Глава 10
Физалис с трудом сдерживала клокочущую ярость, грозящую вырваться наружу и обрушиться на мир смертных. Источником ее гнева был Тай, чьи поступки в последнее время стали не просто вызывающими, но и откровенно опасными для равновесия между мирами. Его дерзкое поведение – игнорирование вековых традиций, пренебрежение к божественным законам, открытое неповиновение приказам Совета Богов – переходило все мыслимые границы. Капля за каплей, Тай наполнял чашу терпения Физалис, и вот теперь она готова была перелиться через край.
Особенно ее возмущали его недавние игры с грехом. Тай, посланный на землю, чтобы искоренить скверну, вместо этого сам подвергся ее влиянию. Он пощадил смертную, вопреки прямому приказу Физалис уничтожить ее.Подобная слабость была недопустима, она ставила под угрозу не только его собственное существование, но и безопасность всего мира.
Поскольку увещевания и угрозы на Тая не действовали, Совет Богов, после долгих и мучительных споров, решился на отчаянный шаг, способный радикально изменить ситуацию. Физалис, несмотря на свои сомнения была вынуждена подчиниться общему решению. Неве, матери Тая, было отдано повеление призвать свою дочь, Хаят, некогда прославленную в веках как богиня Голоса, чьи песни восхваляли ее имя.
Хаят, чье пение обладало силой, способной очаровывать разум, исцелять смертельные раны и обращать в руины целые города, была могущественной союзницей. Но главным ее даром, самым грозным оружием, была способность Изменять Судьбу. В буквальном смысле, она могла переплетать нити времени, переписывать истории, направлять жизни смертных и даже богов по новому руслу. Она могла бы переплести судьбу Тая, направив его по пути праведности, или же, если потребуется, лишить его божественной силы и заточить в глубинах ада.
Однако судьба, как всегда, преподнесла неожиданный сюрприз. Хаят, услышав призыв Невы, выбрала сторону своего брата. Она, как и Тай, не разделяла консервативных взглядов Совета Богов, видя в их стремлении к порядку лишь оковы, сковывающие свободу и творчество. Под маской стервозного нрава и циничного отношения к миру скрывалась несгибаемая воля и безграничная преданность. Хаят всегда была рядом с Таем, его верным союзником и доверенным лицом, и ничто в мире, ни долг перед матерью, ни страх перед гневом богов, не заставило бы её предать его. Теперь Тай имел не просто союзника, а могущественную богиню, готовую сражаться за него до конца, а Физалис столкнулась с новой, еще более сложной и опасной проблемой, ведь гнев оскорбленной богини, владеющей голосом судьбы, был страшен в своей непредсказуемости.
***
Хаят ощутила, как давно утраченная мощь вновь наполняет ее, словно пересохшее русло реки, жадно впитывающее весенние потоки. Без промедления, едва почувствовав полную свободу, она вырвалась из-под контроля Совета Богов, оставив позади блеск божественных чертогов и душную атмосферу вечных интриг. Земля, со своей пестрой и непредсказуемой жизнью, манила ее, как магнит.
Ступив на бренную твердь, она сразу же приступила к главной цели: поиску Тая. Однако эта задача оказалась куда сложнее, чем она предполагала. Тай, словно растворился в гуще людского мира, не оставляя за собой ни следа божественной энергии, ни отголоска своей неординарной личности. Поиски вслепую были обречены на провал, и Хаят, чей разум всегда отличался остротой и находчивостью, решила действовать хитроумно.
Она быстро сообразила, что ключом к Таю является та смертная девушка, судьба которой так яростно обсуждалась в Совете Богов. Та самая, которую Тай отказался уничтожить и которую теперь жаждали видеть мертвой все те, кто стоял у власти. Хаят решила использовать эту смертную как приманку, как яркий огонек, способный привлечь внимание ее брата из любой тьмы. Она выманит Тая на свет, поставив на кон жизнь той, кто была ему дорога. План был рискованный, но Хаят не сомневалась в его успехе. Ничто не заставит Тая остаться в стороне, когда под угрозой окажется жизнь того на ком он запечатлился. И Хаят была готова использовать это, чтобы наконец-то воссоединиться со своим братом и узнать, что же заставило его пойти против воли богов.
