Принц без Неба

Принц Роберт сидел в гостиной Дворца Советов и смотрел, как его дракон сходит с ума. Объятый пламенем, наполовину зверь, наполовину человек, Сильвен бился в пуленепробиваемое окно и отчаянно ревел. У Роберта заходилось сердце — не от страха, хотя Сильвен сейчас был поистине ужасен: человекоподобная ящерица с черной чешуей, шипастым гребнем и пастью, полной острых, как кинжалы, зубов. Нет, за себя Роберт не боялся: он знал, что Сильвен никогда его не тронет, и дело не в печати и не в заклинаниях-оберегах, которыми принц был увешан, почти как дворцовая сокровищница. Даже в огненном безумии Сильвен крушил все вокруг, но ни разу не напал на хозяина, и Роберт верил, что так будет всегда.

Еще он верил, что Сильвен успокоится. Да, принц знал, как погибают огненные драконы: сгорают в собственном пламени во время одного из таких припадков безумия. Но это же Сильвен, он исключительный, уникальный, он сильнее, чем другие, он будет жить долго... Пока не умрет в огне, раздирая собственное тело когтями, прямо как сейчас. Роберт смотрел на кровавые ошметки, и в голове сам собой звучал голос: «Это твоя вина. Ты просто слаб и боишься перемен. Ты мог давно снять с него печать, и если однажды после припадка он не оправится, виноват будешь ты». Голос принадлежал волшебнице Эльвире Стерн, которая сейчас служила королевским артефактором, а до этого присматривала за Сильвеном. Роберт уже не раз пожалел, что нанял ее: легкомысленная особа мечтала освободить драконов, прямо как Лавлес. Только в отличие от графа, который славился популистскими высказываниями на камеру, а в обычной жизни был очень осторожен, она искренне верила, что это пойдет Каэлии на пользу.

Роберт глупцом не был. Он знал, в каких чудовищных условиях держат драконов, как с ними обращаются, и понимал: выпустить их на волю сейчас — это как открыть вольер с бешеными псами. Драконы ненавидят людей, и беспорядки — меньшая из бед, которую принесет такой шаг. Драконы не псы, они хуже — сильнее и умнее. Сейчас их популяция уменьшилась до пятисот с лишним особей. Но даже в таком количестве они вполне могли устроить геноцид людей. По расчетам Роберта — примерно за неделю. Людям нечего будет им противопоставить: магия крови, сломившая драконов когда-то, уже не так могущественна, как раньше.

Отпустить одного лишь Сильвена Роберт тоже не мог. Во-первых, некуда — дракон без печати не получит и шанса на нормальную жизнь, даже под покровительством принца. Во-вторых — Роберт ненавидел себя за малодушие, но все же признавался — без Сильвена он бы не выдержал. Сильвен был его единственным другом и самым близким человеком — Роберт поправил себя, человеком Сильвен не был. Хорошо, существом. Самым близким существом на свете. Без него рядом Роберт бы совершил какую-нибудь глупость — сбежал бы в Штальсборг, например. Тем самым обрек бы тысячи невинных каэльцев на смерть — благополучие страны буквально зависело от Роберта, и не только как от наследника. Через десять дней, если Роберт не найдет свою настоящую, истинную, вечную и так далее — в общем, любовь, древняя магия, однажды превратившая Каэлию в благодатный край, исчезнет. Вместе с ней исчезнет с лица земли и Каэлия.

«Тысячи погибших, миллионы беженцев», — мысленно повторял принц вот уже месяц. Хотел бы он об этом не думать, но ему постоянно напоминали. Вот и Лавлес только что. Держал бы язык за зубами! В глубине души Роберт был с ним согласен: да, жизнь целой страны не должна зависеть от него одного. И тем более от какой-то случайности: найдет он свою любовь к нужному сроку или нет. Это безрассудно, глупо, нелепо! Да, принцы до него пять веков справлялись, но что если это всегда была не судьба, а везение? Десять дней... Как можно влюбиться за десять дней? Как вообще можно влюбиться — Роберт не понимал.

