Глава 8
После окончания успешно проведенной операции и завершения смены друзья отправились к Франко домой. Романтическое свидание отменилось, а поскольку для написания доклада требовался компьютер, то было решено расположиться с комфортом дома у кого-то из друзей. Франко жил к больнице ближе, чем остальные, потому все трое оказались у него.
Это была небольшая квартирка, состоящая из спальни, кухни-гостиной, ванной комнаты и крошечного балкончика. Обставленная в простом современном стиле и наполненная лишь необходимыми предметами, она не оставляла сомнений в том, что обитал здесь мужчина: не наблюдалось ни одной ненужной безделушки, которые вносят в образ жилища женщины, чтобы создать уют. К тому же царила здесь некая небрежность: неубранные со стола, но чистые тарелки, в беспорядке оставленные на диване вещи, незаправленная постель.
Но Франко нисколько не смутился тому, что друзья видят его холостяцкий бардак: сколько раз они его уже видели! Да и Джанкарло у себя дома имел ничуть не лучшую картину. А что творится дома у Нунции, они не знали: она жила где-то на окраине Тренто, и ехать туда после тяжелого трудового дня никому не хотелось.
– Сначала поужинаем, а потом приступим к докладу, – заявил Франко, разгребая журнальный столик, заваленный бумагами.
Когда поверхность оказалась пустой, Нунция наконец смогла освободить руки от трех коробок с пиццами, которые издавали умопомрачительный аромат, быстро наполнивший гостиную и жестоко дразнящий голодные желудки. Меж тем Джанкарло достал из кухонного шкафчика три одинаковых бокала для пива – их у Франко имелось именно три, поскольку именно втроем они и проводили время у него дома, – потом принес из холодильника три бутылки ледяного пива с этикеткой «Birra Moretti». Франко взглянул на покрывшиеся конденсатом бутылки и облизал пересохшие губы. Джанкарло, заметив этот жест, хмыкнул и принялся наполнять бокалы.
– Ну, теперь расскажи про Мариэллу, – попросил он, беря кусок пиццы.
– Не хочу, – буркнул Франко, с наслаждением отпивая холодное пиво из бокала. – Единственное, что хочу, – это наградить ее парочкой эпитетов и послать подальше.
– А вот этого делать не стоит! – покачал головой Джанкарло.
Франко аж пить перестал и уставился на друга.
– Предлагаешь ей в любви признаться? – съязвил он.
– Нет, предлагаю стать с ней друзьями.
– Ты что, переработал? – одарил его Франко хмурым взглядом исподлобья. – У меня нет никакого желания даже разговаривать с ней! И я был бы счастлив, если бы ее выгнали вместе с этим Сантини.
– Хорошая мысль! Можем подумать, как это сделать, – одобрил Джанкарло и откусил здоровенный кусок.
Нунция молча и задумчиво поглощала пиццу, никак не комментируя разговор друзей. Казалось, она в мыслях покинула их компанию. Вообще, Джанкарло заметил, что сегодня не только Франко был весь вывернут наизнанку, но и Нунция была сама не своя. И если причину плачевного состояния Франко он превосходно понимал, то причину тоски в глазах Нунции решительно не мог объяснить.
Франко выжидающе смотрел на Джанкарло хмурым взглядом, и тот, прожевав, продолжил свою мысль:
– Пойми, что на данный момент эта puttana – единственный источник информации о Сантини. Только у нее можно выудить, откуда он вообще взялся. А для этого нужно стать ее другом.
– Я не могу. Меня стошнит, – еще мрачнее стал взгляд Франко.
– О, мадонна! – возвел глаза к потолку Джанкарло. – Тебе срочно надо влюбиться.
Франко жестом показал другу, куда ему следует пойти, и принялся сосредоточенно жевать свою пиццу.
– Я не предлагаю тебе приглашать ее на дружеские посиделки, распивать с ней пиво и вести задушевные разговоры, – настаивал Джанкарло, нисколько не обидевшись на Франко. – Но если ты сделаешь вид, что тебя совершенно не трогает, с кем она кувыркается в постели, что ты ее уже давно забыл, то ты сможешь сохранить с ней вполне сносные отношения и за каким-нибудь милым разговором задать ей один-единственный вопрос: откуда взялся этот Сантини? Все остальное мы узнаем сами.