***
Энн шла по школьным коридорам, словно по тонкому льду, с опаской вглядываясь в лица встречных учеников. Каждый шорох, каждый смешок казался предвестником неминуемой встречи с Хлоей и ее свитой. Но сегодня что-то изменилось. Вместо привычных насмешек и угроз, девчонки, завидев ее, словно по команде, разбежались в разные стороны, как стайка перепуганных птиц. В их глазах читался не страх, а скорее... память. Память о том, как Тай обрушил свой гнев на тех, кто посмел обидеть Энн.
Девушка лишь хмыкнула, с трудом сдерживая улыбку. Месть Тая, хоть и была жестокой, все же принесла свои плоды. Она направилась в библиотеку – ее личное убежище, островок спокойствия в бушующем океане школьной жизни. Она часто задавалась вопросом, откуда у нее такая маниакальная любовь к книгам, ведь дома они были скорее исключением, чем правилом. Мама жила в мире бесконечных зарубежных сериалов .А что до хобби отца... Тут все было окутано пеленой тайны, словно он вел двойную жизнь. Иногда Энн казалось, что его единственная цель – круглосуточно оберегать ее от любых неприятностей и одновременно, в свободное от родительских обязанностей время, наводить ужас на весь Китай с помощью таинственного и зловещего клана Фут.
В библиотеке царила благоговейная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом страниц и мерным тиканьем настенных часов. Ощущая себя, как дома, Энн выбрала несколько новых учебников по искусству, посвященных византийской живописи. Тема ее завораживала с детства: таинственные иконы, загадочные мозаики, яркие краски и глубокий символизм. Однако с художественными школами у нее всегда были натянутые отношения, словно они говорили на разных языках. Слишком много правил, слишком мало свободы, слишком много ограничений и слишком мало пространства для творчества. Больше всего Энн ненавидела это навязываемое равенство, когда всех заставляли рисовать как под копирку, словно штампуя безликие репродукции. Она же всегда стремилась добавить что-то свое, привнести индивидуальность, подчеркнуть собственное видение мира. За это ее, как правило, и исключали, не давая второго шанса.
Спустя час чтения Энн заметила, что в библиотеке ни души. Даже Карина Витальевна, библиотекарь, куда-то исчезла. Это было странно, ведь она, по общему мнению, не покидала рабочее место даже при ядерном взрыве. Ходили легенды, что она была приклеена к своему креслу суперклеем, или, что еще более вероятно, просто обожала порядок и тишину, царящие в ее царстве знаний. Энн покосилась на часы: почти шесть вечера. Неужели уже время закрытия? Обычно Карина Витальевна за полчаса начинала ненавязчиво намекать на необходимость покинуть помещение, собирать книги и переставлять стулья.
Оторвавшись от завораживающего повествования, Энн прошлась по длинным рядам полок. Тишина давила на уши, а полумрак, сгущавшийся в углах, заставлял поежиться. Никого. Только пылинки лениво кружились в лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь высокие арочные окна. На полу валялись томики Гарри Поттера и учебники биологии. Энн сердито поджала губы. Неужели опять проделки Тайлера, местного хулигана и ненавистника любой литературы, кроме комиксов? Она подняла книги, аккуратно вытерла пыль и поставила на полку, презирая такое отношение к литературе. Книги – это священное, дверь в другой мир, а не предмет для вандализма.
Внезапно между полок промелькнула женская фигура. Слишком высокая, слишком грациозная для Карины Витальевны, которая скорее напоминала уютный, поношенный кресло, чем статую. И в свете, пробившемся из-за узкого окна между стеллажами, Энн успела заметить блеск янтарных глаз, кошачьих и хищных. Значит, это не Тай.
