Часть 9
СБРОС БИОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
2075 год
Между гравитационным узлом «Туман-9»
и внешней орбитой станции «Солайрис».
Сектор 7, метка 42.
Маршрутный статус: в дрейфе.
Сейчас
В гигиеническом модуле было дымно, но Николасу все равно. Ему нужен был уголок небольшого пространства, чтобы побыть одному. Чтобы принять факт того, что тот, кого он считал своим другом, заварил всю кашу и лично (и буквально) приложил руку к тому, чтобы он ничего не вспомнил. Вышло просто отлично – для Фрэнка. Но доказывать Торнеллу что-либо было все равно, что кричать в пустоту. Сейчас все факты говорили против него самого. Фрэнк все очень удачно подстроил, облажавшись по всем фронтам. А разгребать последствия был вынужден Рихт.
Смотреть на свое отражение совершенно не хотелось. Лицо такое уставшее, словно бы Рихт неделю не спал. Он провел пальцами по жесткой щетине, жалея, что не может побриться. Под глазами были темные круги, кое-где на лице виднелись гематомы – словно бы небольшие сине-зелено-желтые галактики, перекочевавшие на кожу из открытого космоса. И это не считая воспалений на левой стороне лица, где тянулись свежие зашитые раны. Упираясь одной рукой в умывальник, он на пару секунд опустил голову вниз, будто бы не в силах смотреть на того, кто застыл по ту сторону зеркала.
Это был не Николас.
Кто угодно, но не он.
Вновь поднимая голову, Николас попытался улыбнуться сам себе, но лицо перекосили шрамы, отзываясь эхом боли. Улыбка тут же пропала. Он бы сейчас многое отдал за то, чтобы иметь возможность привести себя в порядок. Расчесать волосы, похожие на разворошенное птичье гнездо. Умыться. Иметь возможность хотя бы две минуты постоять в гигиенической капсуле. Сменить одежду. От кровавого пятна на груди его каждый раз пробирало до дрожи.
Но гигиенический модуль был разрушен. Зеркало потрескалось в некоторых местах, оставив на поверхности паутинку трещин. Свет мигал слабо, едва освещая пространство вокруг. Гигиеническая капсула и вовсе сломалась из-за частично обвалившихся панелей со стен и потолков. Остался лишь злосчастный унитаз, смывающий через раз воду.
Все пришло в чертов упадок. И все это случилось по вине Торнелла.
Все давно спали. Но Николас не мог сомкнуть глаз. После того, как он вспомнил о том, как к нему "на помощь" пришел Фрэнк, он едва не уронил чашу с едой, вызвав волну беспокойства у Леи. Пришлось заверить ее в том, что все нормально. Она не поверила.
От нового "разблокированного" воспоминания капитану не спалось. В голове просто не укладывалось то, что произошло. Как же так? Как может человек, которому доверяешь, взять и нанести удар в тот самый миг, когда больше всего нуждаешься в помощи? И как же он сам не разглядел в нем замашки психа?
Нику пришлось притворится, что он спит. Дождаться, пока выжившие члены "Атрии" лягут спать. По рекомендации Эла он остался в медицинской капсуле, пока все остальные ушли на коммондек, заняв аварийные койки для сна. Даже сейчас все старались изолироваться от него, оставить в одиночестве. Будто бы он был прокаженным. Будто бы он был виновен в том, чего не совершал.
И лишь после, убедившись, что все затихли, заснув (или сделав вид, как и он), Рихт встал на ноги. С каждым таким подъемом голова болела чуть меньше, но все равно отзывалась неприятными импульсами. Он все еще чувствовал себя беспомощным. Все еще придерживался стен, пытаясь сохранить хрупкое равновесие. Все еще убеждал себя, что ему не нужен обезбол, он справится без него. Вынесет боль, которая стала его второй кожей.
"Атрия" непривычно молчала. Не слышно было привычного гула и жужжания систем. Никаких сигналов и оповещений. Лишь неровное перемигивание огоньков, да тихий треск проводки. Воздух был перегрет и в нем ясно чувствовался запах металла – все из-за неисправности вентиляционных систем.
Сейчас, когда все голоса затихли, Рихт мог полноценно оценить состояние судна и, по правде говоря, все увиденное было неутешительным. Он буквально кожей ощущал, как корабль работает из последних сил, явно выходя из строя с каждым мигом все больше.
Это же ощущение подтвердила проверка систем. Запаса кислородных резервуаров хватит максимум на две недели, при условии, что фильтры не износятся быстрее этого срока. Рециркулятор воды сбоил, фильтры плохо справлялась с минерализацией и их запасы колебались в пределах десяти дней. Дальше – обезвоживание. А вот жизнеобеспечение начнет гаснуть через семнадцать суток. Несмотря на то, что основной реактор был нестабилен, поддерживающие системы давали гарантию работы на столь долгий срок.
Но долго без помощи извне они здесь не протянут.
Нужно послать сигнал бедствия, пока не поздно. Пока еще есть такая возможность.
Капитан вышел из каюты и через минуту, злясь на свою медлительность и слабое головокружение, оказался в кокпите. Он сел на свое кресло, чувствуя, что оно покорежилось и обгорело и начал клацать переключателями. Звуки непривычно громкие. Ему казалось, что он сейчас обязательно всех разбудит.
Когда стало понятно, что «Атрия» отрезана от внешнего мира по всем фронтам, Рихт прибег к крайней мере – к старому инженерному дрону, запрограммированному на отлет от корабля с минимальной скоростью. Открыв управление дроном, Рихт включил запись аудиосообщения, чувствуя, как сердце начинает громче стучать в груди от волнения. А что, если не получится? Что, если дрон слишком поздно найдет спасение?
– Говорит капитан "Атрии" Николас Рихт. В результате нападения контрабандистов корабль был сильно поврежден. Жизнеобеспечения хватит на четырнадцать суток. Просим экстренную помощь. Координаты: сектор 7, метка 42, между гравитационным узлом "Туман-9" и внешней орбитой станции "Солайрис".
Закончив сообщение, он нажал на кнопку "сохранить" и, не мешкая ни секунды, запустил дрон. Он должен будет долететь до ближайшей связной точки, но как скоро он до нее доберется – неизвестно. Оставалось надеяться, что помехи зоны "Туман-9" не слишком осложнят его путь. Оставалось надеяться, что хоть кто-нибудь их услышит и спасет.
Но надеяться на один лишь дрон было глупо. Он мог вообще не долететь до связной точки, а если и долетит, то как скоро их сигнал поймают и выдвинутся на помощь? Хорошо, если на все про все хватит десять дней, а если нет? А что, если спасение займет куда больше времени? Нет, надеяться на один сигнал бедствия было глупо. Им нужен был еще один.
