Хирургический роман

Через пару дней Джанкарло, навещая пациента, оказался в кардиологическом корпусе. Спускаясь по лестнице мимо этажа, где пребывала Аделе, он в нерешительности остановился. С момента последнего разговора с ней, Джанкарло старательно задвигал мысли о девушке на задворки своего сознания, но пережитый в ее присутствии транс внес в душу неунывающего анестезиолога необычайно сильное смятение. Он чувствовал себя словно в воду опущенным и никак не мог понять, что за меланхолия и напряжение одновременно овладели им.

В первую же ночь после их беседы Аделе приснилась ему в ярком красочном сне, наполненном неудержимой радостью. Состояние наутро напоминало состояние человека, пережившего катарсис. И это Джанкарло не на шутку встревожило. Но хуже всего было осознать свое непомерное желание увидеть Аделе снова. К счастью, длительная и тяжелая операция на следующий день, затянувшаяся до позднего вечера, заставила его забыть о «глупостях», как он это определил. Правда, ночью райский сон повторился. Декорации были другими, а вот общее настроение тем же самым.

Испугавшись, что он очень некстати начал влюбляться (хотя за давностью лет он уже не помнил, какими проявлениями и симптомами характеризуется сия болезнь), Джанкарло решил пойти к Аделе вместе с Франко, чтобы еще раз воочию убедиться, что пациентка по уши влюблена в своего внимательного и любезного хирурга. Джанкарло всерьез надеялся, что это поможет ему излечиться от неуместного недуга.

Ему повезло даже больше: когда Джанкарло нерешительно остановился на лестнице на ее этаже, он увидел Франко, выходящего из палаты Аделе, в то время как некая молодая особа женского пола, явно посетительница, наоборот, входила туда. Джанкарло наблюдал, как Франко остановился и несколько минут разговаривал с девушкой, а потом двинулся в противоположный конец коридора.

Что-то – возможно, не до конца закрывшаяся дверь в палату – заставило Джанкарло бесшумно пройтись по коридору и будто невзначай остановиться у приоткрытой двери. Из палаты доносились два мелодичных женских голоса: один голос, несомненно, принадлежал Аделе, а второй был незнакомым, но чем-то отдаленно напоминал голос собеседницы.

– Тебе так повезло, сестренка! Такой хирург! – восхищенно произнесла незнакомая девушка, и из этой реплики Джанкарло сделал вывод, что девушка приходится Аделе сестрой.

– Не сказала бы, что мне повезло... – меланхолично ответила Аделе.

– Да-да, конечно, повод знакомства с таким обворожительным мужчиной не самый лучший, – смеясь, согласилась собеседница. – Он женат?

– Нет.

– О! А почему такая грусть? Ты уже влюбилась, а у него таких пациенток пруд пруди? – засмеялась собеседница.

– Да, именно... – вздохнув, подтвердила Аделе. – У него таких пациенток пруд пруди...

Джанкарло сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Потом бесшумно направился к лестнице, так и оставшись незамеченным. «Ну что ж, надеюсь, этот яд убьет всякие глупости...» – подумал он с холодным цинизмом.

****

Франко вошел в ординаторскую и обнаружил Нунцию, безучастно смотрящую в окно и не замечавшую его присутствия. В этом не было ничего удивительного, поскольку хирурги после очень долгой операции вполне могли впасть в прострацию и на некоторое время перестать реагировать на внешние раздражители. Но за окном светило приветливое ласковое солнышко, и никаких операций со вчерашнего вечера еще не проводилось. Франко остановился посреди ординаторской, неотрывно глядя на Нунцию.