Но если этого не случится — тысячи погибших, миллионы беженцев! Роберт сам готов был побиться об окно рядом с Сильвеном. И реветь хотелось отчаянно. Вина, вина, сплошная вина: его дракон страдает из-за него, его народ скоро будет страдать из-за него. Сколько можно, хватит, не надо!

Из-за постоянного чувства вины у Роберта болело в груди и учащалось дыхание, особенно в последнее время. Он никогда не жаловался на тахикардию, но теперь пульс временами зашкаливал.

Постепенно рев Сильвена перешел в громкий стон, и Роберт, выдохнув, на всякий случай проверил амулеты. Он не был магом, но надеялся, что поймет, если они разрядятся или придут в негодность. Когда он закончил, огонь вокруг погас, не оставив после себя даже дыма — противопожарная защита во Дворце Советов стояла мощная, как и во всех правительственных зданиях Каэлии. Власть драконов давно ушла в прошлое, но люди еще помнили, как легко в огне сгорают дома и даже замки, и по привычке старались обезопасить себя. О том, что вокруг бушевало пламя — и безумный дракон — сейчас не напоминало ничего. На это современные маги и их артефакты еще годились.

Безумный дракон бился на полу в конвульсиях. Роберт, заглушив беспокойство, склонился над ним и осторожно принялся гладить по израненной груди и волосам. Их то и дело сменяла чешуя: Сильвен пытался обратиться, не мог и, как ребенок, плакал от ужаса.

— Тише, — шептал Сильвену Роберт, мысленно считая, какой это уже приступ за неделю. Второй? Или третий? Последнее время все чаще и чаще. — Тише, все хорошо...

А получалось, словно себя успокаивал.

Сильвен хныкал и царапал себя когтями — кровь сворачивалась, и раны исчезали, как по волшебству. Роберт смотрел на него и думал: «Моя вина, только моя. Что, если он не оправится сейчас? Что, если он умрет? Я не выдержу это один, я это не вынесу». И за то, что думал о себе и жалел себя, Роберт чувствовал еще большую вину.

Тем временем Сильвен вернул себе человеческую форму — или ту, что у дракона к ней ближе всего — и перешел на отборные ругательства, такие крепкие, что заслушались бы, наверное, даже портовые грузчики. Роберт облегченно выдохнул и мягко спросил:

— Тебе лучше?

Сильвен ответил непечатно, но тут же с надеждой прохрипел:

— Скажи, что захватил мне сменку!

Роберт молча положил перед ним костюм в огнеупорном чехле.

— Благодарение небесам, — прошептал Сильвен и добавил: — Чтоб их всех черти драли!

Роберт не стал уточнять, кого — небеса, Лавлеса, спровоцировавшего приступ, или кого-то еще. Может, всех людей разом.

На выходе из гостиной Роберта встретила взволнованная королевская гвардия. Роберт оглянулся на Сильвена — тот стоял у него за плечом и выглядел как ни в чем не бывало. Принц кивнул ему и внимательно посмотрел на капитана гвардейцев.

— Ваше высочество. — Капитан бросил взволнованный взгляд на Сильвена. — Это не...

Роберт даже дослушивать не стал.

— Нет. — Потом обвел взглядом всех присутствующих — гвардейцев, советников, их ассистентов и поинтересовался: — Кто-нибудь хочет высказаться?

Желающих не нашлось. Все отлично знали, что только что творилось за закрытыми дверями гостиной, но кричать как раньше: «Принц! Это же опасно! Ваша жизнь принадлежит Каэлии, вы не можете так рисковать. Этого дракона надо усыпить», — остерегались. Еще бы, у них у всех были родственники, любимые, близкие люди, чьей жизнью Роберт мог угрожать, если хоть кто-то посмеет навредить Сильвену.

