Тень Рождения

Энн пришла в себя, сидя за одним из столов в библиотеке. Голова немного кружилась, и в горле пересохло. Вокруг нее, словно ничего и не произошло, сновали читатели, увлеченно перелистывая страницы книг. Библиотекарь, поправляя очки на переносице, деловито расставляла новые поступления на полках, словно восстанавливая привычный порядок после непродолжительного хаоса.

На мгновение Энн посетила обманчивая мысль, что все случившееся - лишь причудливый сон, слишком правдоподобный и яркий, чтобы быть реальностью. Она потерла виски, пытаясь ухватить ускользающие обрывки воспоминаний. Но, как только она коснулась в памяти последних событий, сомнения рассеялись. Вряд ли бы ей привиделось лицо незнакомки, с леденящей уверенностью заявлявшей, что Энн - демон. Слишком уж реальными были прикосновения, вызывавшие волны страха и отчаяния. И, конечно же, как можно забыть гневного Тая, появившегося словно из ниоткуда и готового разорвать всех на части? Он был слишком настоящим, слишком живым, чтобы быть просто плодом воображения.

Энн была слишком потрясена недавними событиями, чтобы продолжать читать. Слова незнакомки, ее странное поведение, внезапное появление Тая – все это спуталось в голове в один клубок страха и непонимания. Сейчас ей больше всего хотелось вернуться домой, надеясь не застать там вечно недовольную маму или очередной скандал между родителями. Ей просто нужно было немного тишины и покоя, чтобы хоть как-то успокоиться и попытаться разобраться в происходящем.

Собрав недочитанные книги, Энн аккуратно вернула их на полки. Она машинально провела пальцами по корешкам, словно прощаясь с ними до завтра. Выйдя из библиотеки, Энн направилась домой, но недавние события не отпускали ее, постоянно возвращаясь в сознание и заставляя сердце биться чаще. Она то и дело оглядывалась, словно ожидая, что из-за угла выскочит незнакомка или возникнет Тай со своим загадочным взглядом.

***

В пустынном, продуваемом всеми ветрами месте, Тай стоял, словно грозовая туча, готовая разразиться ливнем гнева. Его появление здесь было столь же внезапным, как и исчезновение из библиотеки, оставившее Энн в смятении. Рядом с ним, сохраняя невозмутимый вид, приземлился Лекс, всем своим видом выражая крайнюю степень удивления. Причина их спешного прибытия была очевидна - Хаят.

Неужели его сестра, после стольких лет заточения, сумела вырваться на свободу? Как она вообще смогла преодолеть барьеры, созданные для удержания самых могущественных демонов? Эти вопросы роились в голове Тая, но сейчас было не время для размышлений. Сейчас нужно было разобраться с тем, зачем Хаят явилась сюда и, самое главное, зачем она напугала Энн.

— Что ты здесь делаешь?! — прогремел голос Тая, эхом отражаясь от пустых зданий. Его слова были полны презрения и раздражения. — Я дал тебе простое задание, Хаят! Истреблять демонов! Вместо этого ты сбежала, напугала смертную и нарушила все мои планы!

Хаят, словно не замечая бушующей ярости брата, изящно присела на покосившуюся бетонную лавочку, с грацией балерины поправив складки своего безупречного платья. С легкой улыбкой она закинула ногу на ногу, демонстрируя полное пренебрежение к ярости Тая.

— Ну что ты так разошелся, братик? — промурлыкала она, словно успокаивая расшалившегося ребенка. — Во-первых, ты же знаешь, что убивать демонов - это немного не моя стихия. А во-вторых, без этой смертной я бы никогда не смогла тебя найти. Ведь именно эта девчонка стала причиной твоего столь бурного появления, разве нет?

Тай сузил глаза, пытаясь понять, что скрывается за невинным взглядом сестры. Он знал, что за её внешней миловидностью скрывается коварный ум и непредсказуемость.

— Как ты вообще сюда добралась? — процедил он сквозь зубы. — Как тебе удалось выбраться из ада? Это невозможно! Что ты задумала, Хаят?

Лекс, понимая, что надвигается буря, решил отступить в тень. Опыт подсказывал, что вмешиваться в семейные разборки Тая и Хаят - верный способ нажить себе неприятности. Лучше просто наблюдать и быть готовым вмешаться, если ситуация выйдет из-под контроля. Он знал, что гнев Тая может быть разрушительным, но и Хаят была далеко не безобидной овечкой.

