Fairy Tail: По ошибке

  https://new.vk.com/audios115755283?q=hallelujah%20jensen  

«...Мы мо­жем го­ворить о мно­гом, но от­ри­цать то, что На­цу Драг­нил спло­ховал до­воль­но слож­но. Сра­зу ви­ден неп­ро­фес­си­она­лизм мо­лодо­го и еще нез­ре­лого ак­те­ра...»
Тем­пестер Е. Ко­ул/Twitter

Конь­як во рту был на вкус жгу­чим и мас­ля­нис­тым. На­цу дер­жал его во рту се­кунд пят­надцать (каж­дая прой­ден­ная се­кун­да бы­ла для не­го ма­лень­кой веч­ностью), чувс­твуя, как ал­ко­голь бук­валь­но разъ­едал его язык, но он про­дол­жал пе­река­тывать жид­кость по по­вер­хнос­ти язы­ка. Ког­да ре­цеп­то­ры пе­рес­та­ли ощу­щать что-ли­бо, он поз­во­лил се­бе сглот­нуть. По те­лу раз­ли­лось теп­ло, а на язы­ке ос­та­лось дре­вес­ное (ду­бовое) пос­левку­сие. От­рез­вля­юще. Как бы па­радок­саль­но это не зву­чало.

Квар­ти­ра про­пах­ла си­гарет­ным ды­мом и ед­ким за­пахом ал­ко­голя, но На­цу не об­ра­щал на это вни­мания, си­дя у под­но­жия ди­вана, с ка­ким-то стран­ным ин­те­ресом раз­гля­дывая за за­весой ды­ма очер­та­ния из­ви­лис­той ли­нии го­ризон­та Нью-Й­ор­ка. В ком­на­ту про­никал све­жий мо­роз­ный воз­дух, а На­цу пе­река­тывал меж­ду паль­цев ме­тал­ли­чес­кую бляш­ку на ко­жаном брас­ле­те.

По ули­це Пя­той Аве­ню раз­неслось за­выва­ние си­рен, ко­торое вих­рем под­ня­лось вверх.

«Нес­мотря на вы­сокий уро­вень ре­жис­су­ры и сце­нария, а так­же удач­но по­доб­ранно­го ак­тер­ско­го сос­та­ва, мы не мо­жем не от­ме­тить то, что ак­тер, ис­полня­ющий глав­ную роль, стал имен­но тем, ес­ли мож­но вы­разить­ся, „пер­вым бли­ном", ко­торый зас­та­вил пос­та­нов­ку по­катить­ся ко­мом. „Му­лен Руж" про­дол­жа­ет по­корять Брод­вей, но ис­то­рия об этом ин­ци­ден­те нав­сегда ос­та­нет­ся на стра­ницах му­зыкаль­ной ис­то­рии. Это­го уже не из­ме­нить»
The Times. Вы­пуск №334

На­цу рез­ко встал, с гром­ким сту­ком пос­та­вив ста­кан на прож­женную в нес­коль­ких мес­тах га­зету, ря­дом с до­вер­ху на­пол­ненной пе­пель­ни­цей. Нес­коль­ко ка­пель от брызг упа­ли на шер­ша­вые стра­ницы, раз­ма­зывая пе­чат­ные бук­вы. На­цу вы­тер ру­ки о ткань до­маш­них шта­нов, дви­нув­шись не­уве­рен­ным ша­гом в сто­рону ван­ной.

«Ин­ци­дент, про­изо­шед­ший на прош­лой не­деле в те­ат­ре Гер­швин на премь­ере мю­зик­ла „Му­лен Руж" мож­но наз­вать са­мым гром­ким скан­да­лом это­го го­да...»
Ви­де­об­логгер KyokaEterias

От­ра­жение в зер­ка­ле бы­ло ему нез­на­комым. Нек­то выг­ля­дел нас­толь­ко дерь­мо­во и убо­го, что хо­телось от­шатнуть­ся от не­го как от про­кажен­но­го. Или креп­ко об­нять. Или, луч­ше, с си­лой уда­рить.

На­цу ус­мехнул­ся, и Нек­то вто­рил ему. У Нек­то бы­ла двух­не­дель­ная ще­тина и крас­ные кру­ги под гла­зами. Нек­то выг­ля­дел так, буд­то не ел ни­чего, кро­ме си­гарет­но­го ды­ма. Нек­то, ка­залось, был нар­ко­маном или пь­яни­цей, и толь­ко На­цу знал, что Нек­то был прос­то раз­бит.

— Что? — за­дал он воп­рос от­ра­жению в этом кри­вом зер­ка­ле. У Нек­то в гла­зах чи­талась об­ре­чен­ность, ко­торая в эту же се­кун­ду пу­га­юще сме­нилась на уве­рен­ность и спо­кой­ствие. — Вре­мя нас­та­ло?

«На­цу Драг­ни­лу нуж­но бы­ло ос­та­вать­ся в сво­ем ми­ре с виз­жа­щими фа­нат­ка­ми, ко­торые те­кут толь­ко от од­но­го ви­да его ужас­но вык­ра­шен­ных во­лос. Боль­шая сце­на ока­залась маль­чиш­ке не по зу­бам...»
Кри­тик Эзель Е. Тар/Instagram

Он вти­рал в те­ло гель для ду­ша с за­пахом яб­лок с та­кой си­лой, что, ка­залось, хо­тел сод­рать с се­бя ко­жу живь­ем. На са­мом де­ле он хо­тел из­ба­вить­ся от, ка­жет­ся, впи­тав­шей­ся в ко­жу про­тив­ной во­ни си­гарет и ал­ко­голя, ко­торые по­роч­ны­ми приз­ра­ками сто­яли за его спи­ной, на­поми­ная о том, нас­коль­ко он был слаб.

Он сбрил ще­тину и по­чис­тил зу­бы на три ра­за. Он спо­лос­нул ли­цо ле­дяной во­дой и рас­че­сал не­пос­лушные пря­ди.

Он на­дел кос­тюм, при­готов­ленный дня­ми ра­нее и упа­кован­ный в три чех­ла, что­бы про­тив­ный за­пах, про­питав­ший всю квар­ти­ру, не осел на нем. Он уб­рал пус­тые бу­тыл­ки, стрях­нул пе­пел и по­чис­тил пе­пель­ни­цу. Он зак­рыл ок­но.

На ча­сах бы­ло ров­но две­над­цать, ког­да по квар­ти­ре раз­дался двер­ной зво­нок. На­цу на се­кун­ду ос­та­новил­ся, прик­рыв гла­за. Мо­мент, слов­но тон­кая ро­зовая лен­та, ус­коль­зал сквозь паль­цы, и имен­но сей­час он это ощу­тил как ни­ког­да яв­но.

Все это ка­залось слиш­ком стран­ным для не­го, и единс­твен­ное, о чем он мог ду­мать, так это о том, что быть зри­телем в этом те­ат­ре собс­твен­ных кош­ма­ров — са­мое страш­ное, что ког­да-ли­бо с ним про­ис­хо­дило.

Зво­нок пов­то­рил­ся.

На­цу от­крыл гла­за, уве­рен­но схва­тив со сто­ла клю­чи, пап­ку с до­кумен­та­ми и сто­ящий у две­рей ко­жаный сак­во­яж, и преж­де, чем от­крыть дверь, бро­сил ко­рот­кий взгляд в зер­ка­ло, встре­ча­ясь взгля­дом с Нек­то, кто был им. Раз­би­тым, раз­ла­га­ющим­ся че­лове­ком, ко­торый унич­то­жал сам се­бя. Жал­кой тенью се­бя бы­лого.

От­вернул­ся.

— Что ж, — вздох­нул он, ка­са­ясь паль­ца­ми хо­лод­ной руч­ки, — нач­нем.
На­цу уве­рен­но по­тянул дверь на се­бя, встре­ча­ясь взгля­дом со сто­яв­шей на по­роге де­вуш­кой, ко­торая улыб­ну­лась, как толь­ко уви­дела его. В ру­ках Лю­си был та­кой же не­боль­шой сак­во­яж, как у не­го, и алый шарф, об­мо­тан­ный вок­руг шеи. На гу­бах Лю­си не бы­ло алой по­мады, а гла­за не бы­ли гус­то нак­ра­шены. Лю­си выг­ля­дела по-прос­то­му прек­расной.

