Красные огни

Нести смены в одиночку оказалось сложнее, чем Марк опасался.

На него обрушились все задачи разом: обслуживать и рассчитывать посетителей, убирать со столов, заботиться о наличии чистой посуды, не напутать заказы и пополнять запасы провизии на витринах. Первая смена вышла сплошным каламбуром: в час пик он едва успевал варить чай, готовить кофе, уделять время сидящим за столиками, в то время как на кассе толпилась очередь за кофе на вынос. Единственным положительным моментом дня было то, что за лавиной дел и обязанностей, с девяти утра и до шести вечера, у него не было времени волноваться о чем-то другом.

Закрыв смену, Марк сделал беглую уборку и бросил остаток сил на поход за продуктами, поскольку холодильник был пуст, как воздушный шар. Спать он ложился с легким ужасом от мысли, что завтра этот день повторится. Однако, к его облегчению, наутро в кафе приехал Конрад, который прослышал, что Френсис ушел во внеплановый отпуск, и явился на подмогу, как истинный друг. "Кто, если не я?" был его девиз, когда он напяливал на себя фартук. Конрад, вряд ли об этом догадываясь, оказывал Марку не только прямую помощь, но и косвенную поддержку, отвлекая от мрачных дум своими непосредственными историями и шутками.

Марк так и не рассказал ему то, что узнал о Демире. Он попросту не мог заставить себя открыть рот и сказать: "Ты знаешь, я тут узнал, что мой брат был убийцей. Передай мне вон ту чашку, пожалуйста". Он с трудом в это верил, а озвучить эти слова – значит подтвердить их истинность. Другая тема, которую Марк обходил, как радиоактивную зону, – это исчезновение Френсиса. Конрад то и дело пытался посплетничать на этот счет, но каждый раз Марк реагировал пространными междометиями или стеной молчания, так что вскоре тот совсем перестал об этом заговаривать. Сам Конрад старался не упоминать Альму, которая с момента ссоры жила у матери, и по негласному уговору Марк также добавил эту тему в черный список.

Так прошла неделя, и Марк не успел опомниться, как наступил очередной понедельник. Он вновь открывал кафе в одиночестве, поскольку с утра у Конрада стояла фотосессия, подтянулся с которой он только в обед. Впрочем, Марку казалось, что он уже приноровился к посетительскому потоку, который то накатывал волной цунами, то спадал практически до нуля, так что иногда он мог перекусить, выпить чая и выкроить минуту-другую на поиски квартиры – впрочем, до сих пор безуспешные.

Понедельник прошел и закатился к закрытию. Они выпроводили последних гостей и лениво убирали этаж, когда вдруг звякнул колокольчик. Сердце Марка пропустило удар, и он быстро оглянулся. Впрочем, его ждало разочарование.

В водонепроницаемом черном плаще в кафе шагнула Мун.

– У меня дежавю, – буркнул Марк и повернулся к столику, от протирки которого оторвался секунду назад.

– Ты все правильно понял.

– Ты сегодня выходишь? – Воскликнул Конрад, глядя на них по очереди. – Даже не сказал!

– Я и не знал – у нее очень короткий период уведомления, – мрачно пошутил Марк, затем обратился к Мун: – Может, поделишься расписанием?

– Может, – бросила она, когда вдруг дверь за ее спиной распахнулась вновь.

Дверной проем впустил в помещение по-зимнему хлесткий ветер, и в облаке мелких снежинок внутрь шагнул высокий человек в длинном черном пальто, чей высокий ворот скрывал холодное лицо.

В первое мгновение Марк замер, пойманный в капкан неожиданности. А взгляд угрожающего пришельца, обойдя Конрада по широкой дуге, остановился прямо на нём.

– Маркус! Рад тебя видеть, – прохрипел Рем так, словно Марк не жил под этой крышей весь последний месяц, а уезжал в длительный отпуск и только вернулся. Лупоглазый взгляд прошелся по тряпке в его руке и по позе – согнув над столом спину, Марк так и не замер, как газель при виде хищника. – Вижу, ты осваиваешься.