Долго думать над тем, как послать второй сигнал, не пришлось. Несмотря на ограниченные ресурсы и полетевшие из-за аномальной зоны приборы, можно было попробовать записать аудиосигнал, настроить его на цикличную автоматическую отправку и ждать чуда. Ну или момента, пока ресурсы "Атрии" окончательно не иссякнут. Как повезет.
Системы работали нехотя, но в конце концов Рихту удалось открыть мануальный аудиоредактор. Через создаваемые звуковые импульсы на низкой частоте 500Гц он вручную создал ритм, состоящий всего из трех символов:
... --- ...
SOS
Звук был сухим и неприятным, коротким и совсем не похожим на надежду. Он звучал скорее, как издевка над всеми капитанскими попытками связаться с внешним миром.
Настроив в управляющем скрипте цикл передачи через инженерный терминал, Ник указал расположение записанного файла, задал временной промежуток (каждые двадцать минут), подтвердил выбранную частоту, поставил галочку напротив "до окончания ресурса питания" и лишь после, скрестив пальцы, активировал скрипт и отправил сигнал.
При помощи вспомогательного радиомодуля фонящего радиомаяка запущенный цикл должен будет пытаться пробиться через аномальную зону "Тумана". Хоть бы сработало...
Но не успел Николас убрать скрещенные пальцы, как система, словно бы издеваясь над ним, пикнула, мигнув красным и выдала сухое уведомление:
"Отказано. Ошибка при синхронизации. Файл "sos_morse.wav" поврежден или не найден. Повторите попытку".
– Ты издеваешься? – нахмурившись, капитан попробовал еще раз отправить сигнал, но система вновь выдала ошибку, издевательски подмигнув ему красным.
Не понимая, в чем дело, Рихт открыл файл в программе и попытался воспроизвести его. Но он не проигрывался, хотя Николас был уверен, что с микрофоном все в порядке.
Пришлось пойти в техотсек и там, покопавшись среди блоков, систем питания и проводов, разыскать передатчик. Выглядел прибор не очень и, судя по тому, что он ни на что не реагировал, скорее всего он был сломан или попросту его замкнуло. В любом случае отправить нечитаемый файл было нельзя – звук попросту не доходил до передатчика. Ударив прибор кулаком, Рихт вернулся обратно в кабину, чувствуя себя последним дураком. Он был уверен – будь тут Хэнкс или Нолан, то парни мигом бы поняли причину неполадки и исправили ее.
Конечно, оставалась Лея, но Нику меньше всего хотелось просить механичку лезть в провода, учитывая, что ей и без того было тяжело ходить. Хотя она бы тоже разобралась с неполадкой, тут сомнений не было. Но пока можно обойтись без помощи Грей. У Николаса был еще один план. И вот если он не сработает, тогда придется дергать механичку.
Наверное, хорошо, что в стене был установлен старый вибрационный сенсор. Устройство, которое оставляли на судах для самого крайнего и аварийного случая. Устройство, которое не передавало голос – лишь импульсы, ноты критической ситуации. Но даже этого было достаточно, чтобы подать сигнал бедствия, когда все остальные системы пошли в отказ.
Снимать панель одной рукой было неудобно. Она не была слишком тяжелой, но сказывалась усталость и отсутствие руки. Крепление щелкнуло с глухим звуком, когда он отодвинул панель одной рукой, приложив всю силу, какая была, совсем не обращая внимание на острую боль в суставах и мышцах. С неприятным хрустом панель отщелкнулась, но крепление было сломано, и конструкция внезапно выпала из руки. Металл ударил по ботинку, едва не нарушив равновесие. Николас дернулся, тут же отступая назад, сжимая пальцы ног и ругаясь сквозь зубы.
– Когда-нибудь эта куча металлолома или развалится окончательно или я добью ее своими руками, – выдохнув, он осторожно пошевелил пальцами ноги, понимая, что перелома нет, но болевая пульсация какое-то время еще будет напоминать ему о собственной неуклюжести.
Осторожно отодвинув панель в сторонку, Рихт распрямился и взглянул на решетку диагностики корпуса. Внутренний сенсор был рассчитан на микроколебания и удары, сигнал с него по-прежнему шел в аварийный блок. Открыв интерфейс дублирующего передатчика, Рихт сжал руку в кулак, вспоминая уроки отца.
"Всегда держи большой палец снаружи, если не хочешь сломать его, Николас".
Ломать пальцы ему не хотелось, поэтому с того самого мига, когда прозвучало это отцовское наставление, Ник всегда правильно сжимал пальцы в кулак. Удар у него был хорошо поставлен тоже благодаря отцу. Знал бы он, что учит сына не носы ломать, а отправлять сигналы бедствия, может и не заморачивался бы так сильно над техникой.
Короткий стук прозвучал трижды. За ним – три длинных стука. После – вновь короткие.
Сенсор среагировал – лампа на панели активировалась, жадно ловя вибрации. Система записала импульсы вибраций как аудиофайл, состоящий из низкого дрожащего шума.
После Ник установил цикл, какой устанавливал еще в кокпите и нажал "запуск". Передатчик щелкнул, экран погас – энергия пошла в дело.
Суставы руки все еще ныли от напряжения, пальцы ноги пульсировали от боли, а сам Рихт понял, что от перенапряжения у него разболелась голова. Нужно было вернуться в медотсек и лечь наконец спать.
Зато теперь можно было хоть немного расслабиться и терпеливо ждать. Теперь он знал наверняка: если кто-то будет прослушивать эфир, этот ритм будет услышан. И его тотчас же расшифруют и все поймут. Главное дождаться. И не потерять за это время надежду.
На коммондеке было тихо. Он осторожно заглянул туда, видя три разложенные койки рядом друг с другом (четыре оставшиеся были собраны), на которых спали выжившие члены экипажа. При слабом, едва заметном, свете ламп, можно было рассмотреть их лица. Эл, отвернувшись ото всех, едва ли не с головой укрылся одеялом. Лея, свернувшись в комочек, тихо сопела и лишь ее зафиксированная нога выглядывала из-под одеяла. Фрэнк спал на спине и выглядел таким безмятежным, словно бы не по его вине все было разрушено.