– Вряд ли она поверит, – вдруг подала голос Нунция. – Лично я бы не поверила, что после таких отношений он одномоментно выкинул ее из головы.
Джанкарло презрительно фыркнул, а Франко метнул на Нунцию благодарный взгляд.
– «Таких отношений...» – не удержался Джанкарло, передразнивая Нунцию. – Вот и надо сделать вид, что никаких «таких отношений» не было. Лучше даже все вывернуть так, что он сам давно хотел расстаться.
– Интересно, как? – полюбопытствовала Нунция.
– Завести женщину, – просто ответил Джанкарло.
– Женщина – это тебе домашнее животное что ли? – возмутилась Нунция.
– Да ты ничего не понимаешь! Надо просто разыграть на глазах у изумленной публики спектакль. А для этого нужно попросить какую-нибудь подружку, чтобы она сыграла роль твоей любовницы, – посмотрел он на Франко.
– Я не собираюсь играть в театр! – прозвучал раздраженный ответ.
– А что ты собираешься? Смотреть, как они целуются? – саркастично улыбнулся анестезиолог.
Франко стиснул челюсти, чтобы сдержаться. Ссориться из-за какой-то девицы легкого поведения с лучшим другом ему совсем не хотелось.
– А что ты предлагаешь? Пригласить какую-нибудь твою подружку в ординаторскую, чтобы она театрально повисла у меня на шее? Мне кажется, клиника не самое подходящее место для подобных спектаклей, – огрызнулся Франко.
– Согласен. Но подружка (причем, не моя) может встретить тебя после рабочего дня или утром подвезти до больницы. Аккурат в то время, когда подъедет Мариэлла, – сказал Джанкарло с невинным видом.
– Я прихожу задолго до этого и ухожу куда позже.
– Можно устроить спектакль в выходной день!
– В выходной день я хочу отдохнуть, – отрезал Франко, закипая.
– Это все надо обдумать, – снова вмешалась Нунция. – Сама по себе идея неплохая, но пока оставь его в покое, – обратилась она к Джанкарло. – Ему сейчас паршиво и совсем не хочется думать о ней. Он ранен, дай ему выспаться, отвлечься завтра с коллегами в Риме, а потом поговорим.
Франко ошеломленно воззрился на Нунцию. Конечно, между ними троими всегда царило чуткое взаимопонимание, они всегда чувствовали настроение и состояние друг друга, но обычно это выражалось в понимании того тонкого момента, когда надо прекратить шутить, сменить тему или произнести слово поддержки. Но никто из них никогда не озвучивал состояние души другого, его чувств и настроения. То, с какой точностью Нунция сумела понять и облачить в слова его внутренний мрак, стало настоящим откровением для Франко.
Он продолжал пораженно разглядывать подругу, а она смутилась от его пронизывающего взгляда и отвела глаза. Потом схватила свой бокал с пивом, поднесла к губам и сделала несколько медленных маленьких глотков, ища в них успокоение.
Неотрывно глядя на Нунцию, Франко испытал странное ощущение. Такое он испытывал много раз в детстве, когда сильно раскачивался на качелях или стремительно «падал» вниз на каком-нибудь аттракционе в парке развлечений: в животе словно что-то щекотится, порождая щемящее удовольствие, а ритм сердца ускоряется. «Porca miseria, – растерянно подумал он, прислушиваясь к дрожи в груди, – уж не заработал ли я себе какую-нибудь тахикардию?» Потом тоже взял бокал с пивом и, прежде чем сделать глоток, посмотрел на Джанкарло. И вдруг с крайним изумлением обнаружил, что совершенно не помнит, на чем закончился разговор.
– Нам надо делать доклад, – пробормотал он и отпил два жадных глотка ледяного пива.
Джанкарло улыбнулся ему. «По крайней мере, он не отказывается категорично... – подумал про себя анестезиолог. – Нунция права: ему сейчас плохо... Ему надо успокоиться и немного переварить случившееся, а нам – поддержать его. По возможности нельзя оставлять его одного сейчас... Угораздило же связаться с этой путаной, – со злостью подумал Джанкарло. – Не заслуживает он такого отношения к себе... Но с его-то работой и ритмом жизни где вообще найти нормальную девчонку? Среди пациенток только если...» – усмехнулся он, но вдруг весь напрягся, как тетива лука. В глазах неожиданно отразилась душераздирающая боль, а сердце налилось свинцом. Оно гулко забилось, дыхание участилось. Нетвердой рукой Джанкарло взял запотевший бокал и прильнул к нему, пытаясь взять себя в руки.
