Хирургический роман

Джанкарло со скоростью хорошего спринтера бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Получив лаконичное сообщение от Франко, он на ходу позвонил медсестре и попросил приготовить тонометр, успокоительное и снотворное и все это принести в палату Аделе Фоссини. Он мчался по коридору так быстро, что двери с головокружительной скоростью убегали назад. Резко затормозив у нужной палаты, он рывком распахнул дверь.

Аделе стояла у окна, сжавшись, обхватив себя руками за живот, а по щекам в три ручья струились слезы. Услышав звук открываемой двери, она испуганно обернулась. Но увидев на пороге анестезиолога, умоляюще протянула к нему руки, будто прося о спасении.

– Аделе! – воскликнул Джанкарло и бросился к девушке.

Она упала в его объятия, прижалась к его груди, словно маленькая напуганная девочка, которую нашли заблудившейся в темном страшном лесу, кишащем опасными зверями. Она безудержно рыдала, уткнувшись ему в грудь и что-то бормоча, только Джанкарло все равно не понимал ни единого слова. Он лишь крепко обнял ее за плечи одной рукой, а другой ласково погладил по голове.

– Аделе, успокойся... Мы приехали, мы рядом, ты в наших руках...

– Почему Франко нет? – с отчаянием всхлипнула она. – Я не хочу, чтобы меня оперировал Сантини, понимаешь?! Я боюсь!

– Аделе, Франко пошел выдворять его из операционной, – спокойным голосом, словно с маленькой, разговаривал Джанкарло. – Верь мне, он здесь и держит ситуацию под контролем. Мы не отдадим тебя в руки Сантини, пожалуйста, успокойся...

Через несколько минут всхлипывания прекратились, а Аделе, доверчиво прижавшись к Джанкарло, постепенно затихла в его руках. И вдруг в наступившем затишье он почувствовал толчки в области нижней части своего живота – это малыш Аделе всполошился от маминой истерики и принялся активно двигаться. Джанкарло замер, прислушиваясь к движениям ребенка в утробе матери. Он никогда не прикасался к животу беременной, и эти новые ощущения неимоверно взволновали его. Несколько бесконечно долгих минут он не мог заставить себя отстраниться от Аделе и прервать это мистическое общение с ее ребенком, пока в палату не вошла медсестра. Увидев столь трогательную картину, женщина ошеломленно замерла на пороге.

– Спасибо. Поставь все на столик и жди меня в операционной, – вполголоса поблагодарил Джанкарло свою ассистентку, не выпуская из объятий Аделе. Медсестра кивнула и, выполнив указание, покинула палату.

Малыш затих, словно успокоенный тем, что мама перестала рыдать.

– Аделе, приляг на кровать... – прошептал Джанкарло, касаясь губами ее головы. – Тебе необходимо исключить любую физическую активность и уснуть...

– Нет... Не отпускай меня... Не уходи... – проговорила Аделе ему в грудь, сильнее вжимаясь в Джанкарло. В его объятиях ей было безопасно. Мир вокруг рушился, раскалывался на кусочки, трясся и дрожал, а в его руках она чувствовала себя надежно защищенной от всех угроз, с упоением слушая, как ритмично бьется его сердце.

– Я и не собираюсь уходить... – заверил Джанкарло. – Я же рассказывал тебе, что со мной ты уснешь и со мной проснешься, – попытался он пошутить, чтобы немного снять напряжение. – Приляг, а я тебя угощу одной вкуснятиной.

Аделе подняла голову и вопросительно посмотрела на анестезиолога заплаканными глазами. Джанкарло пальцами стер с ее щек слезы и, продолжая обнимать девушку за плечи, взял с тумбочки стаканчик, наполненный бесцветной жидкостью, и поднес к ее губам.

– Что это? – спросила Аделе и, не дожидаясь ответа, сделала несколько глотков.

– Это волшебная вода, успокаивающая нервы. Не могу раскрыть тебе секрет ее приготовления, это моя тайна, – улыбнулся он.

