другой рукой обнял за плечи и крепко прижал к себе. Она, хрупкая, маленькая, безропотно и доверчиво прильнула к нему. Они самозабвенно целовались, все убыстряя темп, сталкиваясь носами, прерывисто дыша, без остатка растворяясь друг в друге. У обоих головы закружились, а тела переполнились волшебной нежностью и легкостью. Страстные импульсы дрожью пробегали вдоль позвоночника, заставляя непроизвольно и неконтролируемо вздрагивать.
Рука его соскользнула с ее плеч и жарким блуждающим движением спустилась вниз по спине. Обхватив ее тонкую талию, Франко буквально вжал ее в себя. Нунция не сопротивлялась, только сильнее трепетала в его объятиях, охваченная сладостной агонией. Уперев ладони ему в грудь, она чувствовала, как бешено колотится под ними его сердце.
Франко с трудом оторвался от нее, едва переводя дух, и посмотрел Нунции в глаза. С уст ее срывалось горячее дыхание, обжигающее его губы, глаза были закрыты в ожидании исполнения мечты всей жизни, в ожидании волшебства.
Он прикоснулся поцелуем к ее шее, и кожа моментально покрылась мурашками под его губами. Нунция еще сильнее задрожала, не в силах сдержаться, всецело отдаваясь его поцелуям, его нежности, его страсти, сама до краев переполняясь неукротимым желанием.
Испачканный кровью ее хирургический халат, шурша, соскользнул с плеч и упал к его ногам.
****
Джанкарло всю ночь не мог расслабиться и сомкнуть глаз, поскольку у Аделе оставалось низким артериальное давление, и это беспокоило анестезиолога. Обычному пациенту можно было бы ввести лекарство, повышающее давление, но Аделе носила под сердцем малыша, потому и само течение операции, и послеоперационный уход за ней сильно отличались от стандартных ситуаций: применение некоторых препаратов могло нанести вред, нарушив кровоснабжение плаценты.
Анестезиолог неусыпно следил за сердцебиением мамы и ребенка. Сердце Аделе исправно работало, беспрепятственно гоняя кровь по организму. Живым доказательством этого были теплые руки и ступни, что Джанкарло неоднократно проверял, а также заполненный мочеприемник. Маленькое сердечко выдавало около 140 ударов в минуту – как и полагается здоровому ребенку, находящемуся в утробе матери. К тому же малыш, очевидно, проснувшись после операции, пришел в бодрое расположение духа и развернул в животе активную деятельность. Он вертелся, двигал конечностями и пытался даже кувыркаться, благо место позволяло.
Джанкарло опять осторожно положил свою руку на живот Аделе и замер, с трепетом ощущая толчки изнутри. Эта скрытая от глаз бурная деятельность казалась ему каким-то таинством, которое он никак не мог постичь. Было так странно осознавать, что там внутри живет самый настоящий маленький человечек, который в тот самый момент занят своими неведомыми делами. Он никому невидим, но тем не менее он существует, живой, подвижный, с крошечным сердечком, бесперебойно снабжающим кровью его маленькое тельце... Вот он снова чем-то крохотным и круглым провел по ладони Джанкарло. «Интересно, что это было? – проплыла трепетная мысль в голове анестезиолога. – Скорее всего пятка или коленка... Хотя, может, и локоть, и плечо...» Ему вдруг непреодолимо захотелось подключить аппарат УЗИ и найти ответ на свой вопрос, но, увы, он по многим причинам не мог этого сделать.
Внезапно он вспомнил, как один из первых считал Франко сумасшедшим и предлагал прервать беременность. У него похолодело сердце, будто по нему провели чем-то ледяным, металлическим, когда Джанкарло на секунду представил, как этот невидимый человечек мог бы уже давно оказаться бездыханным в железном лотке, если бы Франко так рьяно и убежденно не отстаивал его право на жизнь. Джанкарло вздохнул и, воскрешая в памяти образ друга, мысленно горячо возблагодарил его.
– Держись там... – едва слышно сказал Джанкарло, нагнувшись к животу. – Ты ж мужик, обязан потерпеть... – добавил он, хотя не имел ни малейшего представления, с чего взял, что там будущий мужчина.
О, чудо! Ребенок энергично пихнул его чем-то в ладонь.
Джанкарло мотнул головой, будто желая прогнать странную и непривычную для него пелену нахлынувшей сентиментальности. Затем он убрал руку, разрывая столь трогательный контакт с крошечным существом, и бесшумно прошелся по палате, разминая ноги и пытаясь прийти в себя. Время близилось к началу новой смены, и после короткого променада он сел за написание отчета.