«Нас­то­ящей», — про­нес­лось у не­го в го­лове, преж­де чем он ши­роко улыб­нулся, по­дарив ей ко­рот­кий по­целуй.

— Прос­ти, что так дол­го. Пы­тал­ся ра­зоб­рать­ся с шерстью Хэп­пи на сво­ем кос­тю­ме. Чес­тно, я его ког­да-ни­будь убью!

— Ты толь­ко гро­зишь­ся, — улыб­ну­лась Лю­си, смот­ря за тем, как па­рень зак­ры­вал дверь. — У нас еще два ча­са до са­моле­та. Так что мо­жем не то­ропить­ся.

— Ес­ли бы он сей­час не был у Мис­тга­на, по­верь, од­ни­ми уг­ро­зами этот ме­шок с кос­тя­ми не обо­шел­ся бы, — за­верил ее На­цу.

— Ну-ну.

Они дви­нулись к лиф­ту. От Лю­си пах­ло ко­фе и ла­ван­дой, а На­цу, ка­залось, до сих пор чувс­тво­вал на се­бе за­пах сто­ящих за его спи­ной приз­ра­ков.

Лифт дви­гал­ся бес­шумно, в то вре­мя как На­цу раз­гля­дывал в зер­каль­ном от­ра­жении его две­рец спо­кой­ное ли­цо Лю­си.

«Нас­то­ящей...»

Он по­чувс­тво­вал, как ног­ти впи­ва­ют­ся в ко­жу ла­дони. На­цу прик­рыл гла­за.

«В от­ли­чие от те­бя», — про­шеп­тал его Нек­то в са­мое ухо.

«И всех ин­те­ресу­ет толь­ко один воп­рос... Ку­да же про­пала упав­шая с не­бос­во­да звез­да?»
The Big Apple. Вы­пуск № 324

***

По­лет до Порт-Ар­ту­ра за­нимал чуть боль­ше трех ча­сов. На­цу сжи­мал в сво­ей ру­ке хо­лод­ную ру­ку Лю­си, по­ка та спо­кой­но слу­шала раз­но­сящу­юся из на­уш­ни­ков му­зыку.

Он от­четли­во слы­шал мо­тивы «Hallelujah». С зак­ры­тыми гла­зами и мер­но под­ни­ма­ющей­ся груд­ной клет­кой, На­цу де­лал вид, что спит, тем вре­менем, про се­бя, ти­хо вто­ря сло­вам.


She tied you
И вот под ва­ми
To a kitchen chair
Та­бурет,
She broke your throne, and she cut your hair
А трон раз­бит, ко­роны нет


Порт-Ар­тур встре­тил их зас­не­жен­ны­ми до­рога­ми и по­калы­ва­ющим хо­лодом. На На­цу был шарф, скры­ва­ющий по­лови­ну его ли­ца и шап­ка, ко­торую ему приш­лось на­деть, что­бы спря­тать яр­кие, прив­ле­ка­ющие вни­мания во­лосы. Хоть Порт-Ар­тур не был Нью-Й­ор­ком, и на его ти­хих, пок­ры­тых бе­лос­нежным сне­гом улоч­ках встре­тить нас­тырных жур­на­лис­тов бы­ло прак­ти­чес­ки не­воз­можно, подс­тра­ховать­ся сто­ило всег­да. Он не был сей­час в сос­то­янии от­ве­чать на воп­ро­сы. Не был го­тов к вспыш­кам ка­мер и к сло­вам, ко­торые бы наж­дачной бу­магой прош­лись по его све­жим ра­нам.

Он ни к че­му сей­час не был го­тов.


You say I took the name in vain
Вы пра­вы: я свя­тых не знал


Снег под но­гами хрус­тел. Об­раз ря­да мо­гиль­ных плит, выг­ля­дывав­ших из-под зем­ли, въ­едал­ся под са­мую кор­ку моз­га, зас­тавляя чувс­тво­вать се­бя не­уют­но. В ти­ши клад­би­ща эти из­ва­яния пред­ста­вали в гла­зах На­цу не име­нами, вы­сечен­ны­ми на кам­нях, а жи­выми, ды­шащи­ми и ког­да-то имев­ши­ми та­кие же меч­ты, как и у лю­бого нор­маль­но­го че­лове­ка, людь­ми.

На­цу не лю­бил клад­би­ща.

На­цу не хо­тел сей­час сто­ять здесь, пе­ред сов­сем но­вой мо­гиль­ной пли­той, на бе­лом мра­море ко­торой чер­ны­ми бук­ва­ми бы­ло вы­сече­но:

Иг­нил Е. Драг­нил.
1969—2020 гг.
Лю­бяще­му му­жу, бра­ту, от­цу.
«И пусть пла­мя в тво­ем сер­дце не по­гас­нет ни­ког­да...»

— Мне пой­ти с то­бой? — раз­ре­зал ти­шину го­лос Лю­си. Ее ла­донь не­весо­мо ка­салась его пле­ча, и в этом жес­те бы­ло так мно­го не­выс­ка­зан­ных слов, ко­торые не нуж­да­лись в том, что­бы быть ска­зан­ны­ми. На­цу по­нимал. И от то­го, что чувс­тво­вал, как внут­ренне мед­ленно уми­ра­ет и раз­ла­га­ет­ся, но не мо­жет до кон­ца до­верить­ся ей... он чувс­тво­вал се­бя пос­ледним коз­лом.

Лю­бую боль мож­но бы­ло скрыть за мас­кой ши­рокой улыб­ки.

Но На­цу ка­залось, что с каж­дой но­вой фаль­ши­вой улыб­кой, час­тичка его нас­то­яще­го уми­рала внут­ри не­го.

А вмес­те с этим вес ла­дони на его пле­че ста­новил­ся боль­ше. Ка­залось, она спо­соб­на бы­ла вда­вить его в зем­лю, но на са­мом де­ле, в этом пус­том клад­би­ще, ка­сания Лю­си бы­ли не­весо­мыми.

— Нет, — про­шеп­тал На­цу, сде­лав по­рывис­тый шаг впе­ред. Слиш­ком пос­пешный, что­бы Лю­си не за­мети­ла, но он ни­чего не мог с со­бой по­делать. Же­лание как мож­но быс­трее сбе­жать от ее при­кос­но­вений бы­ло слиш­ком ве­лико.

На хо­лод­ном мра­море ле­жала тол­стая шап­ка сне­га. На­цу нак­ло­нил­ся впе­ред, по­ложив на снег алые бу­тоны пи­онов, ря­дом с уже ле­жав­ши­ми вен­ка­ми из яр­ко-си­них ва­силь­ков (от ма­мы), бе­лых тюль­па­нов (от Фул­лбас­те­ров) и дру­гих не­из­вес­тных ему цве­тов от лю­дей, чьи фа­милии он слы­шал всколь­зь.

Гла­за заж­гли сле­зы. Хо­лод­ный мра­мор под по­душеч­ка­ми паль­цев да­рил теп­ло, ко­торое сей­час не мог­ло по­дарить нич­то, и он сжи­мал его изо всех сил, так и не ра­зог­нувшись, не­видя­щим взгля­дом смот­ря на ос­трые ле­пес­тки ва­силь­ков. Цве­тов, ко­торые ког­да-то отец впер­вые по­дарил ма­ме. На­цу су­дорож­но вдох­нул. Ему ка­залось, что как толь­ко он вып­ря­мит­ся, он уже не смо­жет сдер­жи­вать­ся, и все те мас­ки, все его фаль­ши­вые улыб­ки и на­рочи­то без­за­бот­ный тон... все это раз­ле­тит­ся к чер­тям. Он не смо­жет сдер­жать слез. И он не смо­жет сдер­жать ту но­ющую боль под са­мым сер­дцем. Он во­об­ще боль­ше ни­чего не смо­жет.