Добравшись до медицинской капсулы, Николас осторожно лег туда, чувствуя напряжение во всем теле. Ему бы хотелось сейчас спрятаться от всего мира куда подальше. Но все, что он мог – это свернуться калачиком и закрыть глаза, надеясь, что боль, мелькавшая в разных частях тела, скоро утихнет и оставит его в покое. В такие моменты обычно молишь о сне, о том, чтобы наконец иметь возможность забыться, ведь знаешь наверняка – как только веки сомкнутся, вся боль исчезнет. А на утро ты уже об этом не вспомнишь, словно бы организм перезагружается, выключая болевые очаги и всю усталость.
Вот только сон не приходил. Как бы Николае не ворочался, не жмурился и не пытался сконцентрироваться исключительно на своем дыхании, чтобы ни о чем не думать – это никак не помогало. Навязчивые мысли так и лезли в голову, не позволяя заснуть.
Он все думал о том, что делали они – Эл, Лея и Фрэнк – пока сам он был во внеплановой отключке. Целую неделю им троим приходилось разгребать последствия, оставленные контрабандистами. Убирать трупы в грузовой отсек, оттирать пятна крови и пытаться вернуть корабль к "жизни". За уборку наверняка был ответственный Райкер – только для него идеальная чистота и стерильность были на первом месте. Грей, несмотря на свою травму, сумела активировать аварийный режим, благодаря чему системы еще хоть как-то сносно, пусть и на последнем издыхании, работали. А вот что делал Торнелл было вопросом. Ведь, если бы он отправил сигнал бедствия, то дрона бы не было. По другому каналу отправить сигнал он не мог – связи не было и все выходы были в помехах из-за "Тумана". Так что же делал новоиспеченный капитан? И делал ли он вообще что-то ради их спасения? Что-то подсказывало Николасу, что нет.
Как бы он не старался, сон все никак не шел. Иногда удавалось провалиться в дрему, но треск проводов мигом выводил Николаса из этого состояния. Он распахивал глаза, чувствуя учащенное сердцебиение, не сразу понимая, почему проснулся.
И так по бесконечно долгому кругу: мысли о его недельной отключке, дрема, звуки погибающей «Атрии», и Рихт снова бодрствовал.
Через пару часов от напряжения и отсутствия сна задергало шрамы. Хотелось приложить холод или просто перестать чувствовать, но Николас продолжал лежать, прикрыв глаза, без надежды на то, что когда-нибудь это кончится.
Что самое плохое – так это то, что он понятия не имел, что делать дальше. Ник послал сигнал бедствия и нужно было ждать, но это было выше его сил и терпения. Можно было попросить Лею вновь взглянуть на системы в техотсеке, но он был уверен, что она и без того уже все проверила и сделала. Возможно, если бы не ее нога, она могла бы выйти в космос через аварийный шлюз медотсека и починить корабль снаружи.
Он не был уверен, что проснулся утром. Но ясно было одно – разбудил его тихий шорох и перезвон баночек. Николас совсем не помнил, как заснул – видимо, в какой-то момент его просто окончательно доконали собственные мысли и дергающие шрамы, и он провалился в сон. В любом случае, пока он чувствовал себя получше, за исключением того, что был бы не против поспать еще немного.
Рихт с трудом разлепил глаза, замечая у медицинского шкафчика Лею. Опираясь на свои импровизированные костыли, она что-то искала, не замечая никого вокруг. Обнаружив какой-то пузырек, очень сильно похожий на лингвальные капли, которые он разбил, механичка схватила его и неуклюже развернулась, не издавая почти ни единого звука.
Когда взгляд Грей наткнулся на Николаса, она ойкнула, едва не выронив заветный обезбол и поджала губы, поняв, что ее заметили.
– Ник... я... прости, не хотела будить, – она нервно облизала губы, сжимая в пальцах темный пузырек.
–Ты в порядке? Нога болит? – опираясь на руку, Николас, стараясь не морщиться от боли в голове, приподнялся. Перед глазами потемнело на пару мгновений и пришлось проморгаться, чтобы вновь начать видеть.
– Не говори Элу, – пузырек тут же исчез в кармане комбинезона, а сама Грей, поправив сальные волосы, нахмурилась. – Он... он не говорил, но запасов обезбола осталось не так много. В основном другие медикаменты. Очень много было потрачено на тебя...
– Если тебе нужен обезбол, то ты в праве воспользоваться им, Лея, – Ник попытался ободряюще улыбнуться механичке, совсем не собираясь сдавать ее Райкеру. – Я как-нибудь справлюсь без него, не переживай.
– Чувствую себя воровкой, – тяжело оперевшись на трубу, она вздохнула, уводя глаза в сторону.
– Ты не залазила в техотсек, Лея? Я ночью отправил дрон и частоту с сигналом бедствия, – осторожно уводя разговор от темы воровства лекарств, Ник кивнул Грей на стул, приглашая ее присесть. Механичка приняла приглашение, вытягивая не забинтованную ногу и вынимая капли их кармана, чтобы быстро капнуть их себе под язык. Доза явно была больше, чем следовало принять. Наверное, организм не воспринимал иную дозу препарата их-за привыкания. – Но, насколько я понял, Фрэнк сам никаких сигналов не отправлял... И еще я глянул системы жизнеобеспечения, у нас есть четырнадцать суток, прежде чем всему придет конец.
– Фрэнк что-то делал в кокпите и, как сам он уверял нас, сигнал бедствия был послан на следующий день после нападения, – отозвалась Лея, хмурясь и блуждая взглядом по медотсеку. – И... я видела все системы, но, клянусь тебе, по их расчетам, у нас было в запасе дней двадцать пять. Насколько было возможно, я постаралась отрегулировать энергоблоки и переключить все ресурсы на аварийные запасы. Но, видимо, системы глючат. Нам бы выбраться из "Тумана", чтобы повысить вероятность отправки сигнала...
– "Атрия" на износе даже с учетом работы аварийных блоков, – покачал головой Николас, понимая, что двигатели не будут работать. Один из них и вовсе сгорел, а второй не включится без первого, потому что перешел в энергозащитный протокол. Тем более, что система сама оценивает расход ресурсов и состояние судна и попросту не позволит включить даже один двигатель. Энергия была ниже критической массы, если верить показаниям систем, и в таком случае маневр приведет к полной потере питания и летальному исходу. – Я боюсь, как бы нам не пришлось... использовать остальных для того, чтобы поддерживать системы и тянуть время.
Нику было сложно произнести название процедуры вслух. Биологическая дезактивация – уничтожение останков посредством биологического переработчика (модуля компостирования) с целью извлечения воды, углерода и азота, чтобы возобновить работу систем жизнеобеспечения.