Марк выпрямился, а Рем продолжал:

– Назрели вопросы, не требующие отлагательств.

И он направился к ступеням с таким видом, что Марку подумалось – если бы он умел улыбаться, то сейчас точно бы бросил ему эдакую приглашающую улыбку, которая могла пообещать ответы на все вопросы мироздания. Именно поэтому Марк почувствовал, как внутри него каменеют неприятные подозрения.

Он не видел Рема уже месяц – и тот вдруг пришел, готовый на разговор? Что-то здесь не так. Может, Рем пришел его выселить. Или сказать, что Френсис отказывается с ним работать. Или что Демир и в самом деле был убийцей, и нечего тут рассуждать. Или...

Мун следовала за ним по пятам, глядя исключительно перед собой.

– Я тут пока закончу, – нетвердым голосом бросил от стойки Конрад.

Марку подумалось, что тот просто не горит желанием быть в компании Рема – и он вовсе его за это не винил. С нелегким сердцем Марк отложил тряпку и направился на второй этаж, гадая, что его ожидает: кара за грехи, подтверждение связанных с Демиром страхов или всё разом. На что-то более обнадеживающее он едва ли рассчитывал.

Мун уже плюхнулась в угловое кресло, подтянув колени к груди, и в глубоком молчании уставилась в телефон. Яркий свет экрана освещал ее остекленевшие глаза и неподвижное лицо, будто высеченное из камня. Она словно не хотела тут находиться – а может, просто не собиралась вмешиваться в предстоящий разговор и ясно давала это понять незримой стеной, которую мгновенно выстроила вокруг себя.

Рем так и не снял пальто, но даже высокий воротник не мог полностью скрыть рваный шрам на щеке. Заложив ладони за спину, он оглядывался, как высокопоставленный дипломат в консульстве иностранного государства – при этом его взгляд остановился на диване, который Марк в этот раз удосужился собрать и опрятно сложить плед с подушкой. Попыткой стать чуть более прилежным он был обязан смутному чувству стыда от осознания, в каком виде Френсис обнаружил его спальное место и в каком виде он его оставил – не то заботливый жест, не то привычка к чистоплотности, не то упрёк к нечистоплотности Марка.

– Что ж, вижу, тебе тут уютно, – констатировал Рем и взглянул на него глазами, смутно напоминающими глаза дохлой рыбы.

Марк отвел взгляд. Намерение выпотрошить из Рема правду рассыпалось при взгляде в это лицо. В присутствии Рема он неизменно терял смелость и ко всему прочему ощущал себя, как товар на аукционе, к которому Рем ежеминутно приценивался.

– Ну... Лучше, чем на улице.

– Разумеется.

Рем начал медленно вышагивать по комнате, задумчиво оглядывая потолок. Марк прислонился к перилам, и завел руки за спину, крепко сжав деревянные поручни. Чутье подсказывало ему не торопить события, не лезть с вопросами, пока он не поймет, зачем вообще Рем приехал и чем ему это грозит.

– Этот месяц выдался нелегким, – с чувством диктора, вещающего на всю страну, заговорил Рем. – Тебе пришлось столкнуться с тем, о чем ты даже не подозревал. Твоя жизнь не раз подвергалась смертельной опасности. Ты спровоцировал прорыв – но, разумеется, лишь по причине собственной юношеской наивности, в которой винить тебя попросту неправомерно.

Марк, подспудно ожидающий нотации, вскинул брови. Затем он бросил взгляд на Мун: та продолжала ютиться в кресле в обездвиженной позе греческой статуи и даже бровью не повела на слова Рема.

– Опыт – ключ к знанию, и тебе предстоит еще много уроков... Однако это не всё. Тебе пришлось столкнуться с правдой, к которой, я боялся, ты был не готов.

Рем остановился и повернулся к Марку всем корпусом. Его прямой взгляд нацелился на Марка, как на мишень.

– Думаю, ты понимаешь, что я веду речь о твоем брате.

