Любовь, найденная за фолиантами

(Эвери-Холл, Сомерсет. Конец лета 1857 года.)

Воздух в бальном зале Эвери-Холла был напоен не духами и пудрой, а ароматом летних цветов – роз, лаванды, жасмина, собранных в садах поместья и щедро украшавших колонны, камины и столики. Вместо грохота лондонского оркестра – струнный квартет, приглашенный из Бристоля, исполнял нежные мелодии, создавая атмосферу изысканной камерности. Хрустальные люстры сияли мягче, отражаясь не в позолоте, а в полированном дубе панелей и добродушных улыбках гостей. Это был не лондонский бал сезона. Это был **бал Эвери**. И его душа, его хозяйка, была Джейн, герцогиня Эвери.

Стоя у высокого окна, открытого в сад, откуда доносилось стрекотание сверчков и шелест ночного ветра, Джейн наблюдала за гостями. Здесь не было толчеи столичных приемов. Приглашены были соседи-помещики, их семьи, несколько старых друзей Ризли, не гонявшихся за сплетнями, и, конечно, Эдвард, сияющий от гордости за сестру и вовсю флиртующий с дочерью местного викария. Никакой леди Маргарет, никаких Арабелл Фэрчайлд. Никакого Харгрейва. Только тихий, настоящий Сомерсет.

Джейн была одета не в тугой корсет и облако тюля, а в платье из струящегося голубовато-серебристого шелка, напоминавшего лунный свет на воде. Вырез был скромным, юбка – достаточно широкой для танцев, но не сковывающей движения. Волосы, собранные в элегантный, но не вычурный узел, украшала лишь нитка жемчуга – подарок Ризли на утро после свадьбы. Она не была "бриллиантом", сверкающим под прицелом сотен глаз. Она была **хозяйкой**. Спокойной, уверенной, сияющей изнутри. Ее голубые глаза, окидывая зал, светились не вымученной любезностью, а искренним удовольствием.

**«Мой дом. Мой бал. Мои правила»,** — думала она, ловя восхищенные взгляды соседок, которые еще месяц назад шептались о "скандальной герцогине". Теперь они видели не беглянку, а элегантную, умную женщину, прекрасно управляющуюся с хлопотами огромного поместья (слухи о ее успешном вмешательстве в дела упрямого арендатора Хэммонда уже пошли гулять по округе) и явно обожаемую своим герцогом. Ризли, стоящий неподалеку в безупречном фраке, казался не мрачным затворником, а спокойным, даже умиротворенным человеком. Его ледяной взгляд растаял, уступив место внимательной заинтересованности, когда он беседовал со старым полковником о разведении овец.

Под звуки вальса к ней подошел Эдвард, сияющий.
— **Ну, герцогиня?** — он преувеличенно церемонно поклонился. — **Поздравляю с триумфом. Бал – восхитителен! Воздух свободный, еда – съедобная (что редкость на таких мероприятиях!), а гости... не вызывают желания бежать в библиотеку. Хотя она, конечно, манит.** Он подмигнул.

Джейн рассмеялась, легким, счастливым смехом.
— **Спасибо, Эдди. Главное, чтобы тебе было весело. А библиотека никуда не денется. Завтра.**
— **Обещаю вести себя прилично, — пообещал он, но тут же огляделся в поисках дочери викария. — Почти прилично. А где твой ледяной айсберг? Точнее, уже скорее... подтаявший?**

Джейн кивнула в сторону Ризли. В этот момент он ловил ее взгляд через зал. И в его глазах не было ни льда, ни отстраненности. Было тепло. И вопрос. Он слегка наклонил голову, приглашая на танец.

Сердце Джейн учащенно забилось. Не от страха или обязательности, как когда-то на лондонских балах. От предвкушения. Она кивнула, извинилась перед Эдвардом и пошла через зал навстречу мужу. Гости расступались, улыбаясь, ловя этот немой диалог любви и понимания.

Он взял ее руку без светской жеманности. Твердо. Знакомо. Его пальцы сомкнулись на ее талии с естественной уверенностью хозяина и мужа. И когда они закружились в вальсе, это было не просто исполнением светского ритуала. Это был **их** танец. Танец двух людей, нашедших ритм друг друга не только в шагах, но и в жизни. Они говорили мало. Просто смотрели друг другу в глаза. Улыбались. Чувствовали музыку и тепло рук. В этом кружении под нежные струны, в центре *ее* бала, в *их* доме, Джейн чувствовала себя абсолютно свободной и абсолютно защищенной. **Цепи были сломаны. На их месте вырос мост.**

**(Поздний вечер. Терраса Эвери-Холла.)**

Шум бала остался позади, приглушенный закрытыми дверями. Ночь была теплой, звездной, наполненной ароматом цветущего сада. Джейн и Ризли стояли у каменной балюстрады, слушая последние аккорды музыки и смех гостей, разъезжавшихся по домам. Он обнял ее сзади, подбородок опираясь на ее макушку. Его дыхание было теплым на ее шее.

