Точка невозврата

ПУСТОТА И БОЛЬ

2075 год

Между гравитационным узлом «Туман-9»

и внешней орбитой станции «Солайрис».

Сектор 7, метка 42.

Маршрутный статус: в дрейфе.

Сейчас

– У меня в голове каша, если честно. Последнее, что я помню – так это то, что... – Николас резко замолк, застыв с нелепо поднятой правой рукой. Привычным жестом он хотел смахнуть со лба завиток волос, вот только вместо своей кожи ощутил тугой бинт. Все также не шевелясь и не глядя на руку, капитан попробовал пошевелить конечностью, но вместо привычного ощущения движений пальцами была лишь пустота. Все еще не веря своим ощущениям, Рихт медленно поднес руку к глазам. И судорожно сглотнул.

Ниже, прямо под локтем была туго перемотанная покрасневшим от крови биополимерным бинтом культя.

– Это...

– Ты потерял руку, Ник... Была серьезная травма, сепсис. Действовать пришлось быстро, – в голосе Фрэнка ни капли жалости или сострадания. Он безразлично смотрел на культю, пока сам Николас пытался осознать весь масштаб трагедии.

– Что... что еще не так со мной?

Дышать стало тяжело до такой степени, словно бы он пробежал марафонскую дистанцию за рекордно короткий промежуток времени. Уже не обращая внимания на мягко удерживающего его Торнелла, Рихт все же приподнялся. Голова тут же отозвалась резкой болью, от которой на мгновение потемнело в глазах. Но ему нужно было знать. Нужно было знать, что произошло с его телом, пока он был в чертовой отключке!

Тревога чуть поутихла, когда он заметил, что ноги и левая рука были на месте. Визуально пока что все было хорошо. Но он чувствовал – что-то все равно с ним было не так.

– Полегче, не дергайся ты так, кэп, – Фрэнку все же удалось совладать с ним, укладывая обратно в капсулу, а сам он вернулся на небольшой стул, стоящий рядом с ней. – Дать тебе зеркало? Такого точно сам не разглядишь.

Понимая, что ничего хорошего в собственном отражении его все равно не ждет, Ник кивнул, сдержав порыв прикоснутся к лицу. Дождавшись, пока Торнелл даст ему небольшое зеркало в металлической оправе с ручкой, он осторожно приподнялся, уперевшись поясницей в подушку и, не медля ни секунды, поднес предмет к лицу.

Полностью отражение рассмотреть было нельзя, приходилось по частицам разглядывать самого себя, убеждаясь, что с правой половиной лица все было в порядке, не считая отросшей щетины и бледной гематомы на линии челюсти. А вот левую пересекало несколько кривых шрамов. Первый и самый длинный шрам начинался от уголка губ и тянулся через всю щеку к виску. Другой шел параллельно ему, находясь в опасной близости от нижнего века – просто чудо, наверное, что он сохранил возможность видеть двумя глазами. Еще один пересекал два этих шрама от переносицы и до самой линии челюсти. Было и два других коротких шрама: один над бровью, тянущийся к виску, а второй начинался от уголка губ и тоже уходил вниз к линии челюсти. Между шрамами, на участках кожи виднелись небольшие кровоподтеки и гематомы.

Кожа на этой стороне лица была воспаленной, а на самих шрамах виднелись швы из биоразлагаемых синтетических нитей. Их было так много, что капитан даже не рискнул их считать.

Словно бы потрескавшаяся фарфоровая кукла.

Положив зеркало рядом с собой, Николас прикрыл глаза, попытавшись взять себя в руки, но выходило плохо. Видок у него был отнюдь не воодушевляющий. Если у него такие ранение, то что же тогда с остальными? Утешало лишь то, что, раз ему оказали помощь, Ирен и Эл живы. А раз они живы, то все выкарабкаются, как бы тяжело ни было.