Ла­донь Лю­си, та са­мая, ко­торая бы­ла для не­го не­посиль­ным гру­зом, креп­ко сжа­ла его пле­чо, и ма­лень­кий цве­ток ла­ван­ды лег по­верх его пи­онов.

Она мол­ча­ла, и ее мол­ча­ние бы­ло крас­но­речи­вей слов.

На­цу вып­ря­мил­ся. На его гу­бах иг­ра­ла улыб­ка, и в пос­ледний раз про­ведя по хо­лод­но­му мра­мору паль­ца­ми, он раз­вернул­ся, под­няв го­лову на­верх. Не­бо бы­ло за­тяну­то тон­кой се­рой ву­алью об­ла­ков. Ско­ро пе­реда­вали снег.

— Ты в по­ряд­ке? — ос­то­рож­но спро­сила Лю­си, уб­рав ру­ку с его пле­ча.

— Ко­неч­но, — спо­кой­но про­гово­рил он, поз­во­ляя фаль­ши­вой улыб­ке рас­тя­нуть­ся ши­ре. — Сра­зу ста­ло лег­че, — ложь. — Мне дей­стви­тель­но нуж­но бы­ло при­ехать сю­да, что­бы, на­конец, — На­цу бро­сил ко­рот­кий взгляд на мо­гиль­ную пли­ту, впи­тывая в се­бя этот об­раз — бе­лос­нежно­го мра­мора, сли­ва­юще­гося с нет­ро­нутым сне­гом и чер­ны­ми, яр­ким кон­трас­том вы­деля­ющи­мися бук­ва­ми, — поп­ро­щать­ся.

Он встре­тил­ся с Лю­си взгля­дом, вни­матель­ным и ис­пы­ту­ющим, и он не от­во­дил глаз, вы­дер­жи­вая этот зри­тель­ный кон­такт. У Лю­си на рес­ни­цах бы­ли нес­коль­ко сне­жинок, а в ее тем­но-ко­рич­не­вых гла­зах мож­но бы­ло уви­деть ян­тарные кра­пин­ки, у са­мого зрач­ка. Лю­си от­верну­лась, и он на­де­ял­ся, что она по­вери­ла его спек­таклю.

Ка­кой был па­радокс. Че­лок, ко­торый всю жизнь го­ворил ей до­верять лю­дям и быть чес­тной... врал ей са­мой. На­цу бы­ло тош­но от са­мого се­бя. Но, нап­равля­ясь к вы­ходу из клад­би­ща, На­цу с об­ре­чен­ностью осоз­нал, что сле­довать со­ветам не всег­да бы­ло так­же лег­ко, как и да­вать их.

В этом бы­ла прав­да его жиз­ни.

***

К: Тег #дра­коны­нес­го­ра­ют на пер­вом мес­те в ми­ровых.
[прик­репле­но 1 изоб­ра­жение]

За­метим, что ак­цию под­держа­ли не толь­ко фа­наты На­цу Драг­ни­ла, но и дру­гие ме­дий­ные лич­ности, ко­торые выс­ка­зали сло­ва со­чувс­твия и под­дер­жки в это тя­желое для не­го вре­мена.
Мо­дель Флер Ко­лон­на уже за­пус­ти­ла пе­тицию, что­бы роль Крис­ти­ана вновь вер­ну­лась На­цу (ссыл­ка: http//petitions.com/122355). Ее под­пи­сали уже 225 ты­сяч че­ловек.
Как уже со­об­ща­лось ра­нее, от На­цу ни­каких за­яв­ле­ний не пос­ту­пало. Ве­рим, что он в по­ряд­ке, и близ­кие лю­ди и под­дер­жка фа­натов не поз­во­лят ему опус­тить ру­ки.
#дра­коны­нес­го­ра­ют

М: Я так пе­режи­ваю за не­го! Отец умер, так еще и премь­ера всей его жиз­ни бы­ла сор­ва­на. Это прос­то ужас­но! На­де­юсь, он ви­дит всю эту под­дер­жку, ко­торую ему по­сыла­ют лю­бящие его фа­наты! Мы ведь семья! #дра­коны­нес­го­ра­ют
Л: Во всей этой си­ту­ации ме­ня бе­сят «кри­тики», ко­торые счи­та­ют, что смерть от­ца не яв­ля­ет­ся ува­житель­ной при­чиной для сры­ва! Бес­чувс­твен­ные коз­лы
Ф: Но­вый Крис­ти­ан в под­метки На­цу не го­дит­ся! >_<
Д: Я бы­ла на премь­ере, и пос­та­нов­ка бы­ла прос­то не­ре­аль­ной! Но уже во вто­ром ак­те ста­ло по­нят­но, что что-то слу­чилось... Очень пе­режи­ваю за На­цу! #дра­коны­нес­го­ра­ют
Е: Лю­ди, вы ви­дели но­вую статью от гни­лого яб­ло­ка, име­ну­емо­го се­бя «The Big Apple»?
К: Это та статья, в ко­торой они от­ка­зались от всех сво­их прош­лых слов? Го­ворят, их ин­форма­тор слил­ся.
М: Где-то слы­шала, что ин­форма­тором бы­ла ме­нед­жер На­цу.
К: М, Эвер? Что-то с тру­дом ве­рит­ся.
М: К, а по­чему нет? Она эти­ми стать­ями при­лич­ную шу­миху под­ня­ла. Да и всю эту ин­форма­цию мог­ла знать из пер­вых уст, пря­миком от На­цу. Ин­те­рес­но дру­гое, он знал о том, кто сли­ва­ет ин­фу?
Ф: Воу-воу-воу, лю­ди, так зна­чит вся эта ахи­нея с На­цу и Лю­си прав­да? Они что ре­аль­но вмес­те?
Л: Ф, Я те­бе боль­ше ска­жу, мой друг, Лю­си имен­но та де­вуш­ка, с ко­торой он ког­да-то пе­репи­сывал­ся!
Ф: Л, ПА­ЕН­РИ­ЦА­ЕЦ­РМИ­АМЦ­ПМОРПНВМЦРОВМНММ
К: Че­ловек в шо­ке
Д: #дра­коны­нес­го­ра­ют: D

***

— Все не так ужас­но, как ты ду­ма­ешь, — за­мети­ла Лис, мед­ленно про­маты­вая на Мак­бу­ке стра­ницу ка­кой-то статьи. — По край­ней ме­ре, 60% всех от­кли­ков по­ложи­тель­ные.

— А из этих 60-и 90% на­писа­ны в ду­хе «у не­го умер отец, да­вай­те по­жале­ем его», — ска­зал На­цу, по­давая де­вуш­ке круж­ку с го­рячим лат­те. Се­бе же он сде­лал креп­кий ко­рет­то с двой­ной пор­ци­ей конь­яка. Аро­мат ко­фе заг­лу­шал за­пах ал­ко­голя. То, что и бы­ло нуж­но. — Лис, ме­ня не нуж­но ус­по­ка­ивать. Я не па­рюсь по это­му по­воду, и на все это мне от­кро­вен­но пле­вать, — ложь.

Ли­сан­на пос­мотре­ла на не­го из-за крыш­ки мак­бу­ка. В ее взгля­де не бы­ло ни кап­ли до­верия к его сло­вам.

— Я знаю те­бя двад­цать лет, На­цу Драг­нил. И я знаю, ка­ким ты скрыт­ным гов­ню­ком иног­да мо­жешь быть.