Хаят прервала тишину своим нарочито томным голосом, полным показного равнодушия, которое, однако, не могло скрыть сталь, скрытую за ним.

— Тай, Тай... между прочим, я здесь не просто так. Совет послал меня к тебе. Они снова наделили меня силой, чтобы я попыталась тебя переубедить. Они настаивают на том, чтобы ты убил девчонку. И, знаешь, взглянув на неё сегодня, я вдруг поняла, почему они так обеспокоены. Этот промах нашей матушки более чем очевиден, — с напускной скукой проговорила Хаят, закатывая глаза и откидываясь локтями на спинку скамейки.

Тай, стоявший перед ней, всем своим видом демонстрировал напряжение, но в его голосе звучало лишь раздражение.

— О чём ты ? Девчонка всего лишь наделена божественной силой. Ничего необычного.
Тай, как обычно, пытался скрыть истинную суть своих планов. Ему не нравилось, когда кто-то пытался читать его как открытую книгу, особенно Хаят.

— Не ври мне, братец! — рявкнула Хаят, резко вскакивая со скамейки и подходя к нему вплотную. — Я знаю, что ты наделил эту смертную силой нашего отца! Той самой силой, которую он передал тебе и велел беречь как зеницу ока! Она не просто одаренная, она Богобоец* !

В порыве гнева Хаят толкнула Тая в грудь с такой силой, что он отлетел назад, врезавшись в ствол дерева, которое, не выдержав тяжести удара, рухнуло на землю. Хаят тяжело дышала, её глаза горели праведным гневом.

— И это ещё не всё! Ты... ты запечатлен на ней! Я видела вашу ауру! Объясни мне, что это значит, Тай? Что тебя держит возле неё?

Тай молчал, ошеломленный яростью сестры. В её словах звучала правда, которую он не хотел признавать даже самому себе. Он и сам не понимал, что его так привязало к Энн. Да, они заключили сделку: она — его ключ к освобождению из лап Совета Богов. Но почему он каждый раз бросался спасать её из передряг, в которые она постоянно умудрялась попадать? И почему не убил её в ту ночь, когда впервые явился к ней? Единственное, что всплывало в памяти, — это её огромные, полные решимости глаза, ясно смотревшие в темноту и отчаянно пытавшиеся отыскать его в сумраке своей комнаты. В них не было ни страха, ни отчаяния, только надежда. И эта надежда необъяснимым образом тронула Тая, заставив его нарушить все свои принципы.

Тай, после долгой паузы, словно собираясь с мыслями, наконец, обронил фразу, пропитанную высокомерием, словно говорить правду было ниже его достоинства.

— Разумеется, во всём виноват этот... экземпляр, — процедил он, бросив в сторону Лекса взгляд, полный презрения и показного раздражения, словно тот был не верным спутником, а назойливой мухой. — Мой так называемый питомец, в котором Совет, в порыве идиотизма, решил воплотить подобие совести.

Лекс, хранивший до этого нейтралитет, словно каменная статуя, наконец, ожил. Его перья слегка взъерошились, а в глазах мелькнула искра справедливого возмущения.

— Я?! — изумлённо переспросил он, не в силах сдержать гнев. — Просвети меня, Тай, каким образом я причастен к твоим иррациональным решениям?

Тай одарил грифона надменной усмешкой, исполненной превосходства, словно говорил с неразумным животным.

— Ах, не стоит скромничать, Лекс. Ты же у нас божественный эталон благоразумия, квинтэссенция моральных принципов и голос совести в одном пернатом флаконе, разве нет? Не сомневаюсь, именно твои бесконечные нудные наставления о добре и зле, о справедливости и сострадании, в конечном итоге, заставили меня проявить эту... слабость и пощадить ничтожную смертную. Кто бы мог подумать, что даже я, непогрешимый Бог Греха, могу пасть жертвой чужого морализаторства?

Лекс, не выдержав этой наглой клеветы, расправил свои огромные крылья, едва сдерживая порыв вонзить когти в наглую физиономию Тая.