Проснувшись, едва несмелый луч солнца заглянул в палату интенсивной терапии, Аделе приоткрыла веки и в первую очередь увидела рядом с собой Джанкарло. Ее это нисколько не удивило и безмерно порадовало. Она почувствовала радостный толчок в области груди, отозвавшийся, впрочем, болью. Долгое время она рассматривала анестезиолога, склоненного над журналом. Он выглядел смертельно уставшим, глаза покраснели, щеки даже немного осунулись. Но едва Аделе зашевелилась, он поднял голову, и взгляд его вспыхнул.
– Buongiorno, – поприветствовал он пациентку, бодро и радостно улыбнувшись.
– Buongiorno... – наградила она его слабой, но искренней ответной улыбкой, при этом морщась от боли.
– Как ощущения? – полюбопытствовал анестезиолог. – Новый клапан работает бесперебойно? А то, если есть неисправности, приходи, поменяем.
Аделе улыбнулась еще шире, хотя очень хотелось засмеяться: Джанкарло дарил ей улыбку, позитив, заряд оптимизма, но она была слишком слаба, чтобы дать волю эмоциям.
– Пока беспомощно лежишь, уж точно никакой одышкой не пострадаешь. Как малыш? – забеспокоилась Аделе, прикладывая руку к животу.
– Ночью мы с ним поиграли немного. Ему не спалось, мне тоже, потому мы пообщались. Судя по всему, тебя ждет одышка после его рождения.
– Почему? – нахмурилась Аделе.
– Придется много бегать за ребенком, – хмыкнул он.
Аделе не сводила с него странного взгляда, и Джанкарло даже заволновался, что сказал нечто непозволительное.
К счастью, в тот момент в палату вошли кардиолог и акушер-гинеколог, которые принялись проводить обследование. Джанкарло решил воспользоваться случаем и сходить в ординаторскую, выпить кофе. Было бы неплохо поспать пару часов. Сегодня у него выходной, и он мог бы отправиться домой, но ему не хотелось отдавать Аделе в другие руки, пусть даже и весьма уважаемого и добросовестного коллеги.
Распахнув дверь в ординаторскую, он застыл на пороге как вкопанный. Франко с Нунцией лежали на диване в объятиях друг друга, переплетясь ногами. Правда, они были одеты, и Джанкарло даже подумал, что у Нунции наверняка вчера случился срыв, и пока Франко ее успокаивал, они заснули. Он постарался как можно тише приготовить себе кофе, но друзья проснулись и непонимающе уставились на анестезиолога.
Взглянув на них, Джанкарло понял, что ошибся: эти двое провели отнюдь нецеломудренную ночь в объятиях друг друга. Об этом ясно говорили чуть припухшие губы Нунции, взлохмаченные волосы обоих и кое-как натянутая одежда. Но главным образом, об этом говорили их глаза: они светились любовью.
– Как Аделе? – хрипло спросил Франко, тревожно посмотрев на Джанкарло.
Тот усмехнулся. С его губ так и норовило сорваться какое-нибудь ироничное замечание, но потом он вдруг вспомнил свою ночь и свое общение с малышом и передумал ехидничать.
– Франко, спасибо... – произнес он со всей серьезностью и бесконечной благодарностью. – За то, что настоял на операции, за то, что спас ее... Она в порядке, ребенок тоже. Я всю ночь контролировал показания датчиков. Меня только низкое давление беспокоит, но, возможно, это не так уж и опасно. Ты как думаешь?
– Не знаю, Джанкарло... – пробормотал Франко, пытаясь окончательно проснуться и вникнуть в суть вопроса. – Надо спрашивать у... кого там... кардиолога... гинеколога... Собственно, для Аделе это не угроза, – начал его тон возвращаться к привычной твердости и уверенности, – плохо от этого может стать ребенку...
– Вот именно. Мы не можем себе позволить потерять только что спасенного ребенка! – жестко оборвал его Джанкарло, одарив непримиримым взглядом.
– Но теперь мы бессильны. Теперь очередь и забота акушеров-гинекологов следить за состоянием матки, – возразил Франко. Джанкарло, понимая, что друг прав, лишь мрачно сдвинул брови и сделал глоток кофе.
Франко бросил взгляд на молчаливую Нунцию. Сердце его затрепыхалось в восторженной эйфории, но он осознавал, что должен сдержать эмоции. Нунция застенчиво опустила глаза, пряча сумасшедшее волнение.
– Ты спал? – спросил Франко, участливо посмотрев на Джанкарло.
– Нет, – буркнул тот.