Почувствовав приглашение к беседе, Марк спросил:

– Почему вы мне не рассказали?

– Думаешь, я хотел это скрывать? Думаешь, хотел держать тебя в неведении? – Нахмурившись, словно от досады, Рем покачал головой. – Нет, конечно... Хотел уберечь тебя? Возможно. Хотел дать тебе подготовиться? Несомненно. Но имею смелость утверждать, что я мог ошибаться. Ты заслуживаешь знать правду. Так что неряшливость Френсиса с его записями сыграла нам только на руку.

Его тон неприятно задел Марка.

– Я сам туда залез, – поспешил он заметить.

За это чистосердечное признание он ожидал получить нагоняй, но молчать было выше его сил: молчанием он бы согласился со словами Рема и таким образом перевел бы на Френсиса всю вину, что казалось абсолютно бесчестным поступком. В своей квартире Френсис вправе оставлять вещи там, где ему вздумается, а отправляясь на работу в то утро, вряд ли он ожидал, что вернется не один, а с друзьями, один из которых вдруг решит без спроса прошерстить его личные записи.

Рем лишь покачал головой, словно этот факт не имел никакого веса.

– Обвинять человека в природном любопытстве – все равно что обвинять свиней в обжорстве или мышей за репродуктивную тягу.

– Хорошо, что я не мышь и не свинья, – не удержавшись, съязвил Марк.

Эта фраза пришла к нему извне, словно чужая, и через мгновение он понял, что так бы ответил Френсис. За этот месяц они так много и плотно общались, что иногда Марк чувствовал, что Френсис сказал бы в той или иной ситуации, и порой пользовался этим, имитируя его манеру общения. И произнеся сейчас эту фразу, он почувствовал себя на самую чуточку сильнее, как будто применил тайное оружие. Как будто Френсис и правда стоял рядом, подсказывая ему эти слова. Марк знал, что был бы смелее в его присутствии... но рассчитывать на Френсиса и его безусловную поддержку он, конечно, не мог. Не после того, что произошло.

Рем коротко вздохнул.

– Прошу прощения. Не предполагал пренебрегать твоим душевным состоянием. Порой забываю, как далеко может зайти возбуждение юношеского максимализма – даже с учетом того, какой урок преподал мне твой брат.

– Какой урок?

– Насколько мне известно, ты знаешь и сам.

Воцарилось молчание. По наитию Марк снова взглянул на Мун, которая ни разу не пошевелилась. Однако теперь ее взгляд был направлен прямо на него. Взгляд, полный болезненных, подавляемых эмоций, которая она держала за блестящими глазами и плотно сжатым ртом.

Рем молчал, словно давая простор для размышлений. Марк деревянным тоном спросил:

– Вы имеете в виду то, что он сделал с Мун?

– Как с ней, так и с ее отцом.

– Он ведь был одержим.

– Боюсь, все не так просто. Хоть влияние Тени отрицать нельзя, но он вышел за рамки психического здоровья задолго до этого эксцесса.

Марк моргнул. Ему вдруг показалось, будто они говорят совершенно о разных вещах. "Эксцесс"? Так Рем называет убийство человека и похищение девочки-подростка?

– Хотите сказать, он сошел с ума?

– Если тебе нравится, можешь называть и так.

– Мне никак не нравится это называть. Это же мой брат.

– Своим отрицанием ты ничего не изменишь – правда заслуживает беспристрастия.

В начале разговора Марку казалось, что его прямой взгляд Рем может расценить как неуважение, и потому неосознанно отводил глаза. Однако теперь он таращился на Рема, абсолютно не задумываясь о подобных вещах. Неприятное чувство зародилось в груди с самой встречи, и чем дальше шел разговор, тем больше это чувство разрасталось, грозя заполонить его до краев. Чувство, отравляющее диалог, будто Рем не просто дает информацию о произошедшем – будто он берет его суждения в свои ледяные пальцы и лепит из них то, что ему вздумается.

Марк цеплялся в поручень за спиной, как за единственное подобие оливковой ветви в этой ситуации. Он и подумать не мог, что первый настоящий разговор о Демире будет таким неприятным.

