Хирургический роман

– Послушайте... – вдруг нерешительно проговорил Антонио. Он в замешательстве переводил взгляд с Франко на Джанкарло, явно не решаясь о чем-то рассказать. Все трое пребывали в ординаторской и готовились к очередной операции. Антонио улучил минутку, когда все остальные коллеги вышли.

– Ты уже что-то натворил? – в изумлении посмотрел на него Джанкарло.

– Да нет, – засмеялся Антонио. – Это касается вашего заведующего...

– Что с ним? – как орел на мышь, накинулся на него Джанкарло. Франко был более сдержан, но интерес вспыхнул в его глазах ярким живым огнем.

– Не знаю, как аукнется то, что я скажу, но ты, Франко, мне кажешься достойным медиком.

– Спасибо за комплимент. Что случилось? – нахмурился Франко.

– Месяца три назад я видел синьора Сантини в баре недалеко от университета, – начал Антонио. – Мы там с сокурсниками нередко стресс от учебы сгоняем, – пояснил он, и Франко с Джанкарло понимающе ухмыльнулись. – Но бар посещают не только студенты, конечно... И вот как-то раз я стал свидетелем одного веселого происшествия. По крайней мере, мы тогда с друзьями изрядно повеселились, а теперь, узнав, что участником был заведующий отделением, мне уже не так смешно...

– Не тяни, что там произошло! – поторопил Джанкарло.

– Да банально все: он сильно перебрал и начал приставать к официантке. А та несла поднос, уставленный кучей блюд. Девушка попросила его отстать, а Сантини принялся ее лапать, она его оттолкнула, и он, падая, увлек ее за собой. В итоге, все блюда рухнули на пол вместе с Сантини и официанткой. Грохот стоял невообразимый, потом еще и скандал разразился страшный, поскольку явился разъяренный начальник и осыпал Сантини отнюдь не комплиментами... Речь ведь шла не только о приставаниях, но и об испорченных блюдах, а Сантини платить не хотел.

– Он еще и алкоголик... – зло хмыкнул Джанкарло.

– Медики часто пьют, нет? – наивно спросил Антонио.

– Если бы мы вот так пили, то, скажи, пожалуйста, как бы мы выезжали на внезапные вызовы и проводили операции? Да и на следующий день после подобных возлияний как проводить операции? Дрожащие руки у хирурга – недопустимое явление! – сурово возразил Франко.

Антонио задумался, растерянно глядя на хирурга, смущенный его строгостью.

– Но это еще не все... – пробормотал практикант. – Вчера Сантини снова был в этом баре. А я оказался на стуле рядом с ним за барной стойкой. Правда, понял я это, только услышав ваши имена. Сначала испугался и хотел по-быстрому исчезнуть, но потом подумал, что раз он меня не признал, я останусь и послушаю, о чем он говорит. Отвернулся от него и воткнул наушники в уши – ну, если все же заметит и признает, хоть поймет, что я ничего не слышал.

– А из тебя получился бы отличный секретный агент, – одобрил Джанкарло. – И что ты услышал?

– Он жаловался на вас своему собеседнику. Сказал: «Франко с анестезиологом особенно бесят. У меня стойкое ощущение, что они настраивают против меня все отделение и пытаются выставить меня идиотом даже за пределами больницы. Я, конечно, понимаю, что отбил у него девку...» Собеседник, пьяно захохотав, предложил ему убрать вас.

– О, какой киллер отыскался, – хмыкнул Джанкарло.

– Сантини сказал, что криминалом не будет заниматься. Но добавил злорадно: «Ладно, девку я у него отбил. Теперь надо одну сложную операцию отбить».

У Франко похолодело сердце. Кровь понеслась по венам неистовым возмущенным потоком. Он стиснул зубы и непроизвольно сжал кулаки.

– Убить бы его... – с холодным цинизмом и с жуткой улыбкой произнес Джанкарло.

– Собеседник спросил, как он собрался отбить операцию? – продолжил Антонио. – И Сантини признал, что это не так легко: просто так ему никто эту пациентку не отдаст. Но, сказал он, можно придумать, как нейтрализовать Франко, чтобы сделать все самому...

– Pezzo di merda[1], – процедил сквозь зубы Франко.

– Мягко сказано! – изрек Джанкарло. А потом похлопал Антонио по плечу: – Спасибо, amico! – с чувством произнес он. – Ты, возможно, спас первого в своей жизни пациента.

