25
Белые стены больницы пахнут спиртом и хлоркой. Пол скрипучий, по нему ползут мелкие трещинки. В уголках забилась пыль, а из чуть приоткрытого окна дует свежий весенний ветерок. Доктора снуют туда-сюда, будто для вида, а вовсе не за надобностью. Кресло ужасно неудобное, больно впивается оголенными деревяшками в спину. Длинный коридор нашпигован кабинетами с бесцветными табличками. Арсений смотрит на донышко стакана, в котором плещутся остатки кофе. Он ведет указательным пальцем по бортику и наблюдает за тем, как капли оседают на бледную кожу. Оглушающий звон тормозов разрывает черепную коробку и распространяется по всему помещению, перекрывая остальные звуки. Разговор двух пожилых женщин становится неслышимым, Арсений видит только, как те шевелят губами и жестикулируют руками. Медсестра дергает за ручку ободранной двери, а та пронзает помещение противным звуком резины. Истертые шины оставляют черный след на пешеходном переходе, перекрывая белые полосы. Руки начинают трястись, а вместе с ними и кружка кофе. — Арсений Сергеевич! Господи! — справа к нему подлетает женщина, которая падает на соседнее кресло, до боли стискивая дрожащие плечи учителя. — Милая, успокойся... — за руку ее хватает высокий мужчина. Лицо его понурое, с видимыми морщинами, которые будто за пару часов выделились еще сильнее. Арсений хлопает глазами, смотря на двоих. Женщина поправляет голубое платье, которое, видимо, надела в спешке, так как оно было чересчур мятое. Ее глаза красные, а между тонких пальцев спрятан бумажный платок, который пропитан влагой. — Вы позвонили мне... мы сразу бросились сюда, Господи... — она вздрагивает и цепляется за мужа, который поддерживает ее за талию, чтобы та не упала от переизбытка эмоций. — Как это случилось? Внутри все обрывается. Сердце останавливается вместе с ударом. Машина останавливается в ту же секунду, как мальчика с силой отталкивает в сторону. Белая дверь открывается, и из нее пулей вылетает седовласый мужчина, который подрывается к парню. Люди, идущие рядом, сбегаются к месту аварии. Все кричат одни и те же слова, активно жестикулируют. Арсений замер на месте, смотря на пешеходный переход, где секунду назад стоял Антон. — Арсений Сергеевич?! — женщина легко касается его, когда тот не отвечает и смотрит на чертов стакан, не произнося ни слова. — Да? — Что случилось? — две пары глаз уставились на мужчину в ожидании ответа. Рука горит от браслета на ней, черные бусины оставляют ожоги, и Арсений устремляет свой взгляд на толпу людей. Что-то заставляет его резко дернуться с места и побежать к месту аварии. Голубые глаза бегают от человека к человеку, пока не стопорятся на бледном лице с чуть приоткрытыми губами. Все тело пробивает дрожь, и мужчина хватается рукой за машину, стараясь выдохнуть. Кислород не поступает в легкие. Он будто блуждает по всему телу, стараясь насытить организм любым способом. — Вызвали скорую! — кричит кто-то из толпы, и Арсений вновь смотрит на бледное лицо с красными кровоподтеками на лбу и скуле. — Авария, — отвечает он родителям и вновь опускает взгляд в пол. — Господи! Наш мальчик! — мать подрывается на плач и утыкается носом в плечо супруга, вздрагивая всем телом. Арсений берет холодное забинтованное запястье в свои горячие руки. На костяшках пальцев виднеются кровоподтеки, а бинты испачканы грязным асфальтом. Мужчина дрожит всем телом, кидая быстрый взгляд на неестественно вывернутую ногу, черные джинсы порвались в области коленей, открывая взору алеющие синяки. К месту подъезжает скорая. Арсений успевает запрыгнуть в машину, представившись как учитель. Успевает выполнить долг, позвонив родителям Антона. Он глубоко выдыхает, стараясь сохранять спокойствие перед матерью, которая испуганно сжимает сотовый, стараясь внимать каждое сказанное слово. А потом... — Вы родители мальчика? — мужчина в белом халате знаком Арсению не понаслышке. Он часто с ним виделся, общался по поводу Марка и собственного здоровья. Мягко говоря, Попов слишком хорошо его знал для обычного докторишки, и в данной ситуации — это пугало. — Да! Господи, с ним все хорошо? Как он? — мать даже перестает дышать, выжидающе смотря на доктора. — Дмитрий, приятно познакомиться! — мужчина чуть заметно улыбается, но тут же скрывает улыбку, ловя на себе недоброжелательный взгляд отца мальчика. — Антон легко отделался. Можно сказать, что ему нехило повезло, — оба родителя выдыхают, обнимая друг друга за плечи, — еще бы чуть-чуть и... — Мы поняли! — рявкает женщина, обводя доктора придирчивым взглядом, будто не веря, что это вообще доктор. — Можно нам к