— Со мной все в по­ряд­ке, Лис, прав­да, — мед­ленно, вы­гова­ривая каж­дое сло­во, про­гово­рил На­цу, изо всех сил ста­рай­ся убе­дить ее (се­бя) в этом. — Да, это неп­ри­ят­но. Да, я чер­тов­ски ску­чаю по от­цу, и да, моя карь­ера сей­час ви­сит на во­лос­ке. Но на этом свет кли­ном не со­шел­ся. Ра­но или поз­дно вся эта шу­миха уля­жет­ся, а боль при­тупит­ся. Сей­час мо­ей глав­ной за­дачей яв­ля­ет­ся упор­ная ра­бота, а не са­моби­чева­ние. Ес­ли я вы­пущу но­вый аль­бом, ко­торый бу­дет луч­шим в мо­ей карь­ере, раз­ве кто-то вспом­нит о том, что про­ис­хо­дит сей­час? Это ста­нет лишь оче­ред­ной стра­ницей в ис­то­рии мо­ей карь­еры, — ко­фе был го­рячим и сог­ре­ва­ющим, а от­ра­жение его ли­ца на его тем­ной по­вер­хнос­ти неп­ро­ница­емым. — А пос­ле та­кого скан­да­ла ажи­отаж вок­руг мо­его твор­чес­тва бу­дет ог­ро­мен. Как ска­зала Эвер, — На­цу ус­мехнул­ся сво­ему от­ра­жению, — «чем боль­ше скан­дал, тем боль­ше про­дажи».

Де­вуш­ка мед­ленно зак­ры­ла крыш­ку ма­ка.

— Я не уз­наю те­бя, На­цу, — про­шеп­та­ла она, по­дод­ви­нув­шись к не­му. Ка­сания ее теп­лых рук к его собс­твен­ным не бы­ли ус­по­ка­ива­ющи­ми. Он нап­рягся, чувс­твуя се­бя заг­нанным в угол зве­рем, и го­лубые гла­за Ли­сан­ны, вни­матель­но вгля­дыва­ющи­мися в его ли­цо, бы­ли для не­го ар­ба­летом, спо­соб­ным в лю­бой мо­мент вы­пус­тить стре­лу. Он фи­зичес­ки чувс­тво­вал ис­хо­дящую от нее опас­ность. Она слиш­ком хо­рошо его зна­ла. Она мог­ла сво­ими теп­лы­ми ка­сани­ями и сло­вами, про­ника­ющи­ми глуб­же, чем чьи-ли­бо еще, унич­то­жить все его мас­ки. Она и Грей — два че­лове­ка, ко­торых он бо­ял­ся, за­пер­тый в сво­ем мыль­ном пу­зыре.

— Я все тот же, — на­конец, от­ве­тил он ей, но зве­нящий в ти­шине го­лос и зас­тывшее в нап­ря­жении те­ло вы­дава­ли его с го­ловой.

Ли­сан­на ос­то­рож­но вы­тяну­ла из рук На­цу ста­кан, пос­та­вив его на сто­лик, и об­хва­тила его ла­дони.

— Нет, это не так, — про­шеп­та­ла она. — Ты не тот же. И ник­то не был бы тем же, пе­режив та­кое. Ты не сла­вишь­ся сталь­ны­ми нер­ва­ми. Ты не как Лю­си. Ты ра­ним, и я знаю, — Ли­сан­на кос­ну­лась его гру­ди, там, где гул­ко би­лось сер­дце, — что здесь, как бы ты не пы­тал­ся пря­тать­ся, у те­бя все ру­шит­ся. Я знаю это, по­тому что я знаю те­бя. Ты всег­да это де­лал. Пря­тал свою боль, лишь бы дру­гие не пе­режи­вали за те­бя. Но это не вы­ход. Так ты толь­ко раз­ру­шишь се­бя и при­чинишь боль лю­дям, ко­торым ты до­рог. До­верь­ся ко­му-ни­будь... поз­воль, что­бы кто-ни­будь по­мог те­бе. Не я или Грей, так пусть хо­тя бы Лю­си. Ес­ли ты мо­жешь до­верить­ся толь­ко са­мому близ­ко­му че­лове­ку, так до­верь­ся ей. Пря­тать­ся и пы­тать­ся спра­вить­ся со всем са­мим — не вы­ход, и глу­боко в ду­ше ты это зна­ешь.

До­верить­ся? Пе­рело­жить на ко­го-то свои проб­ле­мы? Зас­та­вить пе­режи­вать? Зас­та­вить ис­пы­тывать боль и со­чувс­твие? Он не хо­тел это­го. Он хо­тел, что­бы все ос­та­валось по-преж­не­му. Хэп­пи в но­гах и звон шес­ти бу­диль­ни­ков, раз­ноцвет­ные брас­ле­ты и улыб­ка Лю­си, аро­мат ко­фе и звон ко­локоль­чи­ков. Он не хо­тел жа­лос­ти. Он не хо­тел ви­деть, как лю­ди, ко­торых он при­вык ви­деть улы­ба­ющи­мися, из­ме­нялись в ли­це под тя­жестью его де­монов. Он не хо­тел ви­деть жа­лость в гла­зах Лю­си или слы­шать кли­широ­ван­ное «все бу­дет хо­рошо». Он и так это знал. Он знал, что «зав­тра» — луч­шее ле­карс­тво. Что од­нажды «зав­тра» бу­дет дру­гим, и все, что сей­час разъ­еда­ет ду­шу, мед­ленно уй­дет, и он мог спра­вить­ся с этим в оди­ноч­ку. Ему все­го лишь ну­жен был гло­ток брен­ди, что­бы за­быть на нес­коль­ко ча­сов. Ему нуж­на бы­ла од­на за­тяж­ка не­доро­гих си­гарет. Ему все­го лишь на вре­мя нуж­но бы­ло что-то, что по­мог­ло бы ему пе­режить «се­год­ня» в ожи­дании это­го «зав­тра».

На­цу пос­мотрел в гла­за де­вуш­ки. Бес­по­кой­ство и неп­реклон­ность. Она не от­сту­пит, по­ка не по­лучит свое.

— Хо­рошо, Лис, — дал он то, что так хо­тела под­ру­га. И хоть он врал ей сей­час, где-то на краю соз­на­ния по­яви­лась ду­рац­кая мысль «а мо­жет?..» — Я по­гово­рю с Лю­си.
Ли­сан­на улыб­ну­лась, обод­ря­юще сжав его ру­ки, пе­ред тем как встать и вер­нуть­ся на свое мес­то.

— Вот и от­лично. И ес­ли я уз­наю, что ты не по­гово­рил, я при­тащу сю­да Га­жила и Грея, и вот тог­да те­бе дей­стви­тель­но не поз­до­ровит­ся.

На­цу ус­мехнул­ся, спря­тав свою улыб­ку в круж­ке с ко­фе. Уг­ро­зы бы­ли дей­ствен­ны. Вот толь­ко Грей был в ме­довом ме­сяце, да­леко в Ев­ро­пе, а Га­жил был пол­ностью пог­ру­жен хло­пота­ми и без­гра­нич­ной люб­ви к ма­лень­ко­му чу­ду Роб­би Рей­чел Рэд­фокс.

Имен­но в это вре­мя... Имен­но сей­час... Он был оди­нок.
По край­ней ме­ре, он так ду­мал.

***

В до­ме Га­жила и Ле­ви бы­ло у­ют­но. Мяг­кие дре­вес­ные то­на и за­пах цве­тов и раз­рыхлен­ной поч­вы (Ле­ви са­жала са­жен­цы фи­алок, ког­да они пе­рес­ту­пили по­рог), ти­хо иг­ра­ющая в гос­ти­ной му­зыка и ле­жащие на жур­наль­ном сто­лике од­на по­верх дру­гой кни­ги и ис­пи­сан­ные лис­ты бу­маги. В этом до­ме чувс­тво­вал­ся до­маш­ний у­ют, ко­торый мог­ла соз­дать толь­ко семья. Два лю­бящих че­лове­ка с их ма­лень­ким ми­ром, за­точен­ным в сте­нах не­боль­шой квар­ти­ры в Брон­ксе.

На­цу сжи­мал в ру­ках боль­шую, поч­ти в пол его рос­та плю­шевую зай­чи­ху, от шер­сти ко­торой по­чему-то хо­телось чи­хать. Лю­си же с улыб­кой по­дари­ла под­ру­ге бу­кет хри­зан­тем и ко­рот­кий по­целуй в ще­ку.

— Га­жил бу­дет чуть поз­же, — улыб­ну­лась Ле­ви, при­нимая бу­кет. — Вы про­ходи­те. Я сей­час пос­тавлю чай­ник. Стинг не­дав­но при­вез от­личный ле­пес­тко­вый чай с фрук­та­ми. Уди­витель­ный вкус.