– Вы ведь не допустите... – начал Антонио.

– Конечно, нет! – резко прервал Джанкарло. – Мы этого imbecille[2] даже в операционную не допустим. Кстати, он часто в баре бывает?

– Сейчас я его вижу реже, но заходит.

– У меня к тебе задание, – положил Джанкарло руку на плечо парню. – Поспрашивай незаметно про него у бармена, вдруг он что-нибудь интересное расскажет.

– Незаметно? – задумчиво погладил Антонио подбородок.

– Да, незаметно. Чтобы твои расспросы не выглядели подозрительно. Сделай вид, что ты его ищешь по какому-нибудь вопросу... Словом, придумай сам что-нибудь, детективы наверняка читал? – подмигнул анестезиолог. – Сантини ведь тебя толком не знает?

– В баре он на меня никогда не смотрел, а здесь... Я ведь изначально с другим заведующим разговаривал, когда меня оформляли на практику. А этого я увидел здесь только пару дней назад и то издалека. Но он меня даже не заметил.

– Отлично. Не попадайся ему на глаза в баре, – назидательно посоветовал Джанкарло.

Антонио кивнул в знак согласия.

– А теперь – в операционный зал, – скомандовал Франко.

– Ну? Теперь ты понял, что надо срочно пытать секретаршу? – спросил Джанкарло у Франко, когда Антонио отошел на достаточное расстояние.

– Теперь нам надо срочно идти в операционную. Потом поговорим, – хмуро ответил Франко.

– Да-да, – Джанкарло с довольной улыбкой потер руки, – сегодня звездой будет наша несравненная Оватта! – подмигнул он, и сие упоминание даже прогнало несколько тучек с лица Франко.

Пока Франко с Нунцией занимались торакотомией[3], Джанкарло решил проэкзаменовать Антонио.

– Итак, синьор Мелли, – с напускным лекторским тоном произнес анестезиолог, – я надеюсь, вы предварительно ознакомились с ходом операции по маммокоронарному шунтированию?

– Конечно, профессор, – подыграл Антонио, – ни о чем ином не думал последнее время.

– Отлично! – рассмеялся Джанкарло. – Тогда рассказывай вкратце, что уже проделано и что будет дальше.

– Ок, начали с торакотомии в четвертом межреберье...

– Как с торакотомии?! Прямо на пациенте в сознании? – округлил глаза анестезиолог.

– Нет-нет, ну что ты! Естественно, начали с грамотно проделанной анестезии.

– То-то же, – Джанкарло одобрительно кивнул. – Давай заново, но рассказывая процесс, переводи его мне, как если бы я был пациент, который ничего не смыслит в хирургии.

– Зачем? – удивился Антонио.

– Затем, что приходится это объяснять простым смертным, поэтому надо уметь с младых ногтей.

– Хорошо. После грамотно, великолепно и безукоризненно проведенной анестезии мы уложили пациента на правый бок для проведения левосторонней торакотомии, то есть вскрытия грудной клетки. Сейчас как раз ставится специальный ретрактор для расширения разреза, сделанного в четвертом межреберье, и для мобилизации ВГА – внутренней грудной артерии – на всем ее протяжении.

– Неплохо, дальше, – довольно кивнул Джанкарло.

– Далее тупфером... – Антонио задумчиво посмотрел в потолок, подбирая нужное слово. – Нууууу, типа ватной палочкой, только специальной, отводим легкое латерально и вниз, чтобы визуализировать ВГА.

– Как раз сейчас, – не отрывая глаз от разреза, произнес Франко, – можешь ее увидеть.

Антонио с интересом подошел к хирургам.

– Видишь, – показал Франко, – в этом месте мы ее клипируем, а потом... – он выжидательно замолчал.

– Потом отсечем, – практикант понял, что продолжить должен он, – вскроем перикард и проведем наложение дистального анастомоза ВГА с ПМЖВ.

– Перевод? – напомнил Джанкарло.

– Уффф... Надо пережать артерию, отсечь ее, разрезать околосердечную сумку, выбрать оптимальное место ПМЖВ – передней межжелудочковой ветви коронарной артерии – для подсоединения ВГА. Разрезаем коронарную артерию и подшиваем к ней внутреннюю грудную. – Антонио покачал головой. – Бредово это все звучит обычными словами! Как у портного на приеме.