— Прекрасно. — Принц еще раз обвел всех взглядом. — Тогда не будем задерживаться.

Сильвен молчал все время, пока они выходили из Дворца Советов — вычурного образца барокко трехсотлетней давности. Его весь украшали поверженные драконы и всадники, грозящие им копьем. У Роберта от этих повторяющихся сцен — то в мраморе, то в золоте — рябило в глазах. Пока садились в кар, напоминающий пластиковый пузырь, Сильвен не открывал рта — молча устраивался в ногах принца, молча обводил всех суровым взглядом и молча наблюдал, как опускается звуконепроницаемая перегородка между водителем и пассажирами.

Лишь когда взлетели, дракон сказал:

— Прости.

Роберт изумленно поднял брови: Сильвен никогда не извинялся за свои припадки. Да и вообще ни за что.

— Ты точно в порядке? — спросил принц.

Сильвен внимательно посмотрел на него.

— А ты?

Роберт пожал плечами и повернулся к прозрачной стене кара. Внизу проплывал правительственный квартал столицы, до омерзения ровный, как под линеечку. Цветные здания с башенками сменялись готикой, тоже с башенками, но резными и черными. Отовсюду то и дело возникали драконы — то мертвые, обратившиеся в скелет, то каменные, картинно поверженные. Статуи, барельефы, скульптуры. А впереди, видимый отовсюду в столице, ощетинился зубастой пастью королевский дворец. Предок Роберта, Вильям Победитель, любил эпатаж и не любил драконов. Свой дворец он возвел в скелете побежденного им короля драконов Да́стиса. Дракон в изначальной ипостаси был огромен, а человеческие маги еще укрепили его кости и использовали их как внешний каркас для зданий. Прошло пятьсот лет, за это время дворец несколько раз перестраивали, но драконий остов почти не менялся.

Раньше у Роберта замирало сердце, когда маленький кар влетал в пасть, полную огромных острых зубов. Потом принц привык. Но будь его воля, он бы приказал снести этот кошмар и построить на его месте симпатичную современную резиденцию, как в том же Штальсборге, например. Небоскребы, хай-тек, модерн. Однако поверженный король-дракон стал таким же символом Каэлии, как герб или гимн, от него нельзя было просто избавиться. Роберт жил в его скелете уже два года и вынужден был терпеть. Когда ты каэльский принц, терпеть приходится постоянно. Ты не волен распоряжаться своей жизнь, своим распорядком дня, своими желаниями. Ты даже влюбиться по-человечески не можешь!

— Тебе плохо, — сказал вдруг Сильвен, и принц невольно вздрогнул. — Рассказывай.

Роберт искоса посмотрел на него. Говорить не хотелось. Ничего не хотелось.

Сильвен осклабился.

— А может, нам и правда попробовать сайт знакомств? — Он стукнул пальцем по запястью, вызывая из планшета голограмму экрана. — Как насчет...

— «Подружка.ком»? — подхватил Роберт. — Где ты постоянно чатишься?

— Чего? — вскинулся Силь.

— Рыжий Лес — твой основной ник, но есть еще с десяток второстепенных аккаунтов. — Роб покачал головой. — Глядя на твои успехи, что-то не хочется.

Сильвен пару мгновений смотрел на него так, словно не мог решить: возмутиться или сразу двинуть в нос. Но сказал только:

— Как же ты меня иногда бесишь!

— Взаимно.

Сильвен, наконец, устроился на сидении рядом, скучающе посмотрел на прозрачную стену кара со своей стороны, потом на принца. Роберт невольно потер грудь, где опять нещадно закололо. Поймал внимательный взгляд дракона.

— Это Сердце, да? — спросил Сильвен.

— Ага, что-то пошаливает. Может, давление? — Они как раз пролетали мимо клыков Дастиса, те до сих пор казались острыми. Сильвен не обращал на них никакого внимания, а вот Роберт каждый раз невольно ждал, что пасть скелета захлопнется — и смолет их в порошок.

