Часть 12.
Адриана проснулась раньше обычного — слишком рано для лагерного утра. За окном солнце только начинало прокладывать свои лучи сквозь пыльные жалюзи, окрашивая комнату в приглушённое золото. Было тихо. Только редкие крики чаек с берега, лёгкий скрип кроватей и дыхание соседки Киры, которая спала на животе, крепко прижавшись щекой к подушке. Волосы её растрепались по простыне, одна нога свисала с кровати.
Адриана лежала на спине, смотрела в потолок и чувствовала, как внутри что-то неприятно шевелится. Это было похоже на грусть, но глубже. Смесь усталости, тревоги и тяжёлого, липкого осознания: двенадцатый день. Всего два — и всё. Автобусы, чемоданы, слёзы на прощание. А потом — снова привычная городская тишина и никого рядом.
Никого из тех, кто стал важен.
Прошлая ночь всё изменила. Руслан. Его голос рядом, его руки, его взгляд. Он был не просто вожатым — он был настоящим. Заботливым. Настоящим. Они не говорили много — не успели. Они просто были вместе. И в тот момент этого хватило. Но сейчас, в тишине, когда прошлое не заслоняет настоящее, в голове начали просачиваться вопросы.
«А что теперь?»
«Это было единичное — или что-то большее?»
«Почему он с утра не написал?»
Она взяла телефон. Экран вспыхнул — 07:06. Сообщений не было. Руслан, как она знала, с утра ходил на собрание с другими вожатыми, так что молчание пока объяснимо. Но всё равно внутри неприятно щёлкнуло. Будто у неё что-то отняли, ещё не успев дать по-настоящему.
Открыв мессенджер, она неожиданно для себя зашла в диалоги — и нашла чат с Виолеттой. Знакомый аватар: её лицо с лёгкой улыбкой и рыжими, будто огонь, волосами. Глядя на фото, Адриану охватило странное ощущение, будто это было в другой жизни.
Те несколько дней рядом с Ви — были искренними. Лёгкими. Теплыми. Их поцелуй под вечерним небом, как вспышка. Тогда Адриана подумала: «вот оно.» И пусть она не знала, что именно — это что-то было. И оно могло бы стать большим.
Но Руслан узнал. Виолетту увезли. А дальше всё пошло по инерции. Оставшись без неё, Адриана потянулась к нему — и не пожалела. Просто теперь, глядя на экран телефона, она понимала: многое осталось незавершённым.
Она долго смотрела на поле ввода, думая — стоит ли вообще. Может, лучше оставить всё, как есть? Но в груди ныло, и внутри проснулась острая потребность — быть понятой. Или хотя бы услышанной.
Она вздохнула и начала печатать:
Адриана:
Привет. Я Адриана. Помнишь меня?
Мы были в лагере вместе. Я... просто давно хотела написать, но не решалась. И понимаю, что, может быть, не стоило вообще.
Она стерла последние две строчки. Посмотрела. Дописала:
Мне почему-то важно, чтобы ты знала, что я помню. Всё, что было между нами — я не забыла.
Тихо нажала «отправить».
И тут же зажала телефон в ладонях, будто хотела спрятаться от возможного ответа.
«Зачем ты это сделала?», — тут же отозвался внутренний голос.
«Ты ведь теперь с Русланом. Или не с ним? А если не с ним, то с кем ты вообще?»
Сердце забилось быстрее. Она положила телефон на грудь, закрыла глаза. Внизу живота — лёгкое беспокойство. Как перед прыжком в воду: ты не знаешь, холодная ли она, глубокая ли. Но прыгаешь. Потому что стоять на краю — ещё страшнее.
Кира на соседней кровати пошевелилась, зевнула, не открывая глаз. Кто-то в соседнем корпусе начал включать музыку — глухой бас пробивался сквозь стены. Лагерь просыпался, а у Адрианы внутри всё было тихо. Затишье перед чем-то важным.
Экран мигнул. Сообщение от Виолетты.
Виолетта:
Привет. Конечно, помню тебя. Как я могла забыть?
Рада, что ты написала. Правда.
У Адрианы неожиданно потеплело в груди. Простое, искреннее сообщение — как будто вернули что-то утерянное. Она села на кровати, поджав ноги, и улыбнулась — немного растерянно.