– И в чем правда?

– В том, что твой брат потерял берега. Как теневая сторона завладела его разумом, так и ему хотелось ей обладать – притом совершенно безраздельно. – При этих словах сухие складки у рта Рема прорезались глубже, словно выдавая затаенную горечь. – В какой-то момент он дошел до отчаянного радикализма и решил уничтожить всякого, кто имел к Тени хоть какое-то отношение. Даже меня – своего друга. Даже Акенсе – человека, который разработал настойку. Даже Мун – обычную девочку, нежное создание, проявившее любопытство – совсем как ты с записями своего коллеги... Что в итоге и послужило катаклизмом всему произошедшему и убило в твоем брате остатки осознанности – в этот момент Тень окончательно завладела его разумом. Это было безумие. Он был готов уничтожить всякого, кто покушался на Тень. И в итоге он на то и пошел. Хоть и по-разному, но он уничтожил и Мун, и ее отца.

Марк слушал эти страшные слова, невидяще глядя перед собой. На секунду ему показалось, что он находится в кошмарном трансе, и только боль в пальцах, которыми он с силой сжимал перила, связывала его с реальностью происходящего. Моргнув, он поднял взгляд на бледное лицо Рема.

– Но, в отличие от них, вы не пострадали, – выдал он то, что пришло на ум, и только потом понял, насколько обвинительно это прозвучало.

Рем опустил воротник и поднял руку, чтобы указать длинным пальцем на рассекающий щеку шрам.

– Не пострадал? Отнюдь. Причинен ли мне меньший ущерб, чем бедной Мун и ее отцу? С этим я без колебаний соглашусь. Но каждый из нас унес из той истории свой шрам, и не все их можно увидеть на свету.

Он повернулся к окну, вглядываясь в сумрак ночи, при этом продолжая демонстрировать Марку изуродованную щеку.

– И что вы хотите сделать, когда найдете его? – Спросил Марк. – Если вы говорите, что он якобы сошел с ума еще до того, как пропал...

– Мы вытащим Тень из его головы, – патетически перебил его Рем. – У меня есть ряд теорий, которые мы можем опробовать. Первое: вытащить его на эту сторону. К сожалению, придется его обездвижить, чтобы он никому не причинил вреда. Придется держать его скованным до тех пор, пока мы не выкорчуем из его головы отравленные корни, которые запустила Тень. Как долго это продлится, какие методы нужно будет применять – неизвестно даже мне. Скудный паек, абстиненция, заточение, электрошоковая терапия – к сожалению, узнаем мы только тогда, когда приступим. Пока что это праздные домыслы. Только одно тебе нужно знать: я не сдамся, пока он не будет свободен от черного влияния Тени.

Для Марка это прозвучало крайне необнадеживающе. Он представил Демира в больничной палате, прикованным наручниками к кровати, вырывающимся с бешеными криками, когда через его тело пропускали убийственные разряды тока. Марка пробрала дрожь.

– Я не понимаю... Вы гоняетесь за Демиром десять лет, чтобы вытащить его из Тени, потому что когда-то он был вашим другом? Вы хотите спасти его после всего, что он натворил? После убийства? После...

Он не закончил, посмотрел на Мун и сразу отвел взгляд, когда встретился с ее стеклянными глазами.

– И все-таки правильно было сказано – тебе не занимать прозорливости. – Тон Рема едва ли изменился, однако что-то в его лице будто намекнуло на одобрение. – Спасение Демира, каким бы важным оно ни было для всех нас, – не самоцель.

Марк напрягся, всматриваясь в лицо Рема. Вот оно. Сейчас что-то будет. А Рем снова вздохнул – так, будто и не собирался ничего утаивать.

– Видишь ли... У твоего брата и вправду была особая связь с Тенью... К сожалению, в итоге это обернулось большими проблемами, чем пользой... Обращал ли ты внимание, что флора между сторонами в значительной мере отличается друг от друга? – вдруг спросил Рем, кинув на него пытливый взгляд.