– Тебе надо поспать. У тебя ведь сегодня выходной. Подбросить до дома?
– С твоей-то поврежденной рукой? Нет, я тут останусь, вздремну на диване.
– Джанкарло... – потряс Франко его за плечо. – Что не так? Почему ты не хочешь поехать домой?
– Я хочу подождать, пока угроза полностью исчезнет. У нее особая ситуация в плане применения медикаментов. Ей нельзя давать обезболивающие, чтобы не навредить ребенку, но моя задача облегчить ей послеоперационную боль.
– Ты можешь оставить рекомендации Патрицио.
– Я хочу сам этим заняться. Я доведу ее до конца, – упрямо возразил Джанкарло.
– И как завтра ты собираешься работать? Как вообще ты собираешься выдержать без сна столько времени?
– Я тебе сказал, что позже вздремну тут, пока все уйдут на операцию. У меня часа два будет, – нервно ответил Джанкарло.
В этот момент дверь в ординаторскую открылась, и на пороге возник синьор Бранцоли. Он тоже выглядел помятым, взлохмаченным, будто провел ночь на кушетке в коридоре больницы, а не дома в удобной кровати.
– Как хорошо, что я тебя застал, – произнес он, глядя на Франко, ни с кем не поздоровавшись. – Жду тебя в своем кабинете, – добавил Бранцоли требовательно. Потом закрыл за собой дверь.
– Что это значит? – со страхом спросила Нунция.
– Если он вздумает тебя увольнять, покажи ему письмо из Греции и скажи, что вслед за тобой уволится вся наша бригада, – устало посоветовал Джанкарло.
– Что за письмо из Греции? – непонимающе посмотрела на него Нунция.
– Джанкарло, расскажи ты, а я пойду и выясню, что ему от меня надо, – недовольным тоном пробурчал Франко, жалея, что не успел покинуть больницу раньше.
****
– Присаживайся, Франко, как дела? – дежурным голосом поинтересовался Бранцоли, явно только ради того, чтобы с чего-то начать разговор.
– Неплохо все, – делано улыбнулся хирург.
– Думаешь? – с иронией спросил Бранцоли.
Франко пристально смотрел ему в глаза, пытаясь понять, чем вызвано это уточнение.
– Уверен, – с непроницаемым видом произнес Франко.
– У тебя – возможно, а вот у меня не все так гладко... – проговорил начальник недовольно. – Ты просто представить себе не можешь, как ты меня подставил! – начал он закипать.
– А ставить на операцию некомпетентного хирурга – это, по-вашему, не означает «подставить»? Подставить коллег, пациентов, себя, наконец!
– Баста! – стукнул Бранцоли кулаком по столу. – Ты забываешься.
– Нет, синьор. Просто у нас с вами разные понятия об этике, тем более о врачебной. Поэтому нам с вами не по пути, – со всей серьезностью произнес Франко.
– И куда ты пойдешь? В стране безработица и экономический кризис, – с издевкой напомнил начальник. – Найти работу даже суперклассному хирургу не так легко.
– Я лучше буду безработным, чем отвечать за действия какого-то кретина, – дерзко возразил Франко, что Бранцоли аж задохнулся от негодования. Но Франко, не дав ему и слова сказать, продолжил: – А вообще, не волнуйтесь за меня, синьор Бранцоли. В этой продажной стране, где все пропихивают без разбору своих друзей и родственников, меня ничто не держит, а вот за ее пределами высококлассных специалистов ценят и, главное, ждут.
– О чем ты говоришь?! Ты что, уходить собрался, в самом деле? – с искренним изумлением воззрился на него Бранцоли.
– Кажется, вы к этому и клоните, нет?
– Да, Сантини не самый лучший хирург, а, может, даже плохой, я не знаю! – с отчаянием воскликнул Бранцоли.
– Зачем же вы его поставили, раз не знаете? – иронично спросил Франко.
– У меня не было другого выбора! Потому что у меня есть друзья. Есть друзья друзей... Друзья друзей друзей... Это очень сложная система, но она иной раз помогает остаться на плаву...
– А вам не кажется, синьор Бранцоли, что в нашей сфере в принципе не должна существовать и функционировать эта система. От нас зависит жизнь человека!
– Ты не понимаешь, что от системы друзей тоже зависит жизнь человека!
– Чья? – искренне не понял Франко.
– Моя!
Несколько мгновений Франко озадаченно смотрел на Бранцоли, отчаянно крутя извилинами в попытках постичь смысл сказанного. Но, очевидно, после пережитого за последние сутки голова его соображала крайне плохо.