— Роб, не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Сердце Каэлии проснулось? Я же чувствую... Вижу.

Роберт не стал отвечать: он отвернулся и принялся мысленно напевать песню, которую мельком слышал от горничных. Он всегда так делал, когда грустил: замыкался в себе и никого не подпускал. Именно так прошла половина его детства: грустил тогда принц постоянно. Когда твоя мать умерла, а отец где-то там правит королевством, и на день рождения присылает гору подарков, но не приезжает поздравить сам... Это повод для грусти.

Сильвен сполз с кресла, устроился на коленях на полу, заглянул принцу в глаза и сложил перед собой руки, изображая щенка.

— Ну хозя-я-яин! Ну не хандри! Р-р-рав! Не хандри, я сказал, или сейчас покусаю! — И действительно вцепился в штанину Роберта.

— С ума сошел? — Роберт попробовал высвободиться, но это было как пытаться разжать пасть болонки Лавлеса. Однажды она повисла на руке принца и не отпускала, пока хирург не примчался. Королевская охрана оказалась тогда совершенно бесполезна: они вдесятером тянули собачку, как репку в детской сказке, но Фру-фру держала принца крепко. Даже жевать пыталась.

Роберт мысленно встряхнулся — сейчас это воспоминание вызывало смех, а тогда ему жаль было рубашку. И жемчужные запонки, которые эта пушистая тварь умудрилась проглотить.

— Пусти! — возмутился он, глядя на Сильвена сверху вниз. — Ну! — Это не был приказ, иначе Сильвен невольно бы послушался, но Роберт тщательно контролировал интонацию. Приказывать своему дракону он не любил.

— Фе фущу! — отозвался Сильвен. — Фе! Фафафыфай.

Он вполне мог тащиться в таком виде по дворцу, так что Роберту ничего не оставалось, как повиноваться.

Сильвен был седьмым компаньоном Роберта. То есть, он был его... вроде бы питомцем. Но на самом деле — секретарем, телохранителем и да, седьмым компаньоном. Остальные шесть — люди, вторые и третьи сыновья состоятельных каэльских бизнесменов — проводили в компании принца, тогда еще ребенка, не больше месяца, прежде чем навсегда исчезнуть из его жизни.

Маленький Роберт от них прятался. Он был замкнутым, то есть, среди других людей чувствовал себя не в своей тарелке, а это не то качество, которым будущий король может гордиться. Малыш Роб, отправленный отцом расти в провинцию, подальше от дворца и, главное, подальше от алмаза-артефакта Сердца Каэлии, наслаждался одиночеством слишком сильно, и незнакомцы его пугали. Когда ему исполнилось семь, король решил, что неплохо было бы принцу завести, наконец, друзей. Ему устраивали шумные детские праздники, возили в парки аттракционов, кукольные театры, увеселительные центры. И присылали компаньонов, которым приказано было с принцем дружить. Нет, они не были плохими. Роберт, вспоминая, назвал бы их весьма достойными детьми. Кто-то был тихим, как и он, кто-то любил шалости, и все страстно желали сблизиться с будущим королем.

Вот только своему сыну его величество приказать не мог, и дружить Роберт вовсе не хотел. Зачем, если можно спокойно заняться своими делами? Одиночество он очень ценил.

До тех пор, пока в летнюю королевскую резиденцию не приехал Сильвен. У него причин любить Роберта было еще меньше, чем у других, но ему принц мог приказать. Что он немедленно сделал, обозначив границы: я тебя не замечаю, ты меня не замечаешь, и через месяц мы расстаемся.

Сильвен все это молча выслушал, и ночью же явился к нему в спальню, улегся на полу и стал смотреть. По-драконьи, не мигая. А потом поинтересовался: «Ну как, страшно? Мне тоже страшно здесь одному».