Снова дал о себе знать легкий приступ тахикардии, который теперь стал постоянно проявляющимся симптомом в присутствии Нунции, при взгляде на нее, даже при мыслях о ней. Эта вибрация в груди отходила на второй план или прекращалась вовсе лишь в операционном зале: там Франко ни о чем не думал, только об органе, который оперировал. Хотя во взаимодействии с ассистенткой во время хирургического вмешательства возникли некоторые изменения, но, к счастью для пациента, в лучшую сторону: у Нунции открылся не то дар ясновидения, не то способности к прочтению чужих мыслей. Она иной раз понимала Франко вообще без слов, с полувзгляда. В реальности их взаимодействие всегда было очень гармоничным, а в последний год – так и вовсе вышло на интуитивный уровень: Франко не требовалось разжевывать и уточнять, что надо сделать, ибо Нунция все схватывала на лету и исполняла указания своего наставника и самого непосредственного руководителя, когда он даже не успевал закончить фразу.

Но в последнюю неделю это взаимопонимание стало непостижимым: иной раз казалось, что их головы соединены невидимым проводом, и Нунция легко и просто читает мысли Франко. Во время одной недавней операции они даже не переговаривались почти, а работали, будто заранее идеально отрепетировали свои действия. Джанкарло, стоящий у изголовья пациента и следящий за его состоянием, периодически поглядывал на друзей и изумлялся: такая слаженная работа! Он даже хотел спросить у них, не открылись ли им, случаем, телепатические способности, но забыл.

Зато за пределами операционного зала Франко с Нунцией больше напоминали чужих людей. Они почти не разговаривали, только если нужно было обсудить рабочие вопросы, они больше не пили вместе кофе, не шутили и не смеялись. Это заметили абсолютно все коллеги в ординаторской, но никто не решался спросить, что случилось.

Стоит отметить, что подобное поведение исходило исключительно от Нунции. Франко несколько раз пытался завязать с ней разговор, подколоть ее в привычной манере, но она избегала даже смотреть на него. Что уж говорить о том, что она выскакивала пулей из ординаторской, оставшись с ним наедине.

И вот из-за глубокой погруженности в какие-то, очевидно, не очень веселые размышления она упустила тот момент, когда Франко вошел в ординаторскую и закрыл за собой дверь. Обнаружила Нунция, что осталась с ним наедине, только когда заметила, как кто-то медленно к ней приближается. Она подскочила, сильно вздрогнув, и судорожно вцепилась в край стола. Сердце гулко забилось, а на лице отразился необъяснимый, с точки зрения Франко, испуг.

– Нунция, что происходит? – не выдержал он.

– Ничего... Ты просто напугал меня. Так тихо и неожиданно подкрался... – не очень убедительно объяснила она.

– Я не подкрадывался. Просто ты сидела чрезмерно задумчивая и рассеянная, – с горечью усмехнулся Франко. – У тебя все в порядке?

– Да-да, – заверила Нунция. – Я просто не выспалась. Плохо спала.

Франко подозрительно посмотрел на нее. Несколько самых разнообразных мыслей хаотично проплыло в голове. Одна больно уколола, другая вызвала сочувствие, третья – желание расспросить о причине плохого сна, четвертая – жажду обнять, прижать к груди... Последняя участила сердцебиение.

– Почему плохо спишь? – поинтересовался он.

– Мммм... ээээ... – затеребила Нунция полу зеленого халата. – Работа такая, – нервно улыбнулась она. – Кошмары снятся. Разодранные грудные клетки, сердца пульсирующие...

– Тебе? – недоверчиво уточнил Франко. – До сих пор эти картины порождают кошмары?

– Да! – с наигранной безмятежностью ответила Нунция. Потом достала из кармана телефон: – Прости, мне нужно позвонить, – натянуто улыбнулась она и направилась к двери.

– С каких пор я кажусь тебе огнедышащим драконом? – сказал Франко ей в спину.

– Драконом?

– Ты выбегаешь из ординаторской, когда мы остаемся одни, словно боишься, что я убью тебя или... не знаю, чего ты боишься, – неприкрытая горечь сквозила в его интонации.

– Преувеличиваешь...

