Красные огни

Туннель обступал, сжимал и уводил вперед, к призрачному бордовому свету, который играл красными бликами на каменной влаге стен и металле железных путей. Туннель, словно змея, петлял вправо, и источник света прятался за поворотом. Его отражение на стенах трепыхалось подобно беспокойному огню, который обещал тепло и спасение из того холодного мрака, в котором он вдруг себя обнаружил. Он все шел и шел вперед, преследуя свет, но дистанция не сокращалась, а темнота подкрадывалась из-за углов, обволакивала и пыталась затащить в небытие.

Туннель сотряс толчок. И свет, и стены распались. Всё исчезло.

Марк вскинул голову и открыл глаза. Из его горла вырвался свистящий вздох. Перед глазами стояла чернота, в уши бил громкий трезвон.

– Я уж думал, ты впал в кому.

Над ним возвышался силуэт.

Френсис.

Едва соображая, что делает, Марк подскочил на диване и зашарил в поисках штанов.

– Гнездо? Опять?!

– Хуже, – тяжело промолвил Френсис. – Пробежка.

Марк замер с ошалевшим лицом. Только сейчас он осознал, что громкий трезвон под ухом – это его собственный надрывающийся телефон.

– Уже семь? – прохрипел он и оглянулся на темную полоску неба за шторой.

– Ага. Бери шмотки – жду внизу, – Френсис скрылся на лестнице, оставив его наедине с орущим будильником.

Больше всего на свете желая остаться под теплым пледом, Марк с усилием откинул его в сторону. Нарочно поставив будильник на половину седьмого, чтобы успеть позавтракать, он успешно провалил эту миссию. Сонный и хмурый, он переоделся в спортивные вещи и уложил сменные в рюкзак, с которым спустился на первый этаж. При виде Марка Френсис сразу же спрятал телефон в карман и протянул ему один из двух стаканчиков на вынос, от которых исходила ароматная кофейная дымка.

– Капсульный. Не зерно, но взбодриться поможет.

– Ты бодришь лучше любого кофе, – проворчал Марк, выходя за ним на улицу.

Небо походило на штормовую волну, грозившую захлестнуть город. Делая глоток горячего кофе, Марк невесело подумал, что на пробежке им светит полноценный душ. В машине Френсис передал ему банан.

– Мне не нужно, чтоб ты упал в голодный обморок, – сказал он, выруливая на дорогу.

– Очень жаль, – буркнул Марк и начал счищать кожуру. – Это была моя последняя надежда откосить.

Френсис покачал головой, но Марк с тайным удовольствием заметил, как уголки его губ подернулись улыбкой. Ехали молча под радио. Запивая банан кофеином, Марк осоловело моргал в окно. Сводка новостей нисколько не потревожила его сознание, проскользив мимо, как белый шум. Пошла череда хитовых песен. Под одну Френсис начал подпевать. Косясь на него, Марк наконец спросил:

– В чем секрет твоей бодрости? В удовольствии будить спящих?

– В том, что я и не ложился, – бросил тот. – Чем меньше спишь, тем меньше хочется, не замечал? – не успел Марк выразить вежливое сомнение, как Френсис добавил: – Приехали.

Они остановились в преддверии дикого лесистого парка. Глядя в окно, как по траве бьют мелкие капли дождя, Марк обреченно вздохнул.

– Может, подождем тут, когда кончится дождь?

– Давай на выход. – Френсис заглушил двигатель. – Где нет стресса...

– Там нет прогресса! – подхватил Марк, всплеснул руками, изображая фанатичный восторг, и выскочил из машины с таким лицом, словно ему не терпелось промокнуть до нитки. Он постарался вложить в свой мини-спектакль столько иронии, сколько мог.

Прежде, чем захлопнуть дверь, он услышал смех Френсиса. Тот вышел из машины с улыбкой, накинул на голову капюшон спортивной куртки и махнул вглубь парка.

– Погнали.

Марк побежал за ним по влажной земле, петляя меж луж. Жухлые порыжевшие иголочки усыпали тропу, по которой они добрались до большого озера и взяли вокруг него большой круг. Стучали мелкие капли дождя, превращая стеклянную гладь воды в рябую поверхность. Бежали по протоптанной, но грязной дорожке. Отдельным испытанием было не поскользнуться и не упасть. Через какое-то время Марк запыхался и замедлил шаг, чтобы восстановить дыхание. Влажные капли стекали по волосам, и он морщился, бесконечно стряхивая их с лица.

Френсис вернулся и обежал его кольцом.

– Ты не останавливался целых пятнадцать минут – идешь на рекорд! – великодушно подбодрил он.

– Если я заболею и умру, это будет твоя вина.

