Глава 2: Трещины во Льду и Шепот Сплетен
Ризли Эвери, сделав шаг в сторону от основного потока гостей, движущихся подобно яркому, надушенному реке, остановился в тени массивной мраморной колонны. Здесь, в узком проходе, задрапированном темно-бордовым бархатом, гул бала приглушался, превращаясь в далекий рокот. Свет от люстр сюда почти не проникал, окутывая их полумраком, создавая иллюзию уединения посреди толпы. Он повернулся к Джейн, его фигура, высокая и внушительная, казалась еще более монументальной в этой интимной обстановке. Ледяные глаза, все еще хранящие тень отстраненности, тем не менее, смотрели на нее с пробудившимся любопытством.
«Итак, мисс Кеннет, — начал он, его бархатистый бас звучал тише, но отчетливо в тишине их убежища. — Вы утверждали, что парламентарии страдают близорукостью. Довольно смелое заявление для дебютантки, чей сезон только начался.» В его интонации не было осуждения, скорее, вызов. Проверка.
Джейн, все еще чувствуя остаточное дрожание в коленях после столкновения и бегства от Харгрейва, но уже гораздо более собранная, подняла подбородок. Ее голубые глаза, приспособившиеся к полутьме, встретили его взгляд без робости. Этот вопрос, неожиданно прямой, пахнул не светской пустотой, а возможностью настоящего разговора. Она забыла на мгновение о своем статусе "бриллианта".
«Смелость, Ваша светлость, часто рождается от чтения газет и наблюдения за последствиями решений, принятых в удобных креслах Вестминстера, — ответила она, тщательно подбирая слова, но не скрывая искреннего интереса. — Взять хотя бы ситуацию в Индии. Разве отправка войск *после* восстания в Мируте не является запоздалой реакцией, демонстрирующей скорее панику, чем продуманную стратегию? Разве не очевидна была нарастающая напряженность?» Она произнесла это, слегка размахивая веером, но теперь движения были спокойными, осмысленными, а не истеричными.
Ризли слегка приподнял бровь. Он ожидал дежурного ответа о моде или погоде, а не анализа колониальной политики. Это было... необычно. Интересно. *Она читает не только светскую хронику*, — промелькнуло у него.
«Восстание в Мируте началось десятого мая, — поправил он ее автоматически, мысленно листая сводки, полученные утром. — А войска были направлены ранее, но в недостаточном количестве. Ошибка была не в бездействии, мисс Кеннет, а в недооценке масштаба и ярости сопротивления, а также... — он сделал небольшую паузу, — в самонадеянности местной администрации, уверовавшей в собственную непогрешимость.» Он говорил с уверенностью человека, привыкшего разбираться в сути проблем, а не скользить по поверхности.
«Десятого мая? — Джейн на мгновение задумалась, мысленно сверяя даты. — Вы правы, Ваша светлость. Моя ошибка. Но недооценка, самонадеянность... Разве это не те же грани близорукости? Неспособность увидеть картину целиком, предугадать последствия?» Она смотрела на него с горящими глазами, забыв о веере. В этом полумраке, под гул далекой музыки, она чувствовала себя не куклой на показе, а человеком, способным на мысль.
Уголки губ Ризли дрогнули в чем-то, отдаленно напоминающем улыбку. Микроскопической, но заметной в игре теней на его обычно непроницаемом лице.
«Вы ловите меня на слове, мисс Кеннет. Признаю, синонимы подобраны точные. Однако, — он скрестил руки на груди, — вы, кажется, обладаете необычайно острым взглядом для... "бриллианта сезона".» Он произнес титул с легкой, едва уловимой иронией, но без злобы. Скорее, как констатацию факта, который теперь казался ему неполным.
Джейн почувствовала легкий румянец на щеках. Не от смущения, а от неожиданного удовольствия быть воспринятой иначе.
«Бриллиант, как известно, лишь камень, Ваша светлость. Красивый, но безжизненный. Меня же, — она позволила себе крошечную, чуть дерзкую улыбку, — гораздо больше интересует то, что происходит *вокруг* витрины. Книги, идеи, мир за пределами бальных залов. Хотя, — добавила она тише, с внезапной искренностью, пробивающей ее светскую маску, — приходится признать, что витрина весьма навязчива.»
Этот откровенный намек на ее собственное положение, на несвободу, заставил Ризли взглянуть на нее пристальнее. Он увидел не только красоту, сиявшую даже в полумгле, но и тень усталости в уголках глаз, легкую складку неудовлетворенности между бровями. *Она не хочет этого*, — осознал он с неожиданной ясностью. Как и он сам не хотел быть здесь, загнанным в ловушку титулом и необходимостью жениться. Странное чувство солидарности, почти родственности, теплой волной коснулось его, растапливая еще один крошечный кусочек внутреннего льда.