Когда Аделе выпила все успокоительное, Джанкарло с мягкой настойчивостью подвел ее к кровати, побуждая лечь. Она, не сводя с него глаз, подчинилась. Джанкарло тем временем сел на стул, придвинулся к Аделе и принялся измерять ее давление и пульс.

– 180 ударов... Пожалуй, это немного повышенный пульс... – постарался он сказать беззаботно, хотя внутри напрягся. – Придется добавить еще волшебного снадобья, – взял Джанкарло с тумбочки шприц.

Аделе смотрела на него, как на божество, и молчала. Безропотно подставив ему руку, она даже не дернулась, когда он сделал в вену укол, вводя снотворное.

– Спасибо, Джанкарло... – слабо прошептала она.

Он ласково улыбнулся ей. Потом перевел взгляд на слегка выделяющийся под длинной рубашкой живот. Ему так хотелось убедиться, что с ребенком внутри все в порядке, но он несколько мгновений не решался пошевелиться.

– Как малыш? Успокоился? – с напускной беспечностью спросил он.

– А что с ним было? – встревожилась Аделе.

– Кажется, он тоже немного перепугался, – натянуто улыбнулся Джанкарло и, не в силах побороть свое желание, протянул руку и положил на ее живот.

Внутри чувствовалось слабое движение, и Джанкарло замер, ощущая пульс жизни под своей ладонью. И вдруг – о чудо! – что-то маленькое и круглое с силой пихнуло его изнутри. Он вздрогнул от неожиданности, но в следующий миг сердце в восторге задрожало, а все его существо переполнила безграничная нежность. На губах заиграла неуловимая улыбка, а глаза заблестели от умиления.

Он перевел взгляд на Аделе. Она улыбалась, а по щекам вновь текли слезы, только она их, похоже, не замечала. Не отрывая ладони от живота, Джанкарло другой рукой снова стер ей слезы. Аделе шмыгнула носом, а губы растянулись в улыбке еще шире. Она поймала его руку и сжала в своих ладонях. Потом пальцы их переплелись, и они так и продолжали неотрывно смотреть друг на друга.

Прошло немного времени, когда веки Аделе потяжелели и сами собой закрылись. Джанкарло медленно и глубоко вздохнул, почувствовав, как расслабились ее пальцы. Он осторожно высвободил свою руку. Потом прислушался к жизни в животе. Малыш, казалось, тоже заснул, и Джанкарло с сожалением убрал вторую руку. Бросив еще один долгий и пронзительный взгляд на Аделе, он поднялся. Колени отчего-то сделались непослушными. Пытаясь взять себя в руки и вернуть свое душевное равновесие, он достал телефон и набрал номер медсестры.

****

Когда Джанкарло с ассистенткой прикатили спящую Аделе в операционную, там царило возбуждение: медсестра раскладывала на подносы блестящие инструменты, перфузиолог[1] готовил аппарат искусственного кровообращения, Роберто отдавал указания Антонио, которому в этот раз предстояло быть самым настоящим ассистентом, Франко тихо переговаривался с Нунцией.

– Как дела? – тут же подошел он к Джанкарло.

– Спит, – констатировал Джанкарло, тревожно глядя на друга. – Давление было слишком высоким, сейчас почти в норме.

– Отлично, – кивнул Франко. Потом глазами показал куда-то вбок.

Только тут Джанкарло заметил Бранцоли, сидящего в уголке на стуле. Судя по бледности, он готов был потерять сознание при любом удобном случае. Но не потому, что не мог переносить вид крови или внутренних органов, а потому что в тот момент он испытывал на себе очень тяжелый груз вины и ответственности за сложившуюся ситуацию, в которую он к тому же еще не вник до конца. Бранцоли понял, что рука у Франко действительно повреждена, но также он понял, что раз Франко так рьяно противился присутствию в операционном зале Сантини, значит, на то были веские причины, не имеющие ничего общего со сведением личных счетов.

Впрочем, вскоре медики перестали обращать внимание на начальника и принялись за дело. Под местной анестезией Аделе установили два датчика, чтобы следить за сердцебиением плода.