– И как бы ваша система друзей спасла вам жизнь, если бы пациентка умерла под скальпелем Сантини? – спросил Франко.
Бранцоли вдруг побледнел и схватился за край стола.
– Неужели он настолько плох, что не может заменить клапан? – пролепетал начальник, но потом голос его опять зазвучал гневно. – Он окончил университет, он работал в «скорой помощи», а ко мне пришел из кардиохирургической больницы. Это человек с международным опытом, между прочим!
– С международным опытом?! – начал Франко злиться. – А он вам не сообщил, по какой причине его уволили с прежнего места работы?
– Он сам уволился! Он решил вернуться в Италию! И он привез мне отличные рекомендации и отзывы.
– Ах да?! – Франко окончательно вышел из себя. – Вот, полюбуйтесь его рекомендациями! – и с этими словами Франко переслал начальнику письмо от греческого коллеги и со злым сарказмом принялся наблюдать, как тот читает его, бледнеет, а на лбу выступают капельки пота. Закончив, Бранцоли поднял глаза, озадаченный и потрясенный, затем обхватил руками голову. А Франко произнес ядовито: – Все его рекомендации – это такая же фальсификация, как и причина смерти несчастной старушки, угодившей к нему под скальпель. И меня просто убивает, что вы не удосужились это проверить.
– Я... я полагался на честность... и ответственность... – пробормотал Бранцоли. – И потом, Франко... Мне угрожали, понимаешь? – чуть не плакал начальник.
– Угрожали?! – опешил Франко. Потом язвительно хмыкнул: – Ваш Сантини мне тоже угрожал! Он забрал себе документы Фоссини, чтобы скрыть кризис, а сам решил вывести меня из игры. Знаете, что он сделал? – все сильнее распалялся Франко. – Хотел отравить мне воду! И моя поврежденная кисть – его рук дело. Только я готов был умереть, но не допустить его до своей пациентки, – сквозь зубы прошипел он.
Бранцоли шокировано уставился на хирурга, еще сильнее побледнел, у него даже губы стали белыми. Франко всерьез испугался за состояние руководителя больницы. Ему совсем не хотелось, чтобы по его вине начальника хватил удар.
– Что с вами, вам плохо?
– То, что ты говоришь, невероятно... – хрипло прошептал Бранцоли. – Нет, я не верю... Все это не может быть правдой... Он бы не пошел на такое... По-моему, все это – лишь твое желание убрать Сантини отсюда... – словно в бреду твердил Бранцоли. – За что ты его так ненавидишь?
Франко глубоко вздохнул. Ему вдруг надоело доказывать очевидные вещи, бороться с системой друзей, друзей друзей... Он проиграл в этой борьбе за справедливость... А, может, наоборот, выиграл...
– Мне, честно говоря, уже глубоко наплевать, верите вы мне или нет, – сказал хирург, устало поднимаясь.
– Куда ты?! – вскочил Бранцоли, видя, что Франко уходит. – Вернись и сядь, я еще не закончил!
– Зато я закончил, – оглянулся Франко. – Всего хорошего.
Бранцоли подскочил к нему и схватил за локоть.
– Не глупи! Через полчаса чтобы все отделение было на планерке! Ясно?!
Франко пристально посмотрел руководителю в глаза.
– Да. Вполне, – отрывисто произнес Франко, прикидывая, что за полчаса вполне успеет написать заявление, чтобы на планерке объявить всем о своем уходе. А потом, наконец, поехать домой и отдохнуть. С Нунцией... Последняя мысль вызвала приступ тахикардии. Ему так хотелось остаться с ней наедине, забыть обо всем и, наконец, просто поговорить. О них. Об их чувствах. Об их будущем...
****
Франко шагал по коридору, хмуро сдвинув брови. Сердце сжалось: столько лет он провел в этой больнице, профессионально вырос в ней, стал настоящим высококлассным специалистом, столько одержал побед, несколько раз горько проиграл, нашел друзей, сплотил потрясающую дружную команду вокруг себя... И так бесславно проиграл в схватке с системой raccomandati. Он в бессилье заскрежетал зубами, еще мрачнее сдвинув брови.
– Франко, что случилось?! – остановил его испуганный возглас Роберто. – Фоссини..?
– С ней все в порядке, не переживай... Личные проблемы, – добавил он, не зная, как сказать о своем решении уйти. Духу не хватало почему-то, и в итоге Франко решил предоставить эту возможность Бранцоли. Он придет, отдаст ему заявление...
– Бранцоли всех собирает на совещание... Что случилось?
– Сходим и узнаем, – уклончиво ответил Франко.