Крайняя и морально тяжелая мера. Рихт не был уверен, что сможет пойти на такое, лишь бы продлить себе срок жизни в мнимой надежде на спасение. В любом случае, пока у них всех еще было время, чтобы не трогать трупы, но, когда оно будет на исходе нужно будет решить: спасти себя и перешагнуть через нормы этики и морали или героически задохнуться рядом с мертвыми.
Смерти в космосе случались крайне редко. И, обычно, если у человека были родные, то тело сохраняли, убирая в модуль с низкой температурой, чтобы после передать его на Землю. Если же нет, то похороны утраивались прямо в космосе, когда тело через шлюз отправляли на орбиту. Последний способ казался еще более бесчеловечным, чем выкачать воду из трупа, но таковы были правила и не Рихт их придумал.
– Мы не можем использовать их! Только не таким образом, – Лея поджала губы, смотря на него неверяще и так, словно бы он ее предал. Нику и самому было неприятно думать о такой мере, но, если их не спасут по истечению двух недель, то выбор будет невелик.
– В любом случае, решения здесь теперь принимаю не я, – Рихт закрыл неприятную тему, хмыкнув. Раз Торнелл капитан, то пусть он и думает, каким хреном им выживать. Но, учитывая, что он не отправил сигнал, то надеяться на чудо не стоило. – Пойдем, нужно еще раз проверить генераторы. Я не эксперт, но, думаю, они так тупят из-за неправильного распределения энергии. Где-то что-то попросту замкнуло. Или в самом хреновом случае у нас повредились модули кислорода, отсюда и ошибочные данные... Глянешь или скажешь мне, куда подлезть, чтобы разобраться.
– Две калеки идут спасать корабль от полного уничтожения.
– Спасибо.
Ник криво улыбнулся, а Лея, запоздало поняв смысл сказанных слов, стала извиняться, но Рихт лишь качнул головой, поднимаясь с капсулы. Он ведь и правда теперь чертов калека. Настоящий страшный космический пират.
Лея передвигалась с трудом, поэтому вглубь техотсека заходить не стала. Сначала они проверили модули отслеживания кислорода, диоксид углерода, давления и тепла, но ни один из модулей не был перегрет, смещен и подбит. Значит, дело было совсем не в них, а, вероятно, в питании.
Поэтому затем, следуя указаниям Леи, Николас полез проверять напряжение в аварийном контуре. И, когда выяснилось, что он перетянул на себя бо́льшую часть энергии, Рихт полез к другому щитку, отвечавшему за системы жизнеобеспечения. И вот тогда-то и выяснилось, что им не поступает достаточно энергии, отсюда и ложные данные, выдаваемые системой из-за эконом-режима.
– А не могло быть так, что Фрэнк накосячил с отправкой сигнала и из-за ошибки в системах жизнеобеспечения упало напряжение? – Ник выглянул в проход к Лее, утирая пыль со лба. Мало того, что у него опять адски разболелась голова, когда он встал и пошел, так еще и сейчас боль усилилась от мигания бесконечного количества красных лампочек и духоты в помещении. Еще и отвратительно пахло чем-то горелым...
– Тебе так сильно хочется обвинить его в чем-то? – нахмурившись, механичка стояла у стены, опираясь на нее и один из своих "костылей" одновременно.
– Мне совершенно не хочется его обвинять, но он даже не отправил сигнал бедствия, Лея. Фрэнк – второй пилот и, несмотря на его дурацкие экспресс-курсы, обязан знать и разбираться в устройстве корабля и том, как отправлять чертов сигнал, – Рихт стиснул челюсти, почувствовав, как заходили желваки от злости и боли, разрывающей голову на части. – Я пытаюсь найти причину сбоя. Я не разбираюсь в этих системах так хорошо, как ты и всего лишь пытаюсь, блять, помочь. Но, если хочешь, то можешь сама здесь покопаться.
Он обвел рукой помещение, по которому было тяжело передвигаться на двух ногах, не говоря уже об одной. Лея, поджав губы, повернула голову в сторону, не найдясь с ответом, но явно расстроившись. Николас ощутил укол стыда за сказанные слова.
– Прости, я не хотел грубить. Я просто правда пытаюсь помочь, но у меня не хватает знаний. Еще и голова раскалывается так, будто сейчас лопнет, как спелый арбуз.
Нахмурившись, Ник уселся возле обломков модульного стола, уперевшись лбом в ладонь и прикрыв глаза. Нужно было перестать злиться. Нужно сохранять спокойствие. Никому не станет легче от его грубых слов. Он выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь глубоко дышать, но из-за многочисленной пыли выходило не очень. Дыхательная гимнастика ни черта не помогала. Оставалось надеяться лишь на то, что через пару минут боль утихнет сама. Глупый самообман. Рихт ведь прекрасно знал, что так просто боль не отпустит.
– Подойди ко мне.
– Зачем?
Ник не поднимал головы, тяжело дыша и чувствуя, как в груди громко колотится сердце. Шрамы опять задергало с такой силой, словно бы кто-то царапал кожу ржавым гвоздем. Он зажмурился, сдерживаясь, чтобы не прикоснуться грязными руками к воспаленной коже.
– Потому что я не могу подобраться к тебе сама. Не спорь, просто подойди.
И он повиновался. Встал на ноги, пошатнулся и, стараясь сохранить равновесие и не натыкаться на препятствия, все же дошел до механички. А она, вытащив из кармана лингвальные капли, тут же открыла пузырек.
– Открой рот.
Еще один приказ, и он снова повиновался. Открыл рот, поднимая язык вверх, чувствуя, как в ложбинку под ним капает обжигающе-горькая жидкость. Упало капель восемь, не больше. Затем Лея убрала пузырек, а Ник закрыл рот, жмурясь от горечи, которую хотелось выплюнуть. Нужно перетерпеть. Он стал считать про себя в уме, надеясь таким образом ускорить процесс действия обезбола.
– То есть я сказал, что медикаменты кончаются, а ты решила их украсть?
Рихт не успел досчитать и до двадцати, как в коридоре рядом с техотсеком возник Райкер. И он, судя по всему, успел увидеть, как Грей прятала лингвальные капли в карман грязного комбинезона. Сама Лея замерла, сжав руку с пузырьком в кармане в кулак.
– В чем проблема, Эл? Тебе нужны капли? Мы поделимся, не проблема, – Ник посмотрел на медбрата, ощутив, что капли наконец подействовали и боль стала отступать. И на ее место пришли злость и непонимание. Непонимание того, отчего Райкер ведет себя так ужасно и цепляется за этот дурацкий обезбол и дурацкие медикаменты, как утопающий. Во-первых, кроме них с Леей они больше никому не нужны. А во-вторых, не так уж и много на них обоих этих таблеток тратится.
