Музыкальная пауза.
Карна с Алисой, старались помогать Эллисон на складе. Правда, по большей части они всё-таки отвлекались, и, едва заметив что-нибудь интересное, начинали копаться в ящиках, а интересного, на их взгляд, было немало.
В тот момент, когда они рассматривали и вертели старую неиспользованную киноплёнку, и Карна в мыслях уже прикидывала, куда её можно приладить, на склад зашёл Генри.
— Работаем? — поинтересовался он. Затем взял в руки плёнку и вздохнул: — Знакомая вещь. Жаль, больше не пригодится.
Эллисон подозрительно подняла на него глаза: первое слово было сказано слишком бодро, да ещё с знакомой хитринкой. Генри не просто так сюда явился.
— А ты здесь зачем? Вы с Томасом разве не с шахтой собирались работать?
Алиса и Карна тоже знали этот тон и заинтересованно уставились на аниматора, ожидая, что же он скажет. Однако Генри, кажется, нравилось сохранять интригу, поддразнивая их любопытство.
— Я на секунду. Хотел что-то взять, да забыл, что именно. Склероз! — выражая искреннейшее сожаление о своей «забывчивости», сокрушённо пожал плечами Генри.
Затем он увлечённо начал рассматривать верхние полки, казалось, переключив туда всё своё внимание, и, только искоса кинув взгляд на Карну и Алису, как бы невзначай произнёс:
— Не берусь утверждать, но мне показалось, что я видел в руках у Бориса кларнет...
Генри не успел закончить, как к двери тут же пронеслись два вихря, чуть не сбив его с ног, и умчались к залу. Уже далеко из коридора эхом донёсся возглас Алисы:
— Подожди меня!
Что ей крикнула в ответ Карна, было уже не разобрать.
— Ну вот. Меня бросили в пыльном складе со старыми ящиками, — Эллисон с укором посмотрела на посмеивающегося Генри, по вине которого её «бросили».
— По сравнению со всем остальным, ящики — очень даже неплохой вариант, — смешливо улыбнулся аниматор. Затем посмотрел в сторону, в которой скрылись девочки: — я, пожалуй, тоже пойду послушаю.
— Ну и я здесь одна торчать не собираюсь, — заявила Эллисон, вставая, и вместе с Генри отправилась в Зал.
***
Однажды в студии, почти сразу после переселения, Борис наткнулся на кларнет. Наткнулся и сразу же понял, что с ним делать и для чего он предназначен, хотя держал и видел его, казалось бы, впервые в жизни.
Немного порассматривав необычный инструмент, Борис поместил его в руках, приложил мундштук к губам и, дунув в отверстие, получил в ответ громкую и неприемлемую для здоровых ушей смесь свиста и воя. Поморщившись, внимательно присмотревшись к кларнету, и закрыв отверстия постарательнее, Борис снова дунул, и на сей раз смог извлечь приличный звук, мягко пропевший ноту «ре». Настолько мягко и приятно, что Борис невольно улыбнулся. В его глазах сразу что-то зажглось, и он, аккуратно прижимая кларнет, поспешил вернуться в Зал.
И с тех пор Борис стал учиться играть. Сначала получалось не очень, а чаще и совсем не гармонично: кларнет то и дело норовил сорваться с чистого, приятного звука и начинал свистеть, выть, хрипеть, кашлять, в общем, издавать звуки очень далёкие от музыкальных. Но Борис затею не оставил и только ещё терпеливее и усерднее продолжил заниматься.
Звук у кларнета был довольно громким. Друзья страдали молча. Особенно на первых порах, когда с кларнетом у Бориса не ладилось, а далеко от Зала отходить не разрешалось. Однако, к их чести, они ни разу не подумали ему мешать, а потом и вовсе привыкли. Отчасти потому, что обучение Бориса происходило невероятно быстро.
Раньше Борису приходилось иметь дело с банджо, и ему казалось, он знает, как звучат контрабас и пианино, но кларнет оказался чем-то абсолютно особенным. Его приятные тягучие звуки не были похожи ни на один звук ни одного из инструментов. Освоить его было непросто, кларнет оказался капризным инструментом, но это только добавляло ему прелести и делало его интереснее. Его ещё сильнее хотелось приручить и освоить.
Как говорилось, Борис очень терпеливо, упорно и поразительно быстро добивался своего, гораздо быстрее, чем любой ученик музыкальной школы. Он словно и не учился, а вспоминал то, что умел.