Внезапно ощутив стыд нерадивого ученика, не выучившего урок, Марк мотнул головой.

– Так вот, флора Тени представляет собой совершенно иную картину. Начиная с мухоловок, покрывающих теневые строения, заканчивая ядовитым плющом, которого стоит опасаться всем, включая тебя.

– Ну и что такого в этой флоре? – Спросил Марк, пытаясь вернуть разговор в плоскость своего брата.

– Акенсе изучал флору, и в один день твой брат решил, что он не имеет на это право... Обсессия, безумие, Тень – что-то, или всё разом, завладело его разумом. Это был медленный, но верный процесс – как раковая опухоль, пожирающая организм. Мне следовало раньше увидеть, к чему все идет... В одну ночь он проник в дом Акенсе, уничтожил его домашнюю лабораторию, убил ученого и выкрал Мун. Он прятал ее в безымянных анналах Берлина и шантажировал меня ее смертью – понимаешь ли, я был и остаюсь ее крестным отцом.

Рем хрипло откашлялся, как курильщик со стажем длиною в жизнь.

– Шантажировал? – Сдавленно повторил Марк. – Чего он хотел?

– Меня, – сухим голосом ответил он. – Помимо Акенсе только я владею рецептом настойки.

Четкое ощущение, что они говорят о каком-то другом Демире, не покидало Марка весь рассказ. Рисуя перед внутренним взором случившееся, на месте Демира он неизменно представлял безбашенного фанатика в крови по колено.

– И что было потом?

– Его одурманенный Тенью разум был не в состоянии оценить цепную реакцию, которую вызвали его действия. Убийство человека и похищение ребенка – он не был готов к последствиям, и в ту ночь, когда я обнаружил Мун, твой брат сбежал, оставив мне в подарок это, – он вновь указал на свой шрам. – Та ночь, когда я видел его в последний раз, прежде чем он... провалился в Тень, где нашел убежище до сего дня. Ты понимаешь, о какой ночи я говорю?

– Мой день рождения? – отстраненным голосом угадал Марк.

Рем кивнул, прежде чем вновь отвернуться к окну.

– Я так и не понял, – вновь заговорил Марк. – Так зачем вы его ищете?

– Ах, да. Что ж. Тебе уже посчастливилось столкнуться с прорывом. Ты уже видел веномы – отраву теневой стороны, соединяющие оба мира. Не задумывался, откуда они появляются?

– Я вообще не знаю, откуда взялась теневая сторона, – пробормотал Марк, гадая, к чему подводит Рем. – Откуда мне знать, откуда берутся эти веномы?

– Что ж... – повторил Рем, словно бы смакуя эти слова. – Веномов раньше не было. Как и прорывов. Знаешь, когда они начали зарождаться?

Марк молчал, но нехорошее предчувствие уже закралось в голову. Рем с мрачным триумфом провозгласил:

– Исключительно с той ночи, когда твой брат пропал. Я смею утверждать, что его необычайная одаренность попала в ловушку Тени – он и есть причина возникновения веномов. Каким образом – мне неизвестно, но это объясняет их хаотичность, а также их местоположение исключительно в рамках Берлина. И в данный момент нашей целью является нахождение паттерна передвижений твоего брата, чтобы предугадать его действия. Возможно, есть места, куда он возвращается. Нам нужно быть в нужное время в нужном месте и наконец поймать его в силки. И тут на помощь придешь ты.

Рем позволил себе строго улыбнуться, впрочем, не обнажая зубов. Марк очумело глядел в ответ. Поскольку он не произнес ни звука, Рем подытожил:

– Нам нужно, чтобы ты набирался способностей ему под стать. Ты должен быть готов, когда мы его обнаружим – второго шанса у нас не будет. Ведь стоит нам на него выйти – он выйдет на нас.

Приближаясь к некоторой грани нервного срыва, Марк нарочито спокойным тоном спросил:

– И что делает моего брата таким особенным?

– Его связь с теневой стороной всегда была сильнее, чем у прочих.