— **Ты была ослепительна сегодня, герцогиня,** — прошептал он, его губы коснулись ее виска. — **И бал... он был идеален. Непохож ни на один, что я помню. Живой. Настоящий. Как ты.**

Она прижалась спиной к его груди, чувствуя биение его сердца сквозь тонкую ткань рубашки.
— **Это был бал *нас*, Ризли. Не света. Наших друзей. Нашего дома.** Она вздохнула, полным счастья вздохом. — **Спасибо, что терпел толпу. Я знаю, как ты...**

— **Терпел бы и ад, лишь бы видеть тебя такой,** — перебил он мягко, поворачивая ее к себе. Лунный свет падал на его лицо, сглаживая резкие черты, делая голубые глаза почти черными и бесконечно глубокими. — **Ты превратила обязанность в праздник. Мою крепость – в дом. Мою жизнь...** Он запнулся, ища слова. — **...в нечто, чего я даже не смел желать.**

Они замолчали. Тишина ночи, нарушаемая лишь далеким уханьем совы, была громче любых слов. Воздух между ними сгустился, наполнился электричеством осознания, что гости уехали, слуги разошлись, и огромный дом теперь принадлежал только им. Двоим. Наедине с их победой, их счастьем и... их страстью.

Ризли первым нарушил тишину. Не словом, а движением. Он наклонился и поцеловал ее. Нежно сначала, испытывая почву. Потом глубже, страстнее, когда она ответила ему с такой же жаждой. Этот поцелуй был не похож на их первый робкий поцелуй в библиотеке или на поцелуй после венчания. В нем была зрелость обладания, знание друг друга, и накопившееся за вечер напряжение, которое требовало выхода. Его руки скользнули вниз по ее спине, прижимая ее к себе так плотно, что она почувствовала каждый мускул его тела, каждую линию напряжения и желания. Ее руки запутались в его волосах, притягивая его ближе, глубже в поцелуй.

**(Их спальня. Глубокой ночью.)**

Луна, поднявшаяся высоко, заливала серебром спальню. Последние свечи догорали, отбрасывая длинные, пляшущие тени на стены. Джейн лежала на спине, ее темные волосы раскинулись по шелковой подушке, как крылья. Ризли сидел рядом, опираясь на локоть, его свободная рука медленно, с бесконечной нежностью, водила по ее обнаженному плечу, вдоль ключицы, к основанию шеи. Его глаза, темные в полумраке, не отрывались от ее лица, залитого лунным светом и отсветами пламени свечи.

Она смотрела на него, ее губы были слегка приоткрыты, дыхание еще неровное после волны только что пережитого блаженства. На его лице она читала не усталость, а сосредоточенное восхищение, смешанное с глубокой, тихой нежностью. Он не говорил. Он **созерцал**. Как будто пытался запечатлеть в памяти каждый изгиб ее бровей, каждую ресницу, отблеск света на влажной коже.

— **Что?** — прошептала она наконец, ее голос был хрипловатым от пережитых эмоций. Его молчание было красноречивее любых слов, но ей хотелось слышать его.

Он наклонился, его губы коснулись точки у нее на шее, где пульс бился чуть учащенно. Потом он поднял голову, его глаза встретились с ее глазами.
— **Просто смотрю,** — ответил он тихо, его пальцы коснулись ее губ, повторив их изгиб. — **На мое чудо. На женщину, которая превратила ледяную крепость в дом. Которая дала мне не только любовь, но и... жизнь. Настоящую.** Он сделал паузу, его взгляд стал еще глубже. — **Ты прекрасна, Джейн. Не только сейчас. Всегда. Когда споришь со мной о Смите. Когда пачкаешь руки в саду с твоими дурацкими растениями. Когда смеешься так, что, кажется, солнце встает в комнате. И сейчас...** Его рука скользнула ниже, по ее животу, вызывая легкую дрожь. — **...когда ты вся открыта мне. Доверчивая. Сильная. Моя.**

Она не ответила словами. Она взяла его руку, прижала ее ладонь к своей щеке, потом поцеловала его шершавые пальцы – пальцы боксера, управляющего поместьем, любовника. Потом потянула его к себе. Не для новой страсти. Для близости. Для того, чтобы он лег рядом, обнял ее, и они могли слушать биение их сердец, замедляющееся после бури наслаждения, сливаясь в один ритм в тишине ночи.

Он лег, притянул ее к себе, ее спина прижалась к его груди, его рука обвила ее талию. Его дыхание было теплым на ее шее. Она положила свою руку поверх его руки, сплетя их пальцы. Их тела, усталые и счастливые, идеально совпадали, как две части одного целого. Никаких масок. Никаких ролей. Только **они**. Ризли и Джейн. Муж и жена. Хозяева Эвери-Холла. Двое людей, нашедших в тишине ночи после своего первого бала не конец вечера, а начало новой, глубокой главы их интимности – главы доверия, нежности и немого диалога душ, понятнее любых слов.

За окном пела сова, далекая и одинокая. Внутри, в кольце его сильных рук, под его защитой и любовью, Джейн чувствовала себя как никогда цельной и свободной. Она закрыла глаза, погружаясь в тепло их общего дыхания и безмятежный сон, зная, что утро встретит их не суетой света, а тишиной **их** поместья и неисчерпаемыми возможностями **их** совместной жизни. Бал окончен. Но их танец только начинался.