– Командир, вы недавно вышли из медикаментозной комы и, повторюсь, вам лучше воздержаться от принятия лекарств, тем более без моего ведома, – в голосе Райкера возникла агрессия, а сам он, стянув с носа очки, нервно складывал и раскладывал их. Дурацкая привычка, выдававшая его нервозность. – А ты, Лея, думаешь, что я не вижу, как пропадают пузырьки? Думаешь, я не догадываюсь, что ты стала зависима от капель, и обычная доза тебе уже не помогает? Нужно научиться терпеть боль.
– Терпеть? Я устала терпеть, Эл. Я устала от этой бесконечной боли в ноге. Каждое движение приносит боль. Ты даже не знаешь, каково мне. Никто не знает, что мне хочется скулить от этого чувства, – голос механички был полон яда. Николас, знающий ее как спокойного и немного замкнутого человека, не мог не удивиться такой ответной нападке. Но то, что она сказала дальше, повергло его в еще больший шок: – Думаешь, мне нравится глотать капли, зная, что это вредит не только мне? Я истощена от боли и того, что из меня высасывает жизненные соки это маленькое существо, формирующееся внутри меня.
Рука Грей легла на живот, любовно огладив его, но на лице была такая ненависть, которая никак не вязалась с ее нежными движениями. Рихт не мог поверить ее словам и неверяще таращился на живот, только сейчас понимая, что он странно округлился. Только сейчас запоздало понимая, что, каждый раз, когда он по утрам пропускал Лею в санузел, она бегала рвать от токсикоза. Все это время Лея была беременная. И никто этого в упор не замечал.
– Ты... что? – вся злость мигом исчезла из голоса Эла, а сам он быстро водрузил очки на нос, удивленно моргая. – Беременна?
– Утро начинается с добрых новостей, да? – Фрэнк, почесывающий щетину, неспешно приближался к техотсеку небрежной походочкой. – Мальчик, девочка?
– Тебе обязательно нужно паясничать в такие моменты? – Ник, сам еще не отойдя от услышанного, с трудом отвел взгляд от живота Леи и перевел его на Торнелла.
– Обычный интерес, кэп. Не злись, – Фрэнк широко ухмыльнулся, будто бы все происходящее его сильно забавляло. Разрушенное космическое судно, половина выжившего экипажа и беременная девушка. Куда уж забавней.
– Есть вещи и понасущней, капитан.
– Какие же?
– Сигнал бедствия, который можно было отправить еще неделю назад. Системы жизнеобеспечения, отсчитывающие время до нашей смерти. Четырнадцать суток, прежде чем мы задохнемся. Ты знал, капитан?
Николас буквально прожигал взглядом Фрэнка и, в какой-то момент, второй пилот отвел глаза, став изучать стену. Сказать ему было нечего. И это лишь укрепило догадку Рихта о том, что он ничего не знал и, если и пытался отправить сигнал SOS, то потерпел в этом неудачу. В которой никому не признался, скорее всего.
– Я отправил сигнал ночью, но шансов мало, учитывая аномальную зону, – продолжил Ник, не обращая внимания на то, как два других члена экипажа буравили его взглядом. – И мне это не нравится, но, если мы хотим продержаться, то придется активировать протокол БД-4.
– Такие вещи решает капитан, – ощетинился в ответ Торнелл, скрестив руки на груди. – У тебя нет права на активацию такой бесчеловечной меры. Мы дождемся помощи, время есть.
– Ирен бы согласилась на такую меру. Она всегда была за практичное потребление ресурсов.
Произнеся это и, больше ни на кого не взглянув, Райкер, растеряв весь свой запас гнева, какой успел обрушить на механичку за "кражу", развернулся и пошел прочь. Правда, через пару метров остановился, обернулся и взглянул на Грей.
– Лея, если... если захочешь, я могу провести осмотр... Ты в повышенной зоне риска. И, если бы я знал это раньше, то ни за что не стал бы вести себя так грубо.
Не сказав больше ни слова, он исчез за дверью коммондека.
– На твоем месте я бы согласился. Нужно хотя бы постараться убедиться, что все в порядке, – Ник кивнул на живот механички, нахмурив брови. В голове все еще не укладывалась мысль о том, что она беременная и скрывала это ото всех. Хотя, может Ирен знала об этой внештатной ситуации? Но это так было не похоже на Марлоу, которая придерживалась четкого исполнения всех инструкций. Неужели она намеренно пошла на этот риск, чтобы... чтобы что? Попытаться защитить Лею и позднее отправить ее домой? Глупо, пожалуй.
– А все и так в порядке. За исключением того, что один идиот пытается обвинить другого в том, что он сломал что-то в системе.
Обхватив пальцами свою опору, Лея, хромая и зло стуча трубами по металлическому полу, пошла прочь, оставив двух пилотов наедине друг с другом.
– Грубо, – тихо отозвался Рихт, понимая, что Лея попросту злится, но ведь ему тоже было сейчас нелегко. Он всего лишь говорил, что Торнелл, вероятно, виновен в сбое системы в то время как его самого все выжившие обвиняли в случившейся катастрофе. Кажется, разница есть.
– Не нужно просто обвинять меня во всех своих грехах, – ответил ему Фрэнк, хмуро глядя вслед механичке. Если его и задели сказанные слова, то виду он старался не подавать.
– Ну да, это же не я сидел сложа руки, – кивнул Ник, развернувшись, чтобы вернуться в техотсек. Нужно было постараться хотя бы самому разобраться во всех схемах и проводах, раз Лея ему больше не поможет. Как раз боль поутихла под действием капель.
– Ага, ты просто лежал в отключке неделю, пока мы тут выживали.
Лея знала, почему злилась. Потому что Николас был прав. Эл был прав. А Фрэнк... Фрэнк накосячил и не хотел признавать свою вину. Человек, с которым ей было комфортно делиться тем, что бурлило внутри, оказался с гнильцой. Оказался обычным трусом, не способным на честное раскаивание.
Медленно хромая по коридору и больше не отстукивая трубой злые ритмы, Лея вспоминала слова Ирен. Узнав о беременности, докторша сохранила все в тайне, даже не делала никаких пометок в медкарте и выдавала ей витамины вечерами. Срок был около девяти недель.
После старта с Земли, ее почти сразу же с орбитальной станции определили на "Атрию" и начался ее первый в жизни полет на дальнее расстояние.
