Часть 3
На поповской кухне так вкусно пахнет, что желудок Антона самолично порывается отрастить руки, спиздить с плиты кастрюлю и унести её в Нарнию подальше от чужих ртов, но на деле же хозяин этого полоумного органа позволяет себе лишь отодвинуть крышку и вдохнуть аромат полной грудью. Мама дорогая. — Ты чё готовить научился? Шастун сейчас цирковую обезьянку напоминает, которая скачет вокруг плиты и не знает, как к еде подступиться. Хоть ложку бы взял что ли. — Не я. — Ясно. Кажется на первый взгляд, что ему в принципе сейчас дела нет до этого — как говорится, ни один мускул не дрогнул на лице, и тарелка как у профессиональной драма-квин из рук не выпала. Но это на первый взгляд. Потому что когда они за стол садятся, и Шастун под пристальным взглядом пару ложек супа съедает, то не выдерживает. — Да не подавлюсь я его стряпнёй, если ты сам меня взглядом пилить не будешь. Не то любуешься, не то проклятие насылаешь какое-то. Аж зад от страха зудит. Антон на него глаза поднимает, посмеивается, как солнышко, в центре кухни сидит и светит своим счастьем ему в лицо, не забывая огрызаться для профилактики — нельзя Попову расслабляться и в лучах любви нежиться, а то на шею сядет и ножки графские свесит. Но Шаст, он, скучал... По кухне этой дофига уютной; по тому, что здесь жарко как в Африке, ведь Арс так боится простыть; по занавескам этим уёбским в цветочек, которые они вместе покупали и посрались даже из-за этого, как натуральная семейная парочка; да он даже по запаху этой квартирки соскучился, хотя он жесть какой навязчивый и вообще не родной. Они всего неделю не виделись — подумаешь, в современном мире это толком и не срок. Хотя нет, идите в пешее эротическое с такими заявлениями, потому что Шастун на себе каждую секунду этой разлуки почувствовал и больше не хочет. Увольте. — Любуюсь. — Как-то это по-пидорски. Шастун смешок ленивый издаёт и губы мельком облизывает. — Какой вопрос, такой и ответ, Тоша. Арсений его улыбку зеркалит на раз-два и бьёт этим в самое сердце так, что потом оттуда стайка бабочек вылетает. И похуй, что по классике должна из живота, у них ведь с Поповым всё не как у людей, сейчас бы ещё этому удивляться, ага. Ему вкусно, действительно вкусно. И какая разница, кто приложил к этому руку? Борщ — это что-то из детства, но также что-то из их с Арсом недавнего совместного прошлого: как-то раз, поддавшись ностальгии, они пытались его приготовить, кровищи была уйма, криков — и того больше, кухня угроблена в хлам, но зато мужики в фартуках, как выяснилось, — тот ещё фетиш. Это да, бесспорно. Есть долго еду богов — кощунство, поэтому Шастун довольно быстро расправляется с тарелкой и отставляет её подальше. Из него вырывается довольное урчание, когда он потягивается на стуле, выгибаясь в спине. — И куда он на этот раз свалил? Потому что иначе Шастуна бы здесь не было. Встречаться на полчаса, пока Никита не вернулся с работы, вообще не катит. Особенно после недельного воздержания. — В Лондон улетел на три дня. — Надеюсь, его рейс задержат, а багаж отправят в Сингапур. Классика. Старая-добрая классика. — Тош. Да ему самому смешно, потому что это не обычное суровое «Антон», после которого Шаст приличия ради затыкается, но одёргивать непутёвого всё равно надо. Так что терпи, Антон Андреевич. — Или в Вологду. Да, туда лучше. Я ведь не совсем зверюга, пусть его шмотьё по стране путешествует. Хотя тут как-то наоборот получается. Смеётся. Арсений закатывает глаза, ведь иначе реагировать на выпады этого придурка не получается. Но по-доброму это. От любви?