Марк прикусил губу. Что Рем имеет в виду? Неужели способность возвращаться с теневой стороны раньше времени? Но если он спросит напрямую, то сразу себя выдаст...

– И в чем это это проявлялось? Как вы вообще узнали, что он...

Рем вдруг приподнял ладонь, величественным жестом останавливая словесный поток.

– Пожалуй, согласимся, что на сегодня достаточно. У меня есть неотложные дела, которые нужно закончить до полуночи, – а у тебя, смею думать, и так появилась пища для размышлений. Ах, да, еще кое-что...

Рем коротко откашлялся, взглянул на часы.

– То, что ты видел в Тени в прошлый раз – живительное красное гнездо, не отравленное токсинами. Такие гнезда привлекают смрад. А еще они могут привлечь твоего брата. С ними нужно быть осторожнее. И где бы тебе ни встречались чистые гнезда – сообщай по возвращении без отлагательств. Мы устанавливаем за ними слежку. Таким образом шанс отследить твоего брата значительно повышается, а также снижается шанс заработать случайный прорыв в будущем. Ты всё понял? – С напором спросил Рем, глядя прямым, немигающим взглядом, под которым хотелось поежиться. Марк кивнул, и Рем коротко кивнул в ответ, словно фиксируя эти слова, как неписаный уговор на крови. Затем сказал:

– Отлично. Это наш приоритет. А теперь – тебя ждет веном.

Сердце Марка упало куда-то в живот.

– Тот самый? – Безнадежно спросил он и бросил взгляд на Мун.

Та не отреагировала на вопрос. Ответил ему Рем:

– Его нужно уничтожить. Это твоя задача на сегодня. Пока что ты оправдывал возложенные на тебя ожидания.

Он направился к устью лестницы мимо Марка, натягивая кожаные перчатки.

– Но... – заговорил было Марк, однако Рем остановился вплотную и опустил на него пробирающий взгляд, после чего заговорил скрежещущим, резким голосом, нависая над Марком, как дерево:

– Ты согласился работать здесь. Ты получаешь жалование, ты получаешь жилье, ты получаешь возможность найти брата. Ты получаешь информацию. Но не требуй большего, чем готов получить. Откусив слишком большой кусок – можно подавиться, – он чуть отстранился и прочистил горло. – Всему свое время. Мы союзники в этой борьбе – можешь рассчитывать, что я о тебе позабочусь. Мун, – бросил он через плечо, – настойка.

И не сказав больше ни слова, Рем спустился по ступеням. Марк услышал его шаги, затем звон колокольчика и хлопанье двери.

Мун достала из кармана флакончик и кинула в ковёр, даже не привстав с места, после чего уткнулась в телефон в прежнем безмолвии, как будто напрочь лишилась языка.

Марк сжал зубы и направился вглубь комнаты, чтобы вытянуть флакончик из ворса, и сразу зашел за перегородки. Там он хотя бы не видел Мун и мог не думать о том, что она за ним следит. Только там он позволил себе выдохнуть. На виски давила боль, а веки отяжелели от внезапной усталости. Он чувствовал себя так, словно ему хотелось закрыть глаза и не видеть той правды, которую на него вывалил Рем. Может, он и прав – этой информации на сегодняшний вечер и впрямь более чем достаточно. Однако прежде, чем он сможет отдохнуть и как следует просеять эти новости в голове, ему придется сделать работу – мерзкую, нежеланную и страшную задачу, которую он избегал всеми силами.

Уничтожение отравленного гнезда. На этот раз у него нет выбора.

Маршрут он уже знал. Дорога не заняла больше десяти минут. Он бежал, концентрируясь на дыхании, торопясь что есть сил – он хотел поскорее с этим покончить. К знакомому месту вдоль набережной Марк приближался с нарастающим чувством вины, будто подступал к святыне, которую должен осквернить.

Однако уже издали он ощутил, что что-то не так. В воздухе играли незнакомые кисло-сладкие нотки. Раздался и затих тонкий, невесомый, почти на уровне чувств скулеж. Марк замедлился и вскинул голову.