— Не смей перекладывать на меня свою вину, Тай! — прорычал он, с трудом контролируя гнев. — Я всегда лишь высказывал своё скромное мнение, предлагал варианты, но последнее слово всегда оставалось за тобой! Неужели ты всерьёз пытаешься убедить нас, что кто-то, кроме тебя, управляет твоей жизнью и поступками?

Хаят, наблюдая за этой сценой, презрительно фыркнула, не в силах сдержать сарказм. Её голос, словно змеиный яд, просочился в воздух.

— О, не стоит продолжать этот фарс, братец, — с явным пренебрежением произнесла она, даже не потрудившись скрыть скуку. — Неужели ты надеешься, что кто-то поверит в эту жалкую попытку переложить ответственность за свои действия? Все мы прекрасно знаем, кто здесь принимает решения, а потом горько об этом сожалеет.

И Лекс, и Хаят одновременно закатили глаза, выражая своё глубокое презрение к этому нелепому представлению. Их не впечатлял этот цирк, разыгранный Таем лишь для того, чтобы спасти своё раздутое эго. Их больше не трогали его пафосные речи и попытки выставить себя жертвой обстоятельств. Они знали его слишком хорошо, чтобы верить хоть одному его слову.

Пламя злости опалило взгляд Тая. Ненависть к любому вторжению – в его планы, в его мысли, в саму его душу – закипела в нём с новой силой. Ладони охватила тьма, сгустившись в плотный, пульсирующий шар энергии, которая, словно живая дымка, расползлась по всему телу, заставляя воздух вокруг искриться и трещать.

— Я не снизойду до обсуждения своих замыслов! — прорычал Тай, и каждое слово было пропитано ядом презрения. — Я – Бог Греха, само воплощение искушения, обративший в прах добродетель и ввергнувший человечество в пучину порока! Не смейте разговаривать со мной в такой манере !

С величественным достоинством Тай закрыл глаза и, казалось, втянул в себя эту колоссальную силу. Дымка, окутывавшая его, рассеялась, а сгусток энергии бесследно исчез, словно растворился в самой его сущности.

— Ты так сильно боялся отца, а в итоге стал точной его копией, – прозвучал насмешливый голос Хаят, и в следующее мгновение она растворилась в воздухе, словно призрак, оставив после себя лишь легкий запах серы. Куда именно она перенеслась, Тая не заботило. И думать об этом он не собирался. Главное – избавиться от её раздражающего присутствия.

Лекс, печально покачав головой, взмахнул мощными крыльями и взлетел на вершину ближайшего дерева. Оттуда, с высоты птичьего полёта, он молча наблюдал за багряным закатом, пожирающим небо. Сейчас он не хотел говорить с Таем. Слишком грубым и нетерпимым стал его повелитель по отношению ко всем, кто его окружал. Слишком далёким от того, кому он когда-то поклялся в верности.

Тай же бросил короткий взгляд на Лекса и тоже испарился . Пернатый догадывался куда отправился его хозяин , опять к смертной . Будет преподавать ей уроки божества . Удивительно , но Лекс был рад что Тай не убил ее. Было что то. В этой девчонке для него притягательное , то чего не было в других смертных .

***

Тай застыл на крыше соседнего дома, словно изваяние, выточенное из ночной тени. Сквозь неплотно задернутые шторы он наблюдал за Энн. Девушка, увлеченная музыкой, беззаботно болтала ногами, что-то увлеченно выводя на бумаге. Ее кровать утопала в грудах рисунков, а пол был усыпан смятыми листами – свидетельством творческих поисков.

Вопреки своей божественной природе, Тай питал слабость к искусству. Картины успокаивали его мятущуюся душу, помогали собрать мысли воедино, привносили порядок в хаос его бытия. Эта любовь к прекрасному, как ни странно, досталась ему в наследство от отца. Вот только Джаин, Бог Хаоса и Разрушения, находил вдохновение в ином. Его шедевры рождались из руин разрушенных городов, его кистью служили кровь и пепел, а холстом – искореженные тела смертных.

Слова Хаят, словно ядовитые змеи, клубились в сознании Тая, отравляя его мысли. Все свое детство он жил в страхе – страхе стать таким же, как Джаин. Его отец был скверным богом, одержимым жаждой власти, алчным и надменным до отвращения. И, конечно же, жестоким.