– Только слепой не заметил бы этого. После того вечера мы перестали быть друзьями. И меня это огорчает, – в упор глядя на нее, сказал Франко.

Несколько мгновений она упрямо смотрела на него снизу вверх, а в больших глазах, где-то глубоко-глубоко мелькнула боль.

– Ты для меня по-прежнему лучший друг... – сдавленно произнесла она. Голос дрогнул, глаза увлажнились, а Нунция сорвалась с места и выскочила в коридор.

Через две минуты явился Джанкарло и, закрыв за собой дверь, застыл на полушаге, воззрившись на Франко, отрешенно стоящего посреди ординаторской.

– Ou! – положил ему руку на плечо Джанкарло и заглянул в глаза. – Что с тобой?

– Ничего, – устало ответил Франко.

– Слушайте, вы с Нунцией даже разговариваете одинаково. И ведете себя тоже одинаково.

– О чем ты? – непонимающе нахмурил Франко брови.

– Да она с таким же точно выражением лица стоит в коридоре. И точно так же отвечает на мой вопрос.

Франко глубоко вздохнул. В последние дни он чувствовал себя под каким-то необъяснимым гнетом. Словно ему на плечи взвалили мешок с камнями, к тому же пыльный, который не позволяет ни двигаться, ни дышать. И сбросить этот мешок тоже не получалось.

– Франко, у вас с Нунцией отношения? – без обиняков спросил Джанкарло.

– Угу. Порванные если только, – угрюмо ответил Франко.

– Порванные?! – не на шутку испугавшись, округлил Джанкарло глаза. – То есть как «порванные»?

– Обыкновенно. Та вечеринка разрушила все, что нас связывало. Мы почти перестали разговаривать, только на медицинские темы. Единственное, что мы обсуждаем, – это пациенты и операции. Мы не можем находиться рядом, не смотрим друг на друга, не подшучиваем. Только в операционной, к счастью, между нами все по-прежнему.

– Что значит, не можете находиться рядом? Почему?

– Потому что когда я ее вижу, у меня тахикардия начинается. А Нунция меня, похоже, не переваривает, – горько усмехнулся Франко.

– Тахикардия? – изумленно переспросил Джанкарло. Потом расхохотался. – Да ты, кажется, влюбился!

– Иди к черту! – вспылил Франко. – Для меня это серьезный вопрос, а ты смеешься! Я теряю близкого друга, сестру! Понимаешь?!

– А приобретаешь возлюбленную! – спокойно возразил Джанкарло.

– Ничего я не приобретаю, – устало опустился Франко на стул.

– Я не пойму, она тебе нравится или нет?

– Джанкарло... – бессильно всплеснул Франко руками. – Она всегда была для меня сестрой, ассистенткой, подругой – кем угодно, но я никогда не смотрел на нее, как на женщину. А сейчас... все перевернулось с ног на голову. Меня ее присутствие с ума сводит! Но я не могу даже подойти к ней, потому что она меня избегает, шарахается от меня, как от чудовища. Не знаю, может, в тот вечер я целовался как-то неприлично, не как с сестрой... О мадонна, что за бред я несу?! – еще больше разнервничался он, глядя на выражение лица Джанкарло: тот взирал на него, как на идиота. – Короче, может, она поняла, что я посмотрел на нее, как на женщину в тот вечер, и это ее оскорбило, покоробило, стало неприятно. Не знаю! – закончил он свою тираду на повышенной ноте.

Джанкарло вглядывался в друга пронзительным изучающим взглядом.

– Франко, я задал тебе один простой вопрос: она тебе нравится? А ты мне наплел нечто бессвязное, из чего я ни черта не понял! «Ее присутствие сводит тебя с ума»... В каком смысле?

– Когда мы оказываемся рядом, между нами повисает неловкость, необъяснимое смущение. Она краснеет, опускает глаза, я тоже ощущаю себя как школьник перед медленным танцем!