– Отлично! – с усмешкой похвалила Аннунциата. – Что нужно в процессе не забыть проверить относительно артерий?

– Возможные дефекты ВГА и проходимость коронарной артерии, – без запинки ответил Антонио.

– Что достигается в итоге операции?

– Реваскуляризация миокарда. То есть восстановление коронарного кровообращения обходом пораженного участка артерии.

– Trenta con lode[4], – оценил Франко. – В награду бери тупфер и помоги нам визуализировать ВГА.

– Спасибо, – просиял Антонио, подключаясь к процессу. – Я и правда готовился, даже видео нашел в Интернете и ... что это?! – воскликнул он, услышав непонятный звук. – Как будто мяуканье!

– А, это наша Оватта, – будничным тоном ответила Нунция.

– Наш талисман, можно сказать, – продолжил Франко.

– К-кошка в операционной? – глаза практиканта расширились.

– Спокойно, Анто! Главное, держи легкое ровно, – попросил Франко. – Ну, кошка, что с того? Кошек ты что ли не видел?

– Но не в операционной же!

– Почему нет? – пожал плечами Джанкарло.

– Потому что здесь все должно быть стерильно!

– Оватта стерилизована, – ответила Нунция, – я сама её к ветеринару носила.

– Ясно, опять прикалываетесь, – догадался Антонио. - Наверняка кто-то из вас умеет мяукать по-кошачьи.

Все трое одновременно с негодованием посмотрели на него, и тут мяуканье раздалось снова, но определенно откуда-то со стороны операционного стола. Антонио опешил.

– Кто-нибудь ее сегодня кормил? – спросила Аннунциата.

– Я нет, – ответил Франко.

– У меня тоже времени не было, – покачал головой Джанкарло.

– Бедная девочка, – с сочувствием произнесла Нунция. – Франко, у нас тут есть что-нибудь лишнее?

– Не особо, – ответил хирург. – Хотя вот, можешь дать, – и он передал ассистентке зажим с чем-то.

– Ну, хоть что-то, – сказала Нунция, кидая это «что-то» под стол, чем ввела Антонио в состояние полного ступора.

К счастью для юного медика, процесс операции был достаточно интересен и напряжен, чтобы отвлечь его от ситуации с кошкой, к тому же больше мяуканья не раздавалось. Однако после окончания операции, когда все уже покинули операционную и отправились в ординаторскую, Антонио украдкой вернулся. В помещении оставалась только младшая сестра, которая уже почти закончила уборку. Увидев шарившего глазами по залу Антонио, она с улыбкой спросила:

– Что-то забыл?

– Нет, – будущий врач не знал, что сказать, – просто пытаюсь кое-что понять.

– Насчет Оватты? – рассмеялась сестра.

– Да... – настороженно сказал Антонио.

– Это наша любимица, – сестра улыбалась, глядя на недоумевающего практиканта, и позвала Антонио, добавляя замешательства в юном мозгу: – Иди сюда, я тебе покажу ее.

Антонио подошел к столику и посмотрел на пластмассовую коробочку.

– Знакомься, Оватта, это Антонио! Антонио, это Оватта. Ее мы показываем всем практикантам.

– Поначалу не особо-то и показываете, – вздохнул с улыбкой Антонио. – Это репродуктор какой-то?

– Ага, с дистанционным управлением. С помощью магнита мы его прикрепляем к столу, закрываем стерильной марлей – и готово: нажимается кнопка – мяукает Оватта.

– Ох, врачи... – покачал головой Антонио.

– Не думай, что у сестер все проще, и скажи спасибо, что я тебе по доброте душевной все рассказала, а не навешала спагетти на уши, будто кошечка только что выбежала.

– Спасибо! – рассмеялся юноша.

После была еще одна операция, на которой практикант уже не присутствовал, и затянулась она до десяти часов вечера, потому Франко попал домой только к полуночи, а Джанкарло вообще остался с пациентом выводить его из сна, а затем прикорнул в ординаторской.

Следующий день, начиная прямо с утра, обещал быть сложным и напряженным, не оставляя друзьям возможности обсудить сведения, касающиеся заведующего. И лишь Антонио, появившийся в ординаторской, заполненной летним солнечным светом, победоносно сообщил:

– В будущую субботу на восемь вечера Сантини забронировал столик на восьмерых. Правда, бронь записали на некую Мариэллу Ботте, потому что «друзья знают ее имя», как мне пояснил бармен.