Роберт тогда решил, что Сильвен ненормальный. Все же драконы чудовища, а этот еще и сумасшедший. Сильвен был определенно с приветом — своим обществом он наслаждался почти так же сильно, как и Роберт. Только предпочитал делать это в компании принца. Например, играть в камешки: сколько раз кругляш от воды отскочит. Или рисовать на песке когтем непременно портрет Роберта, чем забавнее, тем лучше. Или даже читать. Читал Сильвен вслух, очень выразительно. А уж с каким упоением он пел!..

Роберт был упрям, но дракон оказался упрямее. В питомник он возвращаться не желал, и через месяц действительно никуда не уехал: наоборот, его кровать поставили в спальню принца, и в камешки они играли уже вместе. А позже, повзрослев, сбегали в соседний город, ходили на свидания и вечеринки — в общем, наслаждались жизнью.

Ту половину детства Роберт считал счастливой.

— Я тут пару книг в архиве нарыл, — сказал Сильвен, так и не дождавшись от Роберта объяснений. — В одной из них описан случай, когда каэльский наследник встретил суженую за час до совершеннолетия.

Роберт насторожился. За час? Серьезно?

— И что?

— И женился на ней, — хмыкнул Сильвен. — Что ж еще?

Они уже вернулись в покои принца, и Роберт завтракал. То, что с едой делал Сильвен, завтраком назвать было невозможно: дракон ел за пятерых и с такой скоростью, что дух захватывало. Манеры его тоже оставляли желать лучшего, так что принц старался на него не смотреть.

— Женился, — повторил Роберт. — Знаешь, мне не нравится мысль прожить жизнь с незнакомкой, которую мне навязал какой-то артефакт. Придется терпеть ее рядом, ведь, как я понимаю, в разлуке с ней мне будет невыносимо плохо. — И в шутку добавил: — А вдруг она храпит?

Сильвен, только что разделавшийся с уткой — на столе остались брызги жира, — поднял брови:

— И что? Ты говорил, я храплю.

— Вот именно! И вас будет уже двое.

Сильвен обиженно хмыкнул, но от булочек с сыром это его не отвлекло. А вот Роберту кусок в горло не лез.

— Нет, это просто... Так ведь нигде не живут! — выдохнул он.

— Хочешь революцию, как в Астарии? — поднял брови Сильвен. — Ты прям как этот кретин.

Роберт устало вздохнул и напомнил:

— Силь, здесь камеры, между прочим, а ты говоришь о графе.

— А ты зануда. Что? Меня теперь повесят? Или сразу на электрический стул?

Роберт молча погонял ложкой зефирину в какао. Потом снова не выдержал.

— А вдруг я не сделаю ее счастливой? Вдруг она меня не полюбит?

Сильвен захохотал с полным ртом.

— Фефя?

— А что? Это же я буду знать, что она та самая. А она меня любить не обязана.

И мысленно добавил: «Как мама». Вся Каэлия знала, что мать Роберта покончила с собой, не справившись с чувством вины. Она любила другого, не короля, а значит, стать хорошей королевой не могла. Хорошая королева должна быть влюблена в мужа и быть счастлива. Ее счастье — обязательное условие, чтобы та проклятая магия не развалила Каэлию. Мертвая королева оказалась для древних заклинаний предпочтительнее несчастной.

— Тогда она дура, — прожевав, заметил Сильвен. — Серьезно, Роб, ты без пяти минут король. Дай ей безлимитную карту в горячие источники, или отправь с шоппинг-консультантом на Ра́мблу, и она твоя со всеми потрохами.

— А если нет? — выдохнул Роберт. Его отец, оставшись без королевы, стал чахнуть буквально на глазах. Из здорового и крепкого мужчины он превратился в еле живого старика и все из-за проклятой магии. Роберт совсем не хотел повторить его судьбу.

— Тогда, — зубасто улыбнулся Сильвен, — я с ней поговорю.