Молчаливо доев пиццу, друзья переместились за небольшой письменный стол, заваленный книгами на медицинскую тему, статьями, распечатками и исписанными от руки бумагами. Среди этого вороха научной литературы и документов лежал небольшой ноутбук. Франко открыл его, садясь за стол, а Джанкарло с Нунцией примостились по обе стороны от друга.
– Подождите, – остановил их Джанкарло, взглянув на наручные часы. – Надо поздравить Мариэллу с днем рождения.
Франко возвел глаза к потолку.
– Я не могу! Не могу, понимаешь?! – выкрикнул он отчаянно.
– Я понимаю... – смиренно ответил Джанкарло. – Но непозволительно терять такой источник информации...
– Ты думаешь только о делах, а кто подумает о том, что я чувствую?! – психанул наконец Франко.
– Позвони ты, у вас голоса очень похожи. Она вряд ли заметит, – спокойным тоном сказала Нунция, выразительно посмотрев на Джанкарло. Потом положила руку на плечо Франко и слегка сжала его в робкой попытке успокоить и подбодрить. Она ощущала, как он тяжело дышит, стараясь сдержать эмоции. – Позволь Джанкарло решить этот вопрос, – мягко произнесла она.
Джанкарло восхищенно посмотрел на девушку, благодаря взглядом. Потом перевел взор на Франко. Тот сидел, уставившись в одну точку, стиснув челюсти. Глаза блестели, а ноздри раздувались. Но постепенно буря начала стихать, и мышцы на лице расслабились. Франко повернул голову и взглянул на Джанкарло, потом на свой телефон.
– Боишься, что я могу что-то испортить? – попытался пошутить анестезиолог.
«У меня сегодня все на лице что ли написано? – с неудовольствием подумал Франко. – Эти двое, не стесняясь, читают мои мысли!»
– Что тут еще можно испортить? – криво улыбнулся он. Потом включил телефон и протянул Джанкарло: – Звони.
– Спасибо, – похлопал Джанкарло друга по плечу и приложил смартфон к уху.
Последовали долгие безответные гудки. Все трое замерли, прислушиваясь. Когда Джанкарло уже хотел сбросить вызов, на другом конце раздался настороженный женский голос:
– Pronto?
Джанкарло набрал воздуха в легкие и произнес самым бодрым голосом, стараясь подражать Франко:
– Ciao, cara! Buon Compleanno![1]
– Спасибо, я думала, ты забыл, – послышались в ее голосе обиженные нотки, весьма удивившие анестезиолога. Но он и виду не подал.
– Нет, не забыл, просто лишь сейчас выдалась свободная минутка.
– Как обычно, – прокомментировала Мариэлла ворчливо. – Теперь ты понимаешь, что быть с тобой очень тяжело?
«Вот stronza! – подумал Джанкарло. – Пытается выставить его плохим, чтобы оправдать свою натуру!»
– Хаха, представляю, – весело ответил он. – Да, я давно это понял: моя профессия несовместима с личной жизнью. Но ведь мы можем остаться хотя бы друзьями, нет?
– Друзьями? – Мариэлла явно опешила. – Ты... хочешь сказать..., что согласен просто на дружбу? – запинаясь, уточнила она.
– Почему нет? – невинно спросил Джанкарло.
– Я думала..., ты все еще любишь меня...
– Мариэлла, я уже сказал, что признаю несовместимость моей профессии с нормальными отношениями. Я не хочу морочить тебе голову и обременять тебя. Так что забудем все и останемся друзьями, согласна?
– Но... ты забыл меня? – недоумение в ее голосе смешалось с досадой.
«Ха! А ты полагала, что он тут корчится в страшных муках?» – ехидно подумал Джанкарло.
– Я давно уже свыкся с мыслью, что мы с тобой не пара, – уклончиво ответил Джанкарло.