Пальцы застучали по экрану:
Адриана:
Я боялась, что ты будешь злиться. Или не захочешь со мной говорить вообще.
Ты тогда уехала так внезапно. Я ничего не поняла.
Мне тебя очень не хватало.
Пока она писала, сердце стучало гулко и глупо. Было ощущение, что она открывает старую дверь, за которой всё ещё пахнет летом и кожей, и солнцем на волосах.
Ответ пришёл быстро.
Виолетта:
Я тоже тогда не поняла. Просто сказали — собирай вещи. Без объяснений. Я даже попрощаться толком не успела.
А потом... ну, потом просто отпустила всё, пыталась не думать.
Как ты? Как всё проходит?
Вопрос. Простой, дружелюбный. Но он, как нож скальпеля, попал точно в нерв.
Как ты?
Адриана уставилась на экран. Это был тот момент, когда можно было соврать. Сказать: «нормально, всё спокойно, скучно без тебя». Но она не хотела врать. Не этой версии Виолетты — тёплой, настоящей.
Она набрала текст, медленно, с внутренним дрожанием:
Адриана:
Честно? Всё странно. После твоего отъезда у меня всё съехало в голове. Я ходила сама не своя.
А потом... ну, всё как-то вышло неожиданно. Мы с Русланом...
Мы провели ночь вместе. Вчера. Это не "просто секс". Мы поговорили, он был очень... бережным. Я чувствовала, что не одна.
Она перечитала перед отправкой, убрала фразу «не просто секс», написала:
Мы были вместе ночью. И это было важно для меня. Очень.
Пауза. Большая.
Она нажала «отправить».
Потом — тишина.
Экран гас. Она смотрела на него, как будто могла вызвать ответ усилием воли. В голове зазвучал хаос: «Зачем ты это написала? Может, надо было молчать. Или вообще не писать. Или соврать. Или просто остаться в прошлом.»
Прошло полторы минуты. Потом — три. Потом экран вспыхнул снова.
Виолетта:
Понятно.
Рада, что у тебя всё... хорошо.
Две строчки. Без смайликов. Без эмоций. Холодные. Как лёд после костра.
Потом ещё одна.
Виолетта:
Знаешь, наверное, ты уже сама всё понимаешь. Не знаю, что ты хочешь от меня сейчас услышать. Если это была попытка извиниться — спасибо. Услышала.
Услышала.
Эти слова резанули. Адриана вдруг почувствовала, как воздух в комнате стал гуще. Как будто ею кто-то пренебрег, аккуратно, без драмы, но жестко.
Она резко встала, скинула телефон на кровать. Пошла к окну. Открыла — в лицо ударил утренний ветер с запахом сосен и пыли.
«Что ты вообще ожидала? Что она скажет: «Ого, круто! Я рада за вас!»?»
Нет. Она знала. Она чувствовала, что так и будет. Но всё равно где-то глубоко надеялась, что Ви всё ещё та — та, с кем они смеялись у костра, целовались под луной.
Она вернулась к кровати, села, уставилась в экран.
Последнее сообщение висело, как приговор.
«Ты же хотела честности, Адриана. Вот и получила.»
Внутри возникла странная пустота. Не как в момент ссоры, не как при утрате. А как будто ты зашла в комнату, в которой было тепло, но кто-то открыл окна — и всё выдуло.
Она сжала пальцами телефон, но не отвечала. Просто смотрела. А потом выключила экран и легла обратно.
Кира открыла глаза, посмотрела на неё, сонно пробормотала:
– Ты чего такая... тяжёлая?
Адриана закрыла глаза.
– Всё нормально, – соврала она. – Просто не выспалась.
И в этот момент она поняла: за две недели в лагере она прожила целую жизнь. И, возможно, потеряла две. Сразу.
***
Собраться было непросто. После диалога с Виолеттой всё ощущалось как-то... глухо. Мысли вязли в тишине комнаты, будто даже воздух стал плотнее. Но лагерь — не место для уединения. Здесь всегда кто-то шумит, бегает, зовёт.