Его жестокость была легендарной, и именно она держала в страхе всех, кто его окружал, даже его собственных детей. Хаят, в присутствии Джаина, старалась не проронить ни слова, опасаясь случайно сказать что-то, что вызовет его гнев. Он никогда не ценил ее болтливость.

Тай крепче сжал кулаки, прогоняя навязчивые воспоминания. Нельзя поддаваться слабости. Нельзя позволять прошлому влиять на его решения. Он – Тай, а не Джаин. Он сам творец своей судьбы.

Но, несмотря на все усилия, образ отца не отступал. Он видел перед собой Джаина, восседающего на троне, сложенном из черепов, его лицо искажено злобной гримасой, а взгляд пронизан презрением ко всему живому. Этот образ преследовал его с детства, напоминая о том, кем он мог бы стать, если бы поддался своим темным инстинктам.

Тай снова перевел взгляд на Энн. Она продолжала рисовать, не подозревая о том, что за ней наблюдает Бог Греха, раздираемый противоречиями. Ее увлеченность творчеством, ее невинность и беззаботность вызывали в нем странное чувство – смесь зависти и восхищения. Он хотел быть таким же свободным, таким же искренним. Но он знал, что это невозможно. Он был связан по рукам и ногам своей божественной природой, своим прошлымп
, своим предназначением.

Тай глубоко вздохнул, исполненный величия и снисхождения, словно даруя простым смертным возможность лицезреть его совершенство. Он должен был унять эту внутреннюю бурю, столь недостойную его статуса. Сосредоточиться на настоящем, на своих божественных планах, на той цели, которая достойна его исключительного внимания.

Без предупреждения, одним царственным жестом, он переместился в скромную обитель Энн, заставив смертную девицу вздрогнуть от неожиданности его появления. Она задыхалась, бедная, закрыв глаза, явно ошеломленная его божественным присутствием. Не удивительно, ведь не каждый день удостаиваешься чести лицезреть самого Тая.

— Приветствую, смертная, – провозгласил он с превосходством в голосе. – Я полагал, что до моих щедрых тренировок еще есть время. Видимо, тебя захватили мирские забавы.

Энн начала судорожно, почти униженно, собирать свои каракули в жалкой попытке скрыть их от его всевидящего взора. Но Тай одним взмахом руки – жестом, исполненным божественной грации – поднял эти листы в воздух, возводя перед собой монумент из ее ничтожных творений.

С невозмутимым видом, достойным самого Олимпа, он просканировал каждый из этих жалких эскизов. И на каждом листке – он, Тай, в различных, по всей видимости, позах и обстоятельствах, достойных лишь его внимания. Он окинул Энн презрительным взглядом из-за парящей галереи ее творений, слегка приподняв бровь, словно вопрошая: "Что это вообще такое?" Затем, будто снисходя до ее уровня, собрал эти листы в аккуратную стопку магией, дабы не осквернять свои божественные руки прикосновением к смертной бумаге.

— Смертная, – произнес Тай с нарочитой небрежностью, – мне начинает казаться, что твое существование вращается исключительно вокруг моего ослепительного великолепия.

Он посмотрел на скомканные листы на полу ,и конечно же, не допустил бы, чтобы эти грязные обрывки мешали его совершенству. С помощью своей невероятной силы он отправил скомканные листы бумаги в корзину для мусора, пока Энн, испуганная и смущенная, нервно почесала затылок карандашом.

— Эмм... просто сегодня был такой... сон, – пробормотала она, как будто оправдываясь за свою дерзость. – Там был ты, и еще какая-то девица, и... вроде как я... Все было так нелепо.

— Каким ты дерзаешь видеть меня? – внезапно перебил ее Тай, окинув взглядом один из рисунков. Его руки, обычно скрытые от глаз смертных, остались за спиной, дабы не показывать его истинную силу, даже в этом жалком подобии искусства.

— В каком смысле? – пролепетала Энн, торопливо засовывая карандаши в пенал и убирая его в прикроватную тумбочку. Она казалась совершенно растерянной, словно не понимала, насколько велика пропасть между их существованием.

— Ты рисуешь меня не как чудовище, каким я являюсь, а как... человека. – В голосе Тая сквозило едва сдерживаемое презрение.