– Твоя склонность к драматизму – это врожденное или приобретенное?

– Это твое пагубное влияние, – ответил Марк и взял решительное ускорение.

Однако на втором круге он начал неуклонно замедляться и в конце концов перешел на прогулочную скорость – не то медленный бег, не то спортивная ходьба, – но это никак не помогло утихомирить остро колющий бок. Стало ясно, что на третьем круге он попросту ляжет в ближайшую лужу и будет лежать как в ванной в ожидании, когда это закончится.

Взглянув на его мученическое лицо, Френсис сверился с часами.

– Почти полчаса. Для начала сойдет.

Марк с облегчением последовал за ним к машине – ослепительно-оранжевому элементу в серой сырости парка. Именно в этот момент дождь иссяк, будто задача испоганить пробежку была выполнена и он мог с чистой совестью перестать лить.

Френсис начал переодеваться прямо там, где стоял – у распахнутой настежь задней двери машины. Марк обошел его, чтобы вытянуть рюкзак с заднего сиденья.

– Можешь оставить грязные вещи – закину в стирку со своими, – сказал Френсис, натягивая черную футболку.

– О... Спасибо.

– Да не за что.

Под холодным порывом ветра Марк поспешно сменил наряд на сухие джинсы и толстовку и запрыгнул в теплый уют машины. После мерзкой сырости парка он сразу почувствовал себя, как дома. Френсис залез следом и включил обогрев, прежде чем вырулить с места.

– Почему мы просто не можем бегать на той стороне? – поинтересовался Марк, пытаясь согреть руки у печки, которая пока еще не прогрелась и дула ледяным воздухом, грозя превратить его и без того ледяные пальцы в окоченевшие палочки.

– А что не так с этой?

– Там теплее и не льет как из ведра.

– А тут меньше шансов, что кто-то сожрет тебя, пока ты бежишь свою стометровку.

– Разве я не должен привыкать к той стороне? Нарабатывать инстинкты, или как ты там говорил...

– Один шаг за раз, Марк. Чтобы идти в глубину, сначала нужно научиться плавать.

– Я бы лучше сразу нырнул.

– Мы это уже проходили.

Марк насупился.

– Не переживай, никто тебя без работы не оставит, – добавил Френсис. – Мы выходим завтра вечером.

– О. – С коротким удивлением откликнулся Марк. Его настроение кардинально изменилось, и он почувствовал, что практически предвкушает новое путешествие.

– Будем учить тебя не шуметь, как трактор, и развивать инстинкты. Ну и побегаем – чтоб ты не расслаблялся.

– Как будто с тобой можно расслабиться.

– Ха. Ну, этого я отрицать не буду, – задумчиво согласился Френсис и притормозил перед зеброй, чтобы пропустить пешеходов. – Но выходить слишком часто мы не можем не столько из-за моих суждений, а потому что в больших дозах настойка хреново влияет на организм.

От такой неожиданной информации Марк насторожился.

– В каком смысле? Становишься зависим, да? – Спросил он, возвращаясь к своим изначальным подозрениям.

Френсис покачал головой.

– Никакой зависимости нет. Все дело в теневой стороне. Чем дольше ты там находишься, тем меньше она хочет тебя отпускать.

Несколько секунд Марк пытался осмыслить эту пугающую информацию. А затем округлил глаза.

– Ты хочешь сказать, агнийцы застревают из-за самого пребывания в Тени? Значит... они все-таки дичают из-за самой настойки?

– Виновата не настойка де-факто, а ее злоупотребление, что совсем не одно и то же. Все хорошо в меру, и наши путешествия – не исключение.

Марк углубился в невеселые размышления об опасности одичания, в которые каждый их них, включая Берту с Ингой, могут угодить, как в капкан. Тут его озарила неожиданная догадка:

– Поэтому ты возвращаешься так долго? Кажется, Берта говорила про норму в десять минут, а ты возвращаешься сорок, да?

Френсис коротко кивнул.

– Тебе нужно побольше отдыхать, а я должен выходить чаще, – подвел, как ему показалось, логичный итог Марк.

Френсис сухо фыркнул.

– Может, еще билеты на Бали мне купишь?

– Это вряд ли... У меня денег даже на йогурт не наберется, – признался Марк, старательно глядя в окно.

– Тебе разве еще не заплатили?

– Кто должен был мне заплатить?

Френсис вздохнул так, будто это было именно то, чего он опасался.

– Скинь мне номер своего счета, отошлю Мун. Она должна была перевести тебе денег за октябрь и авансом за половину ноября.

Марк невесело улыбнулся.

– Если моя зарплата завязана на Мун, то я умру голодной смертью.