Уже на второй день он смог убрать из своего примитивного исполнения все свисты, хрипы и прочие звуки, от которых хотелось зажимать уши и бежать на другой конец студии. Очень скоро он наловчился, и стал наигрывать сначала переходы с ноты на ноту, затем обрывки мелодий. И вот настал день, когда он смог полностью сыграть мелодию. Из кларнета стала литься музыка. И как же отреагировали остальные, когда её услышали!
Мелодия могла быть самой разнообразной, непонятно, откуда Борис её знал. И Карна, раньше считавшая кларнет нудным инструментом для заунывной музыки, мысленно забрала все свои слова назад. Даже Томас, всегда призывавший к соблюдению тишины, ничего не имел против игры на кларнете.
Играл Борис замечательно, но по настроению. Теперь фраза «Борис взял кларнет» звучала как призыв к тому, чтобы бежать в Зал. Неудивительно, что Алиса и Карна заторопились. Мало ли когда он ещё настроится, чтобы поиграть.
В Зал они влетели в тот момент, когда Борис обыгрывал какой-то сложный проигрыш. Он так увлёкся, что даже не увидел, как они вошли. Бенди, за время освоения кларнета выстрадавший больше всех, был уже с приятелем и, заметив их, широко улыбнулся.
— Вы наперегонки бежали? — с улыбкой спросил он, разглядывая слегка встрёпанную Алису.
— Конечно! Я же так люблю веселить окружающих, — дружелюбно откликнулась Алиса, пытаясь отдышаться.
— Ты как хочешь, но я так больше бегать не буду, — сообщила она Карне, которая в отличие от неё, даже не запыхалась.
— Если хотите сесть, могу предложить вам вон ту доску. По моему, она почти не гнилая, — галантно предложил Бенди.
— Да ты настоящий джентельмен, — съехидничала Алиса. Затем откинула назад копну густых волос, лезущих в глаза, поправила платье и аккуратно села на краешек дальней ступени.
— Точно, — подойдя, весёлым шёпотом добавила Карна и, подумав, запрыгнула на перила.
— Много мы пропустили? — спросила она у Бенди, сидевшего рядом.
— Он только начал, — тихо успокоил её тот. — А теперь, т-ш-ш, дай послушать.
И Бенди отвернулся. Карна заметила, что у него в глазах снова зажёгся какой-то огонёк, но не такой, какой она привыкла видеть: он был ей незнаком. Во время таких «концертов» Бенди всегда вёл себя очень суетливо, особенно, когда Борис играл что-нибудь заводное. Карна не могла найти причины такому поведению, но музыка однозначно оказывала на него влияние. Чем дальше, тем лучше это было видно, тем активнее вёл себя Бенди.
И вот в один из дней Карна и Алиса застали его...
Танцующим!
Бенди задорно откаблучивал в такт музыке и делал это увлечённо и с такой уверенностью, будто занимался этим всю жизнь.
— А ты не знала? — озадаченно спросила Алиса у Карны, смотревшей на Бенди, раскрыв рот. Та в ответ помотала головой: видимо серии, в которых он показывал свой главный талант, были ею либо не посмотрены, либо забыты. Как и то, что изначально он звался «танцующим».
— Откуда мне знать? Он ведь ни разу не танцевал!
— Ну, кажется, он... — Алиса запнулась и изумлённо посмотрела на Бенди и на Бориса.
— Он... всегда этим занимался... — ещё неувереннее и изумлённее сказала Алиса, понимая, что знать ей это неоткуда. Мультфильмы она видеть не могла, а Бенди за всё время в студии, до сего дня, ни разу не проявлял творческих способностей. Однако Алисе казалось, что они само собой разумеющееся и так было всегда. Её знание было таким же природным, как и тяга Бориса к музыкальным инструментам, а Бенди — к танцам.
Каждый из них троих был задуман не просто так. Каждый имел свои уникальные черты, в каждом было заложено что-то особенное. И теперь студия постепенно раскрывала, вытаскивала наружу их таланты, до этого либо дремавшие, либо задавленные страхом и постоянным чувством опасности. И они пробуждались, проявляя своё «я». А Карна с большим удивлением за этим наблюдала.
