Глава 13
– Джанкарло, – обратился Франко к другу.
В ординаторской было тихо и светло, они находились там вдвоем, только Джанкарло в быстром темпе стучал по клавиатуре, набирая отчет, а Франко сидел с ручкой, зажатой меж пальцев, но так и не прикоснувшейся к открытой странице журнала.
Джанкарло, не поворачивая головы, внимательно посмотрел на Франко. Он отчетливо видел, что с другом происходит нечто странное, но Джанкарло никак не мог понять, что именно. Столько всего навалилось в последние недели: ускользнувшая из-под носа должность, разрыв с бывшей девушкой, разговоры с Бранцоли, звонок из Германии, Аделе, новая Нунция... Слишком много поводов, чтобы с несчастным задумчивым видом сидеть, уставившись в одну точку.
– Что? – отозвался Джанкарло.
– Отнеси, пожалуйста, Аделе книгу, – попросил Франко.
– А ты почему не можешь?
– У меня много дел, – буркнул Франко, утыкаясь в журнал.
– Именно поэтому ты уже минут двадцать сидишь, скрупулезно изучая пространство перед своим носом, – серьезным тоном изрек Джанкарло.
Франко вздрогнул и метнул на друга сердитый взгляд, но промолчал.
– Что происходит? – спросил Джанкарло, откидываясь на спинку стула.
– Ничего. Просто... Мне хочется сейчас немного отдалиться от Аделе.
– Отдалиться? Но почему?
– Я не хочу никаких привязанностей, – с мрачной серьезностью ответил Франко.
Джанкарло нахмурился, и плечи его печально поникли: он слишком хорошо понимал боязнь привязанностей. Сначала он хотел съязвить по этому поводу, но, видя состояние друга, передумал. А еще появилась у него смутная догадка, что за этим нежеланием кроется нечто другое.
– Франко, она твоя пациентка, которая очень в тебе нуждается. Ты сейчас ее самая серьезная поддержка. Не родственники и друзья, а ты, который будет держать в своих руках ее сердце и решать, жить ей и ее ребенку или умереть.
– Я не бог, чтобы принимать такие решения, – с горьким сарказмом сказал хирург.
– Франко, если ты не придешь, она расстроится... Она такая эмоциональная, а ведь в наших интересах дотянуть ее до 28-й недели...
Франко и сам понимал, что Джанкарло прав. И еще больше винил себя в том, что однажды у него возникла идиотская идея выпить с ней кофе. Этим он сократил дистанцию между ними и вселил в ее голову эфемерные мечты.
– Хорошо, пойдем вместе, – сдался Франко. – Но я ненадолго. А ты можешь побеседовать с ней об анестезии.
Джанкарло шумно выдохнул. Он совсем не собирался беседовать с Аделе об анестезии. Он не хотел вступать на тот же путь, на какой вступил Франко. Речь не о том, что он боялся в нее влюбиться. Об этом он даже не думал, будучи уверенным, что Аделе неравнодушна к Франко. Он панически боялся за беседами привязаться к ней даже чисто по-дружески... Но он должен был поддержать друга, у которого наступил в жизни не самый легкий период.
– Хорошо, пойдем. Дай мне пять минут дописать отчет. Ты, кстати, к Мариэлле ходил?
– Нет. Сначала к Аделе, потом к ней, – хмуро ответил Франко.
****
– Buongiorno, Аделе! – лучезарно улыбнулся Франко, входя в палату своей пациентки.
Джанкарло внутренне поразился актерскому перевоплощению друга. Франко, который последние дни ходил мрачнее серой ноябрьской тучи, засиял, как весеннее солнышко.
– Buongiorno, Франко! Buongiorno, синьор... Простите, я не знаю, вашей фамилии, – в замешательстве проговорила Аделе, глядя на анестезиолога.
– Меня зовут Джанкарло. Фамилию не помню.
Аделе рассмеялась, а щеки с ямочками зарделись румянцем.
– Хорошо, но тогда и я не помню моей фамилии.
– Принимается. Аделе, – пронзил ее анестезиолог своим взглядом.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Франко.
– Как обычно, – улыбнулась Аделе. – Честно говоря, если бы не результаты анализов, ни за что бы не поверила, что у меня какие-то проблемы со здоровьем.
– Так это же замечательно, – одобрительно хмыкнул анестезиолог.
– Я вам книгу принес. Вот, когда дочитаете ту... – протянул Франко новый роман.