– Не переживай. Я не оставлю тебя грызть заплесневелую краюху хлеба.

Какое-то время Марк молча отогревал пальцы в струе теплого воздуха из печки. Затем спросил:

– А там бывают дожди? Или всегда просто тихая ночь?

– Ночь там не бывает тихой, – сумрачно отозвался Френсис, затем добавил: – Ну, порой из-за веномов штормит. Да и всё.

– А почему там не бывает дня?

– А почему земля круглая?

– То есть, ты не знаешь.

– Потому что она эллипсоидная. Но на самом деле никто не знает наверняка. Известно только то, что шестнадцать лет назад открылся первый прорыв.

– Но что его открыло?

Френсис выдержал паузу, словно обдумывал ответ. Затем сказал:

– Может, и не было "чего-то". Может, это просто цикл.

– Цикл?

– Может, это происходит раз в несколько лет. Может, прорывы перестанут появляться, когда на той стороне взойдет солнце.

Марк вытаращил глаза.

– Что? Солнце? Там есть солнце?

Неожиданно Френсис засмеялся, словно Марк выдал удачный анекдот.

– Ты так реагируешь на мое каждое слово, что я начинаю чувствовать себя агнийской энциклопедией. Это мои догадки, Марк. Я отказываюсь нести любую ответственность за то, как они повлияют на твое мировосприятие. – Тут он сделался серьезнее. – Ты знал, что на Плутоне ночь длится шесть дней? Что, если у Тени свой цикл – и он длится десятилетиями, и мы угодили в эту историю по чистой случайности, просто потому что время нашей жизни совпало с очередным открытием двери между сторонами?

– И тогда... по-твоему, если солнце взойдет, то все остановится? Мы больше не сможем туда попадать? Прорывы перестанут появляться? – подытожил его мысль Марк, пытаясь в нее поверить.

– Именно. Начнется новый цикл. Цикл спокойствия – пока через десятки или сотни лет солнце той стороны не сядет вновь, и проход между сторонами не откроется снова. Но нас уже тут не будет, и кто-то другой будет разбираться со всем этим дерьмом.

Они помолчали, каждый в своих мыслях. Марк задумчиво игрался с шторками печки, направляя их то вверх, то вниз. Наконец он вздохнул.

– Неужели это правда происходит? Теневая сторона, циклы... Может, я просто брежу?

– Тогда ты такой не один. Приехали.

– Уже? – Марк удивленно выглянул в окно: и правда, они как раз заехали на свободное место рядом с "Акенсе". Он так увлекся рассуждениями, что совсем перестал следить за дорогой.

– Уже, – подтвердил Френсис. – Тебя катать одно удовольствие, но мне надо быть в мастерской через двадцать минут.

Марк вытащил с заднего сиденья рюкзак и обошел машину, замешкавшись у водительской двери. Френсис опустил стекло и выставил локоть на раму.

– Не забудь: завтра у нас выход в Тень. – Деловито сказал он, прикуривая сигарету. – В пятницу предлагаю побегать перед сменой, если у нас останутся силы, а воскресенье разбавить сквошем.

– А ты серьезно взялся за мою форму.

– А ты против?

– Ну, отказать тебе нельзя... Так что твое слово для меня – закон.

И с ироничным лицом Марк изобразил шутливый реверанс. Он чуял нутром, что Френсиса забавляют эти карикатурные сценки, которые он взялся при нем изображать, и потому делать это хотелось всё чаще. Наградой ему была улыбка Френсиса.

– Ты уж осторожно, – сказал он, стряхивая с кончика сигареты хвостик пепла. – Где закон – там и беззаконие.

– Ну что ж, я верю в твою порядочность! – прячась за сарказмом, как за щитом, заявил Марк.

– Очень зря.

Зажав сигарету в зубах, Френсис свернул на дорогу.

Ведомый внутренним подъемом и странным ажиотажем, причину которого он не брался описать, Марк решительно ворвался в кафе. Конрад за стойкой поднял удивленный взгляд на его возбужденный внешний вид, особое внимание уделив растрепанным влажным волосам и покрасневшему лицу.

– А я думал, ты еще дрыхнешь! Ты откуда такой довольный?

– Мы ездили на пробежку.

– Пробежка? – недоверчиво переспросил Конрад, продолжая разглядывать Марка как загадочную картину. – Я и не знал, что тебе так нравится бегать.

– Я тоже, – ответил Марк и поспешил скрыться наверху.

Следующий поход, как и условились, случился по расписанию на следующий вечер. Конрад успел убраться после смены, задержаться на две бутылки радлера (которые пил только он, поскольку Марк не хотел принимать перед походом алкоголь и тянул газировку) и без особой спешки покинуть помещение, когда Френсис наконец приехал. Время уже близилось к десяти.