нему? — Боюсь, это будет бессмысленно. Он спит и проспит до тех пор, пока не кончится действие обезболивающего, — мужчина поправляет очки и приятно улыбается будто специально. Видимо, вся эта ситуация его забавляет. — А как он сам? Его состояние? — разговор снова перенимает на свою сторону мать. Желая выведать все, что ей дозволено знать. — Сломана нога, но это нестрашно. Много ран и синяков... — он оглаживает ладонями халат, наконец замечая сидящего Арсения, который, казалось, вообще не был заинтересован данной информацией. Знакомый просто смотрел в уже давно пустой стакан, чем пугал его, — все заживет как на собаке. Обещаю. Я похуже видел, это так... небольшой шок и пара швов. — Швов?! — женщина снова хватается за супруга, а тот от неожиданности даже отпрягает назад. Слишком у него эмоциональная жена. — Ну, естественно швов. Вы думали, что раны, полученные в аварии, это так... с самоката упасть? — доктор всем видом показывает, что он уже спешит. Мужчина оглядывается по сторонам будто в поиске кого-то, хотя тот, кто ему нужен, был уже давно тут и сидел в кресле. — Так мы можем к нему пойти? Можем остаться сегодня с ним на ночь? Я не усну, если буду знать, что он здесь совсем один... — мать вздрагивает, кидая быстрый взгляд на мужа, а тот коротко кивает, давая знать, что поддерживает ее слова. — Я думал, с ним останется его парень... — Дмитрий двигает очки плотнее к носу, смотря на Арсения, который в этот момент резко зыркает на Позова, как бы заставляя того немедленно заткнуться. Опасения оправданы. — Парень? Вы в своем уме, что вы такое несете? — женщина смотрит то на доктора, то на учителя и не понимает почву возникновения такого разговора. — Шутка! — перебивает её мужчина, коротко улыбаясь, — Долгий рабочий день, сами понимаете... Очки блестят от лучей света, когда Дима резко задирает подбородок и активно жестикулирует руками, показывая всю свою «дневную усталость».
— Нет, не понимаю! Я попрошу отстранить вас от лечения моего сына, если вы будете шутить! — она дергает супруга за край пиджака, заставляя идти за ней. — Мы останемся сегодня с ним!— Что ж, этого запретить я не могу, так что... — доктор щурится, обводя беглым взглядом все кабинеты, будто издеваясь, — палата №70.— Спасибо, — женщина кивает в знак благодарности, хотя ей самой хочется прямо сейчас удостовериться в его квалификации, — Арсений Сергеевич... — она виновато опускает взгляд, — спасибо вам за все. Мы тут побудем, если что изменится, то сообщим... Может, навестите своего ученика завтра?— Не за что... — только и отвечает Арс, наконец поднимая взгляд на родителей. Она снова улыбается, берет под руку мужа и исчезает за ближайшим поворотом. Ему лучше и вовсе промолчать насчет посещений Антона. Ведь в глазах его родителей он всего лишь учитель. Арсений резко ставит на пол пластиковый стаканчик и поднимается на ноги, кидая злобный взгляд на мужчину.— Какого хрена? — спрашивает Попов.— То же самое хотел спросить... — доктор подходит ближе, ненароком осматривая мужчину. — Думал, что ты уехал. В коридоре становится душно, даже приоткрытые форточки не спасают. Арсений запускает пятерню в волосы, прикрывает глаза и тяжело выдыхает через нос, всем видом демонстрируя свое недовольство.— Как видишь... я тут.— Отец Марка говорил, что его увезут, вот я и думал, что ты тоже... — Дима хмурит брови, замечая красные воспаленные глаза и ужасный вид друга. За такое долгое время лечения и всей этой нервотрепки они успели стать друзьями. Ведь так?— Это все в прошлом, Поз. Даже не поднимай эту тему. Мне сейчас другое важно... — Арс уводит взгляд в сторону, будто желая скрыться от разговора, да и от друга тоже.— Так и знал, что ты тут не из-за своих школьных обязанностей сидишь! — Дима чуть улыбается краешком губ и оглаживает блестящую лысину. — Не знаю, чего ты так расстроился. Мальчишка-то в порядке полном. Да, пара шрамов останется. Походит с месяц или два в гипсе и всё... Считай, ничего и не было. Только шок, да неприятные воспоминания.— Если бы всё так просто было... — Арсений тяжело выдыхает, смотря на свое запястье.— Неужели не просто? Слышь, я тебе пропуск выбью, будешь ходить к нему, когда захочешь! — Позов улыбается, чуть постукивая друга по плечу. Он не хотел заводить разговор о том, какой же молодой этот Антон Шастун, поступивший после аварии к нему в отделение, не хотел спрашивать о том, почему его родители ничего не знают, когда это так очевидно, и думают, что Попов просто добросовестный учитель, исполняющий свои обязанности. Он просто хотел помочь, ничего больше.— Спасибо, это было бы очень кстати.