«Мир за пределами витрин... — повторил он задумчиво. — Достаточно редкое желание в этих стенах. И, должен признать, понятное.» Его голос потерял часть привычной ледяной резкости. Он не стал развивать тему, но его согласие, молчаливое и весомое, висело в воздухе между ними.
Их разговор потек легче, переходя от политики к недавно вышедшей книге мисс Гаскелл (Джейн, рискуя, упомянула, что читала ее тайком, так как мать считала романы "неподобающим чтением для леди"), к проблемам управления большим поместьем (Ризли, невольно увлекшись, пожаловался на упрямство местных арендаторов, не желавших внедрять новые методы земледелия). Джейн слушала его, пораженная глубиной его знаний и практическим складом ума, так не вязавшимся с образом мрачного, нелюдимого герцога. Она ловила редкие искорки живого интереса в его голубых глазах, когда он говорил о технических новшествах, и не могла не улыбнуться его саркастическому замечанию о "непоколебимой косности английского фермера".
Они не заметили, как время летело. Пятнадцать минут, проведенные в тени колонны, показались им одновременно мигом и целой вечностью. Для каждого из них это была первая за долгое время беседа, не обремененная фальшью и светскими играми. Джейн забыла о преследовавших ее кавалерах, Ризли – о тяготившей его необходимости "осматривать невест".
* * *
**За пределами их уединения** ситуация была иной. Длинные, словно щупальца спрута, языки сплетен уже вовсю ползли по бальному залу.
«Видели? Бриллиант и новый герцог! Уже полчаса неразлучны вон там, за колоннами!» – шипела одна пожилая леди, яростно работая веером, подруге с птичьим профилем.
«Он даже отбил ее у Харгрейва! Холодно посмотрел – и тот смылся!» – вторила ей другая, бинокль которой был неотрывно направлен на загадочный проход.
«Леди Маргарет просто сияет! – заметил кто-то третий. – Смотрите, как она переглядывается с подругами! Уж не помолвка ли на горизонте?»
Леди Маргарет Кеннет действительно едва сдерживала торжествующую улыбку. Ее дочь, ее прекрасная Джейн, ее "бриллиант", удостоился внимания самого завидного холостяка сезона! И не мимолетного разговора, а долгой, *очень* долгой беседы наедине! Мечты о герцогской короне для дочери, казалось, материализовались прямо у нее на глазах. Она уже мысленно примеряла к себе титул "матери герцогини".
Когда Джейн, наконец, с легким, почти незаметным вздохом сожаления, вышла из тени колонн, ее сразу же окружили. Но теперь это были не назойливые кавалеры, а стайка взволнованных подруг-дебютанток и их мамаши, жаждавшие подробностей.
«Джейн! Милая! Что он говорил? Он очарователен? Он пригласил тебя на танец?» – засыпали ее вопросами.
Джейн, чувствуя, как на нее вновь наползает удушающая паутина ожиданий и сплетен, старалась отвечать уклончиво, сохраняя светскую улыбку:
«Герцог Эвери очень... эрудированный собеседник. Мы обсуждали... текущие события.» Она ловила на себе восхищенные и завистливые взгляды. Ее статус "бриллианта" только что получил мощнейшее подтверждение.
Но ее мысли были далеко. Они возвращались к прохладной тени колонны, к бархатистому голосу, к неожиданной искорке в ледяных глазах, к тому чувству *понимания*, которое мелькнуло между ними. Он был не таким, как все. Холодным – да. Замкнутым – несомненно. Но под этой оболочкой... там было что-то живое, умное, уставшее от той же самой игры, что и она.
* * *
**Ризли Эвери**, вернувшись в гущу толпы, сразу ощутил на себе тяжесть удвоившегося внимания. Взгляды, прежде скользившие мимо с почтительным страхом, теперь задерживались на нем с откровенным любопытством и расчетом. Он поймал себя на том, что вновь втянул голову в плечи, надевая привычную маску ледяного безразличия. Но внутри все еще горел необычный след от разговора.
*"Образованная. Дерзкая. И явно несчастная в своей позолоченной клетке. Как и я в своей."* Мысль пронеслась четко и неожиданно. Он отогнал ее, как назойливую муху. Сентиментальность была не для него. Но образ ее широко открытых, умных глаз, сиявших в полумраке, когда она спорила о парламенте, упорно всплывал перед ним. Она не кокетничала. Она *думала*. Это было... освежающе. Опасно освежающе.