Впереди пролегло поле битвы – или, скорее, бойни.

Вокруг валялись тела. Шакари. Не меньше полудюжины, раскиданные, будто чьей-то злой рукой, с оголенными черепами и погасшими глазами, неподвижными лапами, которые уже никогда не прикоснутся к земле в легком беге. И все это – вокруг той поляны меж деревьев, где в прошлый раз Марк столкнулся с гнездом и веномом. Веном стоял невредимый, жирный и живой, напитанный черной лимфой. А красного гнезда не осталось и в помине. Вместо него – кровавое месиво, будто на этом месте кого-то зверски убили.

Вдруг одно из тел шевельнулось.

Дернув лапой, словно пытаясь найти в себе силы подняться, шакари тихонько заскулил. Звук быстро сорвался на хрип. Не оставалось никаких сомнений, что он одной лапой в могиле – и никогда больше не сможет встать, сколько бы силы воли не вкладывал в свои попытки.

Марк приблизился, чтобы взглянуть в угасающие глаза. Лапа шакари задрыгалась чуть интенсивнее, словно от страха, но быстро ослабла и замерла. Красные глаза остановились на Марке. Они следили за ним с придушенным страхом нападения – но вместе с тем и с готовностью к смерти. Он лежал мордой в сторону остатков лимфы красного гнезда. Марк смотрел на мучения животного и вдруг вспомнил ту сцену, которую видел в прошлый раз. Если эти звери питаются лимфой, тогда, может, они и уничтожили красное гнездо? Но ведь в прошлый раз шакари взял столько, сколько нужно, и покинул место. Красное гнездо осталось невредимым. К тому же мертвые тела вокруг вокруг явно говорили о третьем участнике событий; о ком-то более опасном, кто может смести перед собой опасных хищников и даже не поморщиться. Кто это мог быть? Высший?

Марк напряженно огляделся, будто опасаясь, что Высший может караулить его за деревьями. Однако, кажется, никого вокруг не было – только он и умирающий зверь. Марк вновь опустил взгляд на мученическую морду. Зверь казался молодым. Его морда казалась более узкой, чем у прочих, а тело – как будто недоросшим, словно у подростка. Марк глядел на него, раздираемый странным сожалением. Но что он может сделать? Его взгляд вновь упал на лимфу. Затем – на шакари, который обессилено лежал в ее направлении.

И Марк понял.

Он огляделся по сторонам, пытаясь придумать, чем зачерпнуть жижу. Среди веток и кустов не было ничего, что могло бы пригодиться, и он быстро развернулся к воде. Там, среди причаленных лодок, неподвижно стоявших на стеклянной водной глади, он заметил висевшее на крючке ведро. То, что нужно. Схватив его, Марк развернулся и направился прямиком к остаткам гнезда, сел на корточки и зачерпнул лимфу. Ее было мало, она перемешалась с грязью, ветками и листвой, но все же заполнила около половины. Марк опустился перед шакари на колени, после чего, ощущая себя и глупо, и неуверенно, вылил содержимое ведра у его морды. Шакари с хриплыми вздохами хватал кислород, и когда запах лимфы тронул его ноздри, чуть шевельнул головой. На большее он не был способен. И тогда Марк краем ведра подтолкнул густую жижу прямо к его пасти.

Первое мгновение шакари не шевелился. Его взгляд не отрывался от Марка. Редкие вздохи говорили о близости смерти. И вдруг он вывалил язык и из последних сил начал лакать. Пару секунд Марк зачарованно на это смотрел. Язык шевелился одновременно и слабо, и жадно, пытаясь зачерпнуть побольше. На звериной скуле он заметил трещину в причудливой форме, напоминающей солнце, полученную будто от чьего-то нехилого удара.