Энн молчала, опустив голову и нервно перебирая пальцами край своей футболки. Ей было неловко, словно она посмела ворваться в святая святых, выставив напоказ что-то личное и сокровенное, что-то, что не предназначалось для глаз смертных. Может, он и правда оскорблен ее дерзостью.

Тай, не дождавшись ответа, слегка нахмурился, снисходительно прищурив глаза.

— Я вижу твою попытку, смертная. В твоих жалких рисунках... присутствует нечто отличное от подобострастия и слепого восхищения, которые мне обычно приходится наблюдать. Ты словно пытаешься разглядеть во мне то, чего другие не замечают.

Он величественно прошелся по комнате, бросая мимолетные, полные равнодушия взгляды на парящие в воздухе изображения.

— Ты пытаешься увидеть во мне не только Бога, силу, ... но и... что? Человека? Смехотворная затея.

— Наверное... да, – тихо ответила Энн, собравшись с духом и подняв глаза, полные смущения. — Я... не знаю, как объяснить... Просто, когда я рисую тебя, я вижу не всемогущего Бога, а... кого-то более сложного. Более... многогранного, может быть.

— Сложного? — Тай остановился, обернувшись к ней лицом. В его голосе звучало легкое удивление, смешанное с презрением. — Неужели ты полагаешь, что я, существо, чья мудрость и опыт охватывают столетия, могу быть каким-то образом "сложным" для понимания смертным разумом?

Энн глубоко вздохнула, собираясь с духом, чтобы высказать то, что вертелось у нее на языке.

— Ну... Ты всегда такой... серьезный. Всегда такой... сильный. Как будто тебе нельзя показывать свои... другие чувства. Как будто ты должен всегда быть... безупречным. Но ведь это невозможно, правда? Даже Боги не могут быть безупречными.

— Другие чувства? — повторил Тай, словно пробуя эти слова на вкус, словно они были чем-то новым и незнакомым. — Конечно, они существуют. Я – не бесчувственная машина, созданная лишь для разрушения. Но зачем тебе знать об этом, смертная? Какое тебе дело до моих... эмоций?

— Потому что... это важно, – ответила Энн, стараясь смотреть ему прямо в глаза, не отводя взгляд. — Потому что это делает тебя... настоящим. Потому что это показывает, что даже у Бога есть... что-то общее со смертными.

Тай долго смотрел на Энн, его взгляд был задумчивым и проницательным, словно он пытался заглянуть в самую глубину ее души.

— Ты полагаешь, что я одинок? – тихо спросил он, словно боясь услышать подтверждение своему самому страшному страху.

Энн густо покраснела, ощущая, как жар приливает к ее щекам.

— Я... я не знаю, – пролепетала она, нервно перебирая пальцами. — Просто... мне кажется, что ты закрываешься от всех. Что ты боишься... подпустить кого-то близко.

Тай отвернулся и подошел к окну, глядя на простирающийся внизу мир, столь маленький и незначительный по сравнению с его величием.

— Но... мне кажется, ты же не всегда был таким, – тихо добавила Энн.

Тай резко обернулся, и в его глазах вспыхнул яростный, нечеловеческий огонь.

— Не смей говорить о том, чего не знаешь, смертная! — Его голос, низкий и угрожающий, прокатился по комнате, заставив Энн вздрогнуть. — Прошлое... прошлое осталось в прошлом. Я всегда был и буду Богом Греха, презирающим вашу человеческую падкость и слабость!

Глаза Тая блеснули в темноте, и он сделал шаг вперед, нависая над Энн, словно хищник над добычей. Он казался ближе, опаснее, нечеловечнее. И вдруг, ее рисунки стали казаться не просто наивным увлечением, а дерзкой попыткой проникнуть в самое сердце тьмы, которая скрывалась за его божественным обликом.

***

* Богобоец.— существо, рожденное раз в тысячелетие. Избранник – ирония судьбы – смертный, случайно наделенный силой, превосходящей даже мощь богов. Парадокс, созданный самими небожителями, но ими же и проклятый. Ведь как правило, подобные дары оборачивались бунтом. Осознавшие свое превосходство, эти богохульники, ослепленные гордыней, неизменно пытались свергнуть богов, посягнув на их вечное правление. И за эту дерзость расплачивались, становясь жертвами божественного гнева, стирались из памяти, словно никогда и не существовали.