Для На­цу эта квар­ти­ра бы­ла дру­гим ми­ром. Теп­лым и до­маш­ним, и хо­тя бы на не­кото­рое вре­мя ему хо­телось по­быть здесь и пог­реть­ся, преж­де чем вер­нуть­ся в при­выч­ный хо­лод и оди­ночес­тво.

Он улы­бал­ся и шу­тил. Он поз­во­лял сво­ему те­лу ду­рачить их, хоть все его ес­тес­тво и же­лало крик­нуть «по­моги­те...». Ин­те­рес­но, что это бы­ло? Гор­дость? Страх? По­чему это не­ведо­мое что-то не да­вало ему воз­можнос­ти вы­гово­рить­ся? По­чему он про­дол­жал улы­бать­ся, внут­ренне уми­рая. От всех этих прес­ле­ду­ющих его мыс­лей, пе­режи­ваний и стра­хов не­из­ве­дан­но­го бу­дуще­го? От той со­сущей под сер­дцем пус­то­ты от по­тери до­рого­го че­лове­ка. От то­го, что меч­та, к ко­торой он так стре­мил­ся, раз­ру­шилась в один миг. От то­го, что все, что он рань­ше счи­тал важ­ным, сей­час для не­го не сто­ило ни­чего.

— Ни­ког­да не ду­мала, что ска­жу это, — выр­ва­ла его из мыс­лей Лю­си, и На­цу нес­коль­ко раз мор­гнул. Они шли по ожив­ленной ули­це Тай­мс-сквер, и сол­нце уже дав­но скры­лось за го­ризон­том. Ми­мо про­лета­ли жел­тые так­си, на глян­це­вых ка­потах ко­торых от­ра­жались мил­ли­оны ог­ней веч­но нес­пя­щего го­рода. Лю­си шла чуть впе­реди, уве­рен­ная и неп­реклон­ная, как всег­да. Ли­сан­на бы­ла пра­ва. Хар­тфи­лия бы­ла силь­ной, Снеж­ной Ко­роле­вой, сталь­ной и хо­лод­ной, и что бы не про­ис­хо­дило в ее жиз­ни, он был уве­рен, она бы не сло­малась так лег­ко, как сло­мал­ся он. — Из Га­жила по­лучил­ся от­личный отец. Я ког­да-то не очень одоб­ря­ла его. Ле­ви моя луч­шая под­ру­га, и она мне как сес­тра. По­чему-то всег­да я пред­став­ля­ла, что ее из­бран­ни­ком бу­дет ка­кой-ни­будь ми­лый па­рень с фа­куль­те­та прик­ладной фи­зики, в оч­ках и оча­рова­тель­ной улыб­кой, ко­торый бы но­сил за ней сум­ку и уго­щал фис­ташко­вым мо­роже­ным. Уди­витель­но, не прав­да ли? Жизнь пре­под­но­сит иног­да те еще ви­ражи...

На­цу не­ожи­дан­но зас­тыл, чувс­твуя, как вре­мя мед­ленно за­мед­ли­ло свой ход. Нич­то: ни иду­щие по­зади не­го лю­ди, ни шум ноч­но­го го­рода, нич­то сей­час не име­ло зна­чения. Толь­ко уда­ля­юща­яся спи­на Лю­си, ее ко­рот­кие свет­лые во­лосы и алый шарф от­четли­во сто­яли пе­ред гла­зами, слов­но это бы­ло единс­твен­ным, что он мог сей­час ви­деть.

И не­ожи­дан­но что-то внут­ри не­го обор­ва­лось. Пус­то­та. Все­пог­ло­ща­ющая и пу­га­ющая за­пол­ни­ла все его нут­ро. И имен­но сей­час, стоя пос­ре­ди ожив­ленно­го Тайм-Сквер он по-нас­то­яще­му по­чувс­тво­вал, что ло­ма­ет­ся. Мед­ленно, ку­сочек за ку­соч­ком мас­ка кро­шилась и рас­сы­палась. Он раз­вернул­ся, толь­ко что­бы не ви­деть эти свет­лые во­лосы, но об­раз въ­ел­ся так глу­боко, что, ка­жет­ся, от­пе­чатал­ся с внут­ренней сто­роны век. И он не знал, что же ста­ло его спус­ко­вым крюч­ком. Он толь­ко чувс­тво­вал, что все его на­деж­ды об од­нажды нас­ту­пив­шем «зав­тра»... ни­ког­да не оп­равда­ют­ся. Его карь­ере ко­нец, а отец боль­ше ни­ког­да не поз­во­нит, что­бы с при­выч­ной теп­ло­той в го­лове спро­сить, как у не­го де­ла. Он боль­ше ни­ког­да не уви­дит его улыб­ку. Ни­ког­да не ус­лы­шит зву­ки ги­тары из-под лов­ких паль­цев. Ни­ког­да не по­чувс­тву­ет род­ной за­пах мо­ря и уг­ля.

И он под­ста­вил сто­ликих лю­дей. Он унич­то­жил все, что так дав­но стро­ил, и са­мое ужас­ное, он был слаб, что­бы прос­то под­нять­ся и пой­ти даль­ше.

Он не мог.

Не­ожи­дан­но хо­лод­ная чу­жая (род­ная) ла­донь об­хва­тила его. Креп­ко и силь­но, так, что­бы он по­нял, что его не от­пустят. Лю­си сто­яла ров­но, смот­ря пря­мо пе­ред со­бой, и со сто­роны мог­ло ка­зать­ся, что они прос­то рас­смат­ри­вали свер­ка­ющий в но­чи рек­ламные вы­вес­ки.

— Мой отец из­вестен как че­ловек со сталь­ным сер­дцем, — го­лос Лю­си был ти­хим, и шум ожив­ленной ма­гис­тра­ли поч­ти пе­рек­ры­вал его, но На­цу слы­шал каж­дое сло­во, буд­то она шеп­та­ла их ему в са­мое ухо. — Он ре­шите­лен в сво­их дей­стви­ях, жес­ток с кон­ку­рен­та­ми и ува­жа­ем в об­щес­тве. И что бы не про­ис­хо­дило в его жиз­ни... он не из­ме­нял се­бе. Нич­то не мог­ло зас­та­вить по­шат­нуть­ся его сталь­ное тер­пе­ние и вы­дер­жку. И это имен­но то, что я ког­да-то пе­реня­ла у не­го. В ра­боте и с кол­ле­гами не поз­во­лять ни­чему по­шат­нуть твое рав­но­весие. Но... — Лю­си на мгно­вение за­мол­кла, — ник­то не зна­ет, что ког­да умер­ла моя ма­ма, Джу­до Хар­тфи­лий си­дел в сво­ем ка­бине­те и на­пивал­ся до по­тери соз­на­ния. Он пил мно­го, что­бы за­быть­ся, он пил час­то и прак­ти­чес­ки не пе­рес­та­вая. Я слы­шала, как он хо­дил по ка­бине­ту, как что-то го­ворил, а иног­да кри­чал. Он сры­вал­ся, но... толь­ко за сте­нами сво­его ка­бине­та, толь­ко там он поз­во­лял се­бе быть сла­бым. Ког­да же он вы­ходил от­ту­да, ник­то бы не мог и ска­зать, что днем ра­нее он опус­то­шил нес­коль­ко бу­тылок конь­яка. И он вы­ходил на ули­цу и вел се­бя так­же, как вел обыч­но. Ник­то не за­мечал, как внут­ри он уми­рал, по­ка од­нажды я не вош­ла к не­му в ка­бинет, — паль­цы Лю­си пе­реп­ле­лись с его, и в один миг, эта ма­лень­кая ла­донь пе­рес­та­ла ка­зать­ся ему тяж­ким гру­зом. И хо­лод, ко­торый она ис­то­чала, прев­ра­тил­ся в теп­ло. Мяг­кое и об­во­лаки­ва­ющее. — Сле­зы и боль — это не сла­бость, На­цу. Мы лю­ди, и ког­да нам пло­хо, са­мое худ­шее, что мо­жем мы сде­лать, это за­точить эту боль в се­бе, поз­во­ляя ей раз­ру­шать те­бя из­нутри. Иног­да сто­ит от­крыть­ся, как бы слож­но это ни бы­ло. Вмес­те бо­роть­ся всег­да лег­че.