Марк откинул пустое ведро, поднялся на ноги и отошел. К чему бы это ни привело – большего для шакари он сделать не мог. И тогда он с сумрачным чувством нависшей над ним неприятной задачи обратил взгляд на веном. Он направился вперед, ощущая тошноту. Приблизившись вплотную, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и собрал волю в кулак. Отключить голову. Нужно просто об этом не думать. Нужно просто делать. И он кинулся на гнездо, впиваясь в него звериными когтями, которые уже заменили ему ногти на этой стороне, пронзая, разрывая, вкладывая в это отчаянную силу...

Отравленная лимфа плеснула ему в лицо и обдала одежду. Как безумный, он рвал гнездо, пока оно не распалось у его ног кусками плоти. Красные огни панически разлетались в стороны, как безумные пчелы, защищающие свой мед. Некоторые бросились на Марка, как в атаке. Отмахиваясь, Марк отбежал в сторону, и через десяток шагов они отстали. Обернувшись, он тупо уставился на кровавое месиво с черными прожилками, которое еще пять минут назад было живым, пусть и отравленным, существом. Лишенные убежища, красные огни начали гаснуть в темноте, как перегоревшие лампочки.

Что ж, теперь он тоже по-своему убийца, отрешенно подумал Марк.

В прошлый приход тут царило красное гнездо – и это место пропитывала осязаемая сила, обещающая мир и гармонию, приносившая утешение и надежду. Теперь же Марк видел перед собой темную поляну меж деревьев с трупами несчастных животных, пропитанную смрадом убийств. Пустое, мрачное, безнадежное место.

Сжимая зубы, как будто он был тому виной, Марк отвернулся и поскорее побежал назад. Слишком много для одного дня, как на повторе случало в его голове. Слишком много. Хватит с него на сегодня. Когда он наконец свалился на кушетку на втором этаже, то поскорее закрыл глаза и попытался забыться.

По возвращении в теплоту второго этажа, чувствуя присутствие Мун в кресле у кушетки, Марк какое-то время притворялся, что находится в забытии. Когда он наконец почувствовал, что ему полагается открыть глаза, то дал ей короткий отчет о сделанном и увиденном – однако, как и в тот раз, он ни словом ни обмолвился о шакари.

Скупые новости об устранении венома, уничтоженном кем-то красном гнезде и поле битвы она восприняла с каменным лицом, строча что-то в телефоне, и когда доклад был окончен, не осталась ни секундой дольше, чем требовалось. Этому Марк был более чем рад. Она ушла, а он разложил диван и свалился в полубредовый сон, который то накатывал, то рассеивался, и несколько часов он лежал с рваными мыслями о том, что он узнал и увидел. Ему хотелось забыться хотя бы ненадолго, но он не мог и либо лежал в темноте закрытых глаз, либо тупо моргал в темноту, ощущая пустоту в груди. В третьем часу ночи он подтянул к себе телефон и открыл переписку с Френсисом, занес над клавиатурой палец и начал писать.

О том, что сожалеет, что залез в дневник без спроса. Что приходил Рем и подтвердил все эти ужасы про Демира, так что он теперь и не знает, что думать. Что ему пришлось уничтожить веном, чью густую горячую кровь он до сих пор ощущает на предплечьях, как фантомные следы убийства. Что он чувствует себя так, будто ввязался туда, где рисков больше, чем наград, и без него, Френсиса, все выглядит так, будто Марк шестеренка, вынужденная выполнять грязную работу под скупым командованием Рема и Мун. Закончил он свое письмо кратким, словно бы нерешительным вопросом, не случилось ли у Френсиса чего серьезного и может ли он ему чем-то помочь.

Когда поток словоизлияний подошел к концу, Марк задержал палец над кнопкой отправки сообщения. Перечитал написанное. Почувствовал неловкость от своей откровенности. Почувствовал стыд. Зажмурил глаза от воспоминания, как Френсис обвинил его в том, что он залез в дневник. Затем – хлесткие слова Мун о том, что мир не вертится вокруг нет и что у Френсиса есть другие дела помимо того, чтоб с ним возиться.

Одним махом удалив сообщение, Марк отшвырнул телефон и уткнулся в спинку дивана, презирая себя за трусость.