– Джанкарло, это ляжет на вас с ассистенткой. Чтобы я не отвлекался, – тихо сказал Франко, и Джанкарло кивнул. Он понимал, что замедляющийся во время операции пульс ребенка отвлекает и сильно нервирует, особенно учитывая, что изменить ситуацию невозможно.

Джанкарло лично поставил катетеры Аделе. Медсестра ввела препараты для индукции анестезии[2], после чего Джанкарло перешел к масочной вентиляции[3]. Затем настала очередь интубации трахеи – сложный и опасный этап. Собрав в кулак всю свою волю, стараясь абстрагироваться, чтобы до предела напряженные в этот раз нервы не позволили допустить роковую ошибку, анестезиолог, затаив дыхание, аккуратно ввел в трахею трубку. Получилось с первого раза – и Джанкарло медленно выдохнул. Он обернулся, чтобы сообщить хирургу о готовности пациентки к оперативному вмешательству. Но Франко стоял рядом, внимательно следя за процессом. Глаза их встретились. Франко легонько сжал плечо друга, словно хотел передать ему заряд бодрости на предстоящие часы.

Аделе подсоединили к аппаратам, и Джанкарло проверил давление, уровень кислорода и пульс матери и ребенка. Убедившись, что все в норме, ей через пищевод ввели эхо-датчик, чтобы видеть изображение сердца. Потом Аделе накрыли хирургическими простынями, оставив открытым только пространство на груди. Вид небольшого выдающегося животика, внутри которого билась уязвимая трепетная жизнь, был призван держать в тонусе хирургов, напоминая о том, что на кону стоят две жизни, а времени – меньше, чем обычно.

Вся операционная бригада в полной готовности стояла вокруг операционного стола. Все необходимые приборы для мониторинга были подсоединены, трубки, электрокоагулятор, дефибриллятор ждали своего часа.

– Роберто, вскрывай, – спокойно отдал распоряжение Франко.

Роберто попросил Антонио обработать кожу антисептиком, а затем сделал надрез скальпелем. Антонио тут же прошелся электрокоагулятором, а Роберто взялся за пилу и вскрыл грудину. Франко перевел взгляд на Антонио, чтобы убедиться, что тот хорошо себя чувствует. Обычно практикантов от такого зрелища мутит и выворачивает наизнанку, но Антонио и раньше ни разу не упал в обморок, а в тот момент, напротив, даже приподнялся на цыпочках, чтобы лучше видеть. Франко довольно улыбнулся под маской и сконцентрировался на действиях своего коллеги.

Из-за повышенного кровообращения беременной пациентки на халаты хирургов крови брызнуло больше, чем обычно.

– Ввести гепарин, – сказал Франко, и медсестра через катетер ввела антикоагулянт, препятствующий свертыванию крови.

После установления канюлей[4] аппарат искусственного кровообращения был запущен, а вентиляция легких – отключена. Кровь бежала по трубкам, но вопреки обычной практике ее не стали охлаждать, а напротив, согревали, чтобы не напрягать плаценту и матку. Нунция пережала аорту, после чего Джанкарло запустил капельницу, подающую специальный раствор, способствующий остановке сердца. Из пульсирующего и живого оно через некоторое время превратилось в холодное и безжизненное.

Франко, встав вплотную к Нунции, принялся тихим уверенным голосом отдавать своей ассистентке четкие короткие распоряжения, а она незамедлительно и безупречно исполняла их. Некоторые действия она полностью выполняла сама, а в особо тонкой ситуации ее левая рука ассистировала правой руке Франко. Их работа выглядела неким мистическим зрелищем. Они напоминали одно целое, работающее от одного мозга, при этом оставаясь двумя отдельными существами. Роберто, не нуждавшийся в подсказках, выполнял свою часть работы, а у изголовья, словно ангел-хранитель, застыл Джанкарло, напряженно следя за показателями состояния матери и ребенка. И лишь Бранцоли неподвижно смотрел из своего уголка на трудящуюся бригаду, словно на художников, создающих шедевр, словно на музыкантов, по нотам разыгрывающих свое сложное произведение, сотни раз отрепетированное.

Нунция вскрыла скальпелем аорту, тем самым открывая дефектный клапан. Тут же Франко быстро и аккуратно одной рукой вырезал его.

