Я его люблю?
Я стояла перед дверью в тридцатый кабинет, уже десять минут не решаясь зайти или, хотя бы, постучать, поэтому я лишь неловко переминалась с ноги на ногу, мысленно подбирая подходящие слова.
Среда наступила также неожиданно, как Маша сообщила мне, что после седьмого урока все, кто готовился к конкурсу «Живая классика», выступают в актовом зале. С одной стороны всё было слишком быстро и неожиданно, но с другой... Я не волновалась из-за того, что всё происходило как бы мимо, меня вполне устраивало, что я почти не замечаю, как проходят дни, оставляя все хорошие моменты позади.
Где-то в груди, в районе сердца, больно защемило, когда я, всё же собравшись с силами, несколько раз постучала в тридцатый кабинет. Голос директора стих, а затем я услышала неторопливые, еле различимые из-за закрытой двери шаги. Глеб знал, кто пришёл. Именно этот человек отсутствовал на уроках математики (и только математики) последние два дня. Именно меня больше всего не хватало. Викторов ещё секунду помедлил, задерживая руку у ручки двери, как вдруг услышала резкое «открой ебучую дверь и впусти Астер», поддаваясь вперед и толкая преграду в школьный коридор.
— Извините, — тут же пробормотала я, отмечая, что вид у Глеба Остаповича был, скажем так, не очень, — за опоздание, — дополнила я, мысленно прибавляя «и за воскресенье».
Мне было жутко стыдно за то, что мой преподаватель, с которым мне хотелось бы наладить хоть какие-то дружеские отношения, видел меня не в самом наилучшем состоянии. Но даже тогда, когда я открыто посылала Глеба Остаповича куда подальше, мужчина не бросил меня, со своеобразной заботой, смешанной вместе со злостью, пытаясь привести пьяную в более-менее нормальное состояние.
— Можно войти? — понимая, что молчание слегка затянулось, уточнила я.
— Двадцать пять минут от урока, Аст, — осведомил математик, жестом указывая на место, где сидела Маша, внимательно следя за действиями Викторова. — После геометрии, будь добра, задержись на пару минут, — возвращаясь обратно к учительскому столу, попросил мужчина.
И, кажется, все вернулось в более-менее привычное русло, ведь урок прошёл очень даже хорошо. По крайней мере, так постоянно твердил мой внутренний голос, а я, в свою очередь, испытывала необычайную радость, наблюдая, как Глеб Остапович шутит и улыбается, постоянно упоминая любимую ученицу.
***
Red Moon 11:01
Скуууучнооо
Та Самая 11:01
я ебала эту геометрию
Red Moon 11:02
С К У Ч Н О
Та Самая 11:04
у меня самостоятельная, оффнись, коть
Red Moon 11:05
АХАХАХ
Red Moon 11:06
«ТУПАЯ КАК ОРЕШЕК» ПИШЕТ С/Р ПО ПРЕДМЕТУ, В КОТОРОМ ОНА ТУПАЯ
Тот Самый 11:08
поддержка так и прет
Red Moon 11:08
НЕУДАЧНИЦА!!!!!
Та Самая 11:09
кто-нибудь объясните почему этот чел так счастлив, а то я блять не понимаю
Подписывая на листке в клетку свою фамилию, я пыталась убрать глупую улыбку со своего лица, которая появилась от одной только мысли о том, что былые времена, когда я чуть ли не круглосуточно общалась с Редом, вернулись.
«Ред — друг. Ред — лучшее, что случалось со мной в интернете. Каждая Та Самая должна найти свою Красную Луну» — и ещё несколько тысяч подобных фраз крутились в голове. Как только за дверью прозвенел звонок, ученики одиннадцатого класса, сдав листочки с самостоятельной работой, начали поспешно собираться, чтобы успеть как можно больше за получасовую перемену. Видя, как из класса выбегают последние три человека, я готова была закричать, чтобы они остановились, не спеша покидать кабинет.
Со звонком былое спокойствие и радость, вселяемые улыбкой и словами директора, резко улетучились, освобождая место для очередной порции стыда за ночь с воскресенья на понедельник.
— Гле-е-еб Оста-а-апович, — протянула я, низко опустив голову и не видя, как преподавателя смешит данная ситуация и тон, которым его позвали, — а простите Астер, пожа-а-алуйста. Она хорошая, — попросила я, все же поднимая взгляд и складывая руки так, как будто молюсь Святым.
Мужчина уже в открытую смеялся, наблюдая за грустной мордашкой, которая разве что ещё на колени перед ним не встала, чтобы извиниться.
— Я тут, значит, прощения прошу, а вы рж... смеётесь! — возмутилась я, театрально топая ногой.