***
По «ТНТ» идёт какое-то очередное шоу, которое они смотрят практически без звука. Не, им по долгу работы в любое время дня и ночи, конечно, стоит говорить, что все продукты канала офигенные, интересные, смотрите их нон-стоп, на повторе и бла-бла-бла, но Антон без задней мысли в этот момент считает: губы Арсения пизже. И вы не можете его в этом винить. Не-а.— Брысь.Арс лягается, скидывая со своих ног длиннющие и тяжёлые конечности Шастуна, которые тот нагло на него закинул, хотя диван раздвинут, и места навалом вообще-то. Но нет же, ему на Попове лежать подавай.— Цыц.Антон его нижнюю губу оттягивает, а потом в поцелуе сминает — нежно, неторопливо, ведь у них времени вагон и маленькая тележка, три дня и три ночи прямо как в той приставучей песенке.Он остановиться не может, когда Арсения обнимает и руками по его спине хаотично пробегается. Ткань футболки мешает, кожу не даёт ощутить, тепло и Арсения. Всего. Целиком. Полностью.Да он сожрал бы его, если бы мог и не поморщился, смакуя каждую косточку и хрящик.Жаль, что это не осуществимо.Целовать Арсения вот так — невыносимо. Шастун как будто в завязке был, а сейчас спустил свою болезнь на тормозах, развязал и дозу за дозой в себя впихивает.— А как же шоу?Арсений тихо смеётся в поцелуй и голодным взглядом его лицо облизывает. Скучал ведь. Тоже сильно скучал.— Да я сам его устрою. Только попроси.Минута, две, три — да хуй его так-то знает, сколько проходит времени, но они уже просто лежат, наслаждаясь. Не друг другом, а просто так, ситуацией в целом. Потому что насладиться в полной мере их отношениями нереально, всегда мало будет. Пиздец как мало, если по чесноку. Эта почти тишина (из-за телевизора) не давит по ушам, а голова Арсения приятной тяжестью устраивается на груди. У него, кажется, глаза закрыты, и он умиротворенно сопит, как великовозрастная детина, чувствуя ласковые пальцы в своих волосах.— Оброс совсем.Антон довольно длинные прядки перебирает. И выглядит таким сосредоточенным, что это было бы смешно, если бы не было так красиво. У Арсения шевелюра мягкая да ещё и блестит так охуенно, что Шастун бы не удивился, найди он в ванной масочку для волос. Не, ну, а чё такого?— Не нравится?Да тут к гадалке не ходи, это кольнёт по самолюбию так, что потом хрен из памяти сотрёшь. Арсений он такой — ранимый. И иногда это бывает очень не к месту.— Нравится.Шаст улыбается и целует его в затылок, но слишком долго не отстраняется, трётся носом, ластится как дорвавшийся до ласки котяра. Хотя нет, какая там ласка, скорее Попов его личная самая забористая сметана, в которой Антон решил вывозиться с головой.— Их бы ещё в правильное русло...— Просветишь?Смеётся.— Обязательно.
***
— Ну что ты делаешь?Арсений на него глаза свои выпучивает, чувствуя, как рука, надавливая на голову, настойчиво толкает вниз. А волосы-то длинные, удобненько.— Экранизирую пособие по выживанию.— Но это больше похоже на минет.— Вот и я о том же.Вот знаете в чём прикол? Нормальный мужик, отбивая коленочки об пол и чувствуя, как новенькие джинсы трещат по швам, встаёт и по ебалу херачит, но Попов к этой категории людей явно не относится. Он на Шастуна снизу-вверх смотрит, и у него встаёт.Приплыли.Они на кухне. Антон жопой в шкафчик вжимается и чуть своими эндорфинами не захлебывается. Казалось бы, как мало человеку надо для счастья.Стоят-сидят и глазки друг другу строят как в небезызвестной киношке с традиционно счастливым концом.Пиздато же, ну.Шастун серьёзный аки босс и красивый настолько, что аж в штанах зудит и зад горит, как потрахаться хочется (Попов, молю, заткнись уже), зато у Арса на лице целая гамма эмоций от растерянности и до смущения, от которой у Антона брови вверх взлетают в немом «хера».Но чему тут удивляться по сути, Арсений у нас барышня приличная, он в рот не берёт и от одних предложений обычно краснеет и в закат сваливает. А тут на тебе — сидит.А Антон что? Антон разрывается между «сука, блять, нахуй, не вывожу» и «да сделай уже что-нибудь нахер».Не дождавшись, Шастун ему на затылок сильнее давит, подталкивает к себе, в волосах путаясь. Лицо Попова теперь в паре сантиметров от паха и главное продолжать дышать. Ровно.— Шаст, я же не...Перебивает, нагловато так улыбается и перебивает:— Учись, я же сказал: в жизни пригодится.Ну и ладненько. На том и порешили.