Хо­лод­ный воз­дух осе­дал на ко­же. Од­на рек­ла­ма мгно­вен­но сме­нялась дру­гой, и го­лоса сот­ни лю­дей на­пол­ни­ли его ти­шину.

Теп­ло, ко­торое да­рила ла­донь Лю­си, на­чало мед­ленно рас­простра­нять­ся по те­лу, и под са­мым сер­дце, там, где зи­яла пус­то­та, по­яви­лись пер­вые от­го­лос­ки теп­ла, буд­то что-то на­чало за­пол­нять его ды­ру.

— Твой отец спра­вил­ся? — прак­ти­чес­ки нес­лышно спро­сил На­цу.

Лю­си улыб­ну­лась, вдох­нув пол­ной грудью.

— Да. Он на­шел в се­бе си­лы до­верить­ся са­мому близ­ко­му ему че­лове­ку, — де­вуш­ка по­вер­ну­лась к не­му ли­цом, и в ее ка­рих гла­зах он уже уви­дел то, что она со­бира­лась ска­зать уве­рен­ным и не­поко­леби­мым го­лосом. — Он до­верил­ся мне.

И в ее сло­вах бы­ла си­ла, ко­торой так сей­час ему не хва­тало.

На­цу пе­ревел взгляд на воз­вы­ша­ющи­еся над ни­ми не­бос­кре­бы. Сер­дечные рит­мы зву­чали у не­го в ушах, и сей­час он был здесь, сей­час, дер­жа ру­ку до­рого­го ему че­лове­ка, как ни­ког­да он по­чувс­тво­вал се­бя сво­бод­ным и за­щищен­ным. Как ни­ког­да он ощу­щал, что ря­дом с ним есть креп­кое пле­чо, ко­торо­му он мог до­верить­ся.

Воз­можно, это бу­дет слож­но — рас­крыть пе­ред кем-то свои сла­бос­ти и стра­хи.
Но...

На­цу под­нял го­лову, поз­во­лив тем­ной си­неве ноч­но­го не­бос­во­да пог­ло­тить се­бя.

... не­бо над Нью-Й­ор­ком про­дол­жа­ло быть бес­ко­неч­ным и ос­та­валось толь­ко рас­пра­вить крылья и поз­во­лить се­бе вос­па­рить.

И от всех этих чувств он, на­конец, поз­во­лил пер­вой оди­нокой сле­зе мед­ленно ска­тить­ся по ще­ке, а пос­ле, сор­вать­ся и по­рывис­то об­нять Лю­си, спря­тав ли­цо в во­роте ее паль­то. Об­нять до хрус­та в кос­тях, как единс­твен­ную со­ломин­ку, ко­торая мог­ла спас­ти его из этой пу­чины от­ча­яния.

Нью-Й­орк про­дол­жал ды­шать и жить. И ник­то не об­ра­щал вни­мания на этих дво­их, пог­ру­жен­ных в свой мир, про­питан­ный аро­матом ко­фе, ус­по­ка­ива­ющи­ми объ­ять­ями и ти­хим от­ча­ян­ным ше­потом.

Мир, ко­торый они пос­тро­или не... по ошиб­ке.

***
6 лет спус­тя

— И сно­ва, здравс­твуй­те. Мы вер­ну­лись к вам, до­рогие ра­ди­ос­лу­шате­ли, под за-во­ражи­ва­ющие рит­мы пес­ни «Weird girl» в ис­полне­нии груп­пы «Flying Dragons». И сей­час я хо­тел бы пред­ста­вить вам на­шего се­год­няшне­го гос­тя! Вы умо­ляли нас, вы за­вали­вали на­шу поч­ту и об­ры­вали те­лефон­ные про­вода с од­ной лишь толь­ко прось­бой: «Поз­воль нам, „Ocean Line", поз­воль ус­лы­шать на тво­их вол­нах вол­шебный го­лос Ма­лень­ко­го Прин­ца!», а имен­но под та­ким псев­до­нимом и из­вестен не­под­ра­жа­емый ху­дож­ник Ро­мео Ком­больт! И мы ус­лы­шали ва­ши мо­лит­вы! Да­мы и гос­по­да, пря­мо нап­ро­тив ме­ня, ши­роко улы­ба­ясь и оча­рова­тель­но крас­нея, си­дит тот, чьи хол­сты за­вора­жива­ют, а улич­ная жи­вопись зас­тавля­ет ос­та­новить­ся и за­быть свое имя и то, ку­да ты идешь! Ро­мел, при­вет!

— Здравс­твуй­те, — улыб­нулся па­рень, мах­нув ру­кой в сто­рону ка­меры, ко­торая ве­ла он­лайн-тран­сля­цию.

Джей­сон энер­гично за­махал ру­кой, от воз­бужде­ния, ка­жет­ся, го­товый сор­вать­ся со сво­его сту­ла.

— Я чер­тов­ски рад те­бя ви­деть, па­рень, учи­тывая, что те­бя не­час­то мож­но вы­тащить за пре­делы тво­ей сту­дии!

— Да, моя сту­дия — это мой лич­ный рай. А кто доб­ро­воль­но ре­шит по­кинуть рай?

— И от это­го я чувс­твую боль­шую цен­ность дан­ной встре­чи, ведь ты от­ка­зал­ся на нес­коль­ко ча­сов от сво­его рая ра­ди встре­чи с на­ми и на­шими слу­шате­лями! — вос­клик­нул дид­жей.

Ро­мео не­удоб­но за­мял­ся, кив­нув. Все-та­ки вся эта шу­миха все еще бы­ла неп­ри­выч­ной для не­го.

— Что ж, Ро­мео, рас­ска­жешь ли ты нам о том, как прод­ви­га­ет­ся твоя ра­бота над но­вой выс­тавкой? К ко­торой, кста­ти, нас­коль­ко я ос­ве­дом­лен, при­ложил ру­ку Ло­ки.
Па­рень с го­тов­ностью кив­нул, хоть до сих пор чувс­тво­вал не­ре­аль­ность все­го про­ис­хо­дяще­го.

— Да, я так чер­тов­ски рад по­рабо­тать с та­ким... С нас­то­ящей ле­ген­дой на са­мом де­ле. Это ста­ло для ме­ня не­оце­нимым опы­том, по­тому что я ви­жу, как ра­бота­ет нас­то­ящий про­фес­си­онал, как он пог­ло­щен твор­чес­твом, как он ду­ма­ет и как про­ходит весь про­цесс от фор­ми­рова­ния идеи и до воп­ло­щения ее в жизнь. Мне есть ку­да стре­мить­ся.

— Как во­об­ще по­лучи­лось, что ты сра­ботал­ся с Ло­ки? Нас­коль­ко я знаю, он оди­ноч­ка.

Ро­мео за­мял­ся, по­терев кос­тяшки паль­цев.

— Эм... Нас поз­на­коми­ла Лю­си Хар­тфи­лия.

Джей­сон ши­роко улыб­нулся, и Ро­мео тут же по­нял свою оп­лошность. По­хоже, ве­дущий знал об этом и хо­тел толь­ко вы­нудить под­нять эту те­му его са­мого.

— Лю­си Хар­тфи­лия? Глав­ный ре­дак­тор «NYʼs mastakes»?

— Да, — кив­нул Ро­мео. — Она не­дав­но ра­бота­ла над кни­гой, а я по­могал ей с ил­люс­тра­ци­ями. И в один день в ко­фей­ню, в ко­торой мы ра­бота­ли, при­шел Ло­ки. Они с мисс Хар­тфи­ли­ей хо­рошие друзья... Ну, и так, сло­во за сло­вом, по­лучи­лось, что мы на­чали ра­ботать вмес­те.

Джей­сон энер­гично за­махал ру­кой.