– Ты позже, чем обычно, – сказал Марк, когда они поднялись на второй этаж.

– У нас вся ночь впереди. И к добру или худу, нам придется убрать веном.

Марк остановился посреди второго этажа с удивленным лицом.

– Я думал, у нас намечается прогулка...

– Прогулки в сторону. Берта не успела до него добраться, а Инга уехала за город, – глухо отозвался Френсис, доставая из шкафчика за перегородкой пару флаконов. – Будем действовать по схеме: меньше шума, больше действий. И главное – никакой больше самовольности, понятно? Нам на руку то, что веном близко к базе. Погнали.

И он кинул Марку пробирку через всю комнату. Та совершила дугу в воздухе и едва не угодила в ковер, но Марк ухватил ее в последнее мгновение. Френсис уже вновь исчез за перегородками, послышалось, как он устраивается на кушетке, и Марк поспешил к дивану. Френсис не медлил и почти сразу дал команду, и не дрогнувшей рукой Марк вылил содержимое в рот.

Очнувшись, словно после неглубокой дремы, он открыл глаза и сразу приподнялся с дивана, ощущая не только тяжесть в конечностях, но и легкий тремор нетерпения в конечностях, как будто ноги были не прочь размяться.

Тьма вокруг сгущалась как мазут. На панораме теневого города Марк сразу видел воронку, протягивающую тоненький смерч. Смерч заканчивался слишком высоко над землей, чтобы представлять большую опасность, и Марк понял, что после ситуации с прорывом команда попросту не хотела рисковать и давать смерчу хоть какой-то шанс достичь венома.

Френсис появился через пару минут, и вот они уже бежали по городу, в тишине прислушиваясь к окружающей действительности. Отовсюду раздавался размеренный, однотонный гул. В нем слились и шорох ксафанов, и стрекот жучков, и отдаленная вибрация неизвестного происхождения, и чьи-то невнятные шепотки, и треск пожара, который они оставили за спиной. Звуковая какофония складывалась в музыку и оказывала на Марка лишь медитативное воздействие: вокруг не виднелось ни следа гончих, ни Высших, а присутствие собранного и внимательного к округе Френсиса внушало только спокойствие.

Френсис не врал: веном и впрямь был довольно близко к базе, по прямой это заняло бы не больше десяти минут, но при этом оказалось, что прямая дорога им недоступна: на широкой Франкфуртер Аллее они вдруг вышли к широченной расщелине, пересекающей дорогу поперек, как огромный шрам. Глубина разлома поражала своей непроглядной чернотой, а ширину они могли преодолеть, только если бы поблизости оказалась катапульта, в которую они могли загрузиться, как снаряды. О попытке прыжка речи даже не шло. По ту сторону расщелины лежала неподвижная туша дохлой гончей, а вокруг нее сновала внушительная стая перешептывающихся ксафанов, которые, к счастью, также не могли пересечь разлом.

Френсис махнул Марку в обход по южной стороне, и этот крюк забрал у них дополнительные десять минут, прежде чем они достигли Франкфуртер Тор. Марк хоть и запыхался, но бок хотя бы не сводило судорожной болью, и он втайне чувствовал гордость, как будто его тренировки уже принесли плоды.

– Мы точно успеем назад? – Тревожно спросил он.

– Да. Сразу побежим в обход, будет быстро.

У темного входа в кинотеатр, куда явно стремился упасть смерч, Марк вновь рискнул открыть рот.

– А как мне развивать инстинкты?

– Тебе не нужно ничего делать. Твой организм сделает всё за тебя, – едва различимо прошелестел Френсис в ответ, затем приложил палец к губам и махнул следовать за собой – к покосившейся двери, которая открывала проход в темноту.

Сквозь темный холл и петляющие коридоры они достигли глубину тесной киноаппаратной, которую заполонило разросшееся, сочащееся лимфой бордовое гнездо с черной сеткой паутины на поверхности. Красные огни были повсюду: стрекочущие, петляющие в воздухе огоньки, по одиночке и в стайках, облепившие стены, копошившиеся в плоти гнезда, как пчелы в улье.

Марк почувствовал, как его лицо мгновенно приобретает выражение отвращения от одной только мысли, что сейчас произойдет.

Сверкнув на него огнем глаз, Френсис замер на миг. Затем сказал:

– Подожди снаружи.