Нежность. Он перебирает его волосы — медленно так, с чувством. И от этой незатейливой ласки Попов явно плывёт и расслабляется секунд так на десять. Арс смотрит на него из-под опущенных ресниц и языком по губе мажет.— У тебя глаза такие...— Какие?— Блядушные.В комплекте с румянецем на щеках.Шастун хрипло смеётся, обхватывая его лицо за подбородок, приподнимая. Большой палец оказывается на нижней губе и оттягивает, приоткрывая рот. Подушечки касается язык, и это просто блять.Б л я т ь.Своенравный и бойкий Арсений, у которого шило в одном месте, покорно сидящий у его ног, то ещё зрелище. И мысль о том, что этого раньше никто не видел, не хило так заводит.Антон шумно выдыхает и впивается пальцами в столешницу, когда Арсений сквозь ткань его штанов рукой член задевает, поглаживает. Арс выглядит таким сосредоточенным, что Шастуну хочется отпустить какую-нибудь постироничную шуточку по этому поводу, но он вовремя прикусывает язык — спугнёт же, ну, и сам себе кайф обломает.У него венка на лбу пульсирует и в глазах какая-то хуйня, не разберёшь. Попов напряжён. Это видно, как и видно то, что он готов в любой момент сбежать или в обморок пиздануться от смущения и переизбытка чувств.Шастун моргать перестаёт и взглядом в него въедается.У Арсения руки аутентичную чечетку в воздухе отбивают, пока пытаются штаны вместе с бельем вниз спустить. Антон их перехватывает и, глядя в глаза, помогает.Арс улыбается так неловко, благодарно и глаза вниз опускает.У Шаста ритм дыхания сбивается и его от возбуждения в пружину скручивает.— Если ты не...Своевременно! Пять баллов.— Я хочу.И в башке Попова пролетает что-то вроде «я хочу, и я могу», когда он, мотнув головой и отогнав всё лишнее, берёт в руку член.Шастун запрокидывает голову назад, не замечая, что на этом вся уверенность Арса как бы благополучно заканчивается.И вроде — ну чего такого? Открой рот и тупо расслабься, представь что-нибудь приятное, закрой глаза, тогда будет не так страшно и быстрее закончится, но на самом деле Антон прекрасно помнит, как чуть не проблевался в свой первый раз. Да-да! Все эти: сбившееся дыхание, дрожащие ресницы, властная рука в волосах, стоны да и факт того, что кому-то благодаря тебе кайфово — заебись, конечно, но вот только сам процесс, то ещё наслаждение, если ты не умеешь, и тебя не подстёгивает внутренняя богиня как какую-нибудь Анастейшу Стилл.Ебать. Сухие губы (но облизывал ведь) касаются головки — да, просто касаются, целуют, если хотите. На пробу. А потом он языком по уздечке проводит.Какую порнуху ты смотрел, умник?Но Антоха пока и не требует ничего, в горло, ой, в душу не лезет.Одна рука на бедре, а другая член у основания обхватывает, помогает, пока поповские губы хрен знает что творят, но это приятно, да. Наверное, каждый хоть раз слышал некую мудрость без авторства: минет — это когда от умелых поцелуев кончаешь, всё остальное — ебля в рот и прочие синонимы. Не путайте.Умелец Арсений видимо решил продемонстрировать, класс показать.И он целует — делает, что может, неуверенно, но нежно аж до ломоты в костях, старается и в полной мере наслаждается многозначительным тихим «фа-а-ак» от Антошки. А то ему казалось, что совсем пизда рулям, но видимо не всё так плохо.Шастун вспотевший, взмыленный и губы картинно кусает, сдерживается, детский сад этот терпит.Арсений такой трогательный в своём неумелом желании сделать хорошо, он напоминает муженька-девственника в первую брачную ночь с распутным взглядом и красными щеками. Но это всё лишь сравнения ради.Дрочит, пока губы по низу живота проходятся. Мучительно долго. Пока не надоест. Пока не осмелится.Арс на него глаза поднимает, и это что-то вроде «помоги».Шастуна два раза просить не приходится. Он его голову за волосы цепляет и ртом на член насаживает. Аккуратненько, чтобы не напугать. И это в очередной раз то самое обещанное правильное русло по использованию поповской причёски. И тому, кажется, нравится.Позволяет отстраниться и слюну размазать, он же не зверь, надо сделать правильно, по уму. Терпеть сил нет, но...Потом сдерживаться не особо получается.
***
На кухне мало света.— Серьёзно? Вот знаешь, когда меня учит жизни кто-то вроде тебя, мне хочется сказать: чё? И ты вроде бы умный чел, но пустил свою жизнь по пизде и теперь лезешь в чужую. И вся эта хуйня переводится как: ну ты послушай, но всерьёз воспринимать это не надо. И нахуя тогда?Ночь. Две тарелки борща. Две рюмки. Одна бутылка. Один пиздливый и пьяный Шастун.