– Так ты расскажешь мне наконец, что произошло и... и как все это... – он сглотнул, все еще пытаясь взять себя в руки, но выходило ужасно. Кивнув на свою культю, Рихт на миг прикрыл глаза, делая глубокий вдох. – Как все это случилось со мной? Я правда ничего не помню, Фрэнк...

– Разумеется, – Торнелл кивнул, задумчиво почесывая пальцами заросший подбородок. – Ты, как капитан, должен все знать.

Но продолжить второму пилоту не дали. Дверь в медотсек со скрежетом отъехала в сторону и на пороге появился Эл. Его форма была покрыта странными пятнами и больше не выглядела стерильной. В уголке правой линзы от очков была небольшая трещинка, но он все равно не снимал их. Выглядел медбрат неважно – темные круги под глазами, всклокоченные волосы и нахмуренный лоб. Он больше не похож на славного парня, воодушевленного своей работой. Лишь на человека, не спавшего нормально несколько дней подряд.

– Мистер Торнелл, я попрошу вас покинуть медотсек. Мне необходимо оценить состояние пациента, – голос Райкера похож на механический. Он что, даже не удивлен тому, что Николас пришел в себя? Никаких эмоций. Лишь сухой приказ покинуть помещение со светло-серыми металлическими панелями, которые удобно мыть. От крови, например. Здесь всегда должно быть стерильно.

Фрэнк, как ни странно, послушался и, мельком взглянув на Николаса, молча покинул медотсек. Лишь, когда дверь закрылась, Эл подошел к санитарному модулю у входа (Ник не успел в полной мере оценить разрушение медотсека, но заметил, что раковина у входа с УФ-стерилизацией почти что открепилась от стены, готовая упасть на пол), нанес антисептик на руки и, обработав их, открепил от стены модульный столик. На нем уже лежали какие-то инструменты, баночки с таблетками и шприц. Нику не особо хотелось знать, что именно находится в его ампуле.

Подкатив столик к капсуле, закрепленной к стене, он сел на стул, где до этого сидел Торнелл, а после быстро взглянул на встроенный в стену планшет, отображавший показатели Рихта. Пульс сто двадцать ударов в минуту. Давление сто сорок на девяносто. Сатурация девяносто шесть процентов. Показатели выдавали с головой его небольшую тревогу.

– Как самочувствие, командир? – Эл всегда использовал это обращение в шутливой форме, но на этот раз оно прозвучало как угроза. Медбрат внимательно посмотрел на него, а Николас видел лишь чертову трещинку внизу линзы.

– Что происходит? Я видел только Фрэнка, где остальные? – в груди зрело нехорошее предчувствие от того, что к нему пришел медбрат вместо докторши и от того, как странно все с ним себя вели. Словно бы он был в чем-то виновен.

– Вы меня помните, командир? Как мое имя? – будто бы бездушный робот, Эл взял портативный фонарик со столика и, чуть склонившись над Ником, посветил сначала в один глаз, а затем и в другой. Рихт поморщился, но отстраняться не стал, понимая, что это бессмысленно.

– Эл Райкер, медбрат на судне "Атрия", – проговорил он, хмурясь и начиная быстро моргать, когда источник раздражения наконец исчез, зато вместо него появились цветные пятна перед глазами, да стреляющая неприятная боль в голове.

– Тошнота, головокружение, звон в ушах? Иная боль в теле?

– Ничего.

– Правда?

Медбрат удивленно вскинул брови вверх, глядя поверх очков. Но как объяснить ему, что боль пульсировала буквально везде? В каждой клеточке его тела? И усиливалась от каждого движения, словно бы лишний раз напоминая о том, в каком уязвимом положении Николас теперь оказался перед другими. С провалом в памяти, без руки и не способностью пока что нормально двигаться.

– Попрошу вас сжать пальцы руки, командир, – что-то быстро зафиксировав в своем экране, Эл вновь поднял взгляд на него, сделав вид, что поверил сказанному. Забавно, ведь они оба знали, что это неправда.