— То есть?

— То есть, спрошу, как она относится к горячим, неотразимым драконам с отличным чувством юмора, который может ее случайно спалить.

Роберт укоризненно взглянул на него и уточнил:

— А в этих твоих манускриптах не сказано, что делать, если королева тебя не любит?

— А то ты не знаешь, — буркнул Сильвен. — Отправить в монастырь для душевнобольных. Там ей мозги быстро вставят, и все будет отлично.

Роберт хмуро вздохнул.

— Я не верю, что мы это обсуждаем.

— Во-во, я тоже. По тебе все каэлки сохнут! Расслабься. А с твоим сердцем, — Сильвен посерьезнел, — мы вот что сделаем... Давай-ка я тебя прикрою, а ты прогуляйся в свой любимый квартал красных фонарей. Ну, где... м-м-м... девочки... просто во! — Дракон обрисовал в воздухе нечто напоминающее песочные часы.

Роберт покосился на камеру под потолком и хмыкнул.

— Серьезно, Силь? — Идея была очень заманчивой, но... — Не сейчас. У меня работы по горло, ты же знаешь.

— И я, как настоящий друг, соберу за тебя все данные и напишу те письма, которые ты уже три дня сочиняешь. А ты мне за это... — Сильвен театрально задумался. — Ты за это намекнешь той рыженькой горничной, Алисе, что некий дракон не прочь прогуляться с ней вечером по висячим садам и посмотреть на луну. И добавь, пожалуйста, что этот некий дракон очень горяч, прямо-таки пылает. Добавь, Роб, а не как в прошлый раз. Хорошо?

Роберт вздохнул. Посмотрел на часы, на Сильвена. Потер грудь, которая с каждым часом болела все сильнее, и сдался. Отдых — да, ему очень нужен отдых.

— Хорошо. Но не больше двух часов.

— Мое свидание?

— И твое тоже.

Сильвен зубасто улыбнулся.

— Ага. Передавай привет тем красоткам из красного... Ну, с вот такими...

Роберт мрачно покосился на него. Дракон поймал его взгляд и добавил:

— И если хоть одну с собой притащишь, я ее сожгу к чертовой матери.

Роберт промолчал. Мысленно он уже был в том квартале.

Когда спустя час принц гулял по Городу мастеров — царству стекла и металла, он был совершенно уверен, что от охраны удалось оторваться. А еще: что ни одна живая душа его не узнает.

Он всегда жил под прицелом камер, а телохранители не отходили от него ни на шаг. И конечно, еще в детстве заветной мечтой принца было вырваться из-под их опеки и почувствовать себя нормальным. Хотя бы час в неделю. Не очень много, правда?

Достаточно, чтобы террористы успели тебя взорвать, считал начальник тайной полиции, и король был с ним согласен. Повзрослев и испытав первые три покушения, Роберт понял, что они были правы. Но мечтать не перестал.

Его желание легко исполнял Сильвен. Драконья магия позволяла изменить внешность до неузнаваемости — по крайней мере, никто не думал тыкать пальцем Роберту в лицо и кричать: «Глядите, это же принц!» В зеркале Роберт и сам себя не узнавал. Сильвен делал его черты грубее, рот больше, и принц терял львиную долю своей привлекательности, но даже не думал жаловаться. А еще он мог безнаказанно лохматить себе волосы. В детстве его за это ругали: наследник всегда должен выглядеть подобающе прилизанным. Обычный человек — нет, и выходя в город инкогнито, Роберт обязательно превращал свою аккуратную прическу в воронье гнездо, по словам Сильвена.