Франко сидел неподвижно, и слова друга буквально резали его сердце на тысячи лоскутков. Он понимал, что в тот момент Джанкарло окончательно убивал отношения, которые еще сегодня ранним утром Франко планировал перевести в статус официальных, рушил все надежды, которые робко теплились в его душе. «Хотя о чем это я? Надежда была убита сегодня утром...» – обреченно подумал он.
И вдруг ощутил на своем плече ее руку. Он даже удивился, потому что не почувствовал ранее ее прикосновения. Франко повернул голову и взглянул на откинувшуюся на спинку стула Аннунциату. Их глаза встретились, и они застыли в бесконечно долгом созерцании друг друга, не в силах разорвать этот визуальный контакт.
– Все в порядке, – заставил их вздрогнуть голос Джанкарло, и Франко медленно повернулся к нему, неохотно вырываясь из волшебного приятного ощущения: он словно растворился в ее глазах. А Джанкарло с презрением продолжил: – А эта porca mignotta[2], кажется, раздосадована, что ты не страдаешь. Ладно, приступим к составлению доклада, – потирая руки, сказал он.
****
Когда Франко, вернувшись из Рима, вошел в ординаторскую, там стоял неудержимый хохот. Нунция, Джанкарло, Роберто и еще двое медиков, корчась от смеха, не могли даже внятно поприветствовать вернувшегося коллегу. Он с изумлением уставился на них в немом вопросе.
– Франко, ты немного опоздал на спектакль одного актера, – отдуваясь, пояснил Роберто. – Я ведь попросил нашего коллегу поведать потом о ходе конференции. Я не стал ему рассказывать про Сантини, но он рассказал мне сам. Похоже, наш заведующий произвел там фурор. Жаль, ты не видел, как Джанкарло, читая его рассказ, изображал, как все было.
– И что там было? – улыбнулся Франко, направляясь к своему столу.
– Начнем с того, что один термин он не смог выговорить, – вмешался Джанкарло и изобразил, как, по его мнению, Сантини, запинаясь, пытался прочитать сложное медицинское название, которое они намеренно вставили в текст, и, надо признать, голос у него получился похожим. Между собой медики многим вещам давали короткие разговорные названия, но каждый, разумеется, мог без запинки произнести и полное наименование. Но комичнее всего анестезиолог изобразил того, кто поправил Сантини, после чего лицо заведующего приняло багровый оттенок, как было написано в письме.
– Похоже, наша уловка сработала, и он не стал в час ночи читать доклад, – хохотнул Роберто.
– Потому что он также не смог ответить, похоже, на большинство вопросов участников конференции, – пояснил Джанкарло. – Не знаю, может, ваш коллега приукрасил, но Сантини там барахтался в море вопросов, как беспомощный червяк.
– Надеюсь, мы тебя не подставили? – с беспокойством посмотрел Франко на Роберто.
– Как вы можете меня подставить? Я же ваш доклад читал, даже сам кое-что добавил. Для человека в теме там нет ничего сверхнепонятного. Мы сделали то, о чем просил Сантини, а если он в этом не разбирается, так это не моя вина, – пожал Роберто плечами. – Ну, а у тебя-то что?
– У меня... – Франко тяжело вздохнул, и улыбки с лиц коллег стали медленно сползать. – Да нет, все нормально в целом, – поспешил он успокоить встревожившихся медиков. – Римский коллега, тщательно изучив снимки и результаты анализов, подтвердил, что делал именно такую операцию. Он мне даже показал снимки своей пациентки, и, должен заметить, что случай практически идентичный. Так что он очень оптимистично настроен и считает, что нужно делать операцию, и есть большие шансы сохранить ребенка. Но он очень сомневается, что она протянет шесть недель ...
Несколько мгновений все молчали, сосредоточенно обдумывая слова Франко.
– И что ты предлагаешь? Оперировать? – нарушил Джанкарло молчание.
– Нет, пока нет. Коллега полагает, что можно попробовать подождать, раз пациентка пребывает у нас в больнице. В этом случае риск минимален: ведь мы сразу заметим наступление кризиса. А если удастся протянуть до 28-й недели, разумеется, для ребенка это будет куда лучше.