Пожалуй, такой нелепой и фантастически дружеской ситуации, когда я извинялась перед учителем, у меня никогда не было. Учителя либо орали на меня, либо... орали. А тут всё по-другому. И именно это «по-другому» привлекало больше всего. Я не знала, влюбилась ли я, ведь все эти чувства были довольно-таки новыми для меня. Такого я не испытывала ни к друзьям, ни к семье, ни к Владу, который, как казалось раньше, был первой любовью. Может, любовь? Но, блять, что это такое? Любовь — слишком громкое слово, чтобы говорить его, когда ты даже не понимаешь, влюблена ли.
— Симпатия, — еле различимым шепотом поговорила я, ожидая, когда Глеб Остапович, наконец-таки прекративший смеяться, заполнит журнал, после обращая все своё внимание на меня.
Я была хоть и не вундеркиндом, но очень умной девочкой, чтоб понять, что поговорить директор хотел вовсе не о произошедшем недоразумении в лице пьяной меня, а о скором, очень скором конкурсе, на который я уже выучила песню «про любовь». Осталось, вероятно, поработать над интонацией, после чего, как говорится, можно смело идти в бой.
— Сядь, чё как не родная, — резко пронзил устоявшуюся тишину Викторов, откладывая ручку и документы в сторону. — Вот скажи, ты выучила на живую фигню свою фигню? — очень «педагогично» поинтересовался Глеб Остапович, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. — Ладно, я шуткую. Песню выучила?
— Выучила! — мгновенно отходя от ступора, заявила я, уже готовая начать петь, но Викторов меня остановил, предлагая переместиться в его кабинет.
Следующие двадцать минут от обеденной перемены прошли лучше, чем вся моя жизнь: Викторов постоянно стебался надо мной, после по-доброму помогая справиться со слабыми моментами песни, когда я не могла поднять тональность в словах. Это было похоже на двух друзей, как, например, Я и Маша, но немного... большее. Это, вроде как, пугало, но в то же время привлекало все больше и больше.
После не запланированного занятия по конкурсу, Я утеряла всю свою уверенность. Сердце колотилось как бешеное, при одной лишь мысли, что через несколько часов я буду стоять на школьной сцене, и петь заученный наизусть текст. Где-то в зале будет сидеть Глеб Остапович, искренне верующий, что «его девочка» победит. И это вселяло необъяснимый страх насчёт того, что я ненароком подведу директора. Забуду, что петь или перепутаю куплеты. Буду петь слишком громко или, наоборот, слишком тихо. Запнусь, потеряю мысль и суть спетого или просто залипну, утопая в карих глазах преподавателя и тату на его лице. Но, как говорится, что ни делается — всё к лучшему? И, если я не одержу победу сегодня, могу, победить потом?..
***
— Маш.
Молчание.
— Маша.
Ноль реакции.
— Мария.
Девушка занята рисованием стикеров, которые ей подарил Смирницкий во «Вконтакте».
— Маша.
Я просто так не сдаюсь!
— Маша.
— Да что тебе, блять, надо? — на весь кабинет заорала подруга, на что учитель ОБЖ благополучно забил, продолжая читать главу из учебника по предмету.
— Сигарету. Пожалуйста, — взмолилась я, пытаясь сделать глазки, как у котика из мультфильма «Шрек».
— Не куришь, — спокойно ответила Русева, возвращаясь к изрисованному листочку.
— В смысле?
— Викторов запретил, — пожала плечами девушка, а я, не собираясь сдаваться, принялась слёзно умолять подругу одолжить мне одну сигарету, ведь не курила я, кстати говоря, аж целых три дня.
К концу урока, правда, девушка всё же сдалась, на перемене хватая меня за руку и уговаривая поторопиться на перекур, чтобы не опоздать на ненавистную физику. Мэш и сама срочно хотела покурить, ведь следующие сорок пять минут урока ей придётся провести в компании Кислова, которому уж очень сильно хотелось заехать стулом по ебалу.
Мы вышли на задний двор школы, дверь на который уже никто не запирал, попутно доставая с пачки по сигарете. За углом, как и ожидалось, столпился одиннадцатый класс, вперемешку с ребятами из девятых и десятого классов. Прикурившись спизженной у Маши зажигалкой, Я вдохнула такой нужный мне никотин. Если бы я провела ещё урок без желанных сигарет, у меня бы началась самая настоящая истерика, которая бывала уже несколько раз.
Бросать? Постепенно, но не сразу.
Одноклассники что-то обсуждали, громко смеясь и показывая средние пальцы учительнице начальных классов, недовольно ворчащей что-то типа «другого места не нашли».