Конечно, совсем без присмотра Роберт не оставался. Сильвен ухитрился выстроить целую систему, чтобы вокруг Роберта гуляла армия телохранителей, но до момента опасности никто из них его не видел. Сильвен сам все это время следил за Робертом — нет, не по видео, разумеется, а за его жизненными показателями, и при первом же скачке адреналина вся королевская гвардия была бы в курсе, что принца надо спасать. Конечно, Роберт был в броне магических артефактов. Он бы и попадание метеорита выдержал... недолго. И знал, как себя вести во время покушения. Дотошный Сильвен по своим каналам заранее проверял место, которое Роберт собирался посетить.

Еще у них с драконом был кодовый язык. Так, каждый раз, когда принц якобы отправлялся в квартал красных фонарей, Роберт на самом деле шел сюда, в квартал, или как его чаще называли, Город мастеров — одно из самых колоритных мест столицы. Здесь можно было увидеть бетонное здание, напоминающее храм Драконьей эпохи: портик с колоннами-колосьями, покатая крыша, высокая лестница. А напротив — нечто вроде стеклянного параллелепипеда, в который врос шар. Но самым привлекательным для принца было здание, где все трубы архитектор вывел наружу и покрасил яркой краской. Здесь находился крупнейший в Каэлии салон авиаконструкторов. Куда сильнее, чем глазеть на девушек, Роберт любил разглядывать модели самолетов. А еще он обожал их собирать — все, от двигателя до корпуса.

Сильвен из-за этого бесился. «Лучше бы девчонку хоть раз привел!» — ворчал он, когда Роберт тащил во дворец огромные коробки сборных моделей. Дракон не любил все: и запах клея («Меня от него тошнит!»), и мелкие детальки («Я о них лапы когда-нибудь сломаю!»). Роберт клялся, что все уберет, и отводил душу в мастерской, подальше от их с Сильвеном гостиной во дворце и спальни, но части моделей вместе с запахом краски и клея расползались по покоям принца совершенно волшебным образом.

С девушками в свои неполные двадцать лет Роберт, естественно, тоже был знаком. Когда ты принц, да еще и друг весьма любвеобильного дракона, без девушек твоя жизнь просто не может обойтись. В четырнадцать, когда Роберт понял, как работает Сердце Каэлии, он сам искал женского общества. Какое-то время он был завсегдатаем свиданий вслепую, а также ночных клубов и прочих злачных мест, где легко можно познакомиться с девушкой. Штука в том, что его той самой могла оказаться абсолютно любая каэлка от шестнадцати до сорока, которых, как Роберт знал, было больше десяти миллионов. Как ни старайся, принц не мог встретиться со всеми.

Его романы оказывались недолговечны настолько, что Сильвен не уставал над ним подшучивать. Самая стойкая продержалась с Робертом ночь. Огромное достижение! Дело в том, что принц решительно не понимал, чем еще ему заниматься с девушкой, кроме поцелуев и их логичного продолжения — постели. Открываться незнакомке он не хотел, ее узнавать — тоже. А вздохи вроде: «Принц, вы чудесны!» — выводили из себя.

Еще одна причина, по которой Роберт думал о предстоящей свадьбе с ужасом — рядом окажется совершенно незнакомый человек, с которым не просто придется жить, эту девушку нужно будет как-то осчастливить. Роберт и так себе не принадлежал, но хотя бы чувства мог позволить. А тут — влюбись срочно и сделай так, чтобы она тебя полюбила. Безумие!

Тем временем свадьбу уже начали готовить, несмотря на то что невеста еще была даже не найдена. Она обязана найтись, иначе, если верить старым хроникам, земля Каэлии содрогнется, проснутся вулканы, а с моря придут цунами — и да, тысячи погибших, миллионы беженцев. Этого не случалось уже без малого пятьсот лет, так что и волноваться не стоило, однако... Все когда-нибудь происходит впервые. Неудивительно, что Роберта тошнило от одной мысли о свадьбе.

К сожалению, даже в авиасалоне легче не стало. Принц изучил новинки, обсудил преимущество заграничной модели из Штальсборга с двухэтажным салоном, мысленно отметил, что можно было бы усовершенствовать в каэльских самолетах — надо уточнить у конструкторов, посчитать бюджет, сделать смету...