Беременность она заметила не сразу. Отсутствие менструации скинула на стресс и смену обстановки. Так ведь всегда – шаг вправо, шаг влево и никакого кровотечения в срок. Утренний токсикоз, как и чувствительность к запахам вместе с небольшим перепадом настроения дали понять, что с ней что-то не так. Но Лея и думать не хотела о беременности. А потом Ирен ее вычислила. И отступать было поздно.
Ей придется в любом случае вернуться на Землю, но, по крайней мере, будут неплохие деньги, да и компания должна будет выплатить компенсацию за беременность. При условии, что она сможет выжить. Как и все остальные.
Тяжело вздохнув, она тихо постучала в дверь медотсека и неловко прошмыгнула внутрь, чувствуя боль в руках от неудобных опор. Глупо теперь было отказываться хоть от какой-нибудь помощи. Эл – медик и он в состоянии помочь ей точно также, как помогала Ирен. Ведь, несмотря на всю патовую ситуацию, ей совсем не хотелось терять ребенка.
Эл, стоя перед шкафчиком, хмуро перебирал медикаменты и обернулся лишь на ее стук, удивленно вскинув брови.
– Ирен... Ирен следила за моим состоянием. Ругала, волновалась, но никому не рассказала, – не дожидаясь приглашения, Грей доковыляла до капсулы и плюхнулась на нее, устраивая костыли рядом. Стало чуть легче, хотя сердце от такой нагрузки билось как сумасшедшее.
– Мне бы стоило злиться на нее, но она хотела, как лучше для тебя, – тихо выдохнув, Эл покачал головой и придвинул стул к капсуле, усаживаясь на него. – Есть тошнота? Грудь чувствительна? Какой срок?
Она понимала, что согласилась на это сама. Но разговаривать вот так вот с Райкером было неловко. Пряча руками живот, Лея отвела взгляд в сторону, скользнув по стенам и полу. Отступать было поздно. Она своими ногами пришла сюда. И никто насильно не тянул ее.
– Почти каждое утро была, но сейчас уже гораздо реже. Грудь чувствительна. Срок около девяти недель...
–Я пропальпирую матку, хорошо? С оборудованием было бы проще, но его нет, а учитывая, какой стресс и количество таблеток ты приняла, нужно убедиться, что все в порядке, – убрав трубы в сторонку, Райкер помог Лее устроиться в капсуле. Она не сопротивлялась, но чувство неловкости все еще сохранялось, отзываясь в мышцах. С Ирен такими вещами было куда проще заниматься.
– А давно ты в акушеры заделался? – Грей попыталась пошутить, устремив взгляд в потолок, слыша, как Эл надевает латексные перчатки. Ей пришлось расстегнуть комбинезон и чуть приспустить его, чтобы у медбрата был доступ к животу.
– У меня еще осталась капля совести, чтобы не бросить на произвол судьбы девушку в пикантном положении.
Она чувствовала прохладу перчаток, когда Эл стал чуть надавливать пальцами на низ живота и лобок. Действовал он уверенно, но дрожь пальцев от нее не скрылась. Значит, не ее одну тревожило все происходящее.
– Расслабься. Дыши ровно.
Непонятно, кому он это говорил. Кого пытался успокоить? Расслабиться вышло не сразу. Пальцы медбрата давили на живот и проходились по линии от лобка вверх. Уже чуть сильнее, глубже, прощупывая то, что было надежно скрыто под кожей.
Пальпация продолжалась не больше минуты, а после, убрав руки от живота, Грей заметила, что Эл подавил желание снять с носа очки. Наверное, беспокоился о стерильности перчаток, которые сейчас наверняка были в дефиците, вот и подавил свою извечную привычку.
– Мне... Лея, я должен сделать внутреннюю пальпацию. Матка кажется напряженной. Это нехорошо.
Грей невольно приподнялась от услышанного, на Райкера, смотревшего в пол. По его шее поползли красные пятна, но легче от чужого смущения механичке не стало.
– Это унизительно.
– Прости, я... я говорю это не из желания... унизить тебя. Я не хочу этого. Но если шейка раскрыта, то ты можешь потерять ребенка, сама того не заметив...
– Ты думаешь, что... я могу потерять его?
– Я хочу убедиться в том, что это неправда.
– Помоги раздеться.
Она чувствовала себя унизительно. Но желание знать, что с малышом все хорошо, было сильнее чувства собственного достоинства. Ей не одной было неловко. Эл, покрытый красными пятнами, помогал Лее осторожно снимать комбинезон и нижнее белье. Чувство беспомощности давило, заставляя нервничать и сердиться на саму себя за то, что вообще согласилась на его предложение. Не лучше ли было оставаться в неведении?
Максимально разведя ноги в стороны, Грей согнула здоровую в колене и устремила глаза в потолок. Чем скорее все начнется, тем скорее закончится.
Бормоча что-то себе под нос, Эл, смочив в чем-то палец, и, попросив сказать, если будет больно, медленно ввел его внутрь. Он что-то прощупывал, ощущения были странные, поэтому Лея постаралась не думать об этом. Унизительнее раздевания мог быть только его палец в ее вагине.
– Шейка мягкая. Но закрыта. Не укорочена. Это хорошо, – она почувствовала, как он наконец выводит палец и не сдержала вздоха облегчения. – К тому же, нет ни запаха, ни выделений... это тоже хорошо. Организм крепкий, ты держишься. Но, пожалуйста, воздержись от бесконтрольного потребления обезболивающего и исключи по возможности стресс. Не испытывай себя на прочность.
Через пять минут, чувствуя себя очень странно, Лея выползла из медотсека и, столкнувшись с Николасом, просто прохромала мимо. Ей не хотелось с ним говорить. Не после осмотра. Не после собственного признания. Грей чувствовала себя уязвимой.
– Ты не хочешь объяснить, что за... дикая реакция на то, что Лея взяла капли? Эл, у нее перелом и ей явно не очень легко двигаться, тем более, учитывая ее общее состояние.
Эл стоял спиной к Николасу. И что-то усердно перебирал среди блистеров таблеток и баночек с другими препаратами. Он не сразу обернулся, а, сделав это, медленно снял с носа очки, сложив их.
– Ты хочешь объяснений, командир? Что ж... – Райкер устало вздохнул и, не обращая на Рихта никакого внимания, подошел к капсуле, садясь на нее и сутуля плечи. – С виду кажется, будто медотсек – одно из немногих помещений, которое почти не пострадало. Но загвоздка заключается в том, что из-за всех этих скачков напряжения полетели шкафчики, поддерживающие нужную температуру хранения. До того, как препараты испортились, я смог воспользоваться ими. Стабилизировал твое состояние, помог Лее, себе, Фрэнку. Но сейчас я понимаю, что почти все медикаменты пришли в негодность. Поэтому так важно, чтобы я видел, куда уходят лекарства. Кому-то может стать хуже и что тогда? Я даже не смогу помочь, понимаешь?