Такой команде Марк мог только порадоваться. Он поспешно вылетел из киноаппаратной и тут же столкнулся с парой тихаков, от которых испуганно шарахнулся в сторону. Он знал, как они называются, только потому, что Френсис показал их по пути: маленькие юркие существа, издающие громкие вибрации и боящиеся его больше, чем он их. Они сразу разбежались в стороны, по стенам и потолку, прежде чем он успел их толком рассмотреть – шесть лапок, насекомьи мордочки, быстрые черные глаза, – и Марк затаился в ближайшем безопасном углу, дожидаясь, пока Френсис сделает свое дело.

И тут Френсис вывалился из киноаппаратной под оглушительную вибрацию десятка тихаков, которые вдруг пробились наружу и начали заполнять холл кинотеатра подобно тому, как вода заполняет тонущий корабль. Предплечья Френсиса были покрыты густой бордовой лифмой с черными, будто мазутными мазками. Он шипел проклятья под нос, отмахиваясь от тихаков, которые пытались сбежать, но сталкивались друг с другом, валились со стен и потолка прямо на него, дребезжали вдвойне испуганно и вновь пытались удрать. Френсис замахнулся рукой, пытаясь спихнуть с себя навалившуюся груду тихаков, и при этом случайно рассек одного из них пополам звериными когтями. На глазах изумленного Марка обе половины тихака вдруг разбежались в разные стороны, живые и невредимые, с двойной вибрацией ужаса и паники, от которой он уже чувствовал себя оглохшим.

Они выбедали из холла аппаратной и отбежали на несколько шагов, а лавина тихаков текла следом, но не за ними, а в стороны, по стенам, вверх по битой кладке, скрываясь на крыше здания.

– Погнали быстрее, щас они тут устроят вечеринку! – рявкнул Френсис, поскольку соблюдать тишину больше не имело никакого смысла: тихаки вибрировали на весь район, как симфонический оркестр.

Они помчали назад, петляя в тенях улочек. Френсис был прав: на какафонию тихаков явно стягивалась прочая живность, и им пришлось обогнуть стаю гончих, которые с ревом неслись туда, откуда они только что выбежали.

Марк начинал чувствовать, что время на исходе. Он уже впал в бессилие, когда они добрались до базы. Лениво упав на кушетку, он закрыл глаза со сладостным чувством усталости, которой наконец можно позволить захватить тело и разум.

Марк, вернувшись назад, из забвения теневой стороны сразу перешел к ночному сну, в полубреду натянув на себя теплый плед. Френсис еще не вернулся, но Марк не мог его ждать: мозг отключался, не спрашивая разрешения. Но даже на задворках уплывающего разума ему подумалось, что хоть путешествие и выдалось интенсивнее, чем они предполагали, но, кажется, всё прошло довольно неплохо и он не совершил ни одной постыдной ошибки, о которой его потом будут спрашивать все, кому не лень.

Марк предвкушал глубокий долгий сон и полностью забыл о пробежке, которую они назначили на утро.

Френсис явно уехал ночью после того, как вернулся с теневой стороны – сквозь туман сна Марк различил скрип половиц, ощутил, как Френсис прошел мимо и скрылся внизу, – но заявился утром с точностью армейских часов, чтобы забрать Марка на пробежку. Армейских часов, спешащих ровно на час.

– Почему в шесть? Ты издеваешься? – Возмущался сонный Марк, когда Френсис разбудил его в темноте комнаты. Беззвездное ночное небо в окне было практически неотличимо от черного неба теневой стороны. – Мы же бегаем в семь!

– Мне еще смену открывать, – непоколебимо сообщил Френсис и, подхватив с кресла толстовку, кинул все еще валявшемуся на диване Марку на колени. – Давай, потом отоспишься.

– Когда потом? – Тянул время Марк, цепляясь за плед, как за любимого человека, из объятий которого его пытаются вырвать самым жестоким образом.

– После жизни.

– С тобой хуже, чем в армии!

– Никто не обещал, что будет легко. Жду внизу.

После бега они вернулись в кафе и по очереди сходили в душ, после чего открыли смену. Френсис много разговаривал, шутил и смеялся, и Марк посчитал это хорошим сигналом: он явно остался доволен вчерашним путешествием. Это поднимало настроение ему самому, но была одна проблема, которая свербила в голове и не давал покоя.

Твой отец мне регулярно звонит, и мне приходится врать, что у тебя все хорошо, чтобы он отстал.

Марк склонился над столом, пытаясь отодрать жвачку, которую туда кто-то прилепил, но при этом едва замечал, что делает.

Пожалуйста, позвони отцу.

Марк сцепил зубы. Жвачка никак не отходила.

Позвони отцу, а то он неровен час в полицию пойдет, и я его в этом совсем не виню!