****
Франко решил не сообщать Аделе о сомнениях римского кардиохирурга насчет того, что она не сможет протянуть шесть недель: все это лишь на уровне догадок, и незачем ими тревожить без того напуганную девушку. Никому не станет легче, если она начнет еще больше переживать. Потому подойдя к ее палате, Франко широко улыбнулся, глядя на дверь, и, распахнув ее, вошел внутрь.
Казалось, Аделе с нетерпением ждала появления хирурга. Это выдавала ее напряженная поза человека, томящегося ожиданием. Об этом буквально кричали ее глаза, в которых нетерпение моментально сменилось пожаром радости.
– Франко! Я так ждала вас! – стало победное восклицание дополнительным подтверждением. На миг Франко показалось, что Аделе готова была вскочить и броситься ему на шею. Внутренне он нахмурился, отчего-то вспомнив слова синьоры Ди Муро по поводу разбитых сердец.
– Что-то случилось? – спросил Франко, с некоторой тревогой посмотрев на девушку.
– Нет-нет, – покраснела она, поняв, что была слишком эмоциональной. – Как... как прошел консилиум в Риме? – сбивчиво спросила она.
– Все в порядке, – заверил Франко. – Коллега подтвердил все мои гипотезы и дал добро на операцию, – пошутил он.
– То есть как «дал добро»? – не поняла Аделе.
– Я считал его в этом вопросе большим экспертом: он провел две точно такие же операции. И мне хотелось узнать его мнение. Так вот, он полностью одобряет мой план.
Франко говорил беззаботным тоном, пристально следя за Аделе. Казалось, она с облегчением вздохнула и не заметила, что Франко немного не договаривает.
– Спасибо вам большое! – радостно поблагодарила его девушка. – Выпьете со мной кофе? Мне сегодня родственники принесли вкусностей, а врачи посадили меня на диету... – засмеялась она, но по ее глазам Франко прочитал, что она волнуется. Опять вспомнив слова синьоры Ди Муро, он думал было отказаться, но Аделе вдруг добавила: – Я просто подумала...что, может, ваше дежурство закончилось, и вы... порадуете меня своей компанией, как обещали... – щеки ее стали пунцово-красными. Она была прехорошенькая в своем смущении.
– Да, смена у меня в самом деле закончилась, потому можно немного расслабиться в чудесной компании, – принял он приглашение, серьезно сомневаясь в правильности такого хода.
– Как здорово! – воодушевленно воскликнула Аделе, намереваясь подняться. – Только где взять кофе?
– А вы что пьете? Сок? – полюбопытствовал Франко, бросив взгляд на прикроватную тумбочку. Рядом с ней стояла пачка сока. – Я с удовольствием освежусь соком, – и с этими словами он подошел к тумбочке, взял стаканчики и наполнил их. Аделе тем временем достала из ящика целый пакет с домашней выпечкой. У Франко слюнки потекли, и он воскликнул: – Мадонна, какая вкуснота!
– Мама с сестренкой постарались, – с гордостью ответила Аделе. – Угощайтесь! – пригласила она.
– Так у вас еще и сестренка есть? Младшая? – спросил он, отправляя в рот лакомый кусочек.
– Да, но она всего на два года меня младше. Она уже замужем, и малыш у них есть, они часто к нам приезжают, а сегодня с утра напекли всего и всем скопом приехали ко мне, не знаю, как их пустили.
– Даже племянника привезли? – удивился Франко.
– Ну, племянник сначала гулял внизу со своим папой, а потом с моим, – засмеялась Аделе.
«Как хорошо, что у нее такая любящая семья, – пронеслось у Франко в голове. – Все-таки есть, кому позаботиться о девушке...»
– А у вас есть брат или сестра? – с живым интересом спросила Аделе.
– Нет, – мотнул Франко головой. – Точнее... Знаете, жизнь такая странная штука, – усмехнулся он. – У меня нет ни брата, ни сестры, зато мы росли вместе с другом, у которого была младшая сестренка. Он все время таскал ее с собой повсюду, но больше за ней бегал я, помогал ей, успокаивал. В общем, я ее тоже воспринимал как сестру, и она до сих пор осталась для меня таковой, – проговорил он и почему-то вспомнил, как она обрабатывала ему раны, и от этого воспоминания что-то приятное защекотало внутри.