***
Дома Арсения никто не ждал. В квартире было пусто. Как только дверь захлопнулась, мужчина обвел прихожую беглым взглядом и остановился на пустой вешалке, на которой висела лишь одна джинсовая куртка. Он подошел к ней вплотную и провел по рукавам пальцами. Эти действия были беспричинны. Арсений снял лаковые туфли и поставил рядом с парой мягких тапочек. Он застопорил свой взгляд на них еще с секунду и зашел в гостиную. На столе стоял недопитый утренний кофе, на плите грязная кофеварка. Арсений никогда не любил пить кофе, вообще не переносил его вкус и запах, но в последнее время просто не мог обходиться без него. Неплохая альтернатива сигаретам, которые он все же отложил подальше, стараясь вообще не курить. Арсений сел за стол. Его взгляд метнулся от кружки в сторону окна. На улице было пасмурно. Вечерние лучи солнца мешались с грозовыми тучами. Должно быть, собирается дождь. Мужчина взглянул на собственное запястье, которое обрамлял черный браслет. На худом запястье юноши он буквально висел, а на Арсе плотно прилегал к коже. В квартире было настолько тихо, что Попов слышал собственное ровное дыхание, слышал стук настенных часов и звук клаксона на улице. В голове было пусто. Все мысли рухнули в тот же момент, когда Арсений увидел то бледное лицо, то сломанное тело посередине дороги. Все, что осталось — это быстрый ритм сердца и обжигающий браслет на запястье, который мужчина крутил в руках с тех самых пор, как оказался в больнице. Его мальчик в порядке. Он остался жив. Но Арсений прекрасно знал, что больше ранил его, чем авария, больше, чем кто-либо. Слова Антона, такие важные, такие теплые, проносились в давящей тишине. Они были настолько реальны, что мужчина начал оглядываться, боясь увидеть за спиной причину своих иллюзий. Так и не вымыв грязную посуду, Арсений скинул с себя вещи и отправился в постель. На сон он и близко не рассчитывал. За окном было до жути темно, белая луна освещала лишь угол комнаты, чем не особо вдохновляла на уютные сны. К тому же постоянное беспокойство за Антона не давало даже вздохнуть спокойно, не то что заснуть. После полученной смс от Позова, в которой друг в полной мере объяснил, как попасть завтра к ученику, он уже было хотел улечься поверх застеленной кровати, как взгляд его затормозил на единственном источнике света, который Арсений никогда не выключал. Он всегда спал со светом, и если и были моменты, когда мужчина пересиливал себя и старался заснуть в темноте, то в общем случае он попросту не высыпался, постоянно просыпаясь от каждого шороха или от собственного больного воображения. Один из тех случаев как раз пришелся на ту ночь, когда у него остался Антон. Мальчик проснулся посреди ночи, дабы выключить ночник и лечь рядом с учителем. Это единственный человек, который знает о боязни темноты, и это был единственный раз, когда Арсений действительно крепко заснул без света. Его вовсе не волновала пугающая темнота, когда пальцы переплетались с чужими, когда Арсений чувствовал на себе взволнованный взгляд зеленых глаз, когда чувствовал человеческое тепло в своей холодной постели. Попов тяжело выдыхает и пересиливает себя, выключая настольную лампу, тут же кидаясь к кровати. Письменный стол стоит в трех шагах от спального места, потому выглядит это вдвойне странно и бесновато. Он с головой прячется под одеяло, подминая под себя ноги. Сердце бьется так сильно, что мужчина кладет на грудь ладонь, пытаясь усмирить быстрый ритм. Браслет крепко сжимает запястье. Арсений, наконец, выглядывает из-под одеяла и кладет голову на подушку, изучая бусинки в лунном свете.— Ты обещал, что он будет оберегать мой сон, Тош... — слова, сказанные вслух, разносятся пугающим шепотом по пустой комнате, Арсений прижимает запястье к груди и закрывает глаза. Все мысли путаются, в голову лезут страшные силуэты, заставляя веки дергаться от желания широко распахнуть глаза, чтобы оглядеть комнату на наличие героев своих кошмаров. Теплые руки медленно ведут по напряженной, чуть дрожащей спине. Они оглаживают плечи и спускаются к груди, совсем невесомо касаясь запястья. Тонкие пальцы ведут по холодному браслету, а затем к мужчине в полной мере прижимается теплое тело, убаюкивая своим жаром. Арсений тепло улыбается, утопая в дремоте, и вовсе выпадает из реальности, засыпая.
То был не единственный раз, когда Арсений заснул без света один. Он засыпал лишь тогда, когда знал, что его сон находится под защитой. Под защитой Антона. Его Антона.