– Решила ввести его в круг своих знакомых, – ехидно прокомментировал Джанкарло. – Спасибо! Отлично проделанная работа. Как добыл сведения?

– Да просто поболтал с барменом. Полюбопытствовал невзначай, не видел ли он Габриэле Сантини, на что тот ответил, что он теперь редко заходит в бар. К счастью, этот бармен не работал позавчера, когда я сидел с Сантини за одной стойкой.

– А что вообще про него бармен говорит?

– Когда я спросил, он скривил нос и выдал: «Этот алкаш, который вечно напивается и пытается потискать официанток? Не пойму, почему хозяин не вышвырнет его?»

– И почему же? – заинтересовался Джанкарло.

– Откуда я знаю? – пожал Антонио плечами. – Мы с барменом были в недоумении.

Обсудить ситуацию удалось лишь несколько часов спустя.

– Не понимаю, почему тебя воодушевила новость о вечеринке, будто Антонио принес тебе родословную Сантини до настоящего дня? – спросил Франко.

– У нас в следующую субботу выходной, по этому поводу мы устроим спектакль. Нунция, есть ли у тебя какая-нибудь очаровательная подружка? С аппетитной попкой...

Взгляд Нунции потемнел.

– Вы, мужчины, в душе все проктологи! – негодующе засверкали ее глаза. – Вы смотрите на женщин только через ее задницу!

Джанкарло с Франко громко расхохотались. Потом Джанкарло, с трудом произнося слова сквозь смех, заметил:

– Ты гениальна! – обнял он девушку. – Никогда не смотрел на эту профессию с такого ракурса. Мамма мия, зачем я пошел в анестезиологи?

– На что тебе подружка? – сердито спросила Нунция, вырываясь из его объятий.

– Чтобы она сыграла роль новой пассии Франко.

– Ты в своем уме?! – возмутился хирург.

– Вполне. Мариэлла, наконец, поверит, что ты в ней не заинтересован, а ты потом зайдешь к ней мило поболтать. Действовать надо срочно!

– Мне не нравится эта дурацкая идея! Если нужно, я могу и так зайти к ней поболтать! – снова воспротивился Франко.

– Сначала послушай, что тебе Нунция поведает, – кивнул анестезиолог на девушку.

– Да, я не успела тебе рассказать. Я сегодня заглянула по делу в секретариат. Когда вошла, то Мариэлла отправилась проводить куда-то какого-то посетителя. Пока я ждала, на ее компьютере раздался звук доставленного сообщения в чате. Понимаю, что нехорошо читать чужую переписку, но нынче такая ситуация... Короче, я перегнулась и посмотрела на экран. Она обсуждала тебя с какой-то подругой.

– Меня?! И что там было? – напрягся Франко.

– Видимо, они обсуждали ваше расставание. Я успела прочитать только последнее сообщение от Мариэллы и ответ этой подруги. Собственно, Мариэлла написала, что ей кажется странным то, как быстро ты ее забыл. Она в это не верит и полагает, что тебе гордость не позволяет признать поражение. А так она уверена, что ты страдаешь по ней.

Франко сжал кулаки и стиснул челюсти, чтобы плотнее закрыть рот и не высказываться грубо при Нунции.

– Ради того, чтобы она поумерила свое самомнение, я готова поддержать дурацкую идею Джанкарло.

– Ох, женщины! – усмехнулся Джанкарло. – Я же всего лишь хочу, чтобы она поверила в твое равнодушие к своей продажной персоне и выложила тебе все, что знает о Сантини.

Франко же готов был согласиться только ради того, чтобы доказать этой продажной девице, что он ее даже не любил, а так, баловался.

– Обсудим это вечером, – сердито бросил Франко.

– Хорошо, – кивнул Джанкарло и сел за свой стол, включая монитор. Он понимал, что заговор лучше обсудить вне стен больницы. К тому же ему нужно было написать отчет по пациенту.

Нунция тем временем вышла из ординаторской, и Франко решил воспользоваться ситуацией, пока они остались с другом вдвоем.

– Слушай, Джанкарло, у меня к тебе просьба, – небрежным тоном сказал Франко.

– Я всегда готов к обсуждению, – отозвался анестезиолог, поднимая глаза от монитора.