Эта фигура двигалась с пугающей уверенностью, будто зная каждый миллиметр библиотеки лучше, чем Карина Витальевна.
А потом сзади раздался мелодичный голос, странно искаженный, словно пропущенный через старый патефон, чья игла давно забилась пылью и царапает пластинку. Голос начал петь, и каждое слово давило на сознание, как свинец, отравляя мысли и заставляя сердце биться быстрее.
Имя назови...
Себя покажи...
Ты crimini?
Что в твоем имени?
Имя назови...
Себя покажи...
Ты crimini?
Что в твоем имени?
Энн почувствовала, как кто-то невидимый толкает её то в спину, то в плечо, как будто испытывая на прочность, как будто проверяя, насколько крепко она стоит на ногах, насколько тверда её уверенность в себе. Каждое прикосновение было легким, почти невесомым, но в нем чувствовалась зловещая сила.
Твой силуэт... пылает в огне...
Меня не обманешь, я вижу насквозь,
Твою природу...
Демоны!
Вокруг тебя... демоны!
Ты это отрицаешь?
На смерть... обрекаешь!
Не говори, что не знаешь!
Во что ты играешь ?
Правду скажи!
Правду скажи!
Голос становился громче, окружая Энн со всех сторон, как будто она попала в центр жуткого музыкального ящика, где мелодия – это проклятие, а танцующий человечек – её собственная душа, обреченная на вечное вращение под этим зловещим мотивом. Холодный пот проступил на лбу, а дыхание сбилось. Она пыталась понять, что происходит, но слова песни, словно заклинание, парализовали её разум.
Я покажу всем, кто ты!
Я покажу всем,
Кто ты есть!
Твое лицо раскрыто!
Crimini в глазах!
Crimini в душе, это не клише!
Имя назови...
Себя покажи...
Ты crimini?
Что в твоем имени?
Имя назови...
Себя покажи...
Ты crimini?
Что в твоем имени?
( Автор текста @Mastermind_S, то есть я :3 )
Женская фигура вышла из тени. Её лицо было скрыто полумраком, но глаза, янтарные и горящие, словно угли в печи, пронзали Энн насквозь, обнажая самые темные уголки её души. Она перестала петь, и её голос, теперь тихий и отчетливый, зазвучал как смертный приговор, вынесенный без суда и следствия. На губах играла презрительная усмешка, выдававшая уверенность, переходящую в надменность. Она казалась хищницей, играющей с добычей, наслаждающейся её страхом.
— Так как говоришь тебя зовут? – проговорила незнакомка, и в её голосе сквозила небрежная насмешка. Но тут же, не дожидаясь ответа, продолжила, словно говоря сама себе: – Стой, погоди, погоди. Можешь не отвечать. Я угадаю... ты... демон!
Энн вздрогнула от этих слов, словно её ударили. Почему эта девушка считает, что она демон? Кто она такая, чтобы бросаться такими обвинениями? И почему ведет себя так, будто ей все дозволено? Ее тон, сама её поза, излучали превосходство, словно Энн – жалкая букашка, случайно угодившая под её каблук.
— Это не правда! – дрогнул голос Энн, почти срывающийся на слезы. В горле пересохло, и каждое слово давалось с трудом. – Я... я обычный человек. Просто... обычный.
Незнакомка ухмыльнулась, словно услышала самую глупую шутку в мире. Ухмылка была холодной, расчетливой, и от неё по спине пробежал неприятный холодок. Она грациозно пошагала на в каблуках прямиком к Энн. Шаги эхом отдавались в ушах, нарушая тишину библиотеки и внушая ещё больше страха и отчаяния. Каждый щелчок каблуков приближал неизбежное, напоминая звук капающей воды, сводящей с ума в пустой комнате. С каждым шагом женщина сокращала дистанцию, вторгаясь в личное пространство, словно посягая на что-то, принадлежащее только Энн – её сущность, её личность.