– Ту я уже прочитала! Спасибо вам, столько положительных впечатлений! – экспрессивно выразила свои эмоции Аделе, беря протянутую книгу и рассматривая ее обложку.
– Я рад, что вам понравилось.
– Можно я оставлю тот роман пока у себя? – робко посмотрела она на хирурга снизу вверх. – Я бы хотела перечитать еще раз...
– Вот так сразу? – искренне удивился Франко.
– Нет, через пару недель. Мне все равно торчать тут еще долго...
– Конечно, оставляйте! Без проблем...
Дверь открылась, и в палату степенной походкой вошел пожилой врач.
– О, Франко, Джанкарло, какая удача! – отчего-то искренне воодушевился кардиолог, который вел Аделе. – Передайте вашему Габриэле Сантини вот эту бумагу, чтобы мне не ходить, – порывшись в папке, извлек он документ. – Да и не особо я горю желанием его видеть, – с легким налетом презрения добавил медик.
– Думаете, мы хотим? – скривился Джанкарло.
– У вас нет другого выхода, вы все равно встречаетесь с ним ежедневно. А я с вашей помощью могу этого избежать, – коварно подмигнул кардиолог.
Франко неопределенно хмыкнул и собирался ответить что-то язвительное, но Аделе его прервала:
– Габриэле Сантини? Кто это?
– Аааа, это их новый заведующий, – мотнул кардиолог головой в сторону коллег, закрепляя на руке Аделе тонометр.
– А что? Вы его знаете? – встрепенулся Джанкарло и пытливо воззрился на девушку.
– Нет, надеюсь, что это другой человек, – ответила Аделе. – Просто была я знакома с одним парнем, которого звали точно так же и который учился в медицинском.
– А теперь – тишина! – скомандовал кардиолог, и Аделе, сделав извиняющийся жест, замолчала.
Франко с Джанкарло рассматривали Аделе, не отводя глаз. Сердца их гулко бились в предвкушении. Им не терпелось подробнее расспросить Аделе о ее знакомом. Конечно, и имя, и фамилия заведующего не являлись редкими, но сочетание этих данных с обучением в медицинском университете сводило к минимуму просто совпадение, а если это и есть тот самый знакомый, то Аделе могла бы рассказать что-нибудь интересное!
Пока Франко лихорадочно размышлял над этим, а Джанкарло нетерпеливо переминался с ноги на ногу, кардиолог закончил свои манипуляции и поднялся, чтобы уйти.
– Состояние стабильное, – подмигнул он девушке. – Держитесь в том же духе, синьора. А вы, мальчики, не забудьте про документ, – добродушно подколол он сравнительно молодых медиков.
– Конечно! – хором ответили те, словно ученики у школьной доски.
– Покидаю вас, меня ждут другие пациенты.
Как только дверь за пожилым кардиологом затворилась, Франко, затаив дыхание, попросил:
– Аделе, расскажите про вашего знакомого.
– Про какого? – удивилась Аделе тому, что ее слова вызвали у Франко такой живой интерес.
– Габриэле Сантини, – пытливо глядя на Аделе, сказал Джанкарло.
– Он был другом и однокурсником моего мужа, того самого, с которым у меня так и не получилось иметь ребенка.
– Ваш бывший муж тоже медик? – удивился Франко.
– Да, только он офтальмолог. Но в самом начале они ходили на одни и те же лекции, там и подружились, Сантини хирургом собирался стать. Точнее он хотел стать хирургом назло отцу. У него отец – адвокат, и он жаждал, чтобы сын пошел по его стопам, а сын взбунтовался. И тогда отец дал ему выбор: юридический или медицинский. Так мне рассказывал муж, я-то с этим другом почти не общалась, видела пару раз, и он мне совершенно не понравился еще с первой встречи. Напился, как свинья, – с отвращением поведала Аделе.
– И что, он выучился? – с издевкой спросил Франко. Он уже был уверен, что это и есть тот самый Сантини.
– С трудом. Он прогуливал лекционные курсы, все дни и ночи пропадал с друзьями, а на практике занимался всем, чем угодно, только не учебой, если судить по рассказам моего бывшего мужа. Я тогда с ужасом думала, что же будет, если попасть к такому медику? – усмехнулась Аделе. – Потому я и сказала, что очень надеюсь, что это не он. В итоге он не сдал июльскую сессию, не сдал он ее и осенью, но каким-то чудом остался на следующий курс. С горем пополам, но он закончил обучение, правда, не за шесть положенных лет, а за семь с половиной вроде бы. А после он уехал работать куда-то заграницу.