Наконец справившись с жвачкой, Марк швырнул ее вместе с салфеткой в ближайшую мусорку и с тяжелым сердцем направился на второй этаж, поскольку для подобных решительных действий ему требовалось полное одиночество. Там, совершив круг по комнате, он с тяжелым сердцем достал из кармана телефон и убрал отцовский номер из черного списка.

После двух гудков на линии раздался встревоженный голос отца:

– Марк?! – Спросил он так, как будто ожидал услышать кого-то еще.

– Да.

– Ты где?!

Не зная, какой ответ отец хочет получить, Марк ответил:

– В Берлине.

– Марк, выслушай меня. – Сказал отец так нервически, будто ожидал, что Марк неровен час бросит трубку. – Нам нужно поговорить. Нужно увидеться.

– Наверное, – с нелегким чувством на груди согласился Марк.

– Приезжай. Когда можешь? Сегодня вечером? В семь? Я буду дома.

Разговор не занял много времени, и Марк прощался с отцом, уже думая, что будет говорить, когда встретится с ним этим вечером в родных стенах. Тревога, которая одолевала его при звонке, только усилилась, и в этом снедающем чувстве день пролетел так, будто его кто-то съел: только вот Марк вернулся вниз за стойку и вот уже они прибрались после смены, и Френсис идет на выход, набирая что-то в телефоне. Марк подошел к вешалке, чтобы снять куртку, и заметив этот жест, Френсис остановился в дверях.

– А ты куда?

– К отцу, – обреченно признался Марк, будто собирался на судебное разбирательство, в котором являлся главным фигурантом. По сути, так оно и было.

– Так давай подкину.

– Тебе, наверное, не по пути будет, – смущенно ответил Марк.

– Да какая разница?

Они вышли на свежую улицу, освещенную фонарным светом. Вокруг не виделось ни души. Марку уже не в первый раз подумалось, что люди держат дистанцию от этого района. От этого кафе. Здесь и так было менее людно, чем в других частях города, а вечерами и подавно.

За поездкой Френсис включил радио, которое они, однако, не слушали, поскольку обсуждали прошедший день, план на воскресенье, расписание девчонок на другой базе и звуковую систему, которую Френсис планировал установить в кафе. В один момент он однако вдруг спросил:

– Так что заставило тебя помириться с отцом?

– Я с ним еще не мирился, – уклончиво протянул Марк.

– И все же ты туда едешь.

На это Марк не нашелся с ответом. Френсис многозначительно добавил:

– Твоя девушка?

Марк медлил, не зная, как на это ответить. Осталось совершенно очевидно, что появление Джудит в кафе и их дальнейшие разборки не ускользнули от внимания Френсиса.

Поскольку Марк молчал, Френсис с наигранным восторгом заявил:

– Всегда восхищался людьми, для которых слова на вес золота!

Марк вздохнул.

– Не знаю, что сказать. Не девушка, подруга. Но наверное да, из-за нее.

Френсис хмыкнул и сфокусировался на дороге. По радио чрезмерно веселым тоном сообщили о перевернувшемся грузовике на автобане в Дрезден, который послужил причиной многокилометровой пробки, после чего перешли к перечислению текущих заторов на дорогах Берлина. Они плавно пересекали ночную улицу. Дома стояли в темноте, их теплые окна представляли собой островки яркого света и жизни.

Френсис нарушил молчание:

– Поддерживать отношения с близкими людьми – не такая плохая идея, знаешь ли. Ты все делаешь правильно.

– Но он считает, что я наркоман, каким был Демир, – со вздохом ответил Марк. – И что мне нужно на это сказать?

– То, что считаешь нужным. Или ничего. Но разногласия – не приговор. В любых человеческих отношениях есть проблемы.

– О, ты опять включил режим баристы-ака-философа? – Подшутил Марк, стремясь выскользнуть из этой беседы, как угорь из банки. – Не могу нарадоваться, что у меня есть личный Лао-цзы.

– Ха. Тебе на пользу, – фыркнул Френсис, но больше не сказал ни слова.

Он высадил Марка у подъездной дорожки отцовского дома, на которой, следуя привычному правилу, стоял "опель" отца, будто ничего не менялось с того дня, когда Марк в последний раз тут появлялся.

– Удачи в семейных перипетиях, – бросил напоследок Френсис.

– Благодарю за вашу философскую мудрость, – сыронизировал Марк, вылезая наружу.

– Обращайся.

Рыжий форд быстро скрылся на дороге, а Марк так и стоял без движения на тротуаре, глядя на родной дом, как на ящик Пандоры, который таил не то разрешение его проблем, не то их полнейшее ухудшение. В какую сторону качнется маятник их разговора – Марк не знал, и это только туже затягивало узел тревоги в груди.

Затем он собрался с духом и зашагал к двери.