– Клапан, – сказал Франко, и Роберто поставил на место старого, новый биологический клапан. Затем Роберто с Нунцией без особых проблем прикрепили его ровными стежками.

Нунция зашила аорту, Антонио убрал зажим, – и по аорте резво потекла кровь. Сердце моментально ожило, встрепенулось по причине фибрилляции желудочков – и остановилось. На мониторе прочертилась сплошная линия: ни систолы, ни диастолы.

Над операционным столом повисло молчание. Все взгляды напряженно устремились на Франко, который не сводил глаз с замершего сердца. Джанкарло почувствовал, как и его сердце встало, прекратило биться, впервые за много лет скованное страхом и накатывающим отчаянием. Он взглядом заклинал Франко совершить чудо.

Франко с невероятным спокойствием взялся здоровой рукой за желудочки безжизненного сердца Аделе и ритмично надавил на них. На мониторе появился слабый импульс. Сердце сократилось – и принялось прокачивать кровь. Клапан размеренно открывался и закрывался, работая четко, словно часовой механизм, широко раскрывая выход из желудочка.

– Вентиляция легких, – распорядился Франко.

Джанкарло будто очнулся от транса и принялся закачивать воздух в трахею. Сдувшиеся легкие раскрылись, наполнившись воздухом, а на кардиомониторе тут же появилась регулярная пульсовая волна. Когда Джанкарло увидел эту картину, у него от облегчения подкосились колени, и ему показалось, что это его легкие наполнились воздухом, а он начал дышать. Франко же на монитор не смотрел. Он внимательно следил за работой сердца, которое пыталось избавиться от воздушных пузырьков, скопившихся в артерии, отчего один из желудочков расширился.

– Повысить давление, – сказал он, и через несколько мгновений увидел, как желудочек принял свой нормальный вид. – Отключить АИК, – последовало новое распоряжение главного хирурга.

Перфузиолог быстро исполнил просьбу и отсоединил аппарат искусственного дыхания, и сердце потихоньку принялось самостоятельно обеспечивать кровообращение. Катетеры были убраны, и Джанкарло нейтрализовал действие антикоагулянта.

Франко внимательно разглядывал разрезы, которые сильно кровоточили. Антонио доверили прижечь поврежденные ткани, Роберто установил дренажные трубки[5].

– Перелить плазму и две единицы донорской крови, – подал голос Джанкарло.

– Это не вызовет побочных эффектов? – спросил Роберто.

– Выбора нет, пониженное снабжение кислородом приведет к плохим результатам, – ответил анестезиолог.

Кровотечение минут через сорок удалось остановить, и Франко сообщил, что пациентку можно выводить из наркоза. Потом взглянул на Джанкарло. Увидев выражение его глаз, Франко понял, что вопреки обычной практике будет выводить из сна пациентку вместе с анестезиологом. Точнее выводить ее будет Джанкарло, а Франко должен быть рядом для моральной поддержки на случай, если что-то пойдет не так. Потом он перевел взгляд на Нунцию. Выражение глаз ассистентки было другим, но не менее страшным. Но разорваться Франко не мог, чтобы остаться и поддержать каждого из друзей, потому он шепнул Нунции на ухо:

– Мы остаемся.

– Зачем? – дрожащим голосом спросила она. Видимо, внутреннее напряжение у нее зашкаливало, и на продолжение испытания не осталось ни моральных, ни физических сил.

– Джанкарло нельзя сейчас оставлять одного, – с мягкой настойчивостью произнес Франко.

– Почему?

– Я позже тебе объясню, – пообещал он. Потом поднял глаза на подошедшего коллегу: – Роберто, спасибо, – пожал ему Франко руку. – Возвращайся домой, еще на ужин успеешь, – устало усмехнулся он.

– Уверен, что тебе имеет смысл оставаться на дежурство? – уточнил Роберто.

– Операций вроде бы не предвидится ночью. Если что – поднимем тебя с постели, – пошутил Франко.

– Буду надеяться, что обойдется, – нервно хмыкнул Роберто.