– Куда? – с лихорадочным блеском в глазах спросил Франко.
– Точно не помню. Мой муж уже окончил университет и не общался с этим Сантини... Но кто-то из друзей говорил ему, что Сантини уехал, кажется, в Грецию... – не очень уверенно сообщила Аделе.
«Греция... – подумал про себя Франко. – Так вот почему мы ничего не нашли на него! На греческом-то языке мы и не искали! Что ж, придется поискать греческих коллег...» – и он наморщил лоб, силясь вспомнить кого-нибудь подходящего.
Франко перевел взгляд на Джанкарло и понял, что тот подумал о том же.
– Неужели вы предполагаете, что это тот самый? – с опаской спросила Аделе.
– Кто знает? – пожал плечами Джанкарло, напуская на себя беззаботный вид. – Ну, а теперь приступим к насущным вопросам, – поспешил он сменить тему.
– Я вас оставлю, меня ждет срочное дело, – сказал Франко, многозначительно посмотрев на Джанкарло. Тот едва заметно кивнул, а взгляд так и кричал: «Срочно поднимай свои международные связи, я приду, как только освобожусь!»
Аделе огорченно посмотрел на Франко, не сумев скрыть своего разочарования таким скорым уходом хирурга, но Джанкарло не оставил ей времени на грусть:
– Итак, – достал он несколько листов, скрепленных между собой, на которых были напечатаны какие-то пункты и варианты ответов, – сейчас я буду задавать вам кучу непонятных вопросов, – придвинул он к кровати стул, – а вы должны будете мне вразумительно на них ответить.
В действительности, Джанкарло уже давно изучил информацию о состоянии здоровья Аделе Фоссини, а этот опрос он затеял только ради того, чтобы прощупать психологический настрой пациентки. Ему необходимо было понять, насколько она напугана, напряжена, и в зависимости от этого разработать план премедикации, причем эти успокоительные препараты и их дозы нужно было подобрать не только с учетом ее состояния здоровья, но и с учетом беременности. Перед Джанкарло стояла весьма тонкая задача, некая смесь науки и искусства, потому что каждая конкретная анестезия – это не только научный расчет компонентов и их количества, но это еще и их творческое сочетание в зависимости от состояния пациента и хода хирургического вмешательства. Джанкарло должен был добиться, чтобы пациентка легла на операционный стол в спокойном расслабленном состоянии, с нормальным артериальным давлением, и его целью являлось вселить в нее надежду и покой. Только обычно всем этим Джанкарло занимался за день до хирургического вмешательства, но теперь все было сложнее: когда произойдет операция, никто не знал, и им с Франко предстояло каким-то чудом поддерживать спокойствие Аделе и гасить любые вспышки тревоги, страха и паники...
– Джанкарло, вы меня этим опросом несказанно поразили, – проговорила Аделе, когда опросник был заполнен.
– Почему?
– Не думала, что анестезиологам все это важно знать...
– А как вы представляете себе работу анестезиолога? – усмехнувшись, спросил Джанкарло, хотя ответ на этот вопрос он прекрасно знал.
– Мне не хотелось бы выглядеть невежественной или обидеть вас...
– Не беспокойтесь, я знаю, что люди слабо себе представляют работу анестезиолога, – заверил Джанкарло. – Так что вы думаете по этому поводу?
– Я полагала, что анестезиолог перед операцией вкалывает снотворное и все... – краснея, ответила Аделе.
Джанкарло рассмеялся. Аделе даже стало немного обидно, что он смеется над ней, и Джанкарло, ясно прочитав обиду в ее глазах, произнес почти ласково, что никак не вязалось с его брутальной внешностью:
– Сейчас я вас удивлю: когда мы будем вас оперировать, я ни на минуту от вас не отойду. Более того, я проведу с вами больше времени, чем Франко.
Аделе опешила, глаза ее округлились, а сама она словно превратилась в вопросительный знак.
– Я не понимаю...
– На самом деле, больному лучше оставаться в неведении относительно манипуляций анестезиолога, верьте мне.
Аделе разочарованно наморщила лоб.
– Ничего у вас не получится! – мотнула она головой. – Вы заинтриговали меня, потому или расскажите, или я сама поищу в сети.