Мысли все равно крутились вокруг одного. Как это возможно: только увидеть кого-то — и бах! На всю жизнь. Всю жизнь! Что это, если не магия? Какая еще вечная любовь, она вообще бывает? У отца после смерти матери не было даже любовницы, он не мог, физически не мог, ни с кем — это тоже не магия? Да ладно!

И, словно жизнь была недостаточно ужасна, с неба рухнул ливень. Как всегда в начале лета — только что светило солнце, и вот, небо заволокли тучи, а на землю обрушилась стена воды. Роберт знал, что ждать, когда дождь закончится, смысла нет — он мог с равным успехом прекратиться и через пять минут, и через час, каэльские летние дожди непредсказуемы. Часа у Роберта не было.

Он обнаружил, что забыл зонтик. Он. Забыл! Это наверняка было началом конца — Роберт хвалил себя за организованность, у него была отличная память или, на крайний случай, напоминалки на планшете. И вот, зонтик. Роберт знал, что может пойти дождь, в другое время он бы ни за что не забыл! Это все та самая. Проклятая магия и та самая! За что ему это, а?

Бежать под дождем было глупо, а Роберт ненавидел чувствовать себя глупо. Вдобавок, неизвестно, пустят ли его в таком виде во дворец. Доказывай потом, что ты принц! В драконьей маске. И объясняйся с начальником тайной полиции.

А ведь Роберт уже безнадежно опаздывал. Если так пойдет, на встречу с министром внутренних дел он придет неподготовленным, а это смерти подобно. Написать Сильвену, пусть кого-нибудь пришлет? А потом выговор от отца и усиленный контроль от тайной полиции.

Чертов дождь, чертова свадьба, магия, невеста, — вообще все!

Роберт стоял под козырьком крыльца, смотрел на тугие струи, стегающие каменную плитку мостовой, когда по опустевшей улице прошла девушка. Зонта у нее тоже не было, она промокла насквозь и одета была очень легко — в футболку с какой-то глупой надписью про путь и шорты, которые ей были явно велики. С нее текло ручьями, она дрожала от холода — и улыбалась, как ребенок. Такой чистой и светлой улыбки Роберт не видел давно.

Он уцепился взглядом сначала за эту улыбку, потом — за футболку, облепившую хрупкую фигуру незнакомки. Затем всмотрелся в глаза — она как раз повернулась к нему. В ней было что-то неправильное, Роберт не мог понять, что, но его интуиция и проницательность буквально кричали ему об этом.

А потом она встретилась с ним взглядом, и он погиб.

Это было как рухнувший на голову кирпич. Или выстрел в лоб. Роберт не понял, как, но с этого момента он точно знал, что вот эта промокшая лахудра — та самая. Та самая, с которой он проведет оставшуюся жизнь. Та, кто родит ему наследника. Та, на чью голову он наденет корону с Сердцем Каэлии.

Девушка откинула со лба мокрую челку и, не переставая улыбаться — Роберт, плавая в мареве эмоций, все же отметил, что это как-то нездорово, такая улыбка в дождь, может, она ненормальная? — пошла дальше.

— А... — прохрипел принц и сделал маленький шаг в ее сторону.

Она обернулась, смерила его удивленным взглядом, и, пожав плечами, направилась вниз по улице. Роберт остолбенело смотрел ей вслед. Будущее Каэлии уходило, а он даже имя ее не спросил. Не мог. Просто не мог заставить себя двинуться. Мысли в голове скакали от «не хочу, она мне не нравится» до «тысячи погибших, миллионы беженцев» и еще «пусть обернется, пожалуйста, пусть снова обернется!»

Она не обернулась.

Все пропало.

***

«Какой-то чудик», — подумала Лиана, проходя мимо авиасалона.

И тут же выкинула его из головы.