Кира уже чистила зубы в умывальнике, глядя в телефон. Через окно тянуло прохладой. Адриана медленно натягивала черный топ на тонких бретелях, подбирая к нему короткую теннисную юбку. Одежда — чёрная, привычная, как броня. На ногах — её самые любимые Balenciaga с потертой надписью в стиле граффити, по которой легко было понять, сколько они пережили вместе. Пыль, дождь, дискотека у сцены, побег по пересохшей тропинке к костру.
Она посмотрела на себя в зеркало: глаза усталые, губы чуть припухшие — от бессонной ночи и эмоций, которые не утихали.
Собрав волосы в высокий хвост, она шагнула в коридор. Туда, где начинался день.
Влажный бетон под ногами, аромат освежителя воздуха, который смешивался с запахами пыли и дешёвого стирального порошка — всё казалось каким-то болезненно-реальным.
И тут — шаги.
Он.
Руслан появился в дальнем конце коридора, вышел из комнаты вожатых, не спеша. Шапка-кепка с прямым козырьком сидела чуть набекрень. Черная футболка Balenciaga свободно висела на плечах, открывая часть рукава с тату. Модные джинсовые шорты, на которых белела фирменная нашивка, и дутые Vans — новенькие, будто только вчера из коробки.
Они почти одновременно остановились — она ближе к лестнице, он — у стены, держа в руках бутылку с водой.
Он первым нарушил тишину.
– Ты чего такая? – голос хрипловатый, но спокойный. – Словно тебя только что обрызгали на кухне кипятком. Или ты с кем-то сцепилась?
Она скривилась, вздохнула. Плечи опустились. Хотела соврать. Улыбнуться. Пройти мимо.
Но не смогла.
– Всё нормально, – сказала. Потом, секунд через пять: – Хотя... не совсем.
Он сделал шаг ближе. Смотрел в упор — тёмные глаза, цепкие, внимательные. Щёлк — голова слегка склонилась набок. Так он делал всегда, когда начинал «допрос».
– Говори. Что случилось?
Адриана опустила глаза, обхватила себя за талию. Несколько секунд молчала. Пальцы машинально поглаживали бедро.
– Я просто... думаю. Слишком много всего в голове. Вчерашняя ночь, утро, Виолетта... Мы с ней переписывались.
Руслан нахмурился едва заметно, но ничего не сказал.
Она выдохнула. Медленно.
– Я не жалею. О нас. Просто мне... непонятно. Мы были вместе, да. Но дальше что? Мы в отношениях? Или это был просто... момент? – она подняла на него глаза, – Я просто хочу знать, чего ждать. Чтобы не придумывать лишнего.
Руслан долго молчал. Смотрел на неё, не отводя взгляда. На лице ничего не читалось. Ни раздражения, ни удивления. Только мысль — он думал.
Наконец он сказал:
– Бля. Ты сейчас хочешь, чтобы я разложил всё по полочкам прямо в этом коридоре, пока дети на зарядку топают? – он усмехнулся, почти ласково. – Я не из тех, кто «взял за руку и через минуту сказал «ты моя девушка»». Но и не из тех, кто просто... спит и исчезает.
Он подошёл ближе. Она почувствовала, как между ними становится теплее — буквально. Он стоял так близко, что можно было разглядеть мелкие капли влаги у его виска.
– На сон-часе поговорим. Нормально. Без беготни, без глаз. – Он мягко дотронулся до её щеки тыльной стороной пальцев. Кольцо на его пальце было прохладным. – Мне не всё равно, ясно?
Она кивнула. Не сразу. Медленно. Как будто проверяя, можно ли доверять этим словам.
Он наклонился и поцеловал её в висок. Нежно. Без лишнего. Но от этого — мурашки пошли по спине.
Потом — чуть ниже. На уголок губ.
И снова посмотрел.
– Улыбнись хоть чуть-чуть. А то я подумаю, что ты опять всё в себе закопаешь.
Она улыбнулась. Немного. Слегка. Но искренне.
– Не закопаю, – прошептала.
– Вот и умничка, – сказал Руслан и тронул её за пояс юбки, на секунду задержав пальцы, прежде чем отойти.
– Давай, иди к своим. А то вас ждут прыжки на месте и адская музыка из колонок, – подмигнул он, двинулся дальше по коридору, будто ничего не произошло.