– Антонио, – позвал Франко. – Sei stato bravissimo[6]! – с чувством пожал практиканту руку главный хирург. – Буду рад иметь в команде молодого специалиста.

– Тебе спасибо, что доверил... – улыбнулся Антонио. Ему эта операция тоже явно подарила немало стресса, но он выглядел довольным.

– Если поторопишься, Роберто тебя куда-нибудь подкинет, – подмигнул Франко.

– Без проблем, – согласился Роберто, и они вместе с практикантом направились к выходу из операционного зала.

Тут они и обнаружили бледного синьора Бранцоли, который сидел в уголке, словно белая мумия, и равномерно слегка покачивался взад-вперед.

– Вам нехорошо, синьор Бранцоли? – спросил Роберто, тщательно пряча насмешку.

– Нет-нет, – пробормотал Бранцоли. – Как прошла операция? – с надеждой посмотрел он на Роберто.

– Все в порядке. Франко сотворил волшебство, а мы ему помогли.

Бранцоли дрожащей рукой провел по волосам, потом поднялся и нетвердой походкой покинул операционный зал.

Прикатили аппарат УЗИ, потому что нельзя было забывать, что главных действующих лиц во всем этом спектакле участвовало два, хотя второго и не было видно. С ребенком все оказалось в порядке, сердце билось в нужном ритме, а матка не сокращалась.

Франко пристально посмотрел в глаза Джанкарло. Тот ответил упрямым взглядом исподлобья. Франко внутренне содрогнулся от этого взгляда, но, сохраняя внешнее спокойствие, произнес ровным тоном:

– Выводи из сна. Прекратить подачу седативных препаратов, – обратился он к медсестре.

Джанкарло, всю жизнь имеющий дело с состоянием пациента, пограничным между жизнью и смертью, столько раз вытащивший больных с того света, казалось бы, должен был привыкнуть к своей работе и никогда не терять спокойствия. В общем-то, всегда так оно и было, но данный случай выходил за рамки обыденности. Пациентка пару часов назад окончательно перестала быть для него «просто какой-то пациенткой». Она и ее ребенок вдруг приобрели для Джанкарло огромное значение, хотя у него не было ни секунды времени, чтобы осознать это и принять. Осознание пришло только сейчас, в самый страшный момент.

Он напрягся, словно до предела натянутая струна, готовая либо лопнуть, либо радостно и громко завибрировать, в зависимости от результата. Медленно и глубоко дыша, не позволяя дрожать рукам, он принялся осторожно надавливать на болевые точки Аделе. Она не реагировала и не дышала, и только регулярная кардиограмма пока оставляла надежду.

Внезапно что-то изменилось – тот момент, когда пациент либо начнет дышать самостоятельно, либо Джанкарло придется вступить в борьбу за жизнь.

Пульс пропал.

Франко в ужасе впился взглядом в побледневшее лицо анестезиолога. Тот принялся проводить какие-то немыслимые манипуляции, но Франко не видел этого, он только смотрел на лицо друга, напряженно вслушиваясь в звуки кардиомонитора, ожидая восстановления сердечной пульсации, как манны небесной.

Сколько бесконечных секунд – или часов – длилась агония, Франко не мог бы сказать наверняка. Столько времени опекать пациентку, провести операцию и потерять ее на этапе вывода из сна – это было бы катастрофой! Но еще худшая катастрофа случится в жизни Джанкарло... Франко очень четко понимал, что если Джанкарло придется пережить подобную ситуацию вторично, он не справится, и Франко вместе с пациенткой потеряет также и друга. Но на этом этапе хирург ничем не мог помочь анестезиологу, только невмешательством, и эта беспомощность убивала его, терзала, будто шипы колючей проволоки, вцепившиеся в сердце. Франко с трудом сохранял самоконтроль.

И вдруг: «тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук» – раздалась пленительная музыка сердцебиения.

– Аделе, дыши! Дыши! – в приказном тоне умолял Джанкарло, глядя вниз. – Прошу тебя, дыши!

Франко молниеносно перевел взгляд на девушку. Глаза ее, широко распахнутые, были устремлены на Джанкарло, грудь тяжело вздымалась, изо рта торчала трубка, а Аделе, похоже, пыталась ее инстинктивно вытолкнуть.