На громкий стук он услышал приближающуюся тяжелую поступь. Марк едва успел поглубже вздохнуть, как дверь распахнулась, и его беспокойный взгляд встретился со взглядом отца.

Андреас дернулся так, будто его первым порывом было его обнять, однако вместо этого он только молча отступил, давая ему проход. Но Марк словно окаменел.

– Ну, заходи, голодный, наверное? – Каким-то странным, чрезмерно бодрым тонос спросил Андреас. На его лице сквозило беспокойное, тревожное волнение, словно бы он не ожидал от Марка ничего, кроме дурных вестей, но при этом он пытался изобразить что-то вроде улыбки, которая походила на болезненную гримасу.

Марк наконец шагнул внутрь, сел на ближайшую ступеньку и под пристальным взглядом отца попытался расшнуровать кроссовки совершенно окаменевшими пальцами.

– Да нет, я поел.

Это была полная ложь, но последнее, что хотелось сейчас делать, – это засовывать что-то в рот, жевать и при этом не подавиться в процессе.

– Ну ничего, ничего... Давай, раздевайся, проходи. Эвелин тебя заждалась.

И правда, по второму этажу уже раздавался оглушительный топот, с которым мог сравниться только топот гончих теневой стороны. На вершине ступеней показалась очумелая Эвелин.

– Марк!

Она снеслась по ступеням, будто он считался без вести пропавшим. Наконец справившись с кроссовками, Марк отодвинул их в сторону и поднялся на ноги, чтобы встретить сестру, и она обвила его руками в тесном объятии, утнувшись лицом вбок. А затем, отстранившись, вдруг ударила его со всей силы. Марк айкнул, а она обиженно крикнула:

– Где ты был?!

– Работал! – Попытался оправдаться Марк и сразу же поймал флэшбек оправданий перед Джудит.

– У тебя был день рождения! – Крикнула Эвелин с таким возмущением, будто день рождения был у неё и он его благополучно пропустил, и снова хлестанула его ладонью.

– Ну тогда не лупи меня! – Отчаянно крикнул Марк, пытаясь увернуться. – В качестве подарка!

– У меня для тебя другой подарок, – как-то обиженно сказала она, но лупить перестала и скрестила руки на груди.

– Проходим, не толпимся, – сказал отец и первым прошел вперед, на кухню. – Поставлю хотя бы чай. Только сегодня купил то миндальное печенье, которое ты всегда ел, как негритёнок из голодной страны...

Марк с облегчением последовал за ним и включился в отцовскую игру, которая, судя по всему, заключалась в том, что сначала они разыграют мирную семейную сцену обменом новостями и цивилизованного разговора поколений, после чего подойдут к минному полю и попытаются пройти его без повреждений.

– Где ты ночевал? Когда я не нашел тебя на квартире...

– Да ничего, я снимаю одно место... – ненавязчиво лгал Марк, глотая обжигающий чай и смахивая с глаз наворачивающиеся от кипятка слезы.

– Ты меня до смерти перепугал, когда исчез... – хмурился отец, выкладывая в миски тонны конфет и миндального печенья, к которым сам не притрагивался, словно в надежде, что детей внезапно одолеет голод на сладкое, но пока что только Эвелин схватила шоколадную конфету и уже вовсю ее грызла.

– Со мной все в порядке, – попытался уверить его Марк.

Эвелин рядом шуршала оберткой конфеты. Отец хмурился и разглядывал Марка с таким цепким вниманием, словно едва удерживался, чтобы достать лупу и направить ему на лицо.

– У тебя синяки под глазами.

– Мало спал, – сказал Марк и поспешил добавить: – Я вот бегать начал. Еще сквошем занимаюсь...

– В спорт подался?

Какое-то время они провели за обсуждением безопасной темы спорта, в которой Эвелин вставила свои два цента про бассейн, в который она ходит с классом, но затем отец сказал:

– Квартиру я так и не сдал. Стоит, как ты ее оставил. Если хочешь...

Марка это удивило, но он сказал только:

– Да нет, правда, все в порядке, у меня есть место...

– А еще мы наконец начали рисовать натюрморты! – Вставляла Эвелин между их репликами. – В последний раз я рисовала грушу!

– Так денег хватает? – Допытывался отец. – Смотри, в конце года еще будет пересчет за электричество и воду...

– Да мне хватит, я же работаю...

– Где работа? Сколько платят?..

– Показать тебе мой альбом?

– А что там с твоей Джудит?

– Она не моя, пап...

– Она сказала, вы поссорились...