***
Тяжелые пакеты были доверху забиты едой и журналами. Позов уже успел сообщить о том, что родители Антона уехали этим утром из больницы, а сам мальчик очнулся. Эта новость пробуждала внутри непередаваемое счастье и в то же время дикий страх. Счастье оттого, что он очнулся и с ним все хорошо, а страх оттого, что Антон его даже на порог палаты не пустит. Арсений добрался до больницы через пару минут, так как в выходные с утра на дорогах было совсем пусто. Лежащие пакеты снова и снова напоминали о предстоящей встрече, и даже томная мелодия, разливающаяся по салону, не успокаивала быстро бьющееся сердце ни на секунду. Рядом со стойкой на первом этаже стоял Дима. Он листал журнал поступивших больных, облокотившись на гипсовую колонну. Как только дверь больницы с противным скрипом открылась и на пороге показался Арс, взгляд доктора метнулся в сторону взволнованного мужчины.— Посмотрите, кто явился! — он отложил стопку бумаг на стойку, а сам подался к другу, ненароком задевая полные пакеты. — Уверен, что ему все это так нужно?— Это придает мне уверенности, хоть небольшой... — Арс взглянул на занятые руки и глубоко выдохнул. — Давно он очнулся?— Еще вчера.— И ты не сказал?!— Это бы что-то изменило? — злобный взгляд голубых глаз буквально прожигал дыру в мужчине. — Тебе нужно было поспать, Арс.— Твою мать... Дим, ты хоть... — он громко простонал, положил пакеты и схватился за голову.— Ничего, вот помиришься со своим мальчиком, и пойдем на двойное свидание! — Позов тепло улыбнулся и легко толкнул друга в плечо.— Двойное свидание?— Я и мой мужик, ты и твой... — он закусил губу, как бы подбирая подходящее слово, — ребенок.— Ты че... — взгляд Арса из злобного превратился в недоумевающий, — гей что ли?— Только не говори, что ты гомофоб, Попов! — Дима подорвался на заливистый смех и пошел в сторону лифта.— Я просто не знал, что ты... — мысли все еще не складывались в одну общую картину. Да, он довольно хорошо знал Позова, но тот никогда не говорил о своей ориентации. Да и о жене или девушке его никто не слышал... Нет, картина в полной мере восстановилась.— Так, сильно его не перегружай своими монологами. Будь проще, мальчик только очухался... Они вышли из лифта на третьем этаже. Теперь здесь было слишком много людей. Как больных, так и врачей.— Ты это, знай... — Дима оглянулся по сторонам, когда они подошли к нужному кабинету, — сейчас не время посещений, так что тебе никто мешать не будет. Здесь ты только благодаря Димочке, но я вернусь где-то через час. Ну... если тебя не выгонят спустя пару минут, конечно. Доктор лучезарно улыбнулся и двинулся в сторону лестницы. Было в его улыбке и постоянном позитиве что-то успокаивающее. Арсений снова смотрит на пакеты в руках, оглядывается в сторону друга, который уже скрылся за поворотом, и, выдыхая, стучится в палату. Приняв тишину за приглашение войти, Попов дергает ручку двери и заходит в комнату. Помещение тяжелое. Давящее своим белым потолком и зелеными стенами. Окно открыто нараспашку, из него дул теплый ветерок, который проходится по пакетам, разнося по палате шуршащий звук. На небольшой одноместной кровати лежит Антон. Он смотрит на мужчину испуганно, перебирая в руках один из своих браслетов. Арсений тут же замечает гипс на ноге, который выглядывает из-под белой материи, пародии на нормальное одеяло. На лице мальчика налеплены два пластыря. Один красуется на лбу, скрывая зашитую рану, именно ту, что заметил Арс еще там, на месте аварии. Он прекрасно помнит, насколько она была пугающая. Кожа просто лопнула в этом месте и сочилась кровью. Второй пластырь был на скуле. Руки повреждены в некоторых местах. Кое-где виднеются белые бинты, перекрывающие последствия аварии. Неисчисляемое количество фиолетово-желтых синяков только дополняло образ. Антон кладет руки на колени и пододвигается к изголовью кровати, сдавленно шипя от боли в ноге.— Арс... Арсений Сергеевич? — мужчина сжимает до боли губы, стараясь сохранять самообладание. Но видеть своего мальчика в таком состоянии было просто невозможно.— Чудо ты мое... — он ставит пакеты на пол, а сам делает пару шагов вперед к кровати, — неуклюжее.