– Дыши еще, еще! Дыши! – повторял Джанкарло, напряженно следя за ее поведением и время от времени переводя взгляд на пикающий монитор.

Аделе послушно исполняла приказания – и ритм сердца выровнялся, дыхание стало регулярным. Джанкарло предельно аккуратно достал трубку. Аделе прерывисто дышала, не в силах говорить, а он взял ее за руку, обессиленно оперся на локти на операционный стол, уронив голову, не обращая никакого внимания на присутствующих в палате коллег, и прижал руку девушки к своим губам. На миг всем показалось, что анестезиолог вот-вот лишится чувств. Или разрыдается. Адреналин стремительно выплескивался из него, лишая сил, разума, самообладания. Он застыл с закрытыми глазами, словно изваяние, прильнув губами к ее руке, не шевелясь, не издавая ни звука.

Через мгновение, совершив над собой нечеловеческое усилие, Джанкарло поднялся, едва переводя дух, и открыл глаза. Они лихорадочно блестели.

– Аделе, все позади, – прошептал он дрожащими непослушными губами, на которых появилось подобие улыбки.

– А... мой... малыш? – хрипло спросила она.

– С ним все в порядке, – заверил Джанкарло. Голос начал возвращаться к нему, ровный и уверенный.

– Спасибо тебе... – слабо улыбнулась Аделе.

– Скажи спасибо Франко, – поднял он голову и взглянул на друга с безмерной благодарностью.

Франко приблизился к койке, с удивлением обнаружив, что ноги его плохо слушаются, дрожа и подгибаясь. Аделе повернула голову и посмотрела на хирурга.

– Я провел операцию, а спас тебя Джанкарло. Именно он сейчас достал тебя с того света, – натянуто улыбнулся Франко.

Аделе перевела взор на анестезиолога, все еще сжимающего ее руку. В глазах ее к благодарности, с которой она посмотрела на Франко, начало примешиваться какое-то новое выражение, нежное и трепетное. И вдруг Джанкарло ощутил движение ее руки в своей ладони: Аделе переплела свои пальцы с его пальцами, как сделала это перед операцией, а глаза ее засияли волшебным светом.

Отступив на шаг назад, Франко отдалился и, повернувшись к медсестре, тихо сказал:

– Переводите в палату интенсивной терапии.

Потом подошел к Нунции. Она безмолвно и неподвижно стояла в сторонке, невидящим взором глядя на Аделе и Джанкарло.

– Пойдем, – взял Франко ее за руку, и она послушно, словно во сне, пошла за ним.

Перед тем, как выйти из зала, Франко бросил последний взгляд на Аделе. Она все еще лежала на операционном столе, под которым растеклись лужи крови, а рядом с ними валялось несколько белоснежных неиспользованных тампонов. Медсестры в синих халатах складывали окровавленные зеленые простыни в полиэтиленовый мешок. Перфузиолог в зеленом халате запихивал в специальную коробку бледно-желтого цвета трубки от АИК. И посреди всего этого буйства красочных пятен, живо рассказывающих о пережитых эмоциях, словно само их воплощение стоял Джанкарло, держащий за руку только что спасенную Аделе. С них можно было писать трогательную и красноречивую картину, олицетворяющую любовь.

[1] Перфузиолог – врач, обеспечивающий искусственное кровообращение при хирургическом вмешательстве.

[2] Индукция анестезии – введение препаратов, подавляющих определенные виды жизнедеятельности организма: сознание, боль, дыхание и пр.

[3] Масочная вентиляция – подача кислорода для увеличения его запасов в организме перед интубацией трахеи. У беременных объем легких снижен, а потребление кислорода повышено. При интубации напряжение кислорода в артериальной крови матери резко снижается, потому необходимо создать резерв кислорода.

[4] Канюля – мягкая трубка для введения в полости человеческого организма.

[5] Дренажные трубки устанавливают после операции, чтобы выводить жидкость или кровь, которая может накапливаться в ранах, что приведет к осложнениям.

[6] Sei stato bravissimo (it.) – ты был молодцом!