Но она стояла ещё пару секунд, глядя ему вслед. И чувствовала — напряжение немного отступило. Как будто кто-то развязал тугой узел в груди.
Но впереди всё ещё был сон-час.
А значит — разговор. Настоящий.
***
После обеда лагерь выдохнул.
Столовая уже опустела, ребята рассасывались по корпусам. Кто-то тащил настолки, кто-то — книжку, кто-то уже устроился на подоконнике с наушниками в ушах. Тепло подгружало веки, день клонился к дремоте. И только где-то на фоне слышалось, как младшие орали у навеса, пока вожатая пыталась собрать их в кружок для тихих игр.
Адриана и Кира плелись бок о бок по дорожке, обе медленные, с сыто-ленивой походкой.
У Киры был живот полный макарон, а у Адрианы — голова полная мыслей.
В комнате они не включали свет — солнце всё ещё просачивалось сквозь жалюзи. Окно было приоткрыто, и тёплый воздух с улицы проникал внутрь с запахом пыли и чего-то грозового. Влажный. С напряжением.
Кира скинула кроссовки, плюхнулась на кровать.
– Ты всё утро ходишь как не своя, – сказала она, не глядя. – С кем переписывалась?
Адриана молчала. Потом села напротив, поджав ноги.
– С Виолеттой.
– О. Той самой?
Кира приподняла голову. Бровь — вверх.
– Она тебе что-то такое написала?
– Не совсем, – сказала Адриана. – Просто... сначала всё было нормально. Она ответила тепло. А потом я сказала ей про Руслана. И всё. Резкое «понятно», холодное «услышала». Как будто я её предала.
Кира чмокнула губами, скатилась на спину.
– Люди — сложные. А те, с кем у тебя было хоть что-то личное — вообще непредсказуемые. Может, она всё ещё к тебе что-то чувствует. Или просто ревнует. Или ей неприятно, что ты переключилась так быстро.
– Я не переключилась. – Адриана сжала кулаки. – Это было не так.
Кира посмотрела на неё, уже мягче.
– Я знаю. Я просто... говорю, как со стороны может выглядеть. А ты чего хочешь от неё? Чтобы обняла и сказала: «я за тебя рада, ты нашла любовь всей жизни»?
– Нет. Но хоть бы не молчала, как ледышка, – устало сказала Адриана. – Мне казалось, она всё понимает. Она же не просто так тогда...
Кира потянулась, зевнула.
– Вы все себя накручиваете. И ты, и Руслан, и Виолетта. Лагерь — это кипятильник. Тут всё закипает быстро, а потом ты возвращаешься домой — и вода остывает. Просто... береги себя. Не раскидывай сердце, если не уверена, что кто-то будет его держать аккуратно.
Адриана кивнула. Молча. Слов больше не надо было.
Она встала, подошла к окну.
И в этот момент он начался.
Дождь.
Сначала — пощечина издалека. Потом удар по крыше. И сразу — ливень, мощный, настоящий, как будто небо порвалось. Капли били по подоконнику, по стеклу, по земле, по резиновым дорожкам. Лагерь вздрогнул. Кто-то закричал — из тех, кто не успел добежать от столовой до корпуса.
Воздух стал другим — резким, мокрым, пахнущим листвой, землёй и озоном.
Кира захихикала:
– Сон-час отменяется, у всех паника. Угадай, у кого крыша протекает?
Адриана уже накидывала толстовку.
– Куда ты? – спросила Кира, не вставая.
– Мне надо с ним поговорить. Он сказал — на сон-часе. Это сейчас. Пока весь лагерь прячется, я хочу знать. Наконец-то понять, что у нас.
Кира махнула рукой.
– Удачи. Только не захлебнитесь в его философии.
Адриана выскользнула в коридор. Он уже был полутемный, сырое эхо шагов, капли с потолка — всё напоминало подземку.
По ступенькам — быстро. Один пролёт, второй. Лужи у ботинок. Кроссовки намокли — не полностью, но пятки уже чувствовали влагу.
Юбка прилипла к ногам.
Дверь вожатых — та самая. Крепкая, синяя, с выбитым номером. Внутри — свет.
Она постучала. Один раз. Потом ещё.
Тихо. Мокро. Затаённо.