— Да, блять, не нашли, а тебя ебёт? — выкрикнула одноклассница, имя которой я даже не утруждалась запомнить. Девушка, вроде бы, перешла в эту школу лишь в этом году, хвастаясь ребятам, с которыми успела найти общий язык, что её отец устроился помощником депутата. — Я ебала эту школу, наху-у-уй, — протянула она, делая последние затяжки синего «Bond». Одноклассница затушила сигарету, осторожно выглядывая из-за угла, а после резко выпрямилась, хватаясь за меня.
— Блять, палево. Есения, разберись, — шикнула хуй-знает-как-зовут, толкая меня вперёд.
На крыльце стоял Глеб Остапович, скрестив руки на груди. Увидев меня, мужчина широко улыбнулся, жестом подзывая меня ближе.
— Астер, а Астер, — игриво позвал директор, замечая в руках у меня тлеющую сигарету, которую я тут же выкинула в сторону. — С кем курила? — спросил Викторов, надеясь получить ответ. Ха, наивный. — А ты что, захотела ко мне в кабинет на порку? — улыбнулся преподаватель, цокая языком и топая ногой по бетонным ступеням.
— Глеб Остапович! — резко прервала монолог я, краем глаза замечая, что одноклассники убежали в другую сторону от школы, чтобы обойти к главному входу. — Я волнуюсь просто, — опустив взгляд на свои кроссовки, еле различимым шепотом проговорила я, чувствуя, как краснею.
— «Енотики не плачут!» — обычно говорю я Ангелине, — усмехнувшись, сказал Викторов, делая несколько шагов ко мне, — но тут не енот, а ёжик, — на такое заявление я недовольно фыркнула, вызывая у директора смех и широкую улыбку, — ежата не волнуются, — подойдя ко мне и приобняв меня за плечи, закончил свою мысль Глеб Остапович, спустя несколько секунд молчания недовольно шепча, что «ёж — существо не курящее».
***
Red Moon 15:03
Я, кажется, влюбился в ученицу одиннадцатого
Та Самая 15:04
and what do you want from me
Red Moon 15:04
it's не смешно, чел
Та Самая 15:06
у меня просто английский, sorry
Та Самая 15:07
так в чем проблема? ты ее младше что ли?
Red Moon 15:09
Нет, но...блять
Red Moon 15:10
Я ее учитель.
Та Самая 15:14
БЛЯТЬ, ДА ТЫ ОРЕШЬ ПРОСТО
Я несколько секунд пялилась в экран смартфона, ожидая ответа от собеседника. Мне хотелось верить, что Ред пошутил, просто неудачно пошутил и сейчас напишет что-нибудь типа «расслабься», как делал всегда до этого, но, эй, этот парень действительно учитель.
— Приплыли, блять, — простонала я, опуская голову на парту и слегка ударяясь о неё головой с периодичностью в три секунды.
Жизнь, кажется, серьёзно решила постебаться над бедной мной, которая и так переживаю из-за своих непонятных, возможно, даже неправильных чувств к директору, а тут ещё — бум! — человек, с которым ты общался в течении нескольких месяцев, оказывается старше тебя на херову тучу лет.
Сколько этому Реду? Сорок пять? Может быть, пятьдесят? Хотя, он же присылал фотографию, на которой было явно не стариковское тело, а зататуированное тело но... кого это ебёт вообще? Таких фото полно в интернете.
— Ну нахуй, — прорычала я, получая от рядом сидящего паренька гневный взгляд.
***
Я стояла перед дверью в актовый зал, где уже через двадцать минут начнут выступать ученики всей школы. Места в зале были заняты все до единого, а на одном сидении первого ряда, к огромному моему несчастью, пристроился директор, глазами выискивающий, очевидно, меня и Машу.
— В смысле, блять, Артем выступает? — послышался крик Русевой, которая стояла у женской раздевалки вместе со Смерницким. — Я ебала вас всех с вашим ебучим конкурсом! — возмущалась девушка, нервно ходя туда-сюда по коридору.
Спустя две минуты всех гостей, а также выступающих, попросили пройти в зал и занять свои места. Вводная часть о том, как приятно каждый год наблюдать за талантливыми ребятами, жеребьёвка, а после, наконец, выступление. Первая категория: пятые-восьмые классы. Вторая: девятые-одиннадцатые. Что ж, я шестнадцатая в своей категории.
— Есть время повторить, — прошептала я, сильно сжимая руку подруги, которая, кажется, вовсе и не волновалась.
***
Зал просто взрывается аплодисментами, когда судьи называют пятерых победителей в старшей категории. Глеб Остапович встаёт со своего места, и ближе подходит к сцене. Он гордится своей девочкой. Его девочка едет в Москву.