Джанкарло задумчиво потер кончик носа. Франко порывистым движением схватил какую-то папку. Он явно был не в себе, и Джанкарло с удивлением наблюдал, как всегда спокойный и невозмутимый хирург выглядит будто студент, не посетивший ни одной лекции.

«Нда... – подумал анестезиолог. – Похоже на любовь... Надеюсь, они не будут долго бегать друг от друга... Но это ладно. Эти двое пусть сами лечат свои тахикардии. По крайней мере, пока они не начнут творить откровенные глупости в отношении друг друга, вмешиваться точно не стоит. А вот что делать с влюбленной Аделе? – с каким-то болезненным ехидством усмехнулся Джанкарло. – Теперь у нее шансов окольцевать своего идола совсем уж не осталось... А ведь если он спасет ее и ребенка, чувства в его отношении только усилятся...»

– Коллега из Греции тебе не отвечал? – спросил Джанкарло. – Не нашли они что-нибудь на Сантини?

– Пока нет, – вздохнул Франко. – Полагаю, они заняты не меньше нас. Только два дня прошло... Я сам пытался поискать...

– Я тоже... Только греческий Google ничуть не понятнее китайской грамоты, – сердито буркнул Джанкарло.

****

– Аделе, вам с малышом осталось продержаться две недели, – забежав к пациентке на пять минут, сообщил Франко. – В следующий понедельник проведем вам комплексное обследование, чтобы понять, насколько ребенок готов к самостоятельной жизни. Так что держитесь еще условно две недели.

– Как видите, я стараюсь! – улыбнулась Аделе. – Правда, иногда мне кажется, что я сойду с ума, прежде чем выйду отсюда.

– Что еще можно сделать, чтобы вас развлечь? – спросил Франко, внимательно ее разглядывая. Ему начало казаться, что экспрессивность в его отношении последние дни чуть остыла. Правда, настроение Аделе стало более апатичным.

– Вы и так делаете для меня больше, чем любой другой врач, – с признательностью проговорила Аделе. – Навещаете, успокаиваете, рассказываете, что со мной происходит... Спасибо.

– Мне не нравится ваше настроение. Что вас беспокоит?

– Я просто устала...

– Я понимаю, Аделе, потерпите. Большую часть вы уже пережили, осталось немного.

– Кстати, я совсем забыла спросить: получается, вы сделаете мне кесарево и сразу же начнете оперировать клапан? То есть я даже не узнаю, кто у меня родился?

– Мой коллега, Джанкарло, разве не рассказывал вам, как все будет происходить? – удивился Франко.

– Я забыла спросить у него про этот этап. Мы не обсуждали кесарево...

– Так спросите его об этом, он лучше меня объяснит...

– Он не приходит ко мне больше... – странные нотки зазвучали в ее голосе. – Франко, вы дружите с ним, как я поняла?

– Да, мы близкие друзья, – подтвердил он.

– У него какая-то трагедия в жизни случилась? – неожиданно для Франко спросила Аделе. – Простите, я понимаю, что не должна задавать подобные вопросы... – смутилась она. – Просто... Не знаю, как объяснить... – замолчала Аделе.

– Ну, попробуйте как-нибудь. Я постараюсь понять, – подбодрил Франко, стараясь скрыть свое изумление и любопытство.

– Поначалу он казался мне черствым, циничным. Нет, сразу видно, что он веселый и добрый, но, мне он показался не таким душевным и человечным, как вы... Я полагала, что пациенты для него, как... как подопытные зверюшки... – сбивчиво объясняла Аделе. – Я ему даже сказала об этом. А потом, когда он рассказывал мне про работу анестезиолога..., в какой-то момент он показался мне очень уязвимым... Будто он смертельно ранен... И, вероятно, я обидела его своими словами... – искреннее сожаление звучало в ее голосе. – Простите... Наверно, у меня фантазия разыгралась в стенах больницы, и я уже просто с ума схожу, – покраснела она, увидев выражение лица Франко. – Не рассказывайте ему, пожалуйста, эти глупости, – чуть не плача, попросила Аделе. – Смеяться будет, – расстроено усмехнулась она.