Танцы Бенди не напоминали ей никакие другие. Хотя, можно было сказать, что она почти никаких и не видела. Все движения были простые, но танцевал он их с искоркой, с огоньком. Свободные, немного детские, слегка задорные, может не до конца чёткие, но абсолютно искренние. Под стать ему. Плюсом, к ним он добавлял ещё и игру выражения на лице, и всё вместе смотрелось... Ну, в общем, было понятно, что он для этого и создавался. Это было «его».
Карна заворожённо наблюдала, а Бенди, кажется, нравилось, что его занятию оказывают такое внимание. Он ничуть не смущался: боязни сцены у него не было.
— Браво! Отлично! — радостно крикнула Карна, ударив в ладони, когда Бенди с последней нотой кларнета завершил свой номер и спрыгнул со «сцены» — небольшого возвышения. Он был доволен: сияющие глаза Карны говорили гораздо больше слов, и это было непередаваемо приятно. Алиса выражала эмоции не так бурно, но было видно, что ей понравилось не меньше.
— Правда, неплохо вышло? — переспросил Бенди, подойдя к ним.
— Ты же сам знаешь, что очень «неплохо» — выразительно сделав ударение на последних словах, усмехнулась Алиса. Она разгадала его намерение, услышать похвалу ещё разок.
— Здорово! Не представляешь насколько! Ты молодец! — выкрикнула Карна, спрыгивая с балки: она действительно была в восторге. Бенди чуть не зажмурился от удовольствия.
Огонь, до того сидевший на балке рядом с Карной, звонко мяукнул, словно подтверждая её слова. Затем птицей спикировал ей на плечо, оттуда перепрыгнул Бенди на голову и беспардонно устроился на макушке между ушей, положив хвост на лапы.
— И чего ему там так нравится? — с интересом спросил Бенди, кося глаза наверх и осторожно, чтоб не спугнуть котёнка, вращая головой.
— Его можно понять: плечи у тебя узкие, на них не усядешься. А голова большая, сидеть удобно, обзор хороший, да ещё и вращается: сплошные плюсы, — подавляя улыбку, подметила Карна. Она не могла забыть, сколько было восторга, когда Огонь сделал это в первый раз.
Что касается котёнка, Огонёк освоился в подземелье и быстро стал всеобщим любимцем. Смекалистый кот сообразил, что с этой компанией остаётся на длительное совместное проживание, и с каждым счёл нужным установить свои взаимоотношения.
С Бенди они были панибратские. Он не сюсюкался с ним, как Алиса, и не проявлял такой заботливости и строгости, как Карна. С ним можно было поиграть, побегать, дать лапой по уху, внезапно прыгнуть на него сбоку или, как сейчас, бесцеремонно устроиться на голове. Бенди никогда не возражал и не прогонял его. Он и сам любил подшутить над котёнком, не превышая меры, конечно. Огонь также не проявлял недовольства и терпеливо сносил все его шутейки. И, кажется, им обоим нравилась такая дружба.
Бенди с того дня стал оттанцовывать гораздо чаще. А Карна наблюдала за его танцами очень внимательно. Она вглядывалась в движенья, будто пытаясь понять, из чего они сделаны и как Бенди их исполняет. Но повторить никогда не решалась.
И однажды Бенди, проходя мимо лестницы, услышал очень странный и непонятный шорох. И разумеется, после минутного и очень слабого колебания, решил узнать, что или кто его издаёт.
Тихо прокравшись в направлении шороха, он увидел такое, чего никак не ожидал. Он даже не сразу поверил глазам. В закутке, удалившись от всех, чтобы её не увидели, Карна очень неловко, но старательно и сосредоточенно повторяла движения, которые могли напоминать танец.
Выглядело это забавно. Карна, видимо, чувствовала, что у неё не очень получается, и потому, стесняясь, ушла подальше.
Бенди обеими руками закрыл себе рот, изо всех сил пытаясь не издать ни звука и очень опасаясь, что его заметят. Он чувствовал, что если его обнаружат, ничего хорошего её стараньям не будет, может Карна и вовсе забросит. И всё-таки долго сдерживаться было невмоготу: очень уж забавно у неё выходило. Всё также закрывая рот рукой, Бенди поспешил поскорее убраться.
— С тобой что? — спросил Борис, внимательно наблюдая, как друг время от времени начинает смеяться и подолгу не унимается.
— Не... не важно... не обращай внимания, — находя перерывы между смехом, весело ответил Бенди. Борис пожал плечами: любопытство не было его чертой, к тому же он ко многому привык. И вообще почти ко всему относился спокойно.