Эвелин побежала за альбомом, а вопросы всё лились и лились. Вместе с альбомом Эвелин притащила рисунок на картонной бумаге и в деревянной рамке, который нарисовала Марку гуашью в качестве подарка на день рождения: они трое, на фоне зеленой лужайки. Получилось не слишком похоже, но в то же самое время силуэты и впрямь отдаленно напоминали их собственные. Отец, с его крупным телосложением, занимал большую часть пространства. Затем сам Марк – невысокий и худой, с густыми мазками темных волос и металлом сережки в ухе, и сама Эвелин, чьей самой выдающейся деталью на картине были распущенные каштановые волосы до самой земли.

Вторая чашка чая и натопленная кухня разогрели Марка так, что он снял толстовку. При этом от него не скрылось то, как цепко и настороженно отец пробежался взглядом по его предплечьям, словно выискивая на руках следы уколов. Затем в его лице, кажется, проскользнуло что-то вроде некоторого облегчения, и он запальчиво налил Марку третью чашку чая, хотя тот еще вторую не допил до конца.

После чая, пары печенья, которое Марк съел и даже не почувствовал вкуса, мельком просмотренного альбома Эвелин и пространных ответов на все возможные вопросы, отец вдруг как-то странно откашлялся.

– Вот что я хотел сказать... Я твой отец, Марк. Ты не должен меня бояться.

Марк поднял на него несколько озадаченный, частично подозрительный взгляд. У Андреаса был довольно странный вид: он говорил несколько туго, будто с трудом отлеплял слова от языка, как будто они были приклеены на скотч, но вместе с этим в его лице установилась решимость.

– Даже если ты попал в неприятности или тебе стыдно в чем-то признаться, то ты можешь ко мне обратиться. Я твой отец, я помогу.

– У меня все в порядке, – ровным тоном сказал Марк, стараясь ничем не выдать своего смятения.

Отец помолчал немного. Эвелин скрылась с кухни, поскольку понесла свой альбом обратно в комнату, и тогда отец хмуро спросил:

– Этот белобрысый... ты с ним видишься? Он тебя преследует?

– Нет, – твердо заявил Марк, что было, по сути, абсолютной правдой: отца Рема он никогда не знал, а с самим Ремом ему видеться особо не приходится.

Отец сверлил его взглядом пару секунд.

– Надеюсь, что так. Для твоего блага. Кстати...

Он вдруг поднялся на ноги и скрылся в холле. Краем уха Марк слышал, что отец прошел в зал. Затем до него донеслось хлопанье шкафчика и последующие шаги отца, возвращающегося назад.

– Я тут кое-что нашел... Так, кое-какая полезная информация...

Отец положил перед ним на стол пару брошюр, и с нехорошим предчувствием Марк опустил на них взгляд.

«Скажи НЕТ наркотикам!»

«Выход из зависимости»

«Как вернуться к жизни?»

Крупные буквы на желтой, синей и бежевой брошюрах одинакового формата, словно созданные одной и той же печатной машинкой и одним и тем же автором, меняющим только цвета и разминающим свою закостеневшую фантазию однотипными заголовками.

Марк поднял на отца хмурый взгляд.

– Я не наркоман.

– Прочитать для ознакомления вреда не причинит.

Андреас выжидательно на него смотрел, будто ждал, что Марк зачитается брошюрами прямо сейчас, как самым интересным в мире романом. В молчании Марк приоткрыл страницу первой брошюры, причем с такой осторожностью, будто прикасался к ядовитой змее. Необоснованная агрессия, лживость, кражи, наличие следов от инъекций, употребление препаратов неизвестного происхождения, появление ломки...

Марк быстро убрал руку и спрятал ее под стол, будто боялся, что брошюра нападет на нее, как пиранья.

– Нет, я правда не наркоман, – с усилием сказал он. – Это просто смешно.

– Ничего смешного тут нет, – отрезал отец; в его тоне проскользнула привычная твердость. – Я не заставляю тебя сдавать анализы. Не кладу в клинику. Но я хочу, чтобы ты взял это и прочитал на досуге.

Марк решил, что себе дороже пытаться спорить – в этом случае, он был почти уверен, они вновь скатятся к тому, чем закончилась их предыдущая встреча – и потому сложил брошюры и засунул в карман куртки, про себя решив, что избавится от них, как только выйдет за порог.

Вернулась Эвелин. Больше к этой теме не возвращались, а встречу заканчивали тем же, чем начинали: относительно натянутым, шатким перемирием, лично Марку напоминающим театральную постановку. Ни один из них не упомянул Демира. Они обогнули эту тему, как радиоактивную зону, и оба прекрасно это знали.

Но покидая отцовский дом и наконец вздыхая полной грудью, Марк для себя решил, что на лучшее он сейчас и не может рассчитывать.