– Как интересно! То есть вы до сих пор видитесь и крепко дружите?
– Даже работаем вместе, – улыбнулся Франко. – Она теперь стала моей верной ассистенткой. А кем вы работаете?
– Экскурсоводом в Castello del Buonconsiglio.
– Wow! – восхитился Франко. В своей практике он сталкивался с людьми самой разной профессии, но вот экскурсоводов ни разу не встречал.
– Вы были в замке? – поинтересовалась Аделе.
– Нет, – виновато ответил Франко. – У меня очень редко бывают отпуска, а когда бывают, я стараюсь максимально отключиться от работы и кардинально меняю место пребывания. Лечу в другую страну или хотя бы еду к морю. Оставаться в городе просто не могу. Не получается отвлечься, перезагрузиться. Потому, стыдно признать, но я мало где был в Тренто.
– Еще бы! Представляю, ведь у вас такая напряженная работа! – с пониманием отозвалась Аделе.
– Не надоедает вам по нескольку раз в день рассказывать одни и те же истории про замок?
Аделе задорно рассмеялась. Смех у нее был звонкий и заразительный, а улыбка – девчоночья, обворожительная. На щеках тут же появились две очаровательные ямочки, и Франко неосознанно залюбовался своей пациенткой.
– Конечно, нет! Это такой огромный замок, который кишмя кишит многочисленными легендами. А сколько историй можно рассказать о каждом помещении, о каждом предмете, вы не представляете! Да и предметы эти заслуживают пристального внимания, есть очень занимательные экземпляры: старинная мебель, картины, изображающие царей или сказки, например. Весьма интересны коллекции огромных керамических печей, расписанных узорами, вазы, статуэтки и прочая утварь, – воодушевленно рассказывала Аделе, и по выражению ее лица Франко понял, что она обожает свою работу. – А еще люди, открыв рты, разглядывают росписи на стенах и резьбу по дереву и золоту, которой украшены помещения.
Франко попытался воскресить в памяти замок. Насколько он помнил, постройка действительно была внушительной, ведь в прежние времена замок служил защитной крепостью и до сих пор считался одним из самых больших в альпийском регионе.
– Расскажите мне самую страшную легенду, – заговорщически улыбнулся Франко. – Только прежде поведайте, к какому архитектурному стилю относится замок? Я ошибаюсь, или это эклектика?
– Не ошибаетесь, – оценила Аделе образованность хирурга. – Его начали строить еще в XII веке, а потом достраивали и перестраивали, потому этот белокаменный замок сочетает основной дворец Castelvecchio с монументальной цилиндрической башней в римско-готическом стиле, к нему пристроен Magno Palazzo в стиле Возрождения, а Giunta Albertina построена уже в стиле барокко. А есть еще чудесная Torre Aquila! Именно туда я больше всего обожаю водить посетителей! – с горящими глазами произнесла Аделе.
– Я что-то слышал о ней, – прервал Франко, наморщив лоб и силясь вспомнить, что же именно.
– Она покрыта невероятной красоты фресками, – подсказала Аделе.
– Точно! – осенило Франко: он видел росписи на рекламе. – На тему времен года, верно?
– Да, это одна из самых прекрасных фресок на светскую тему, написанная предположительно в 1400-м году и принадлежащая, возможно, кисти Венчеслао. Эти росписи относятся к позднему Средневековью и рассказывают много любопытных вещей о быте горожан того времени. Например, декабрь представляет сцена игры в снежки.
– Ах, какая прелесть, – рассмеялся Франко. – В общем-то, развлечения средневековых граждан не сильно отличались от современных, – заметил он. – Хотя я лично в снежки не играл уже лет двадцать.
– С тех пор, как были ребенком? – с нежностью улыбнулась Аделе.
– Нет, – мотнул головой Франко. – Я, пожалуй, немного соврал... Лет тридцать уже не играл в снежки.
– О! – удивилась Аделе. – Неужели вам так много лет? Никогда бы не поверила.
– Видите ли, моя профессия консервирует. За ремонтом человеческих сердец я даже не успеваю состариться.
Аделе снова звонко расхохоталась, подарив Франко новую возможность полюбоваться своими ямочками на щечках и сиянием глаз.