Бенди никому не сказал о том, что видел, и больше не пытался выслеживать Карну, хотя ему это было интересно. Но с тех пор, стоило Карне появиться рядом во время его танцев, Бенди старался выполнять все движения как можно чётче и по возможности медленнее, чтоб ей было проще запоминать, таким образом незаметно помогая ей с её занятием. У обоих теперь появилось по маленькому секрету.
Но самое лучшее началось потом.
Карна любила напевать, когда её посещало настроение. После того, как Борис нашёл кларнет и в студии появилась музыка, такое настроение стало посещать её гораздо чаще. Теперь Карна частенько мурлыкала себе под нос какие-нибудь песенки, а в спокойной обстановке даже напевала. Чаще всего она делала это, когда рядом находилась Алиса.
В последней пение Карны зажгло такой же огонёк, какой зажгла в Бенди музыка Борисового кларнета. Мелодичный голосок Карны не мог не понравиться, и Алиса стала робко и аккуратно подпевать на припевах. Карна от всей души её поддержала и тут же предложила выучить несколько песен.
Вскоре Алиса знала чуть ли не все песни, которые знала сама Карна. Они так привыкли петь вместе, что начинали не сговариваясь: начнёт одна, другая — подхватит и вместе продолжат. Вслушиваясь в голоса друг друга, они старательно впевались, стараясь звучать как один, и с каждым разом получалось лучше. Через некоторое время они смогли разбиваться на два голоса.
Особенно они любили петь во время монотонной работы, и Эллисон, с которой обе девочки чаще всего проводили это время, и которая знала немало песен, тоже стала встраивать свой голос, беря в основном нижние ноты и иногда подыгрывая на банджо.
И, Боже, как же это было красиво! Особенно когда пели в зале с высокими потолками, где звуки голосов разлетались и усиливались, эхом отражаясь от стен.
Голоса были разные. Лёгкий, высокий голос Алисы, похожий на хрусталь, звенел и летал где-то под самым потолком. Чуть ниже ручейком звонко разливался голос Карны, и в самом низу обеих поддерживал низкий, глубокий и мягкий, словно ночной бархат, голос Эллисон.
Все три голоса в песне, словно играя друг с другом, то разбегались, то сливались в один, то отставали и снова догоняли друг друга, то один принимался переливаться мелодией, пока остальные звучали ровно. Переплетаясь таким образом, они создавали необыкновенные песенные узоры, украшавшие все места, до которых добирались и разом исчезающие, как только их обладательницы заканчивали петь. Под их влиянием в студии то наступала весна, то шумело море, то падал снег, то слышалась извечная городская суета, по своему привлекательная. Это зависело от слов песен и их мелодий.
— Ва-ау, — тихонько протянул Бенди, подперев кулаком щёку и с блаженством прикрывая глаза. Он обожал их слушать.
— Трёхголосие очень красиво, — подтвердил Генри. Он перебирал инструменты, но, когда девушки разошлись, забросил всю работу и теперь отдыхал, откинувшись на диване и с наслаждением слушая, как они распевают. Бенди примостился рядом с Генри, Борис развалился на соседнем диване, слегка повернув к разговаривающим голову.
— И почему она стесняется петь одна? — непонимающе пожал плечами Бенди.
— Ты про Карну, я правильно понимаю? — повернулся к нему Генри. Бенди подтвердил кивком.
— Иногда она поёт без Алисы, когда рядом никого нет. Но стоит кому-нибудь появиться — сразу заканчивает, здоровается и больше не поёт, даже если совсем не к ней пришли, — поделился Бенди, даже немного обиженно. Ему нравились и её голос, и её пение, и он искренне не понимал такой застенчивости.
— Дай ей немного привыкнуть, — с улыбкой посоветовал Генри. — Я уверен, со временем это пройдёт.
— Алиса так не стесняется, — добавил Бенди.
— Они разные, — объяснил Генри, потрепав Бенди по голове. — Только и всего.
Так они и разговаривали, расположившись в Зале. А в проходе, оперевшись плечом о косяк, стоял Томас. Он работал недалеко, но не выдержал и, оставив всё, тоже пришёл. Он слушал, прикрыв глаза, и из трёх голосов явственнее всего слышал один. Это пела его Эллисон, и звуки её голоса навевали воспоминания, невольно вызывавшие у него печаль.