Мальчик хлопает зелеными глазами, смотря на взъерошенного учителя. Мысли и воспоминания у него сбились в один большой ком. Сложно было все сразу разложить по полочкам. Мелкие отрывки клеились с совсем неправильными воспоминаниями, создавая настоящую круговерть в голове. Хотя главное он помнил. Помнил, как признался в любви своему учителю, а тот его оттолкнул от себя. От этих воспоминаний становилось больно вдвойне. Даже ушибы и раны ныли, напоминая о себе, не так сильно. Арсений подходит совсем близко, практически упираясь коленями в край кровати.— Чтоб я еще хоть раз оставил тебя одного. Теперь ты от меня не отвяжешься! — Антон чуть двигается в сторону, давая мужчине возможность сесть рядом. Он наблюдает за ним, будто ища подвох. Попов вспоминает о пакетах и тянет на себя связку фруктов. Взгляд мальчика цепляется за мандарины, которые выглядывают из-за пачек печенья и прочей ерунды. Это замечает Арс. Он берет в руку один из них и протягивает Антону. Парень смотрит на браслет, который прилегает к запястью мужчины и хмурится, но тут же вспоминает, как сам отдал украшение Арсению, перед тем как...— А если я не хочу? — мальчик клонит голову в бок, смотря на учителя с прищуром. Попов перехватывает худое запястье и пихает в руку оранжевый фрукт.— Не хочешь? — он наблюдает за тем, как Антон катает между пальцев мандарин, все еще смотря на учителя.— Не хочу! — Шастун ковыряет толстую шкурку ногтем и принимается чистить цитрусовое. — Я не спрашивал! — Арс пододвигается ближе. Его голубые глаза становятся еще более синими, когда на них проливаются лучи солнечного света. — Хавай, давай! Мальчик чуть не давится собственной слюной. Он медленно кладет одну дольку на язык и прокусывает ее клыком, чувствуя, как по всему рту растекается приятный кисло-сладкий вкус. Антону необходимо лежать в больнице, как минимум, две недели. Ему необходимо хорошо питаться и часто спать. Всё это время Арсений ходит к нему почти каждый день, с перерывами, когда к мальчику приходят родители. Он носит ему фрукты и книги, рассказывает, что происходит в школе. Через неделю к нему пускают друзей. Мама настаивает на всех, но Антон соглашается видеть лишь Серёжу. На большее он пока не готов. Друг чуть не убивает его больничной подушкой, грозясь, что точно задушит его, если он еще хоть раз попадет в аварию. Они обходят стороной все темы, на которые не хочется пока говорить. Так же и с Арсением. Их разговоры не заходят за красную черту, крутясь рядом с темами о школе, учебе, предстоящих экзаменах и здоровье Антона.
Каждого распирало от желания нормально поговорить и, наконец, выяснить все, что произошло. Но ни Арс, ни Антон не решались на первый шаг.
***
— Тош, радость моя... — мама берет сына за руку и ведет большим пальцем по костяшкам.— Не называй меня так, фу! — мальчик одергивает руку и надувает нижнюю губу, смотря на родителей, которые зачем-то оба приперлись в один день, не давая прийти Арсению или Сереже.— Тебя выпишут завтра... — она улыбается, когда видит толику счастья в глазах своего ребенка, — но мы с папой не можем остаться в городе, родной.— Еще раз повторяю: прекрати все эти уменьшительно-ласкательные пытки! — прокручивая сказанное, он хмурится. — Как это вы не останетесь?— Папу отправляют в командировку, а я еду вместе с ним. Кристина уезжает с классом в лагерь. Так что к тебе приедет бабушка, она позаботится о тебе. Антон пододвигается почти к краю кровати и чуть не падает с неё. Хуже, чем его бабушки, нет никого в целом мире. Эта женщина люто ненавидела его всей душой, зато обожала Кристиночку. Конечно, это же не он такой хорошенький, с двумя хвостиками стишки читает. Хотя... мог бы.— Ни за что! — Шастун хватает с прикроватной тумбочки телефон, злостно ведя пальцем по списку контактов.— Тош, ну у нас выбора нет. Мы же не можем тебя одного бросить только после больницы! — вступает в разговор отец.— Значит, со мной останется Сережа! — он снова смотрит на родителей. — Куда лучше этой старой грымзы!— Мы не доверим подростка подростку! — рявкает мать, отнимая телефон из рук сына.— А если доверить подростка мне?! — в проходе, будто из воздуха, появляется Арсений. Оба родителя чуть не подпрыгивают на месте от неожиданности. Они знали, что учитель иногда навещает их сына, так что это было вполне нормально... видеть его здесь. Попов с секунду мнется на месте, а затем подходит к постели, вставая рядом с ошарашенным Антоном.— Я могу присмотреть за ним в полной мере... — он кидает беглый взгляд на мальчика, который с открытым ртом смотрит на учителя.