— Кста­ти, нас­чет тво­их ил­люс­тра­ций к кни­ге Лю­си Хар­тфи­лии. Ска­жу чес­тно, они вол­шебны!

Ро­мео зар­делся, по­тупив взгляд.

— Это зас­лу­га кни­ги... Она нас­толь­ко ме­ня вдох­но­вила, что кар­ти­ны са­ми по­яв­ля­лись у ме­ня в го­лове.

— «By Mistake» дей­стви­тель­но прек­расная ис­то­рия. Моя дочь чи­тала мне це­лые кус­ки от­ту­да. Впро­чем, я не ожи­дал ни­чего дру­гого от Лю­си. В ее пи­сатель­ском та­лан­те не бы­ло сом­не­ний ни­ког­да. Я так по­нимаю, это ав­то­би­ог­ра­фич­ная ис­то­рия?

— Да, как бы это не­веро­ят­но ни зву­чало, — с го­тов­ностью кив­нул Ро­мео. — Я не был сви­дете­лем все­го это­го, но я знаю, что мисс Хар­тфи­лия с осо­бой лю­бовью и тре­петом от­но­силась к из­да­нию «By Mistake». Там мно­го не ска­зано и мно­гое ос­та­лось за кад­ром, то, что, как она са­ма ска­зала, она хо­тела бы ос­та­вить толь­ко для се­бя. И эта ис­то­рия... о друж­бе и люб­ви, она ста­ра как мир, но в этой ис­то­рии есть что-то по род­но­му теп­лое. Что-то близ­кое каж­до­му.

Джей­сон улыб­нулся, кив­нув.

— Да, всем нам зна­комы ошиб­ки. И все мы зна­ем, как слож­но их ис­прав­лять. Кста­ти, ты все так­же дру­жишь с На­цу? Пос­ле то­го, как он ушел прош­лым ле­том из «Flying Dragons», он прос­то рез­ко по­терял­ся. Фа­наты по не­му ску­ча­ют.

Ро­мео теп­ло улыб­нулся, пот­ре­пав во­лосы.

— Бра­тиш­ка На­цу сей­час жи­вет ти­хой и спо­кой­ной жизнью. По край­ней ме­ре, ста­ра­ет­ся. Как он ска­зал пос­ле то­го, как они вер­ну­лись со вто­рого ми­рово­го ту­ра... он ус­тал, и ему хо­чет­ся толь­ко по­коя. Да и Нью-Й­орк — это его дом. Здесь его ду­ша и сер­дце, я так ду­маю...

Джей­сон по­нима­юще кив­нул.

— Что ж, мы ра­ди, что На­цу счас­тлив. Тем бо­лее, что он про­дол­жа­ет пи­сать пот­ря­са­ющую му­зыку, хоть уже и не для се­бя. Так что да­вай­те сей­час пос­лу­ша­ем как раз на­писан­ную им ком­по­зицию «Mirrors» в ис­полне­нии «Саб­ле­зубых тиг­ров»! А пос­ле на­шей му­зыкаль­ной па­узы мы про­дол­жим об­суждать пред­сто­ящую выс­тавку Ро­мео Ком­боль­та «Ви­ражи», а так­же ус­пе­ем за­дать ему па­роч­ку ва­ших воп­ро­сом из твит­те­ра. На­поми­наю, их мож­но за­дать, пос­та­вив хэш­тег #askRomeo. Ну, а сей­час «Mirrors»!

***

— Ма­ма, па­па мне это раз­ре­шил! — вос­клик­ну­ла де­воч­ка, на­супив­шись и скрес­тив ру­ки. Раз­ве мог­ли быть проб­ле­мы, ес­ли отец ска­зал впол­не по­ложи­тель­ное: «Да ко­неч­но, сор­ва­нец, что угод­но!». Бо­же, как же ма­ма все лю­била ус­ложнять.

— Ну уж нет, — неп­реклон­но про­гово­рила жен­щи­на. — Та­ту­иров­ку я те­бе де­лать зап­ре­щаю! А с тво­им от­цом у ме­ня бу­дет от­дель­ный раз­го­вор!

Де­воч­ка за­мялась, тут же по­чувс­тво­вав, что, по­хоже, под­ста­вила от­ца. Черт, она это­го не хо­тела.

— Ма-ам, ну ма-ам, не ру­гай па­пу, — за­каню­чила она, сос­тро­ив са­мые жа­лос­тли­вые гла­за, на ко­торые бы­ла толь­ко спо­соб­на.

Жен­щи­на пос­мотре­ла на дочь, ка­кое-то вре­мя все еще со­бира­ясь злить­ся, но ни­чего не мог­ла сде­лать про­тив этих жа­лос­тли­вые зе­леных глаз. Об­ре­чен­но вздох­нув (знак ка­питу­ляции), она пот­ре­пала дочь по чер­ным рас­тре­пан­ным во­лосам.

— Роб­би, да­вай до­гово­рим­ся, — про­гово­рила Ле­ви, при­сев на ко­лени пе­ред до­черью. — Ког­да те­бе ис­полнит­ся шес­тнад­цать, и ес­ли ты до сих пор бу­дешь хо­теть та­ту­иров­ку, я са­ма от­ве­ду те­бя в та­ту-са­лон, и ты сде­ла­ешь се­бе лю­бую та­ту­иров­ку, ко­торую толь­ко по­жела­ешь.

— Обе­ща­ешь?

— Обе­щаю, — улыб­ну­лась жен­щи­на, ос­та­вив ко­рот­кий по­целуй на дет­ской ще­ке.

— Ес­ли что, я хо­чу дра­кон­чи­ка как у дя­ди На­цу! Тот, ко­торый на пле­че, — вос­клик­ну­ла Роб­би, по­казав паль­цем на свое пле­чо.

Ле­ви улыб­ну­лась, встав с ко­лен и по­дой­дя к зер­ка­лу.

— Ко­неч­но, сол­нце. Бу­дет те­бе дра­кон­чик как у дя­ди На­цу.

Роб­би тут же рас­цве­ла, ри­нув­шись в сто­рону сто­яв­шей у две­ри обу­ви и на­девая свои лю­бимые ке­ды. Ма­ма взя­ла с тум­бочки сум­ку, еще раз поп­ра­вила чел­ку, и они, на­конец, выш­ли на ули­цу.

Вес­на бы­ла лю­бимым вре­менем го­да Роб­би Рей­чел Рэд­фокс. Про­сыпа­юща­яся и цве­тущая, с при­ят­ным теп­лом и яр­ки­ми цве­тами, она лег­ким ве­тер­ком и аро­матом си­рени зас­тавля­ла улыб­ку на ее гу­бах ста­новит­ся ши­ре.

Де­воч­ка в прип­рыжку бе­жала по ас­фаль­ту, иног­да ос­та­нав­ли­ва­ясь, что­бы по­дож­дать ма­му. Нью-Й­орк ды­шал и уве­рен­но от­би­вал рит­мы сво­его сер­дца, как и всег­да, не­из­менный в сво­ем пос­то­янс­тве. Роб­би лю­била этот го­род, лю­била со все­ми его не­дос­татка­ми и дос­то­инс­тва­ми, хоть иног­да ей и бы­ло про­тив­но от не­кото­рых пред­ста­вите­лей го­рода. Но все это за­быва­лось, как толь­ко она ви­дела зна­комую вы­вес­ку «Fairy Tail», и аро­мат ко­фе, ко­торый раз­но­сил­ся на нес­коль­ко до­мов впе­ред, на­пол­нял все ее те­ло.

Она тут же ри­нулась с мес­та, не до­жида­ясь ма­тери, и вбе­жала по сту­пень­кам, по­рывис­то от­крыв дверь. Раз­дался звон ко­локоль­чи­ков.