Он увидел ее через зал, окруженную стайкой восторженных девиц. Она ловила его взгляд. На долю секунды их глаза встретились. В ее взгляде – не триумф "покорительницы герцога", а что-то неуловимое: благодарность? Надежду на продолжение? Легкую растерянность перед нахлынувшим вниманием? Ризли едва заметно кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Но внутри что-то сжалось. Он только что сделал ее центром еще больших сплетен. И сам оказался в центре охоты.
«Ваша светлость!» – сладкий, как патока, голос прервал его мысли. К нему подплыла, вся в розовом тюле и жемчугах, леди Арабелла Фэрчайлд, дочь маркиза, считавшаяся одной из главных претенденток на его руку и титул. Ее большие карие глаза смотрели на него с преувеличенным восхищением. «Какой восхитительный вечер! Не удостоите ли вы меня чести следующего танца?»
Ризли ощутил знакомое раздражение, подступающее к горлу. Фальшь капала с каждого ее слова. Он видел, как ее взгляд скользнул в сторону Джейн, и в нем мелькнуло что-то колючее, завистливое. *"Бабочка с ядовитыми чешуйками"*, — подумал он с отвращением.
«Боюсь, леди Арабелла, я уже исчерпал свой лимит светских обязанностей на сегодня, — ответил он с ледяной вежливостью, делая шаг назад. — Меня ждут неотложные дела. Приятного вечера.»
Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился к выходу, оставляя за собой шепот разочарования и новый виток сплетен. Его шаги были твердыми, быстрыми. Ему нужно было прочь. Прочь от этой духоты, фальши и внезапно вспыхнувшего внутри беспокойства, вызванного парой выразительных голубых глаз и не по-девичьи острым умом.
* * *
**Джейн**, едва освободившись от назойливых расспросов подруг, почувствовала на себе тяжелый, исполненный неоднозначных эмоций взгляд. Это была ее мать. Леди Маргарет подошла к ней, сияя, но в ее глазах горел огонек не терпящего возражений триумфа.
«Джейн, моя дорогая!» – прошептала она, сжимая дочь за локоть так сильно, что та чуть не вскрикнула. «Ты просто невероятна! Герцог Эвери! Целых двадцать минут наедине! Королева была права, назвав тебя бриллиантом!» Ее шепот был громким и пронзительным. «Это твой шанс! Твой единственный и неповторимый шанс! Ты должна закрепить успех! Пригласила ли он тебя? Сказал ли что-нибудь... значительное?»
Джейн почувствовала, как волна досады и усталости накрывает ее с головой. Ее мимолетное ощущение свободы, настоящего разговора, испарилось, как дым. Мать видела только титул, только блестящую партию. Не человека. Не тот неожиданный мостик понимания, что мелькнул между ними.
«Мама, мы просто разговаривали, — попыталась она сказать спокойно, отводя взгляд. — О политике. О поместьях. Ничего... особенного.»
«Ничего особенного?! — Леди Маргарет аж подпрыгнула, едва не выронив веер. — Двадцать минут наедине с герцогом – и это "ничего особенного"? Джейн Кеннет, опомнись! Ты должна использовать это! Он явно заинтересован! Я видела, как он на тебя смотрел!» Ее голос стал жестким. «Забудь свои глупые книжки и мечты. Это – твоя судьба. И ты не посмеешь ее упустить. Поняла?»
Голубые глаза Джейн потемнели от обиды и гнева. Дерзкая натура вскипела.
«Поняла лишь то, что для вас я всего лишь товар, выставленный на лучшую цену!» – вырвалось у нее шепотом, но с такой силой, что леди Маргарет отшатнулась, бледнея. «Герцог... он был...» Она хотела сказать "он был *настоящим*", но не смогла. Мать не поймет. Никто здесь не поймет. Она сглотнула комок в горле, чувствуя, как внутри вновь сжимается знакомая клетка, ставшая после разговора с Ризли еще теснее. «Простите, мама, мне душно. Мне нужно воздуха.»
Она резко развернулась и почти побежала к выходу на террасу, оставив леди Маргарет в ошеломленном и разгневанном молчании. Прохладный апрельский воздух ударил ей в лицо, но не принес облегчения. Она прислонилась к холодной каменной балюстраде, глядя на тускло освещенные огнями экипажей улицы Лондона. Слезы горечи и бессилия застилали глаза. Он, герцог Эвери, этот неожиданный союзник по несвободе, ушел. А ее тюрьма "бриллианта" стала только прочнее. Но в памяти упрямо всплывали его слова: *"Мир за пределами витрин... Достаточно редкое желание... И понятное."* В этих словах была крошечная надежда. И она цеплялась за нее, как утопающий за соломинку.
Конец главы 2