Руслан открыл сразу.
– Ты как из клипа сейчас выглядишь, – сказал он с усмешкой. – Мокрая, в чёрном, взгляд убить способен.
– У нас договор, – сказала она, не заходя.
Он отступил, открыл дверь шире.
– Тогда заходи. И не бойся. Сегодня — без всяких «потом».
В комнате пахло мятной жвачкой, пыльным вентилятором и остатками парфюма. За окном ливень продолжал стучать по подоконнику, как будто мир снаружи пытался догнать напряжение, что скапливалось внутри этой небольшой, полутёмной комнаты.
Руслан сел на край кровати, положив локти на колени. Он выглядел спокойным, но напряжение в плечах выдавало — он чувствует, что разговор будет не из лёгких.
Адриана стояла у стены, не раздеваясь. Мокрые локоны прилипли к шее, спина дрожала — не от холода, от чего-то другого. Она не знала, с чего начать, но не могла уйти, пока не скажет всё.
– Мне тяжело, Руслан, – выдохнула она, наконец. – Я сижу в этом лагере и не понимаю, что между нами. Мы провели вместе ночь. Самую настоящую ночь. Я не просто так была с тобой. Но ты не сказал мне ничего. Ни утром. Ни позже. Ни сейчас.
Он кивнул, будто соглашаясь.
– Я понимаю.
– Нет, ты не понимаешь! – в голосе её появилась горечь. – Мне страшно. Страшно быть в подвешенном состоянии. Страшно верить. Ты взрослый. Я знаю. Но я не хочу быть просто историей из лагеря, Руслан. Я не вещь. Я не случайность.
Он посмотрел на неё. Молча. Долго.
А потом сказал:
– Я не расстался со своей девушкой. Пока что.
В комнате повисло глухое, вязкое молчание.
Адриана замерла. Повернула голову чуть в сторону, будто не сразу поняла, что именно он сказал. Моргнула. Раз. Второй.
– Что? – выдохнула.
Руслан сглотнул, провёл рукой по лицу.
– Мы с ней давно не вместе нормально. Живём на автомате. Просто... всё сложное. Были разговоры. Мы устанавливали паузы. Но формально... да. Не расстались. Я не мог вот так, из лагеря, взять и бросить ей сообщение: «Привет, мы расстаемся, я нашёл другую». Мы взрослые. Так не делается. Я приеду. Мы поговорим. Мы разойдёмся.
Губы Адрианы дрожали. Не от холода.
– Ты серьёзно сейчас?
Глаза её наполнились слезами. Но она не опустила голову — смотрела в упор.
– Ты... был со мной, спал со мной, целовал меня, говорил, что тебе не всё равно — и знал, что у тебя есть кто-то? Это всё... что? Пока-пока, это был классный лагерь?
Слёзы хлынули. Не театрально, не резко — как будто внутри что-то треснуло, и потекло само, без разрешения. Она смахивала их тыльной стороной ладони, злилась на себя, что плачет при нём. Он ведь именно такой, кто умеет оставаться ровным.
Руслан поднялся. Медленно. Подошёл к ней, не дотрагиваясь.
– Я не хотел тебя обманывать, Адри. Честно. Просто... всё так быстро завертелось. Ты появилась. Вся такая настоящая. Не по годам. Умная, сильная. Я не думал, что всё зайдёт так далеко.
– Блять, – прошептала она, отходя к двери. – Это худшее, что можно сказать.
Он, как будто услышав боль, сделал шаг и резко вытащил телефон из кармана.
– На. – Он протянул ей его. – Читай. Всё. Переписку. Смотри на даты. На ссоры. На паузы. Я ничего не удалял. Я тебе не вру.
Она колебалась. Рука не поднималась.
– Зачем ты мне это даёшь? Чтобы я сама увидела, как ты параллельно шлёшь «спокойной ночи» двум разным девушкам?
– Нет. Чтобы ты знала, что я с ней — уже давно не был. Ни в теле, ни в голове. Только формально. Потому что жизнь — это не комната в лагере. Там родители. Съёмная квартира. Деньги. Быт. Ответственность. Но я выбрал тебя. Понимаешь? Не сразу. Не мгновенно. Но точно.