— О, поверь, милочка, ты была такой со дня своего рождения! – голос девушки резко изменился, словно параллельно с ней говорил ещё один человек, прячущийся внутри. Будто бы её голос исказился через специальный микрофон, добавляя низкие, утробные ноты, искорёживая его. Это был не просто голос, а скорее вибрация, проникающая в кости, заставляющая внутренности сжиматься от ужаса.
Энн схватилась за голову, словно пытаясь остановить поток обрушивающихся на неё слов. Она сползала вниз по книжной полке, пока не оказалась сидящей на полу, прижавшись спиной к холодным деревянным панелям. Ею завладел страх, парализующий разум, сковывающий тело. Она не могла сосредоточиться на том, что Тай говорил ей совершенно другое, что она – избранная, что ей предназначено великое будущее. Тогда почему эта странная женщина говорит, что она демон? Почему она пришла, чтобы это сообщить? Что она хочет от неё?
Внезапно зрачки Энн сузились до крошечных точек, едва заметных, словно булавочные головки. Вслед за этим она издала пронзительный, нечеловеческий крик, который разорвал тишину библиотеки. Этот звук был наполнен невыносимой болью, глубоким отчаянием и первобытным, древним ужасом, словно сама душа Энн вырывалась наружу. Крик оказался настолько мощным и пронизывающим, что лампочки, рассеянно мерцавшие по всей комнате, вдруг лопнули одна за другой. Осколки стекла с грохотом осыпались на пол, и мгновенно погрузили помещение в кромешную тьму, словно сама ночь спустилась сюда. Единственным светом в этом мраке стали янтарные глаза незнакомки — холодные, сверкающие и полные ледяного торжества, словно она была воплощением самой тьмы.
В этот самый момент кто-то неожиданно схватил Энн за плечо. От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась. В темноте она сначала различила лишь смутный силуэт, но тут же узнала его безошибочно.
— Тай? — произнесла она, голос дрожал от смеси страха и удивления.
— Смертная, — ответил Тай, словно издеваясь, — ты не перестаёшь меня удивлять.
Его голос звучал с нарочитой небрежностью, будто он только что был вырван из масштабных событий вселенского значения и теперь вынужден заниматься мелочами и бытовыми проблемами.
На мгновение воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тихим звоном падающих осколков стекла. Незнакомка, стоявшая неподалёку, ухмыльнулась — в её взгляде мелькнуло скрытое удивление от той силы, что исходила от Энн. Она плавно сделала шаг вперёд, словно играя, и невинно оглядела Тая.
— Братик! — проговорила она, надувая губы, словно обиженный ребёнок, что казалось странным на фоне её хищного и холодного взгляда. — Я так долго тебя искала!
Её голос прозвучал одновременно и детским, и опасным. Энн, всё ещё ошарашенная, нервно перебирала волосы, пытаясь собраться с мыслями и понять, что же только что произошло.
Глаза Тая в темноте зловеще засверкали, а его фигура словно растворилась в тени, которая начала разрастаться вокруг него, превращая его в нечто жуткое и нечеловеческое. Энн, чувствуя нарастающую угрозу, медленно поднялась с пола, опираясь на ближайшую книжную полку.
— Я велел тебе истреблять демонов! — голос Тая стал искажённым и громким, словно раскат грома, — А не устраивать представления по всему свету!
Его слова разрывали воздух, а тень вокруг него сгущалась, словно живая, наполняя пространство холодом и страхом. В голове Энн начали звучать шепоты, проникшие в её сознание — «Боль... Страх... Отчаяние...» — эти слова проникали вглубь души, вызывая панику и ужас.
Но вскоре голос стих, и Тай снова стал самим собой — высокомерным, спокойным и холодным. Он поправил растрёпанные волосы и встал перед Энн, словно защищая её, хотя и казалось, что она хрупка, как тонкая ваза, которую можно разбить одним неловким движением.
— Ну что ты такой серьёзный? — усмехнулась она, — знаешь же, что я не могу убивать демонов.