— Арсений Сергеевич... — женщина крутит на пальце обручальное кольцо, искоса смотря на мужа. — Я не могу вас обременять нашими проблемами!— Поверьте, это абсолютно не обременит меня. Я человек одинокий, живущий своей работой. Забота о моих учениках стоит в приоритете! — Арс улыбается, а женщина, кажется, даже млеет от этой улыбки.— Это слишком... — супруг замечает все эти переглядки и решает вступить в диалог. — За Антоном нужен реальный уход. Это вам не шутки.— Я и не шучу. Просто думаю, что справлюсь с этим лучше, чем пожилая женщина. Да и моя компания для него будет поприятнее, видимо. Попов даже не моргает, впритык смотря на родителей. Держит лицо, так сказать, вселяет доверие, ебвашумать. Очень сложно втереться в доверие после того, как его так подставил Дима. К счастью, все восприняли это не больше, чем как обычную бестолковую шутку.— Дорогой, Арсению Сергеевичу можно доверять. Он один из немногих, кому я доверяю. Кажется, в голове у учителя пронесся восторженный крик. Так и хотелось поднять кулак вверх, выкрикнув что-то наподобие: «Да, детка!», Арсений перевел все такой же спокойный взгляд на отца мальчика, который щурился, смотря на Попова с недоверием.— Это было бы очень кстати! — внезапно воскликнул он. Что ж, давление со стороны жены тоже имеет место быть.— Вы можете заходить к нему почаще? Пусть Антоша останется у нас дома, ему там привычнее... — Шастун чуть не подавился, услышав последнее слово. Стыдно признавать, но ему уже куда привычнее спать у Арсения, нежели дома. Он до сих пор чувствовал себя лишним в собственной комнате. — Вы могли бы заходить к нему, проверять, может что-нибудь нужно. На этом и порешили. Антон даже слово не успел вставить, как родители скрылись за обшарпанной дверью больницы, желая скорейшего выздоровления. На следующий день Шастун сидел на скамье, в ожидании, что его заберут. Рядом стояли почти пустые сумки с вещами, а на соседнем стуле сидел Позов, что-то заполняющий в бумажках. Арсений появился так же быстро, как и всегда. Эта мобильность даже начала настораживать.— Примите и распишитесь! — тут же воскликнул Дима, подрываясь с места. Он протянул мужчине большую стопку документов, все так же лучезарно улыбаясь.— Арсений Сергеевич... — на заднем плане заскулил Шастун, начав ерзать на месте, — я ведь встать даже не смогу. Попов что-то быстро черкнул в бумажках и, сунув их в сумку, подошел к мальчику.— Вообще-то дома тебе придется освоить такую нанотехнологию как костыли, — Арс подхватил скудный багаж Шастуна, подходя к выходу, — ну, а пока... донесу на руках. Тут пару шагов до машины.— Не нужно! — Антон протестующе замахал руками, отодвигаясь дальше. — Как-нибудь дойду...— Шастун! — резкий злой рык заставил мальчика поднять зеленые глаза на учителя. — Даже не смей выпендриваться! Я положу эти сумки и вернусь за тобой, хорошо? Не дождавшись утвердительного кивка, Попов выходит из больницы, придерживая тяжелую дверь ногой.— Арс хороший человек, Тох, правда... — внезапно говорит Позов, смотря вслед другу. — Если он любит... по-настоящему любит, то сделает все, что в его силах, для человека, коему эта любовь посвящена. Антон смотрит на свои руки. Костяшки пальцев были в зеленке, на руках все также красовались пластыри и ссадины, но Шастун был бы не Шастун, если бы даже теперь не напялил все свои украшения. От таких слов становилось тепло, действительно тепло за того везунчика, которого полюбил Попов. Потому как Антон уже это все проходил... и прекрасно знал, что тот человек явно не он.— Ну, а теперь самый важный груз! — с этими словами мужчина подхватил мальчика под колени, прижимая его к себе. Антон легкий. Легкий даже с этим чертовым гипсом. На секунду Арсений думает о том, что необходимо его откормить прямо за эту неделю. Шастун обвил шею учителя рукой, стараясь не упасть. Хотя с такой силой, как его прижимали к себе сильные руки, вообще было тяжело даже дышать. Арсений аккуратно усадил юношу на переднее сидение, предварительно отодвинув его чуть дальше, давая больше места для ноги. Мальчик захрипел от сдавленной боли, при соприкосновении с кожаным сидением.— Все хорошо? — взволнованно спрашивает Попов, держа руку на двери.— Хорошо. Зеленые глаза такие родные, что не хочется ни на секунду уводить взгляд от них. Антон тепло улыбается, а от его улыбки внутри все расцветает, наполняя тело непонятным счастьем.