Томас мало обращал внимания на такие вещи, когда был ещё человеком: не было ни времени, ни понимания. С тех пор, как он попал сюда, кроме рычания и хрипов потерянных, искателей и демона, он мало что слышал. Разве что Эллисон осторожно и очень тихо, опасаясь внезапного нападения, что-нибудь напоёт. Он так истосковался по нормальной жизни. И это удивительно, но как же ему стало легче и спокойнее сейчас, просто оттого, что он вновь её слушал. Даже тяжесть потерь, утрат и осознания их положения, которую он постоянно волочил на себе, стала отпускать.
Томас встал в тёмном уголке на выходе, где его сложно было увидеть. Когда Эллисон уже выходила из зала, он аккуратно поймал её и ловко притянул к себе.
— Ох, это ты, — вздохнула Эллисон и улыбнулась: она и забыла, когда он делал так в последний раз.
— Как работа? — спросила она, заботливо поправив мужу лямку комбинезона и ласково проведя рукой по его щеке.
Томас улыбнулся: когда-то она встречала его точно такими же словами. И он только сейчас понял их настоящую цену.
— Как и обычно: продвигается в час по чайной ложке, — усмехнулся он без своего обычного ворчания.
— Ты справишься, обязательно справишься, — уверено сказала Эллисон.
— Конечно, — кивнул Том и провёл ладонью по её волосам, убрав выбившиеся пряди за ухо и пригладив растрепавшиеся. Другой рукой он аккуратно обнял её за плечи и, приблизил своё лицо к её шее. Эллисон почувствовала его неровное дыхание и прикрыла глаза, улыбнувшись и слегка ухватившись за его руки. Том приблизился вплотную, вдыхая её запах, перебирая её волосы, собранные в хвост, и неожиданно тихо сказал: — Ты восхитительно поёшь.
Эллисон немного удивлённо подняла на него глаза.
— Ты мне этого раньше не говорил, — вскинула брови девушка.
— Да, — пожав плечами, подтвердил Томас, — ты имеешь полное право назвать меня идиотом.
Прижав её к себе, он закрыл глаза, приник к её щеке и долго не отстранялся. Затем, не выпуская её, вздохнул и прошептал: — Прошу, пой почаще.
***
Бенди очень не хотел ярить Томаса своими проделками: их взаимоотношения и так были далеки даже от сносных. Поэтому, пока друзья ждали того дня, когда их вместе соберут около лифта, Бенди и Карна старались не искать лишних приключений и проводили время в подобных весьма мирных и безобидных занятиях.
Генри тоже охотно проводил с ними время, когда у него появлялась свободная минутка. Он знал много интересного и умел об этом рассказывать. Все трое обожали собираться рядом с ним в такие моменты. И, странная деталь, только Алиса тихо держалась в стороне. И это было даже более, чем странно: Алиса была не из тех, кому не нравятся такие совместные сборы. Но часто, когда они собирались, она сидела немного в стороне и была тише, чем обычно. Иногда она и вовсе уходила, ссылаясь на что-нибудь. Что к чему, что заставляло её так себя вести, оставалось загадкой. Карна не раз хотела спросить у неё причину, но каждый раз чувствовала, что Алиса ничего не скажет. Очень уж старательно она пыталась делать вид, что с ней всё порядке. И Карна каждый раз откладывала разговор на потом, но Алиса быстро возвращалась в норму и Карне либо было неловко об этом спрашивать, либо же она благополучно о нём забывала.
Особенно много времени Карна стала уделять рассказам для Бенди о мире наверху. Друзья часто посещали тот закуток, который они избрали для этого, и вскоре он стал одним из их любимых мест. Там же теперь хранился и служил источником освещения тот самый сложно включающийся, полуразвалившийся фонарь. Без него в закутке было довольно мрачненько.
Борис, приходя сюда, каждый раз внимательно глядел на отметку, но никаких изменений не было, и он постепенно стал успокаиваться. И даже слегка радовался тому, что ничего не сказал о своих переживаниях.
Карна рассказывала о многом, почти все свои слова дополняя рисунками. Причём сначала она выцарапывала рисунок на стене острым концом щепки, а затем по свежим, плохо заметным царапинам обводила его чернилами. Стена в закутке была большой, потолок — высоким. Постепенно на этой стене появились горы, реки, ущелья, деревья, несколько животных, которых Карна умела рисовать, и некоторые предметы обихода.
