Часть 22
Отсутствие Макеева на тренировке на следующий день заметили буквально все, причем мгновенно — как никак, Макеев — главный тренер. Да и подудивились, но ничего друг другу сказать не посмели: грозный вид Романенко перевел их мысли в чисто рабочее и тренировочное русло.
После пару подходов Андрей все-таки не выдержал и поинтересовался у второго тренера где же находится Макеев. Этот вопрос действительно волновал хоккейную команду, ведь Макеев никогда не отсутствует беспричинно, а значит, за всем этим что-то скрывается и вряд ли его отсутствие связано с радужной причиной.
Романенко как всегда был неподражаем и откровенен, а посему ответил в своей шикарной манере, не забывая украсить свое предложение изобилием речевых оборотов:
— А мне покуда знать-то? Мне он не отчитывается. Кому стоим? А ну бегом три круга!
Парни, несолоно хлебавши да с похлюпленым носом, поспешили исполнять указание тренера. Андрей же не торопился раскисать: не узнали они от Романенко, узнают от Латы!
Да вот только Латы не видать.
Андрей надеялся увидеть Лату, которая бы с присущей ей игривостью бы скакала по трибунам, стараясь уловить удачный ракурс, но не тут-то было: девушка не появлялась, собственно говоря, как и ее — ближайший? — родственник — если он вообще таковым являлся. Должно быть, что-то стряслось: не просто же так они оба отсутствуют. Вчера Андрею почему-то вздумалось, что Макеев с Латой разругались, ведь он гневно отреагировал на то, что Андрей на нее смотрит, да и не пересекался с ней взглядом аж никак, а она вся расквашенная пришла, чуть ли не убитая. Но ссора с близким человеком для Макеева — точно не аргумент, чтобы пропустить тренировку в преддверии игры. А Лата... ну, она не обязана посещать все тренировки. Но эти ее слезы... Неужели все так серьезно?
Романенко нагло ворвался в мысли Кисляка, громко скомандовав отправиться в душ, и его указанию пришлось подчиниться.
Тренировка, конечно, удалась на славу — как минимум для Романенко: он наконец почувствовал свое превосходство над юнцами-хоккеистами, командуя и распоряжаясь как ему угодно.
Андрей весело размахивая полотенцем, прошел в сторону своего места в раздевалке:
— Ну чё, девчонки, почуяли теперь, каково это — без Макеева?
— А ведь действительно, мужики, где он? — подал суровый голос Костров.
Бакин растерянно и печально добавил:
— Да и Латы нет...
Кисляк аж резко дернул головой, когда услышал необычное имя журналистки. Внутри что-то предательски кольнуло от одного упоминания ее имени из чужих уст. Почему о ней вспомнил именно Бакин? Неужто ещё и слюни на неё будет пускать? Не хватало ещё!
А также не хватало, чтобы кто-то заподозрил Андрея в искренности испытываемых чувств и ревности. Парень напялил на лицо дежурную улыбку, которая умело скрывала все его настоящие эмоции, делая при этом как можно менее замороченный вид.
— А ты реже на Лату смотри, а там, глядишь, и меньше пропускать будешь!
Подколка Андрея была воспринята дружным смехом команды и это в очередной раз польстило его самолюбие.
Андрей кивнул головой и возвысил указательный палец ввысь: не забыть бы отдать Казанцеву справку, ради которой он обежал как минимум три инстанции.
Благо, память на этот раз не подвела, и Андрей уже находился в двух шагах от заветной двери в кабинет к Казанцеву. Дверь была чуть приоткрыта и оттуда доносились известные ему голоса Романенко и Казанцева. Первое, что услышал Андрей, оказалось претензионной вставкой Романенко в сторону какой-то девицы:
— Ну так и чё она?
— Ну Макеева Лата Дмитриевна, как и Макеев Сергей Петрович принесли мне заявление на отпуск за свой счет. Первая аргументировала это семейными обстоятельствами, второй — ты ж его, такого принципиального, сам знаешь — никак не откомментировал — просто поставил перед фактом.
— И чё, и всё? — не унимался Юрий Михайлович.
— И всё, Юрик, я тебе сказал всё, что знаю! — вскипел Казанцев.
Андрей нахмурился. В смысле Макеева?! Но Дмитриевна же...
Итак, пока диалог не зашёл слишком далеко, удивляя своими поворотами, Андрей решил нарушить дружескую «идиллию» второго тренера команды и спортивного директора, и прошёл внутрь, предварительно постучавшись. Парень помахал в руках бумажкой, которую должен был принести ещё дня три назад.
Он прошел внутрь и положил желаемое на стол:
— Я тут... это... Вам бумажку принёс, как и обещал.
— Что-то ты не слишком торопился-то, — недовольно воскликнул Казанцев, театрально сморщиваясь.
— Ну, как смог, — парень решил не заострять на этом слишком много внимания и перевёл разговор в более интересующее его русло: — Я тут услышал, Лата написала заявление по собственному?..
— Плохо подслушиваешь, Кисляк, — подколол его Вадим Юрьевич, — отпросилась на несколько дней за свой счет.