Джанкарло несколько мгновений рассматривал ее, как отец рассматривает своего любопытного и непоседливого отпрыска.
– Хорошо, я расскажу вам. А вы пообещаете мне, что не будете сверять мои слова с рассказами в сети.
– Это значит, что вы расскажете мне не все, а утаите нечто страшное.
– Это значит, что я расскажу вам все, но в более мягкой и понятной форме. А смотреть натуралистичные фотографии и читать не менее натуралистичные описания – это не лучшее чтиво для вас сейчас. И я настаиваю на своем запрете, иначе мне придется изъять у вас телефон, – сказал Джанкарло с улыбкой, но глаза стали суровыми.
– Хорошо, я обещаю.
– Отлично, – откинулся Джанкарло на спинку стула, закинув ногу на ногу. – Итак, за сутки до операции я начну давать вам успокаивающие и расслабляющие препараты, безвредные для вашего ребенка. Потом дам снотворное. Когда вы глубоко заснете, я проведу вам общий наркоз. – Джанкарло замолчал, соображая, как бы опустить дальнейшие подробности относительно остановки самостоятельного дыхания и интубации трахеи для подключения пациента к аппарату искусственного дыхания. Он знал, что об этой манипуляции слышать особенно страшно. Это и для анестезиологов один из самых волнительных и напряженных моментов, когда неудача может привести к весьма плачевному результату. – Потом мы подключим вас к специальным приборам, чтобы мониторить ваше состояние и состояние ребенка. И лично я буду контролировать адекватность проведенной мной анестезии, чтобы вы, даже будучи в состоянии глубокого сна, не чувствовали боли.
– Разве можно чувствовать боль, находясь без сознания?
– Да. Только неосознанно, без возможности сообщить об этом. Но ведь если больной не кричит, это вовсе не значит, что он не чувствует боли. Чувствует! И организм сообщает об этом повышением артериального давления, что приведет к очень серьезным осложнениям. За этим следит не хирург: он ведь занят операцией, у него нет времени отвлекаться на приборы. За этим следит именно анестезиолог.
– Вот это да... – прошептала Аделе. Она слушала Джанкарло, раскрыв рот от изумления.
– Также именно в мои обязанности будет входить контроль кровопотери, – продолжил Джанкарло, довольный произведенным эффектом. – Потому что хирургу по-прежнему некогда следить за тем, что происходит даже у него под руками. Да, это именно мастерство хирурга – сводить к минимуму кровопотерю и справляться с кровотечениями, но когда ситуация выходит за пределы нормы, анестезиолог должен реагировать: с помощью лекарств или путем замещения потерянной крови. Таким образом, я буду рядом в течение всей операции. Буду следить за функционированием вашего организма, исправлять нарушения и создавать Франко комфортные условия работы... – Джанкарло вздохнул. В сердце что-то кольнуло, отчего он медлил, не в силах завершить свой рассказ. – И просыпаться потом вы будете со мной рядом, – на одном дыхании закончил он.
– В каком смысле? – также чуть дыша, прошептала Аделе едва слышно.
– Да-да, вам не придется выбирать, с кем просыпаться после манипуляций Франко над вашим сердцем, – выдыхая, усмехнулся Джанкарло.
– Я думала... В себя приходят в реанимации, – совсем растерялась Аделе.
– Именно там. В компании анестезиолога. Он следит за восстановлением... жизнедеятельности организма... – отрывисто говорил Джанкарло, стараясь сжать в кулак свою боль и не позволить воспоминаниям прорвать плотину цинизма.
Аделе внимательно изучала его лицо. Его голос и взгляд заставили ее сердце сжаться.
– Это тоже опасный этап? – интуитивно догадалась она.
В глазах Джанкарло на мгновение появилась тупая боль, отразился целый ворох мрачных воспоминаний, но он не имел права показать свою слабую точку.
– Любая манипуляция медика несет в себе опасность, – жестко произнес он, схлестнувшись в непримиримой борьбе со своим внутренним дьяволом, столько лет раскаленными щипцами терзающим его душу. – Вообще любое движение человека может привести к опасности. Потому не стоит доходить до абсурда и всего бояться. Все будет хорошо, Аделе, – уверенно произнес он, хотя внутренний мрак прочно окутал душу.
– Да-да... – согласилась Аделе. – Спасибо, вы очень мудры... Мне сейчас этого не хватает, признаться честно... Знаете, что меня еще тревожит? – застенчиво спросила Аделе. – Вы, конечно, будете смеяться... И наверно, даже удивитесь моей глупости...