По радио играет какой-то американский рэп, за окном быстро меняется пейзаж, а в машине холодно как в холодильнике.— Может, будет лучше, если ты всё же останешься жить у меня, м? — Арс убавляет музыку, переключая внимание на мальчика. Антон сидел, прислонившись лбом к стеклу, запоминая каждое здание, каждую остановку. Ему хотелось смотреть и смотреть, вдыхать и слушать город, как никогда раньше. Он не повернулся к лобовому стеклу ни разу, все стараясь смотреть лишь направо.— Я хочу домой, Арс. Антон тяжело выдыхает, сжимая ноги, которые ближе к перекрестку начали дрожать.— Ты в порядке? — осторожно спрашивает мужчина, притормаживая перед светофором. Глупый вопрос, конечно, он не в порядке. Мальчик недавно попал в аварию, а теперь сидит в машине, словно в клетке, боясь даже на дорогу смотреть.— Да... — голос чуть дрожит. Красный цвет сменяется на зеленый, но Арсений максимально медленно давит на газ, сворачивая на другую линию.— Я буду ехать тихонько, хорошо? — он чуть улыбается, не решаясь коснуться мальчика. Хотя, хотелось неимоверно. Антон лишь кивает, сильнее стискивая в руках ремень безопасности. Поездка от больницы до дома казалась Шасту такой долгой, что его успело укачать. Как только они остановились возле нужного строения, тот отпрянул от стекла и тяжело выдохнул, наконец распрямляясь.— Со временем пройдет, знаешь... — подбадривает его Арс, выходя из машины. Он сначала оттаскивает в квартиру вещи, и Антон сидит на кожаном кресле, считая, сколько у него сигарет осталось в рюкзаке. Не зря же он так часто звал к себе Серёжу. В больнице курить не разрешали, а хотелось до дрожи в пальцах, так что приходилось выкручиваться, выкуривая по одной ночью, когда заканчивался обход. Тем же способом, что и раньше, Антона доставили домой. По квартире гулял спертый воздух, и пахло моющими средствами. Видимо, мать сильно так задротила по уборке в последнее время. Потому как пол даже скрипел под ногами, благоухая хлоркой. Антон, не без помощи Арса, залез на кровать и устроился на ней поудобнее. Взгляд его метнулся к костылям, которые стояли возле двери, пугая своей длиной.— Сегодня остаюсь у тебя, — раздается из коридора, и парень вздрагивает. — Нужно разобрать твои вещи, да и дать тебе время приноровиться к этим... — в проходе появляется голова Арсения, который смотрит на костыли, — ходулям цирковым.— Да это и необязательно... — Антон говорит это так тихо, что слышит его только он сам.
***
Шастун просыпается внезапно от крика. Он разлепляет сначала один глаз, затем второй. Перед ним только сияющая темнота, которая съедает все очертания предметов, блики с улицы и собственный силуэт. Антон аккуратно садится на кровать, выставляя ногу на пол. Он с минуту не понимает, приснился ему крик или нет, потому тупо озирается по сторонам, будто стараясь найти причину шума. Странно, обычно ночью ему прямо в лицо светит уличный фонарь, но теперь же было совсем темно.— Арс? — осторожно спрашивает мальчик, ведя взгляд к чуть приоткрытой двери. Сердце стучит так быстро, отчего становится трудно дышать. Он тянется к выключателю возле кровати, пару раз щелкает по нему, но тот никак не реагирует. Антон сглатывает, отпрянув обратно к стене.— Арсений? — чуть более слышно спрашивает Шастун. Вдруг дверь резко открывается, и на пороге показывается темный силуэт. Так как в квартире слишком темно, и даже еле заметный лунный свет не помогает разглядеть, кто вошел, Антон поджимает к себе здоровую ногу, утыкаясь носом в колено.— Тош, это я, не бойся... — такой родной голос распространяется по всей комнате, кутая в своем тепле малейшую деталь. — Свет вырубили. Ты спал весь день, прости, что разбудил.— Ничего... — Антон искренне улыбается, жаль, что не видно.— Я принесу свечки или...— Нет! — останавливает его легкий шепот. — Лучше... — Антон чуть двигается в сторону, освобождая место, — останьтесь со мной, здесь.— Но, Тош... — Арсений сглатывает, всматриваясь в кромешную тьму, — темно совсем, я...— Пожалуйста. Попов уверен, что мальчик смотрит на него умоляющим взглядом, всем видом показывая, чтобы тот сел рядом и запихал свои страхи глубоко в жопу наконец. Он запирает за собой дверь и усаживается на кровать, матрац продавливается под весом тела.— Отлично. Давящая тишина мешается с абсолютной темнотой. Оба эти фактора чисто психически давят на людей. Арсений поворачивается к мальчику уверенный, что тот этого даже не почувствует.— Прости, Тош...— Прекрати.— Нет! — тут же перебивает его мужчина, чуть опуская голову. — Прости за то, что не был достаточно откровенен с тобой. Из-за этого ты пострадал. Прости за то, что не остался тогда с тобой, когда ты нуждался в моей поддержке.— Это все уже неважно, просто давайте...