Андрей про себя усмехнулся: это не он плохо подслушивает, это Казанцев не читает его намеки между строк в виде просьбы разъяснить по каким это таким «семейным обстоятельствам».
Романенко наконец подал свой грубый голос и привлек к себе внимание:
— А ты чего это ею заинтересовался?
Казанцев оторвал взгляд от своих бумаг и перевел его на Романенко, усмехаясь. Кисляк «поджал хвост».
— Ну, мы с ней общаемся... мы друзья.
Казанцев усмехнулся в открытую, и Романенко его в этом деле поддержал — знают они, как Кисляк умеет дружить со смазливыми девицами!
Юрий Михайлович запихнул руки в карманы брюк и с ехидством взглянул на Кисляка:
— Ну и каково это дружить с племянницей главного тренера?
На лице у Андрея проскочило удивление, смешанное с откровенным шоком, которое, к счастью, не заметил никто из присутствующих, но оно быстро затмилось усмешкой, которую он напялил специально, стараясь оградить проворного Романенко от Латы.
Андрей натянуто улыбнулся.
— Прекрасно, Юрий Михайлович, прекрасно, — ответил он, выдавливая из себя вынужденную улыбку и ушел.
Значит, она племянница. Ага.
Парни медленно выползали из ледового, едва перебирая ногами. Романенко вымотал их не столь своими методами преподавания, сколько своим характером. Своим невыносимым характером.
Каждый гулял в своих мыслях, раздумывая над насущными проблемами, но, увидев ВасГена, каждый счел своим долгом поздороваться и остановиться. У Кисляка в голове сразу же застрял интересующий его — да и всю команду — вопрос, который он поторопился озвучить:
— Василий Геннадьевич! А вы не знаете где Сергей Петрович?
Компанию мужчин окутала тишина.
Андрей, как и все остальные, внимательно и терпеливо ожидал реакции врача, глубоко в душе радуясь еще одному осознанию: если Василий Геннадьевич поделится с ними, где находится Макеев, то он узнает, где находится Лата.
Фролов ободрился и улыбнулся, но не перестал шагать: один его шаг как десять шагов Кострова и всей команды вместе взятых, а до них еще стоило дойти.
— Чего вы так переживаете? — как ни в чем не бывало ответил Фролов.
«А они и впрямь будто почувствовали», — пронеслось у него в голове.
— Вернется через пару дней, — вскоре добавил он и усмехнулся.
Очень трудно было не заметить откровенных попыток ВасГена съехать со столь щепетильной темы.
Саша Костров не хотел ходить вокруг да около и понадеялся, что его товарищи думают равносильно ему самому, а поэтому озвучил вопрос прямо, но все-таки осторожно:
— Это что-то личное?
После этой фразы Василий Геннадьевич остановился. Легкая усмешка, которая до этого обрамляла его лицо, вмиг спала, оставляя лишь грустные, но добрые глаза. Он кинул один пронзительный взор в толпу, а после опустил его, и проговорил:
— Брата у него не стало... Вместе с супругой возвращались домой с археологической экспедиции и... врезались в дерево.
По толпе прошелся угнетенный звук и грустный «ох». Парни переглянулись и обдали Фролова сочувствующим взглядом, очевидно, желая, чтобы тот его передал Макееву.
Да уж, потеря близких людей — достаточно весомая причина для того, чтобы пропустить тренировку.
Бакин нарушил мертвую тишину холла дворца:
— А кто он у него был?
— Они... — Василий Геннадьевич поправил его, и приопустил кепку на глаза, — жены тоже не стало... археологами были. Молодые совсем...
Кисляк нахмурился и замер. Насколько хорошо он помнит ее рассказы в тот тихий вечер, родители Латы тоже археологи. Выходит, это их и не стало?!
Теперь-то понятно, почему она вчера еле держала себя в руках!.. Бедная малая: наверняка ж не в себе! Тем более потеряла двух родных людей, причем за раз. Тут вон от одного еле оправиться, а она аж сразу двоих!
Щукин, очевидно, подумал, что Василий Геннадьевич — всевидящее око, а поэтому спросил в открытую:
— Ну, а у Латы чего?
Василий Геннадьевич едва заметно вскинул брови: да неужели ж они еще не знают о родстве Макеевых? Они не говорят — ему тоже нету смысла распространяться. Будучи человеком, который уважал Сергея и Лату, а также их решения, раскрывать чужую тайну он не посмел.
Его ответ был по меньшей мере нелепым, но, тем не менее, не таким уж и несуразным как казалось:
— Ну, а у Латы... свои проблемы.
Андрей даже не отреагировал на ответ Фролова — понимал, что ему хоть что-то, да надо было сказать.
Все понимали прискорбность и печальность данной ситуации, а оттого и боялись даже рта открыть — неловко было. Все интересовались только одним — своей возможной помощью в сторону гордого Макеева.
Костров озвучил мысли каждого здесь присутствующего и не осмелевшего:
— Как мы можем ему помочь?
Фролов кратко изъяснился, а после чего покинул их ряды:
— Наверное, не изъявлять большого желания к этой ситуации и молча пособолезновать. Не думаю, что он был бы рад, узнав, что я вам об этом обо всем рассказываю. Так что бывайте, астронавты.