– Ладно, встретимся там, – махнул Роберто. – Главное, с Фоссини все хорошо!
«Действительно... Это самое важное... Хоть в этом я выиграл...» – уныло подумал хирург и зашагал в ординаторскую.
– Франко! – окликнул его знакомый женский голос, когда он взялся за ручку двери. Обернувшись, он заметил Мариэллу, метнувшуюся к нему. – Франко, могу я войти? У вас там никого нет? Я стучала...
Он уже открыл дверь. Внутри действительно никого не было, и он жестом предложил ей войти, сам равнодушно прошествовав мимо.
– Франко, прости меня... – смиренно произнесла Мариэлла.
Он замер на полушаге и подозрительно посмотрел на девушку.
– За что?
– Я ошиблась... – всхлипнула она. – Я была такой глупой..., что рассталась с тобой... – шмыгая носом, проговорила Мариэлла. – Не знаю, почему я поддалась Сантини... Он загипнотизировал меня! – сказала она с таким видом, будто ее вдруг осенило. – Я не соображала, что делаю. У него такой взгляд... Он когда смотрит, становишься какой-то зачарованной.
Франко исподлобья рассматривал ее, насквозь фальшивую.
– И что, теперь ты каким-то чудесным образом вырвалась из его чар? – с нескрываемой издевкой спросил он.
– Да! Вчера буквально! – подтвердила она. – Франко, он страшный человек!
– Неужели? И что же в нем страшного? – полюбопытствовал Франко.
– А разве не страшно то, что он выпил Sambuca и пошел оперировать? Причем назло тебе! – выпалила Мариэлла.
– Назло мне? – переспросил Франко, побуждая ее объясниться.
– Да! Он тебя невзлюбил с первого вашего разговора с ним в секретариате. Помнишь? Он тогда допытывался у меня, кто ты такой и почему ведешь себя так высокомерно?
– Ах, высокомерно... – хмыкнул Франко. – И как же ты объяснила ему мое поведение?
– Правдой, – пожала Мариэлла плечами. – Что он занял должность, на которую претендовал ты. Он сначала испугался, как мне показалось, все выяснял у меня, что ты за хирург. А когда я рассказала, что тебя здесь все боготворят, он сильно занервничал. Он даже попросил меня помочь ударить по твоему слабому месту.
– И ты согласилась?
– Конечно, нет! Я сразу решила все рассказать тебе!
– То есть мое слабое место – операцию Фоссини – он обнаружил только вчера?
– Операцию Фоссини? – захлопала Мариэлла глазами.
– Да, перед которой он вчера решил взбодриться алкоголем, – с наивным видом пояснил Франко.
– Я не знала, что это твое слабое место... Эту операцию он хотел сделать сам, потому что это позволило бы ему доказать всем, что он хороший специалист. Если бы он провел ее успешно, то все бы зауважали его и признали бы...
Франко смотрел на нее и ужасался про себя, как он мог влюбиться в такую женщину! Во-первых, неимоверно глупую, во-вторых, лгунью.
– Ну, хорошо, а он-то какое слабое место у меня нашел? – усмехнулся Франко.
– Думаю, что никакого. У тебя ведь их нет, – кокетливо улыбнулась Мариэлла. – И это его страшно злило.
– Почему?
– Не знаю. Я так понимаю, он боялся вылететь отсюда. По крайней мере, он как-то в гневе бросил странную фразу, что если он потеряет это место, то вся его жизнь рухнет. Ты был для него слишком серьезным конкурентом, и он хотел тебя устранить.
В этот момент дверь в ординаторскую незаметно приоткрылась на несколько сантиметров. За ней кто-то стоял и, затаив дыхание, прислушивался к разговору.
– Что же случилось вчера? – сложил Франко руки на груди и демонстративно приготовился слушать.
– В смысле?
– С чего ты вдруг прозрела? – пояснил Франко.
– Когда он пришел взбодриться алкоголем, я испугалась... Не знаю, мне кажется, это недопустимо, чтобы кардиохирург был нетрезв на операции... Потом я всю ночь думала об этом и поняла, какой идиоткой я была! – вдруг бросилась Мариэлла ему на шею, рыдая. – Я поддалась натиску, сама не ведая, что делаю... Прости меня... Но главное – я поняла, что по-прежнему люблю тебя! Я никогда не переставала тебя любить, на самом деле. Просто у меня разум помутился! Давай вернем наши отношения! Я люблю тебя, Франко... – прильнула она к его губам.
Дверь в ординаторскую бесшумно закрылась, и легкие неуверенные шаги стали удаляться прочь...