Он снова подал ей телефон. Уверенно.
Она взяла. Руки дрожали. Коснулась экрана. Свайпнула вверх. Открыла сообщения.
«Мне надо подумать. Я не знаю, что между нами осталось.»
«У меня другая история. Всё не вовремя. Я запутался.»
«Не отвечай. Я сам всё скажу, когда приеду.»
Слёзы мешали читать. Её сердце било в груди, будто хотело выскочить наружу.
Она отдала ему телефон обратно. Без слов. Села на край кровати. Плечи её вздрагивали, и, впервые за долгое время, она чувствовала, что не хочет быть сильной.
Руслан присел рядом. Осторожно.
– Прости, что не сказал сразу. Я правда хотел всё сделать правильно.
Я не играю с тобой. И если ты дашь мне шанс — я всё поставлю на свои места. Для нас.
Адриана смотрела в пол. Потом медленно повернула голову.
– Один шанс. И если ты меня обманешь — ты даже не представляешь, насколько я могу исчезнуть.
Он кивнул. Тихо. Серьёзно.
– Я не позволю тебе исчезнуть. Ни в этой, ни в другой жизни.
Комната немного остыла. Ливень всё ещё бился в стекло, но уже не с яростью — теперь это было похоже на дыхание, тяжёлое, усталое, будто даже дождь выдохся от напряжения последних часов.
Руслан включил настольную лампу — тёплый свет лёг на стены мягким жёлтым пятном. Комната потонула в уютной полутени.
Они сидели рядом. Тихо. Больше ни о чём не говорили — слова ушли, уступив место ощущению. Между ними было расстояние, но уже не то, отталкивающее. Скорее осторожное, будто оба боялись, что лишнее движение снова всё испортит.
Руслан медленно потянулся к ней — не резким жестом, а как будто бы спрашивая взглядом: можно?
Адриана чуть наклонилась вперёд, скользнув плечом к нему. Касание — лёгкое, почти мимолётное, но от него кожа покрылась мурашками.
Он обнял её одной рукой. Не крепко — как будто боялся сдавить слишком сильно и она снова исчезнет. Пальцы прошлись по её плечу, потом скользнули по ключице. Адриана не отстранилась. Дыхание участилось, но она не отодвинулась.
Она положила ладонь на его грудь — чувствовала, как под её пальцами стучит сердце. Неравномерно. Чуть сбивчиво. Как у неё самой.
Руслан опустил голову, коснулся губами её виска.
– Всё будет по-другому, –
прошептал он. – Я не позволю тебе чувствовать себя ненужной. Ни на минуту.
Поцелуй был мягким. Нежным. Не жадным, не требовательным — как будто он извинялся каждым прикосновением. Он поцеловал её в висок, потом — в скулу, чуть ниже, туда, где кожа горячая и уязвимая.
Адриана приподняла лицо. Глаза в глаза.
И тогда поцелуй стал настоящим.
Их губы встретились осторожно, почти неловко — будто они целовались впервые. Но в этом было что-то искреннее, настоящее. Без бешенства, без спешки. Она чувствовала, как его рука прижимает её ближе. А его вторая ладонь легла на её талию, не двигаясь, просто чтобы быть ближе.
Её пальцы зарылись в его футболку, цепляясь за ткань, как будто хотели уцепиться за этот момент и не отпускать. Он ответил, чуть углубляя поцелуй. Тепло их тел смешалось с запахом дождя, мятной жвачки и чего-то родного, почти забытого.
Когда они оторвались друг от друга, оба молчали. Дышали глубоко. На губах у неё остался вкус, который невозможно было описать — смесь прощения, надежды и чего-то настоящего, слишком важного, чтобы разложить по полкам.
– Может, просто... посидим вот так, – прошептала она, уткнувшись лбом в его шею.
– Конечно, – ответил он, обнимая её крепче. – Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Пока идёт дождь. Пока не пройдёт ни одна грозовая туча.
Он провёл пальцами по её спине, рисуя невидимые круги. Она закрыла глаза.
И впервые за весь лагерь, впервые с момента встречи с ним, Адриана почувствовала себя в безопасности.
Не в сказке. Не в фантазии.
А в реальности, которая пока была хрупкой, но всё же — их.