– Родятся свои дети, вот и вспомните эту игру, – с трепетной нежностью посмотрела она на медика.
– Хм. Есть и другая сторона медали у моей профессии: за ремонтом человеческих сердец я не успеваю подумать о продолжении рода, – зазвенела невыносимая тоска в его голосе, а взгляд стал отсутствующим. Франко вспомнил, как еще несколько дней назад мечтал о семье, и вот мечты разбились...
– Вы... не женаты? – осторожно поинтересовалась Аделе, затаив дыхание.
– А? – встрепенулся Франко, вопросительно посмотрев на нее. Когда смысл ее вопроса дошел до него, он почему-то вновь вспомнил слова синьоры Ди Муро. – Все очень сложно в личной жизни кардиохирургов, – уклончиво ответил он: врать не хотелось, но говорить правду почему-то тоже не хотелось, он и сам не понимал, почему. – Ну, а как представлены другие месяцы? – беспечно улыбнулся он, решив сменить тему.
– Марта, например, нет вообще, – ошарашила его Аделе своим ответом.
– То есть как «нет вообще»?! – распахнул он глаза и стал похож на изумленного мальчишку. Пришла очередь Аделе залюбоваться им.
– Сгорела в пожаре, – пояснила она. – А все остальные месяцы рассказывают о посеве, выращивании и сборе урожая, но в каждом фрагменте есть интересные детали. Например, в месяце ноябре нарисован медведь, который убегает от охотников. В августе изображен священник, прислонившийся к стене дома и читающий молитвенник...
– Как интересно, – задумчиво проговорил Франко, пытаясь вспомнить роспись, которую видел на плакате.
– Ну а теперь – легенда, – подмигнула Аделе, и Франко встрепенулся, обратившись в слух. – Если однажды вы посетите крепость, то услышите вокруг нее странные голоса, – перешла Аделе на таинственный шепот. – То болтают ведьмы, потому что раньше крепость была их излюбленным местом, они собирались там на свои шабаши, на Torre d'Augusto, и развлекались тем, что метали на город молнии и ливни, устраивали наводнения.
– Коварные какие, – усмехаясь, прокомментировал Франко.
– А еще вокруг него гуляют призраки. Например, можно увидеть женщину в белом, которая стирает белье в фонтане во дворике.
– Хм, – улыбнулся Франко мальчишеской улыбкой и тоже перешел на таинственный шепот. – Но откуда они взялись в замке?
– Трентино было землей, на которой царил культ кельтов, и ведьмы являлись олицетворением этого культа, – объяснила Аделе.
– И ведьмы до сих пор собираются там на шабаши? – деловито осведомился Франко, будто собирался уточнить, в котором часу проходят встречи, чтобы в дальнейшем посетить их.
– Нет, шабаши они больше не устраивают, так, заглядывают иногда поболтать, – просто ответила Аделе.
– Что так? – изогнул брови Франко.
– Были изгнаны во время Тридентского собора. С тех пор они перенесли свои вечеринки на Val di Sole, там и обитают по сей день... – загадочно проговорила она. – Так что приходите в наши сады, поболтать с представительницами нечистой силы.
– Красивые сады?
– Очень! – с чувством воскликнула Аделе, сложив руки в восхищенном жесте. – Представьте, что еще в шестидесятых годах там скакали косули.
– Неужели?! – искренне изумился Франко.
– Да! Сейчас это ухоженный романтичный парк с множеством клумб, причудливо подстриженных кустарников, есть даже виноградники, в тени которых так приятно прогуляться в жару.
– Вы так интересно рассказываете, Аделе! Я еще не был там, а уже проникся атмосферой замка. Теперь я просто обязан посетить его. Так что, как только вы отсюда выйдете, я к вам напрошусь на экскурсию. Можно?
– Если выйду... – вдруг засквозила в ее голосе обреченность. Улыбка растаяла, а глаза погасли.
Франко нахмурился. Психологическая часть работы всегда давалась ему сложнее всего: успокоить напуганного пациента, сообщить плохие новости, вынести приговор... Он искренне ненавидел эту сторону своей профессии, но хирургическое ремесло не радостью вышито... А ведь плохой настрой пациента, стресс, паника очень плохо влияют и на результат его работы! Пусть истерики и панические припадки случаются редко, но из-за стресса у больного может весьма существенно повыситься давление, из-за чего иногда пациента даже снимают с операционного стола!