Чувствуя себя подопытным кроликом, Рихт подчинился, сжимая в кулак пальцы левой руки. Хотелось сжать и правую, но вместо этого он ощутил лишь спазм. Словно бы сигнал от мозга поступил в конечность, но выполнить его было невозможно по причине отсутствия этой самой конечности.

– Отлично. Дотроньтесь еще, пожалуйста, до своего носа, а после закройте глаза и повторите действие.

Что может быть легче? Если бы не серьезность ситуации, Ник бы даже улыбнулся. Подняв руку, он медленно прикоснулся к своему носу, чувствуя неловкость движения. А после закрыл глаза и попытался повторить движение, чувствуя, как рука подрагивает, а сам он не может найти своего носа. Промахнувшись и прикоснувшись к щеке, он резко открыл глаза. Теперь даже думать о легкости задания, способного вызвать улыбку, не хотелось.

– Угу, есть легкая атаксия, но это норма при черепно-мозговой травме, – все также безразлично отозвался Эл, быстро что-то зафиксировав в своем планшете. – Прежде чем я осмотрю другие раны, задам еще один вопрос, командир. Что последнее вы помните?

Николас нахмурился. В голове все та же пустота. Он мало что помнил. В голове мелькали воспоминания, но это все не то. Это все события до того, как он потерял память, руку и свое лицо. Он помнил, как шутил шутки с механиками. Как разговаривал с Леей, пытаясь помочь ей адаптироваться на корабле. Как вел судно во время метеоритного дождя. Но что было после? Он не помнил.

Лоб и затылок пронзила резкая, стреляющая боль. Настолько сильная, что Рихт выругался, обхватывая лоб рукой и жмурясь. Будто бы изнутри давили, желая раздавить голову. Дыхание сперло, а глаза вмиг увлажнились против воли. Ему хотелось сжаться в комок, а еще лучше убежать от этого внезапно возникшего чувства.

– Голова... – простонал он, чувствуя, как из глаз против воли покатились слезы, попадая прямо на воспаленные шрамы. От этого стало еще больней, но прикасаться к лицу он не рискнул.

– Сделайте глубокий вдох и не давите на себя. Мозг включил защитную реакцию и попытками вспомнить вы сами себе же и навредите.

Голос, как ни странно, успокаивал и Рихт сделал глубокий вдох, пытаясь восстановить дыхание и сердцебиение. Затем выдох. Он все также не открывал глаз, но чувствовал, как импульс боли отступил, будто бы прячась где-то на задворках сознания.

– Легче?

Ник кивнул вместо ответа, убирая руку от головы и наконец открывая покрасневшие глаза. Он чувствовал, что вспотел, сердце по-прежнему быстро колотилось в груди, а тело подрагивало, словно в лихорадке.

Взгляд упал на планшет, где уже изменились показатели. Пульс сто сорок ударов в минуту. Давление сто пятьдесят на сто. Сатурация упала до девяносто двух процентов.

Дав ему немного успокоится и прийти в себя, Эл придвинулся еще ближе на своем стуле и, взяв перемотанною биополимерным бинтом культю, медленно стал разматывать ее. Ник, несмотря на волнение и внутренний мандраж, не сводил глаз с того, что осталось от конечности. С каждым слоем виднелось все больше и больше обнаженной кожи. Синеватые отеки сменялись на обожженного цвета неровную кожу. Культя аккуратно зашита, на ней видна тонкая сетка швов, но кожа вокруг раздраженная и воспаленная.

Это выглядело так... странно. Непривычно. И голо.

Там ведь была его рука. Его чертова рука. А теперь лишь неровная кожа и швы.

К горлу подступила мерзкая тошнота, и Николас тут же отвел взгляд в сторону, рассматривая знакомый интерьер медотсека. У противоположной стены находился встроенный шкаф с инструментами и медикаментами, доступ к которым был лишь у медперсонала. Рядом был холодильный модуль, поддерживающий температуру для других препаратов. Сейчас оба этих шкафа оплавились по краям, а дверца холодильного модуля и вовсе плохо закрывалась, оставляя небольшую щель. В противоположном углу находился привинченный к полу стол и два кресла. За его головой, он помнил об этом, находился иллюминатор, но поворачиваться и смотреть туда пока не было возможности. Стерильные стены были покрыты сколами, оставшимися, видимо, после вибраций от ударов, а в потолке зияли открытые панели, обнажая оголенные провода. Пол был усыпан мусором, разрушая всю стерильность медотсека. Ирен бы это не понравилось и наверняка она злится за весь этот беспорядок. Кстати, а...