– Пойдем сегодня со мной после смены к Аделе Фоссини.

– Зачем это? – насторожился Джанкарло.

– Познакомиться, поболтать, развлечь пациентку, – ответил Франко, будто это было чем-то самим собой разумеющимся.

– Я анестезиолог, а не сиделка и не дворцовый шут. Я общаюсь с пациентами за сутки до и сутки после, – с напускной беспечностью сказал Джанкарло.

– Сейчас исключительный случай, в котором сближение с пациентом пойдет только на пользу.

– Мне – нет, – неожиданно жестко ответил Джанкарло.

Франко внутренне глубоко вздохнул. Он очень хорошо знал, что под внешней черствостью и циничностью анестезиолога скрывается нежное и израненное сердце. Он уже столько лет пытался вывести друга из этого коматозного состояния, но тот вечно отказывался даже разговаривать о своем внутреннем аде.

– Проблема в том, что я не могу все свободное время один проводить с ней, а она очень нуждается в поддержке, – пояснил Франко спокойно.

– Пусть Нунция или Роби сменят тебя.

– Роберто и так меня подменяет. Но к чему ей толпа хирургов? Куда полезней для вас обоих будет познакомиться заранее. Расскажешь ей о своей части работы, успокоишь. Только давай без брутальностей. Не стоит в красках расписывать, как ты заталкиваешь эндотрахеальную трубку в горло.

– А что ты предлагаешь рассказывать? – хмыкнул Джанкарло, и в глазах заплясали веселые искорки. – Как я в полночь, в безлунную исключительно, варю свое зелье, чтобы отправить пациента в мир Морфея? О моей работе по вытаскиванию пациентов с того света тоже ведь не стоит рассказывать? Тоже слишком брутально?

– Естественно, – ухмыльнулся Франко.

– Не волнуйся, я расскажу ей все за день до операции, – заверил Джанкарло.

– У тебя может и не быть времени на это.

– Тем лучше, – бросил анестезиолог и снова уставился в экран, делая вид, что очень занят.

Франко несколько мгновений задумчиво созерцал профиль друга. «Такой суровый бородатый мужик, от одного взгляда которого можно отключиться без всякой анестезии, а сердечко все исполосовано и такое хрупкое, аж страшно... А я кардиохирург, но починить его никак не могу... Вот ведь несправедливость...»

– Если бы на ее месте была, допустим, синьора Ди Муро, ты бы не стал сопротивляться? – спросил он, и увидел, как Джанкарло вздрогнул и затравленно посмотрел на него. Потом взгляд анестезиолога снова стал упрямым, и он изрек равнодушно:

– Мне без разницы.

Дверь растворилась, и в ординаторскую вернулась Нунция.

– Что это вы такие подозрительные? Опять интриги плетете?

– Нет, я отчет пишу, – пробурчал Джанкарло, и Нунция удивленно приподняла бровь, раздумывая над тем, куда это отлучилось чувство юмора у анестезиолога.

– А я уговариваю его все бросить и пойти развлечь нашу беременную.

– И что он, не соглашается? А, Джанкарло? – ехидно спросила Нунция.

– Я уже объяснил Франко, теперь объясняю тебе: я не шут и не сиделка. Я анестезиолог.

– Не понимаю, почему ты работу анестезиолога всегда считаешь возвышенней работы хирурга? – спросила девушка, садясь за свой стол и раскрывая журнал.

– Потому что это правда. Хирургия – это так, покромсать несчастного пациента. Анестезиология – это тонкое искусство, – вернулось к Джанкарло чувство юмора.

– Ох, ох! – насмешливо произнесла Нунция. – Покромсать... А если покромсаем не там и не то?

– Операцию можно переделать. Наркоз не переделаешь, – парировал Джанкарло, но странные нотки прозвучали в его тоне.

Несколько мгновений Нунция молчала, разглядывая друга. Нервозность чувствовалась в его колких ответах. Она вдруг вспомнила слова Франко о том, что Джанкарло умеет страдать.

– Интересная реакция... – проговорила она, скрещивая на груди руки. – Уж не пациентка ли была тем страданием, о котором ты забыл?

Джанкарло замер. Пальцы, до этого быстро печатавшие на клавиатуре, моментально застыли словно парализованные. Он метнул на девушку пронзительный взгляд, от которого сердце у Нунции ушло в пятки: столько отчаяния было в этом взгляде, она никогда такого не видела в глазах циничного и черствого анестезиолога! Он молчал, испепеляя ее взором, а она внутренне вся съежилась, но стойко выдерживала его взгляд.