– Не будет, – со всей серьезностью ответил Франко, и Аделе вскинула на него вопросительный взгляд. – Вы очень чутко его почувствовали. Он уязвим и тяжело ранен. И эта старая рана почти смертельная. Я надеюсь, что «почти»... – уточнил Франко, подавляя тяжелый вздох. – Я не вправе рассказывать чужие тайны, но его внешний цинизм и черствость – всего лишь маска. И каждый пациент для него – это живой человек...

****

Предыдущий день выдался на редкость тяжелым: три «текучки», одна из которых пошла плохо. Или даже очень плохо. Спустя восемь часов медикам удалось вырвать пациента из лап смерти. После одержанной победы, добравшись до дома, Франко без сил упал на кровать в первом часу ночи и моментально уснул, едва коснувшись головой подушки. А в семь утра он уже контролировал состояние вчерашнего пациента. А еще через два часа проводил следующую плановую операцию. Работа не давала ему никакой передышки на личную жизнь и насущные дела.

– Франко! – окликнул хирурга Роберто, когда тот вышел в коридор. Франко обернулся и вопросительно посмотрел на коллегу, и Роберто проговорил вполголоса: – Не знаю, что происходит...

– Что случилось? – встревожился Франко.

– Мы сегодня утром еще на улице встретились с Нунцией и вместе шли до ординаторской. Когда мы поднялись на наш этаж, то увидели в другом конце коридора удаляющегося Сантини, а войдя в ординаторскую, никого там не обнаружили. Нунция не на шутку встревожилась, как мне показалось. Не знаю, как объяснить... Она подошла к твоему месту и пристально его осмотрела. А потом, стараясь, чтобы я не заметил этого, подменила бутылку воды, стоящую на твоем столе.

Франко в недоумении уставился на Роберто.

– Франко, я, разумеется, ни в чем Нунцию не обвиняю.

– Это ясно.

– Вы подозреваете, что Сантини ведет против вас какую-то игру? – с явным беспокойством спросил Роберто. – Просто подобные действия Нунции наталкивают меня на мысль, что она испугалась каких-то нехороших действий в твоем отношении со стороны Сантини.

– Не знаю, что тебе сказать, Роби. Мне кажется, он трус, неспособный на то, чтобы подсыпать мне яду в бутылку, – отрешенно проговорил Франко. – С другой стороны, я достоверно знаю, что он хотел бы убрать меня отсюда.

– Но... – от возмущения Роберто не находил слов. – Но что он себе позволяет?! Что значит «хотел убрать»?! Кто он такой вообше?!

– Заведующий. А я подчиненный, который ему не угоден, – иронично ответил Франко.

– Но откуда ты это знаешь?

– Роби, я сейчас тороплюсь. Позже могу тебе рассказать, – пообещал Франко. – И спасибо, – поблагодарил он коллегу.

Разрешив вопрос, по которому шел, Франко вернулся мыслями к Нунции. Несмотря на невероятное для них отдаление, она сильно беспокоилась за его безопасность. «Значит, в ее отношении ко мне ничего не изменилось? Или это иллюзия, а ее действия – закономерные действия любого нормального человека в такой ситуации?» – размышлял Франко. Резко остановившись, он развернулся и бегом бросился к выходу, а затем – на автостоянку: в машине у него всегда, тем более в летнюю жару, имелись две-три бутылки воды.

Вернувшись в ординаторскую, он обнаружил там Нунцию, к его радости, в одиночестве. Не теряя времени, Франко решительно подошел к ней и поставил на стол бутылку воды. Она подняла на него изумленный взгляд.

– Спасибо, – серьезно произнес Франко, пронизывающе глядя на свою ассистентку.