Райкер вновь водрузил очки на нос, оставшись сидеть со сгорбленной спиной. Николас понимал его опасения. И, возможно, знай он об этом чуть раньше, и сам был бы куда более осторожным. А так по его вине они уже лишились одного пузырька с лингвальными каплями. Но он не знал. Никто и не думал посвящать его в такие тонкости.
Он ведь не капитан.
Больше не капитан.
– Сколько и чего у нас осталось? Насколько хреновое у нас положение?
Николас сел рядом с Элом, обратив взор на медбрата, рассматривая его знакомые до боли черты лица. Все те же темные глаза, но с синеватыми кругами под ними. Щетина, делавшая его старше и выдававшая усталость. Пара каких-то незначительных гематом на челюсти и шее. Совсем не тот внимательный и сосредоточенный Эл Райкер, которого Николас помнил. Теперь перед ним был абсолютно другой человек. И этот человек понимал всю тяжесть ответственности, которую нес на своих плечах.
– Лингвальные капли – последний пузырек. Есть еще три ампулы нейрокетала, изогеля буквально на пару использований, стандартный бактериостатик – три капсулы, седатив быстрого действия – две капсулы. У противошоковой сыворотки истекает срок. Базовых антибиотиков нет. У нас ничего не осталось.
Злость Райкера была вполне обоснована, учитывая, что у них почти ничего не было. Бо́льшая часть медикаментов ушла на поддержание Николаса в медикаментозной коме. И, судя по всему, он был единственным, кто получил такие сильные увечья. Он был единственным, на кого ушла львиная доля всех медикаментов.
– Мы должны продержаться. Нас обязательно найдут, я отправил дрон и сигнал на низкой частоте, – не зная, что еще сказать, Николас перевел взгляд на грязный пол под ногами. Он совсем не вписывался в стерильную атмосферу медотсека. Ирен бы это не понравилось. Как не понравились бы ей и валяющиеся осколки от баночки обезбола, которые так никто и не убрал. – Но для этого нам придется активировать БД-4. Я, кажется, нашел проблему. Теперь системы жизнеобеспечения показывают точные результаты...
– Ты же не механик, – тихо фыркнул Райкер, но все же поднял взгляд на Николаса. В уголках темных глаз скрылся проблеск надежды, но Николасу придется разрушить ее. Прогноз был слишком неутешительным.
– Не нужно быть механиком, чтобы найти перегоревшие провода. Аварийный контур перетянул на себя почти всю энергию. Из-за этого в системах жизнеобеспечения упало напряжение. У них один источник питания. Если что-то неправильно сделать, то в наших условиях вполне легко можно вывести систему из строя. Что и сделал Фрэнк.
– Так сколько... сколько нам осталось?
– Десять дней. Если запустим протокол, то получим еще несколько дней.
– Но ты не можешь...
– Не могу, но должен. Как капитан, пусть и бывший.
Все знали о том, что Эл был влюблен в Ирен. Хотя, пожалуй, это слово не очень хорошо подходило тому, что он испытывал к ней. Это была скорее зависимость, одержимость. Он боготворил ее, украдкой засматриваясь на знакомые черты лица. Она была для него всем. Началом и концом, грехом, верой в лучшее. Она была его возлюбленной, пусть и пыталась скрыть это. Конечно, можно подумать, что никто не замечал ее улыбок и его румянца, когда им доводилось проводить время наедине. Единение душ для них было куда важнее слияния тел.
Николас это знал. Все знали. Но он даже предположить не мог, что слова о скорой активации протокола БД-4 вызовет у Райкера, у вечно правильного Райкера, следящего за своим рационом и режимом сна, желание напиться. Да еще и чем? Аварийным, мать его, спиртом. Байдой, которую обычно использовали механики для промывки технических каналов или удаления следов машинной смазки. В крайнем случае его использовали медики. Но не таким ведь образом!
Капитан первый обнаружил медбрата в складотсеке. Прислонившись к стене, Эл сжимал в ладонях металлическую тару, а воздух вокруг него был настолько проспиртован, что Ник запереживал, как бы сам от одного вдоха не опьянел. Он сам покинул медотсек минут двадцать назад, решив еще немного покопаться в проводах и схемах, но, когда действие капель кончилось, и голова совсем не ласково напомнила о себе резкой болью, Рихт понял, что нужна передышка. Тогда-то, идя по коридору, он и заметил приоткрытую дверь складотсека.
Место, где она погибла.
– Совсем сдурел чистый спирт хлестать? Эл, да что с тобой творится?
Глаза у медбрата были мутные и дикие. Казалось, он мало что понимал, но после Эл улыбнулся, обхватив холодными пальцами щеку Николаса, задев шрамы, а когда тот ругнулся под нос, виновато улыбнулся, убирая руку.
– Обещай, что я смогу попрощаться с ней, – на удивление, голос Райкера звучал вполне себе твердо. Но перегар стоял знатный. – Обещай, что мы используем ее в последнюю очередь, командир.
– Эл, мы еще даже ничего не сделали. Зачем ты выпил? – Николас поморщился и без того зная ответ на этот вопрос. Потому что Райкеру была невыносима мысль о том, что он лишится ее. Что из ее тела заберут все полезные вещества, а кости и другие останки вернут, как ненужные отходы. Слишком неэтичная смерть. Ужасная. И та, которую никто не заслуживал. Но был ли у них другой выход?
– Обещай мне, Николас. Дай слово.
– Даю слово, Эл, что ты сможешь попрощаться с ней.
Говорить это было тяжело. Еще тяжелей было осознавать, что придется собрать небольшой совет и вместе принять трудное решение. Невыносимое. Неправильное. Но необходимое для их выживания.
– Звучит как начало хренового анекдота: выжили как-то на космическом корабле беременная механичка, калека-капитан и наглотавшийся спирта медбрат, – постукивая пальцами по столу, Фрэнк мрачно смотрел на всех собравшихся. Но Лее было не до его подначивания: куда больше сейчас ее заботил Эл, отчаянно боровшийся с тем, чтобы не показать всем содержимое своего желудка. Николасу было нелегко заставить медбрата покинуть складотсек и уже в медотсеке напоить его регенеративным электролитовым раствором, но он все же справился с поставленной задачей. Жидкость больше предназначалась для предотвращения обезвоживания, но из-за содержания глюкозы и каких-то витаминов помогала прояснить голову и наладить общее состояние. То, что нужно, если наглотался спирта.