— Пожалуйста, просто послушай. Арсений громко выдыхает, прикрывая глаза будто от усталости. Только усталости не физической, а моральной. Он устал от того груза, что висит на его плечах такое долгое время.— Когда я тогда пришел в клуб и увидел тебя под наркотиками... — Антон резко обернулся на мужчину, внимая каждому слову. — Тот факт, что тебя чуть не изнасиловали и тебе нужна поддержка — ушли на второй план. У меня перед глазами был только голый факт, что ты употреблял наркотики. Антон, я ужасный человек. Я ставлю свои страхи и принципы выше чужих. Я не думал о том, что нужно помочь. Я думал лишь о том, что ты станешь как она...— Кто? — мальчик остановился на перебирании колец, устремляя свой взгляд снова на Арса.— Как моя мать, — Арсений усмехнулся, когда до него дошло, что он прямо сейчас рассказывает все, что так долго таил внутри себя. С каждым сказанным словом его будто отпускало, а дышать становилось легче.— Я бы никогда...— Я знаю, малыш, — Арс нащупал тонкое запястье в темноте и крепко сжал его в своей ладони. — Антон, я всю жизнь готов извиняться за то, что натворил. За то, что в Москве не сказал, куда ушел, и ты решился на такой опасный шаг. Я...— Ты не обязан был говорить.— Обязан. Это было важно для тебя, а я просто не подумал об этом, — звонкие браслеты цеплялись друг за друга, разрушая тишину. — Антон, я не смог тогда... — в голову лезут пугающие картинки, и Арсений вздрагивает, сильнее сжимая руку юноши. — Не смог тогда сказать, что чувствую к тебе.— Не нужно... — голос Шаста почти дрожит.— Тош, я люблю тебя. Может ли быть тишина еще более тихой и пугающей, как после признания в любви? Арсений чувствует, как запястье резко выскальзывает из его рук, как Антон громко выдыхает, отворачиваясь в сторону.
— Это не так. Ты говоришь так только потому, что я чуть не умер и тебе меня просто жалко. Арс, я не хочу...— Нет. Я говорю так, потому что чувствую именно это. И я хотел сказать это еще тогда, стоя возле чертовой дороги. Мне просто, блять, не хватило смелости, а ты... Арсений вздрагивает всем телом, чувствуя, как глаза становятся влажными от скопившихся слез. Он утыкается лицом в ладони, поджимая к себе ноги.— Ты дважды чуть не пострадал из-за того, что я просто, блять, не решался на важный шаг. Из-за того, что я ставил свой личный комфорт выше твоих чувств. Антон, я сожалею об этом. Не просто, сука, сожалею... — он всхлипывает, дорожка слез катится по щеке. — В тот день, когда ты попал в аварию, мне просто хотелось покончить с собой. Антон придвинулся ближе, не зная, как себя вести в подобной ситуации. Он чуть коснулся рукой до дрожащей спины.— Антон, никто больше не посмеет тронуть тебя. Я всегда буду рядом, только если ты позволишь мне быть с тобой... Парень чувствует, как на него смотрят два голубых океана, такие беззащитные. Нет больше той пугающей силы, которая заставляла его каждый раз вжаться в стену и промолчать. Но... сколько раз он верил, сколько раз позволял забыть старые обиды и начать все заново. Снова и снова причиняя только больше вреда самому себе.— Я не верю тебе, Арс. Это только слова и... Арсений резко подается вперед, как можно сильнее прижимаясь к чужим губам. Антон протестующе отпрягает назад, но его руки ловит мужчина, только больше притягивая к себе. Мальчик выдыхает прямо в поцелуй, чувствуя, как Арсений трепетно исследует его губы, боясь навредить или сделать что-то не так. Все мысли, секундой назад бушевавшие в голове, теперь сбились в одну кучу, вспыхивая яркими красками, наполняя все тело сладкой истомой. Он почти невесомо касается сначала верхней, затем нижней губы, при этом оставляя короткие поцелуи по всей линии. Пальцы скользят между прядей волос, все пытаясь получить ответ.— Прошу... — Антон напрягается всем телом, сжимая губы, как можно сильнее, — будь со мной... Арсений подтягивает к себе мальчика, продолжая коротко целовать сжатые губы. Он уже было теряет всякую надежду на взаимность, как Антон высвобождает собственную руку, притягивая мужчину к себе. Пухлые розовые губы раскрываются, позволяя Арсению проникнуть глубже. Мальчик настойчиво кусает терзавшие его губы, улыбаясь, когда мужчина наконец в полной мере углубляется в поцелуй, совсем забывая о темноте, о гипсе, что терся о спину учителя, о влажных дорожках слез, что остались на щеках.— Буду.Антон на секунду отстраняется, переводя дыхание. Он ведет большим пальцем по острой скуле и, чувствуя влагу на коже, чуть касается ее мокрыми губами. Мальчик слизывает кончиком языка выступившие слезы и утыкается носом в шею Арсения. Тот обвивает худое тело, максимально сильно прижимая к себе так, что Антон буквально сидит на нем. Мужчина коротко целует его в макушку, вдыхая такой родной запах.— Буду с тобой...