Нунция сглотнула, явно заволновавшись, и опустила глаза.

– Не думала, что ты заметишь... – пролепетала она.

– Роберто заметил, – не стал Франко присваивать себе чудеса внимания. – Думаешь, Сантини вздумал меня отравить?

– Не знаю... Мы увидели, как он удалялся по коридору, а ведь сюда он почти не заходит. Плюс – он никогда не приходил в такую рань. Что он мог делать здесь?

Впервые с момента своего преображения Нунция разговаривала с Франко спокойно, никуда не убежала, оставшись с ним наедине. Франко вздохнул и скрестил на груди руки.

– Неужели он способен подсыпать мне яд? – спросил он.

– Яд?! Думаешь..., он хотел убить тебя?!

Франко перевел на нее взгляд, и увидел в глазах Нунции неподдельный ужас. Сердце его споткнулось и заволновалось. Этот неприкрытый страх за его жизнь заставил сердце радостно ускорить темп.

– У тебя осталась бутылка? – спросил он, облизав почему-то пересохшие губы.

– Да, конечно, – с готовностью ответила Нунция и полезла в ящик своего стола. Оттуда она извлекла частично наполненную прозрачной жидкостью бутылку, на которой ручкой было написано «NON BERE[1]».

– Отправлю в нашу лабораторию. Если это окажется правдой..., то это уже переходит всякие границы, – потемнели глаза Франко.

– Зато ты сможешь предъявить Бранцоли неопровержимые факты, – горячо возразила Нунция. – И это будет серьезный повод выгнать его отсюда!

– Будем надеяться...

– А что греческие коллеги? Никаких новостей? – полюбопытствовала Нунция.

– Пока нет... Но если до конца недели они не ответят, я... – запнулся он, потому что в ординаторскую вошел Роберто, не посвященный в эти детали, – ...я позвоню еще раз, – тихо договорил Франко, тем самым ставя точку в разговоре.

Вернувшись в ординаторскую во второй половине дня после проведенной операции, Франко, Джанкарло, Нунция и Роберто собрались переодеться и сходить что-нибудь перекусить, но раздавшийся телефонный звонок отвлек их от переодевания. Роберто, стоящий к телефонному аппарату ближе всех, снял трубку. Через несколько мгновений он протянул ее Франко со словами:

– Франко, это тебя с reception.

– Pronto?

– Франко Боско? Тут какая-то женщина, – раздался встревоженный молодой женский голос, а на заднем фоне слышались всхлипывания. – Она очень эмоциональна: то плачет, то смеется, – понизив голос и, видимо, прикрыв трубку рукой, пояснила девушка. – Она требует вызвать вас.

– Но кто это? – нахмурился Франко. Он только что явился с операции и заслуживал хотя бы полчаса отдыха и легкого обеда. – Она назвала свое имя, объяснила, что хочет?

– В том-то и дело, что она не говорит ничего вразумительного. Я вообще с трудом ее понимаю. Оно бормочет про какую-то пациентку, но я не могу понять, про настоящую или прошлую.

– Хорошо, я сейчас спущусь, – нехотя ответил Франко.

– Что случилось? – спросил Джанкарло, едва друг завершил разговор, а остальные вопросительно воззрились на Франко.

– Понятия не имею. Какая-то истерически настроенная синьора требует встречи со мной, – ответил хирург и торопливо направился к двери. – Идите, я потом присоединюсь к вам, – добавил он, выходя из ординаторской.

Сдвинув брови, Франко стремительной пружинящей походкой зашагал по коридору к лестнице. Быстро миновав два пролета, он услышал за спиной непонятный звук, будто что-то упало на пол или кто-то откуда-то спрыгнул. Инстинктивно обернувшись, он по инерции продолжил бег, как вдруг нога, за что-то зацепившись, застряла, а Франко потерял равновесие и начал падать, рискуя кубарем пролететь добрую половину лестницы.

[1] Non bere (it.) – не пить.