– Нунция, – прозвучал внезапно деловой голос Франко, – будь добра, сходи, пожалуйста, в кардиологию и отнеси вот эти документы дежурному кардиологу. А то у меня времени нет.

Аннунциата подозрительно взглянула на Франко, но выражение его лица было непроницаемым, а на губах играла открытая улыбка, и девушка даже поверила, что его просьба не продиктована желанием выставить ее из ординаторской. Взяв документы, она скрылась за дверью.

Джанкарло выдохнул и закрыл лицо руками. Франко молча смотрел на его склоненную голову, испытывая безграничное сочувствие к другу.

– Джанкарло, пора уже отпустить это. Столько лет прошло.

– Некоторые вещи невозможно забыть, Франко! Они на всю жизнь капсулой с ядом остаются в сердце!

– Джанкарло, жизнь продолжается...

– Не для всех! – с безысходностью в голосе воскликнул он.

– Это не твоя вина! – убежденно ответил Франко.

– Это моя вина, и мы это уже обсуждали!

– Джанкарло. Это. Не твоя. Вина. Я говорю это не для того, чтобы тебя поддержать. Я говорю это с высоты своего опыта и практики! – настойчиво произнес Франко.

– Ты в анестезиологии ни черта не смыслишь!

– Да ну? – насмешливо спросил Франко. – Анестезия – это ведь сказки бабушки на ночь, нет? Или ты не сказки рассказываешь, а колыбельные поешь?

– Vaffanculo! – послал его Джанкарло, со всей отчаянностью взмахнув рукой.

– Ты не мог ее спасти, у нее просто не выдержало сердце!

– Я не смог ее вывести из сна, это моя вина! – разгорался все сильнее отчаянный огонь в глазах Джанкарло. Воспоминания стремительно затапливали его душу, а он пытался сдержать их натиск и не поддаться чувствам.

Франко исподлобья наблюдал за другом. Он видел, как волна боли закручивает его. Однажды, несколько лет назад, после трагедии, случившейся в жизни анестезиолога, Франко, заметив тревожные сигналы в поведении Джанкарло, заставил его выговориться. Другу было очень плохо. На миг Франко даже показалось, что он видит в глазах Джанкарло отчаянное желание свести счеты с жизнью. Франко не помнил, как сумел вытащить его из той депрессии, но со временем все немного улеглось, а Джанкарло пришел в себя, оброс цинизмом и обзавелся, как казалось окружающим, черствым сердцем, которому чужды любые чувства. И только Франко знал, что под этой оболочкой скрывается смертельно израненная душа. Джанкарло попросил более не поднимать эту тему, и Франко несколько лет не решался возвращаться к ней, прекрасно понимая при этом, что друг закрылся в своей темнице и не видит яркого света. И вот плотина цинизма внезапно дала течь от одного неосторожного слова. И ее надо было срочно останавливать.

Запрокинув назад голову, Джанкарло устремил взор в потолок. Просидев так несколько мгновений, он спрятал лицо в ладонях. Франко подошел к нему, положил руку на плечи друга и произнес проникновенным, но уверенным голосом:

– Это не твоя вина, Джанкарло. Ты ничего не мог сделать. Ты не маг и не волшебник, и, вопреки всем заблуждениям о нашей профессии, увы, не только мы решаем, жить человеку или умереть. И в том случае ни ты, ни остальные врачи не были виноваты, ее сердце не справилось. Как не справились сердца других, которых не было возможности спасти. Иногда мы бессильны. И ты один из нас, – мягко уговаривал Франко, крепче сжав плечо друга. – Верь мне...

Джанкарло замер. Он застыл словно изваяние, широко раскрыв глаза, пронзительно глядя на друга, будто зверек, загнанный в угол. Грудь тяжело вздымалась от прерывистого дыхания, упрямый взгляд из-под сдвинутых бровей горел непримиримым огнем.

– После операции у нее билось сердце. Оно остановилось, когда я выводил ее из наркоза! – он впервые спустя столько лет говорил об этом.

– И что? – так же упрямо смотрел на него Франко. – Что тогда ты предлагаешь делать мне после тех страшных моментов, когда сердце пациента останавливается во время операции?