В ко­фей­не всег­да бы­ло мно­голюд­но, и хоть кон­ди­ци­онер ра­ботал на пол­ную мощ­ность, теп­ло от ко­фе и вы­печ­ки де­лали свое де­ло, и Роб­би тут же по­чувс­тво­вала кон­траст меж­ду ули­цей и по­меще­ни­ем. Оче­редь до стой­ки бы­ла длин­ной. Кто-то пе­рего­вари­вал­ся меж­ду со­бой, ожи­дая сво­ей оче­реди, а кто-то, прос­матри­вал прог­ноз по­годы в го­лог­ра­фичес­ком эк­ра­не сво­его iPhoneʼа. За са­мой же стой­кой, лов­ко уп­равля­ясь с по­судой и на­пит­ка­ми, ору­дова­ли два ба­рис­ты. Роб­би, трях­нув чер­ной коп­ной во­лос, под­бе­жала к ним, про­иг­но­риро­вав не­доволь­ные взгля­ды тех, кто сто­ял в оче­реди.

— Роб! — вос­клик­ну­ла де­вуш­ка в крас­ном фар­ту­ке, уви­дев зна­комые чер­ные пат­лы и ши­рокую улыб­ку. — Ты по­чему од­на? Где ро­дите­ли?

Де­воч­ка, не спра­шивая раз­ре­шения, проб­ра­лась к ним за стой­ку, сев на сто­яв­ший в угол­ке стул.

— Я с ма­мой. Она там пле­тет­ся как че­репа­ха.

Ас­ка за­кати­ла гла­за, бро­сив вни­матель­ный взгляд на об­слу­жива­юще­го по­сети­тель­ни­цу вто­рого ба­рис­ту.

— Я на­де­юсь, ты хо­тя бы не про­пала в тол­пе, как в прош­лый раз? — с ус­мешкой спро­сил На­цу, уве­рен­но вы­водя на гус­той пен­ке шо­колад­ной крош­кой сне­жин­ку.

— Она ви­дела, что я по­бежа­ла сю­да, — на­супи­лась де­воч­ка, смот­ря за тем, как дя­дя На­цу лов­ко уп­равлял­ся с ко­фе. Ее всег­да по­ража­ло то, как быс­тро ра­бота­ли его ру­ки, и как за па­ру мгно­вений из ни­чего рож­да­лись са­мые вкус­ные на­пит­ки, ко­торые она ког­да-ли­бо про­бова­ла. Хоть ма­ма и зап­ре­щала ей пить слиш­ком мно­го ко­фе.

На­конец, спус­тя двух об­слу­жен­ных кли­ен­тов и съ­еден­но­го шо­колад­но­го ба­тон­чи­ка, дверь вновь рас­пахну­лась, и в ко­фей­ню вош­ла ма­ма, ко­торая гром­ко сме­ялась что-то рас­ска­зыва­ющей ей те­те Лю­си.

Роб­би тут же вып­ря­милась. Те­тя Лю­си вы­зыва­ла в ней ка­кое-то стран­ное же­лание уго­дить. Мо­жет, при­чиной бы­ла крас­ная губ­ная по­мада, ко­торая на­поми­нала ей о мис­сис Ли­лике? Ох уж эта ма­тема­тика и учи­тель­ни­ца, ко­торая счи­та­ет, что важ­нее ее нет ни­чего на све­те!

— При­вет тру­дящим­ся, — улыб­ну­лась жен­щи­на, пе­рег­нувшись че­рез стой­ку и по­дарив дя­де На­цу по­целуй. Роб­би по­мор­щи­лась. Тер­петь не мог­ла, ког­да взрос­лые на­чина­ли сю­сюкать­ся при пер­вой же воз­можнос­ти.

— Юная ле­ди, не убе­гай­те в сле­ду­ющий раз так стре­митель­но, — стро­го вы­гово­рила Ле­ви, на что де­воч­ка толь­ко ши­ре улыб­ну­лась.

По­ка Лю­си и Ле­ви под­ня­лись на вто­рой этаж и за­няли сво­бод­ный сто­лик на не­боль­шом бал­кончи­ке, Роб­би по­дож­да­ла На­цу, ко­торый, об­слу­жив пос­ледне­го кли­ен­та, снял фар­тук и пот­ре­пав ее по во­лосам, при­со­еди­нил­ся к ос­таль­ным, дер­жа на под­но­се нес­коль­ко ча­шечек ко­фе и де­сер­ты для дам.

С бал­ко­на от­кры­валась пот­ря­са­ющая па­нора­ма го­рода. Не­бос­кре­бы, воз­вы­ша­ющи­еся ввысь, пог­ру­жен­ные в пла­мя за­ходя­щего сол­нца; про­ез­жа­ющие по до­роге ма­шины и го­лоса лю­дей, сли­ва­ющи­еся с шу­мом го­рода. Роб­би от­пи­ла хо­лод­ное гля­се. Вкус мо­рожен­но­го при­ят­но осел на язы­ке, и она улыб­ну­лась, смот­ря из-за цве­тас­то­го зон­ти­ка за ма­мой и ее друзь­ями.

Те­тя Лю­си как всег­да дер­жа­лась пря­мо и по-де­лово­му, но улыб­ка ее бы­ла по-нас­то­яще­му ис­крен­ней и ши­рокой (до ма­лень­ких ямо­чек на ще­ках). Она ак­ку­рат­но бра­ла паль­ца­ми ча­шеч­ку мок­ко (это был ее лю­бимый ко­фе), и де­лала ма­лень­кие глот­ки, ос­тавляя на бе­лой фар­фо­ровой по­вер­хнос­ти след от губ­ной по­мады. Ее длин­ные, до­ходя­щие до ло­паток во­лосы бы­ли соб­ра­ны в вы­сокий хвост, а в ак­ку­рат­ных ног­тях, вык­ра­шен­ных в крас­ный, от­ра­жалось сол­нце. Сколь­ко Роб­би се­бя пом­ни­ла, те­тя Лю­си всег­да бы­ла та­кой. Соб­ранной и серь­ез­ной, с яр­ки­ми алы­ми гу­бами и ши­рокой улыб­кой, об­ра­щен­ной в сто­рону дя­ди На­цу.

Они всег­да дер­жа­лись за ру­ки (сей­час он не­осоз­нанно пе­реби­рал ее паль­цы, вни­матель­но слу­шая рас­ска­зы ма­мы об их пред­сто­ящей по­ез­дке в Ев­ро­пу), всег­да улы­бались друг дру­гу, и для Роб­би они бы­ли по­хожи на ве­сен­нее теп­ло. Они бы­ли та­кими яр­ки­ми вмес­те, ис­крен­ни­ми и лю­бящи­ми. Буд­то ве­сен­нее не­бо и сол­нце. Или же аро­мат си­рени и дож­дя. Та­кие не­похо­жие, но все рав­но так иде­аль­но до­пол­ня­ющие друг дру­га.

Иног­да, смот­ря на их пе­реп­ле­тен­ные ру­ки, она за­дава­лась воп­ро­сом, по­чему до сих пор они не по­жени­лись, по­чему не за­вели ре­бен­ка... А иног­да она вновь смот­ре­ла на них, за их ко­рот­ки­ми по­целу­ями, шут­ка­ми, ко­торые по­нима­ли толь­ко они и за тем, как они пе­репи­сыва­лись ко­рот­ки­ми СМС, да­же на­ходясь в од­ном по­меще­нии, и по­чему-то ей на­чина­ло ка­зать­ся, что им это и не нуж­но. Ведь те­тя Лю­си и дя­дя На­цу лю­били друг дру­га, а ос­таль­ное бы­ло не­важ­но?

Роб­би ши­роко улыб­ну­лась, чуть-чуть при­щурив гла­за от сле­пяще­го сол­нца, и мяг­кое теп­ло раз­ли­лось внут­ри.

Нью-Й­орк мед­ленно ох­ва­тыва­ло теп­ло за­ката.


А на сто­лике оди­ноко сто­яла бе­лая фар­фо­ровая чаш­ка с не­допи­тым мок­ко. И две пе­реп­ле­тен­ные ру­ки, ох­ва­чен­ные теп­лом сол­нца, ле­жали на сто­ле.
«Fairy tail» про­дол­жал ра­ботать в сво­ем при­выч­ном ре­жиме. С аро­матом ко­фе, све­жей вы­печ­кой и ошиб­ка­ми, ко­торые мо­гут пе­ревер­нуть всю ва­шу жизнь...

The End.