– Смелее, Аделе, – подбодрил Джанкарло, – я чего только не слышал от пациентов!
– Можно ли потерять память? В смысле, забыть несколько последних лет своей жизни из-за воздействия анестезии?
Джанкарло с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, но улыбка все же заиграла на его губах.
– Нет, это миф. Бесследно из вашей памяти ничего не сотрется, не переживайте, – заверил анестезиолог. – Возможно, будут неясности в сознании в течение часа-двух после операции, но, скорее всего, они выразятся в головокружении, слабости, заторможенности реакции, но обещаю, что вы будете помнить, кто вы и как здесь оказались.
– Ну и замечательно! – порадовалась Аделе. – А то, представляете, просыпаюсь я и никак не могу понять, где я, кто вы и кто этот малыш... – на этих словах она замолчала, и теперь Джанкарло увидел в ее глазах искру страха.
– Вас мучает страх... – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Чего вы на самом деле боитесь?
Аделе несколько оторопела от этого вопроса. Конечно, ей уже много раз задавали этот вопрос, предполагая, что она боится операции. И она всем только подтверждала эти предположения. Но больше всего она боялась другого, только ей страшно было озвучить этот страх, даже просто облечь его в четко сформулированную мысль. И в ту минуту она тоже боялась это сделать.
– Операцию боюсь... Если что-то пойдет не так, – нервно ответила она, пряча глаза. Пальцы принялись теребить низ футболки, выдавая внутреннее напряжение. – Это очевидно и нормально, так ведь? – подняла она глаза.
Взгляд анестезиолога проникал ей в душу, в голову и видел ее насквозь. Она вся съежилась под этим взглядом и затрепетала.
– Да, это нормально, – ровным тоном сказал Джанкарло. – Большинство пациентов боится хирургического вмешательства... – добавил он, и Аделе облегченно вздохнула. – Но вы боитесь совсем другого. Вы боитесь потерять то существо, которое безумно любите. Вашего ребенка, – безжалостно озвучил Джанкарло ее страх.
– Не продолжайте! – выставила Аделе вперед руку, словно закрываясь от него. Объятая ужасом, она воззрилась на анестезиолога огромными испуганными глазами. – Да, я боюсь именно этого. Я хочу умереть, если это произойдет! Можете считать меня слабой, неадекватной, но если вы его не спасете, тогда не спасайте и меня! Вы не понимаете, как это страшно! Вы привыкли к смерти, для вас, медиков, пациенты, которых не удалось спасти, – это просто еще один неприятный эпизод в профессиональной деятельности, рутина, текучка. У вас их десятки, может, сотни! А у меня ребенок один! – всхлипнула она, но отчего-то почувствовала облегчение. Будто сумев посмотреть в глаза своему страху, она сбросила с плеч тяжелый мешок.
Джанкарло всматривался в ее глаза и видел там свой собственный страх, с которым жил столько лет, который не мог преодолеть.
– Для нас, медиков, каждый пациент, которого не удалось спасти, – личное поражение. Болезненное, горькое, невыносимое... К этому невозможно привыкнуть... – говорил он медленно, не сводя с нее глаз. – Это каждый раз, как ножевое в сердце... Иногда смертельное. Просто от него не умираешь сразу, а умираешь медленно и мучительно, пока жизнь вытекает по капле...
Он словно впал в транс, потерялся в ее глазах. Ему показалось, что они одни в целом мире, а у их ног разверзается земля, и в любую последующую минуту они оба или по отдельности могут свалиться в черную бездну. В ушах звенело, вокруг стоял непереносимый шум, земля уходила из-под ног, все куда-то падало, очевидно, в преисподнюю. Шансов спастись не существовало, можно было только взяться за руки, чтобы полететь в эту пропасть вместе.
– Аделе... – прошептал он и неосознанно взял ее ладонь в свои, и в тот самый миг озорной луч солнца, выглянувший из-за туч, осветил мрак его страшного ада. Палата озарилась радостным светом, в воздухе витал нежный аромат лета, птицы заливисто щебетали за окном, жизнь размеренно текла вперед. Он зажмурился и вновь открыл глаза. Аделе не отняла своей руки, взволнованно глядя на него. – Вы обязательно будете помнить, кто этот улыбающийся вам малыш... – прозвучали его слова, как клятва.