В глазах Джанкарло появилась растерянность, словно убеждение, которого он придерживался так долго, не замечая его абсурдности, пошатнулось.

– Эти моменты в нашей профессии неизбежны, и в таких случаях мы ничего не можем сделать! Если ты не способен это принять и смириться, то какого черта ты пошел в медицинский, а тем более в анестезиологи?! – продолжал взывать Франко к его разуму.

– Иногда я жалею, что не покончил тогда со всем этим, – хмуро пробурчал Джанкарло, отрешенно глядя перед собой.

– Хорошо, что мне пришла в голову идея пожить у тебя, – сурово посмотрев на друга, произнес Франко, выпрямляясь.

– У тебя выбора не было...

– Почему не было?

– Если у тебя там рухнула вся водопроводная система... – с тем же отрешенным видом, всматриваясь явно куда-то во мрак прошлого, пояснил Джанкарло.

– Моя водопроводная система всегда исправно работала, – усмехнулся Франко.

Джанкарло молчал, но взгляд постепенно стал осмысленным по мере того, как смысл фразы доходил до него. Он нахмурился и воззрился на друга. Казалось, у анестезиолога происходил мучительный процесс переосмысления жизни, от которого дух захватывало. Он даже дышать перестал.

– Что ты... хочешь этим... сказать? – запинаясь, проговорил Джанкарло.

– Что я очень правильно не оставил тебя одного. Ты бы наверняка натворил всяких глупостей, – снисходительно пояснил Франко. – А потом мне пришлось бы вытаскивать тебя с того света.

– Ты хочешь сказать... что... – Джанкарло не мог договорить, не мог найти слов, не мог до конца осознать, что сделал для него Франко. Глаза анестезиолога отчего-то блестели, и зажглась в них сумасшедшая благодарность.

– Теперь я понимаю, почему терплю тебя. И почему все без исключения пациентки в тебя влюбляются, – сказал он, вымученно улыбнувшись.

Франко облегченно вздохнул. Кажется, буря миновала. Он тоже не менее вымученно улыбнулся в ответ.

– И почему же?

– Ты умеешь штопать не только сердца, но и души.

– Мадонна, какие сентиментальности я слышу! – притворно изумился Франко, пытаясь скрыть то, насколько тронули его слова друга.

– Никогда не думал, что дружба может довести до такого...

– До какого «такого»? – с любопытством разглядывая Джанкарло, спросил Франко. Он впервые видел его таким смущенным и растроганным.

– Да ты хоть понимаешь, что я чувствую себя сентиментальной тряпкой перед экраном телевизора, по которому показывают очередную мыльную оперу?! – нервно ответил брутальный и циничный анестезиолог. – Я просто с трудом сдерживаюсь, чтобы не расплакаться! – экспрессивно добавил он, но глядя на него, Франко видел, что тот не шутит: глаза Джанкарло действительно были влажными.

– Плачь, не стесняйся, – невозмутимо сказал Франко, с трудом усмиряя свои эмоции. – У меня всегда есть наготове бумажный платочек.

– Vaffanculo, vai! – с братской нежностью послал его Джанкарло, взмахнув рукой. Потом устало вздохнул. – Спасибо, – с чувством произнес он, встал и, притянув к себе друга, крепко обнял, сильно зажмуривая глаза, которые блестели совсем уж неприлично.

Естественно, именно в этот момент дверь распахнулась, и на пороге ординаторской возникли Аннунциата с Роберто. Оба в недоумении, с вытянувшимися лицами застыли в дверях и уставились на Франко с Джанкарло.

Друзья прыснули со смеху, утирая глаза.

– Нунция, – хохоча, проговорил Джанкарло, – да, мы попросили тебя удалиться именно для того, чтобы вдоволь наобниматься.

Нунция плотнее сжала губы и, подозрительно оглядывая обоих с ног до головы, прошествовала к своему месту.

– Роберто, прошу тебя, не верь своим глазам, – смеясь, сказал Франко.

[1] Pezzo di merda (it.) – подонок, ублюдок, кусок дерьма.

[2] Imbecille (it.) – кретин, дебил, придурок, имбецил.

[3] Торакотомия – вскрытие грудной клетки через грудную стенку.

[4] Trenta con lode (it.) – «тридцать с отличием» – тридцать баллов на экзамене, высшая оценка.