– Про хренового пилота, не сумевшего отправить сигнал бедствия, не забывай, – а вот Ник молчать не стал, не упустив возможности напомнить Торнеллу, из-за кого они все здесь собрались.
– Какое остроумие, – Фрэнк растянул губы в улыбке, сжимая руки в кулаки. – Оставлю-ка я ваше славное общество, пока не разнес тут все к херам из-за своей неконтролируемой агрессии.
– И куда же ты?
– Подышать. А то здесь слишком токсично.
– Ну да, по ту сторону шлюза очень свежий воздух, иди.
– Еще одна подъебка, кэп, и ты пойдешь вместе со мной, но без скафандра.
– Перестаньте собачиться, – не выдержала Лея, рявкнув на обоих пилотов. Николас удивленно посмотрел на нее, никак не ожидая подобной реакции. Кажется, беременность действовала на нее очень странным образом. – Нам нужно решить, что делать. А кроме ругани я ничего не услышала.
– Мое мнение все услышали, но, раз кэп считает правильным избавиться от трупов, то я не стану препятствовать, – Торнелл поднял ладони на уровне груди, пожав плечами.
– Хорошо, значит... значит вечером запустим протокол, – Николас кивнул, потерев пальцами переносицу. – Будет время попрощаться...
– Я... я сейчас пойду, – кажется, одна мысль о том, чтобы провести с Ирен чуть больше времени, придавала Райкеру сил. Он поднял голову со стола, придвинув очки поближе к глазам и, не глядя ни на кого, чуть пошатываясь, поднялся и вышел из коммондека.
В грузовом отсеке было мрачно. Почти все помещение занимала платформа для крупногабаритного груза, а позади нее был шлюз с мрачной надписью "Санитарный сектор утилизации биоматериала", куда нельзя было попасть без аварийного допуска капитана. Мрачный и аварийный выход на случай смерти экипажа. В любой иной ситуации помещение можно было бы использовать как импровизированный морг из-за холодной температуры, чтобы сохранить тело и передать его на Землю родным погибшего, но не в их положении. Безысходном, дурацком и совершенно не этичном положении.
Три аварийных чехла лежали возле подножия платформы. Закрытые, похожие друг на друга. Но он знал. Знал, что она лежала с правого края. Он сам туда ее положил. И сам же навещал, когда никто не видел.
– "Знаешь, Эл, это необходимая мера и я готова отдать всю себя, только чтобы ты жил" – так бы ты сказала, да? Тебе всегда нравилось издеваться надо мной.
Райкер с глухим стуком упал на колени перед ее импровизированным саваном. А после с ненавистью стянул с лица очки, жмурясь и вытирая проклятые слезы. Ему было невыносимо думать о том, что он лишится ее физического присутствия. Мало было просто потерять ее, так еще и придется дышать ею. Она заполнит "Атрию" собой, а Эл будет дышать ею и жить. Жить. Пока сама она мертва.
– Ты жестока, Ирен. Практична и жестока. И, знаешь, можешь сколько угодно говорить, что сердце не может разбиться, но мое разбито вдребезги.
Руки дрожали, но Эл все же сумел потянуть молнию вниз и расстегнуть чехол. Зрелище было малоприятным, но разве волновало оно медбрата, привыкшего к любым физиологическим проявлениям человеческого тела? Разве волновало оно возлюбленного, желавшего еще хоть на миг прикоснуться к любимой?
В грузовом отсеке было прохладно и лишь это спасало тело от быстрого разложения, но не останавливало его полностью. В воздухе висел сладковато-гнилостный запах мертвецов, усилившийся, когда Эл открыл чехол Ирен. Ее некогда бархатная кожа окрасилась в зеленовато-синий оттенок и местами покрылась волдырями с мутной жидкостью. Лоб, щеки и шею покрывали трупные пятна, а под закрытыми глазами лежали осыпавшиеся ресницы.
Несмотря на все безобразие, для него она все равно была красива. Он прикоснулся пальцами к ледяной коже, мягко погладив Ирен по щеке. Сдерживать рыдания больше не было сил. Как не было сил смотреть на ее мертвое лицо, понимая, что она больше никогда не посмотрит на него в ответ. Никогда не встанет у него за спиной, чтобы пощекотать прядью волос. Никогда не назовет милым словом и на оденет его очки себе на нос. Никогда.
– Такоцубо кадриомиопатия или синдром разбитого сердца, – голос звучал глухо, когда он осторожно устроил голову у нее на груди, цитируя свои знания. Рассказывая свои симптомы на понятном им обоим языке. – Происходит из-за мощного выброса стрессовых гормонов, которые временно парализуют часть сердечной мышцы. Обычно – это сухожильные хорды или, как их еще называют, струны сердца. Симптомы данного синдрома имитируют инфаркт: имеется боль в груди, одышка, аритмия. От этого можно даже умереть. Я уже умер.
Тишину грузового отсека хотелось чем-то наполнить. И лишь потому он вслух говорил о том, о чем знал. О том, что чувствовал. Ему хотелось бы, чтобы она ответила, но в ее груди было тихо и пусто. Пока у Эла рвались хорды, сама Ирен уже не дышала.
– Тебя все равно... отнимут у меня. Я просто немного опережу их. Но ты даже представить себе не можешь, как мне ненавистна эта мысль, Ирен, – заставив себя поднять голову с ее глухой груди, Эл вымученно улыбнулся. – Но знай, что я люблю тебя больше жизни. И... я буду ценить каждый вдох, который ты даруешь мне, Ирен Марлоу. Ты – мое вечно бьющееся сердце.
То, что он хотел совершить было глупо. Он знал, что с Марлоу захотят попрощаться и остальные, но сама мысль о том, что кто-то еще, кто-то кроме него, увидит ее была невыносима. Поэтому он сделает все сам.
Райкера немного штормило из-за выпитого, несмотря на то, что пришлось выпить регенеративный электролитовый раствор, чтобы хоть немного приглушить тошноту и прояснить голову. Общее хреновое состояние совсем не помешало Элу встать на ноги и, не закрывая чехла Ирен, начать осторожно оттаскивать ее к двери санитарного сектора. Райкер прекрасно знал, что и как нужно было сделать для протокола БД-4. Поэтому он сделает все сам. Ирен исчезнет с его помощью и никак иначе.
Преодолевая грузовую зону, Эл даже не заметил нечто, валяющееся во тьме на полу. Но, задев вещь ногой, он привел в действие механизм. Громкий взрыв был последним, что Эл Райкер услышал в своей жизни, прежде, чем его разорвало на части, раскидав по стенам грузового отсека.