– Аделе, – протянул он руку и накрыл ладонью ее пальцы, – если вы не будете верить мне, у нас ничего не получится, – мягко произнес Франко.
– Я верю вам! – воскликнула девушка, прикладывая руку к груди.
– Не верите, раз сомневаетесь. Я ведь вам обрисовал всю ситуацию и все возможные исходы. Так чего же вы боитесь?
– Ведь не всегда все заканчивается хорошо...
– Не всегда, – подтвердил Франко. – Но зачем же волноваться сейчас о таких вероятностях, которых, по статистике, мало? Почему бы не верить в лучший исход? Почему не убеждать себя, что именно у нас с вами все непременно получится? Вы лучше возьмитесь за уговоры своего малыша. Чтобы он был готов проявить стойкость и немного потерпеть, если понадобится.
– Да, вы правы, – улыбнулась Аделе, и глаза ее зажглись нежностью.
– Кто у вас, кстати, будет? – с любопытством спросил Франко.
– Мальчик. И знаете, я назову его Франко, – порывисто сказала Аделе.
– Ах... – наконец-то смутился хирург. У него дыхание перехватило, и даже колени стали ватными. – Такая честь... - пробормотал он, ощущая, как запылали щеки.
– Вы невероятный, Франко... Я бы хотела, чтобы мой сын стал таким, как вы, – завороженно глядя на него, сказала Аделе.
Франко от смущения просто не знал, куда деться! Внутри у него все дрожало. Пациенты действительно боготворили его, и он слышал множество возвышенных слов в свой адрес, но сына его именем еще никто не хотел назвать. И это разволновало его не на шутку. «Porca miseria, что-то у меня нелады со здоровьем, – сердито подумал он. – То тахикардия, теперь вот растрогался чуть не до слез!»
– Спасибо, Аделе! Меня очень тронули ваши слова, но давайте сначала проведем операцию, а уж потом будем возводить меня в ранг святых, – нервно улыбаясь, пошутил он.
Дверь вдруг распахнулась – это очень вовремя, чтобы спасти его из моря неловкого смущения, явилась медсестра в намерении провести вечерние процедуры контроля за состоянием больной.
– Ох, синьор Боско, – удивилась медсестра. – Не знала, что вы здесь. Мне зайти позже?
– Нет-нет, – поспешно вставая, остановил ее Франко, – мне уже пора идти, так что приступайте к процедурам.
Он перевел взгляд на Аделе и увидел грусть и разочарование в ее глазах. Ему даже показалось, что она вот-вот расплачется. Вид у нее стал меланхоличным и тоскливым, будто кто-то погасил солнце, зажигающее ее взор радостью.
– Аделе, – проникновенно сказал Франко, – вам надо расслабиться и отдохнуть. И ничего не бояться. Помните, что я всегда рядом. Я живу недалеко и приеду буквально через пятнадцать минут, если вдруг срочно вам понадоблюсь. Ничего не бойтесь, – крепко сжал он ее руку.
– Спасибо, Франко! Вы... очень меня поддерживаете. Без вас я не справлюсь.
– Я с вами.
– Вы... навестите меня еще?
– Я ведь навещаю вас каждый день, – обаятельно улыбнулся он, делая вид, что не понимает, что именно она хотела сказать. – До завтра! – стала еще шире его улыбка.
Осторожно высвободив руку, он махнул ей и вышел в коридор. Улыбка быстро сползла с его губ, но в этот раз мысли не вернулись сразу же в рабочее русло. Он задумчиво двинулся вдоль коридора, одолеваемый смешанными чувствами. Аделе относилась к нему чрезмерно эмоционально, ее чувства переходили некоторую грань в отношениях «пациент-врач», и с одной стороны, Франко было приятно, с каким трепетом она к нему относилась. Но с другой стороны, его это пугало, потому что он ни в коем случае не хотел разбить ей сердце.
[1] Ciao, cara! Buon Compleanno! (it.) – Привет, дорогая! С днем рождения!
[2] Porca mignotta (it.) – грязная шлюха.