– Есть отечность, но швы прижились. Через несколько недель сами рассосутся.

Без предупреждения Эл пальцами обхватил обнаженную руку и осторожно надавил у основания локтя, бесцеремонно прервав весь поток мыслей. Рихт резко вернулся взглядом к культе, вздрагивая, как от удара током. Боль от прикосновения была острой, заставляющей зажмурится. Словно бы ему кто-то в открытую рану пальцем ткнул. Не вдаваясь в детали, так оно и было почти что.

– Сейчас обработаю и сменю повязку. Потерпите, командир.

Антисептический гель, нанесенный на рану, приятно охлаждал кожу. Ник даже забыл о том, что еще пару секунд назад чувствовал боль от прикосновения. Движения Эла были точными и выверенными, он быстро и без давления распределил гель по коже, а после уверенно забинтовал руку свежим бинтом, фиксируя его.

– Поверните ко мне голову, пожалуйста. Нужно проверить шрамы и швы.

Николас подчинился и в этот раз, игнорируя короткую вспышку боли, возникшую при быстром повороте головы. Эл, устремив все свое внимание на шрамы, внимательно прошелся по ним глазами, а после, еще раз обработав руки антисептиком, стоявшим на столике, осторожно кончиками пальцев прикоснулся к поврежденной коже.

В голове резко щелкнуло от прикосновения. Рихт поморщился, пока перед глазами возникала картина того, как на него летели осколки чего-то острого. Где-то на фоне слышался сигнал тревоги и женский крик. Лицо обожгла резкая боль, он ощутил, как кровь заливала щеки и рот, пока сам, потеряв равновесие, летел на пол. Вокруг было так шумно, что голова начала раскалываться, а сам он, хватаясь за лицо здоровой рукой, культей резко и с силой оттолкнул от себя Эла.

– Не трогай меня!

Голос сорвался на хрип. Мир перед глазами поплыл, пока в голове стучал сигнал тревоги. Он ничего не видел перед собой и это пугало до чертиков. Пытаясь встать с капсулы и оказаться в безопасности, Николас наткнулся на сопротивление. Райкер пытался удержать его и успокоить, но подобное ограничение пугало еще больше.

– Пусти, – он почти что рычал от нарастающей во всем теле боли. Культя, которой он уперся в грудь медбрата, отзывалась стреляющими импульсами, но Рихт не убирал ее. Словно бы это могло помочь ему избавиться от вспышек воспоминаний и ощущения, что его тело разваливается на части.

– Спокойно, командир, спокойно! Я не хочу навредить!

Он никак не реагировал на голос Райкера, все еще пытаясь встать на ноги, несмотря на судороги, охватившие все тело.

На фоне всепоглощающей боли он совсем не почувствовал, как что-то острое впилось в кожу плеча. В следующий миг все мышцы расслабились. Сил сдерживать Эла больше не было, и покалеченная рука безвольно опустилась вниз, пока сам Николас, теряя контроль над телом, неловко завалился на бок. Перед глазами все плыло, но зато в голове стало пусто. Больше никакого сигнала тревоги и крика. Никаких вспышек. Никакой пульсации и боли. Лишь пустота и тишина.

Он попытался посопротивляться пару секунд, отчаянно стараясь удержать утекающую реальность перед собой, но это ни к чему не привело. Глаза сами закатились, пока чьи-то руки укладывали его обратно в капсулу.

– Все будет хорошо, командир.

После этих слов мир перед глазами окончательно погас, словно бы его кто-то выключил с пульта управления.