Незнакомка показала на безымянный палец левой руки, где едва заметным мерцало кольцо. Что именно она хотела этим сказать, оставалось загадкой, но в ее взгляде читалась уверенность и скрытая игра.
— Что происходит? — прошептала Энн, ещё не отошедшая от шока. — Почему она говорит, что я демон? Тай, это правда?
Её голос дрожал, глаза наполнялись страхом. Но прежде чем Тай успел ответить, мир вокруг неё закружился, потемнело в глазах, и она рухнула в обморок, погрузившись в бездну неизвестности.
***
Пятнадцатью минутами ранее:
Тай лениво наблюдал за Дарком, корчащимся в муках в спортзале. Откровенно говоря, этот смертный был единственным из одарённых, кто не вызывал у Тая презрительное раздражение своей слабостью и жалкими страхами. К его удивлению, Дарк отличался несгибаемым бесстрашием и поразительной упёртостью, качествами, что заставляли его идти вперёд, как бы тяжело ни было. В отличие от прочих, он не сдавался.
— Мда, папаша смертной совсем расклеился. Аж смотреть тошно, — протянул Тай, картинно подперев голову рукой. Он окинул Дарка скучающим взглядом, словно тот был всего лишь досадной помехой в его божественном взоре.
— Тай, он всё-таки человек, а не Бог. Твои раны существенно отличаются от его. Но соглашусь, не понимаю, почему он не исцелился полностью. Ведь одарённые вроде как не должны страдать от последствий ранений, — заметил Лекс, взъерошивая перья от порыва ветра. Грифон говорил по существу, всегда прямой и рациональный. Тай тоже не до конца понимал, почему Дарк так медленно исцеляется, да и откуда у одаренного столько шрамов.
Решив разобраться, Тай сосредоточился, воздействуя на Дарка своей способностью видеть грехи. Прикрыв глаза, он погрузился в пучину его души. Внезапно на его губах появилась усмешка, исполненная превосходства. По его телу пробежала волна тёмной энергии, а сам Дарк почему-то резко перестал мучиться и начал разминать мышцы, словно внезапно исцелился.
— Тай, что ты сделал? Только не говори, что мы опять разгневаем кого-то из верхушки в Раю? — встревоженно произнёс Лекс, касаясь крылом руки хозяина.
Тай резко распахнул глаза, и на мгновение блеск его янтарных глаз сменился пугающей пустотой. Он пошатнулся и поднялся со скамейки, словно его вдруг покинули силы. Лекс забеспокоился. Он никогда не видел своего хозяина в таком состоянии.
— Он, видимо, разгневал моих коллег. Нарушил заповедь: «Не убивай». Так что был наказан. Ему даровали лишь бессмертие, а быстрое исцеление частично отобрали, чтобы он чувствовал боль, — пояснил Тай, потирая виски. Его состояние было мутным, а тело одолевала слабость. Похоже, даже богам порой приходится платить за свои "игры".
Лекс подошёл ближе, присаживаясь на траву. Что-то в поведении Тая его смущало, но что именно, он пока не мог понять. Да и этот упёртый бог греха никогда не расскажет о своих слабостях.
— Ну и что с тобой, владыка греха? — саркастично начал грифон, помахивая хвостом.
Тай остановился, вскидывая бровь в немом вопросе.
— Я забрал его грехи на себя, — произнёс Тай, пожимая плечами, словно это было самым обыденным делом на свете — забирать людские грехи, даруя им радость и "хорошую" загробную жизнь. Не совсем в стиле бога греха, предпочитающего упиваться чужими страданиями.
Лекс приготовился было задать следующий вопрос, но не успел. Лицо Тая внезапно исказила зловещая ухмылка. Его кулаки сжались до побелевших костяшек, и он процедил сквозь зубы одно лишь имя, полное ярости и ненависти: "Хаят". После чего, обратившись в клубящийся сгусток темной магии, Тай мгновенно исчез, оставив Лекса в полном одиночестве и недоумении.