Бенди всегда занимал одно и то же место — небольшой выступ у стены. Он обнаружил, что сидеть там развалясь и наблюдать за рисованием подруги — очень приятное занятие. Он с огромным удовольствием слушал всё, о чём говорила Карна. Рассказывала она очень интересно, погружаясь в рассказ с головой. Казалось, Карна горела желанием познакомить друга с тем, что есть наверху. Она с большой охотой делилась тем, что ей нравилось, и умела доходчиво ответить почти на все вопросы, которые он задавал.
— Скоро место закончится, — оценивающе глядя на стену, продекламировала Карна.
— Чего? Его ещё полно, — Бенди, не поднимаясь с места, махнул рукой на незарисованное место на стене.
— С такими темпами оно скоро закончится, — ответила Карна. — Надо было горы меньше нарисовать.
— Не надо — возразил Бенди, поднимаясь. — Мне они такими нравятся, они ведь и в жизни большие.
— Огромные, — согласилась Карна, оглядывая рисунок, — хоть я их и не видела никогда. Разве только на картинках. И на фотографиях... Но даже на картинках они величественные, а представляешь какие они вблизи?
— Я бы хотел увидеть, — мечтательно протянул Бенди.
— Увидишь, — уверенно заявила Карна, — зуб даю, увидишь и горы, и город, и всё остальное. И я увижу, когда выберемся отсюда. Эх, мне бы кисточку пожёстче!
Карна очистила кисть от чернил и провела по ней пальцем.
— Опять? — удивлённо спросил Бенди, мысленно прикидывая, сколько кисточек для рисования может требоваться среднестатистическому человеку. — Ты ведь недавно то же самое говорила.
Как раз в прошлый раз Карна жаловалась на то, что ей нужна ещё одна кисть, а найти её она не может. Но эту проблему девочка решила достаточно просто: она отрезала прядку своих волос. Для этого она пробралась к топору, — ни ножа, ни ножниц Карна не нашла, — и долго пилила о его лезвие прядь. После этого сложила её вдвое, ухитрилась прикрепить к палочке и, несмотря на непрезентабельный вид кисточки, осталась довольна, но ненадолго. Мягкая кисть была хороша на бумаге, но очень плохо рисовала на дощатой стене. Если чернила были густые, работать ей было ещё сложнее. В короткий срок кисточка сильно истрепалась и рисовать ей стало мучительно трудно.
— Я и сама не знала, но оказалось кисти нужны разные, — развела руками Карна и снова критично осмотрела то, во что превратилась кисть. — У меня волосы не подходят. Такой на бумаге надо рисовать, а не на стене.
Карна задумчиво посмотрела на голову Бенди:
— Вот если у тебя попробовать...
Бенди, увидев что её глаза при этом хищно блеснули, слегка попятился, машинально прикрыв голову одной рукой и замахав другой
— Не не не, я бы и не против, но у меня наверняка тоже не пойдёт, — Бенди пригладил то, что росло у него на голове. — Попробуй у кого-нибудь другого.
— Ну и кого ты тогда советуешь остричь? — Карна прокрутила кисточку в руке.
— Интересно, если Алиса это услышит, она несколько дней не будет к тебе приближаться, или просто переедет в другой кабинет? — с весёлым прищуром спросил Бенди.
— Эх, у Алисы такие локоны, — сразу переключившись, вздохнула Карна.
— Переедет, — посмотрев на неё уже более серьёзно, сделал вывод Бенди.
— Ну перестань, — улыбнулась Карна. — Я же не собираюсь её преследовать, с топором и просьбой одолжить волос. Это глупо. Да и вряд ли они подойдут. Мне жёсткие нужны.
— Может у Бориса? — предложил Бенди.
— Точно! — сразу просияв, подхватила идею Карна. — Он-то точно не откажет... в отличие от некоторых.
— Пошли, — Бенди, не обратив ни малейшего внимания на упрёк, с улыбкой спрыгнул с выступа и, бодро выйдя из закутка, подождал Карну, чтобы вместе приступить к поискам Бориса. По правде говоря, за время, которое они пытались не наделать бед, он даже немного заскучал. А с Карной, он предчувствовал, даже такая мелочь пройдёт весело.
Если Борис не проводил время с Бенди, он либо спал, либо занимался каким-нибудь очень мирным занятием: ворошился в механизмах наподобие проигрывателя, рассматривал вещи на полках склада и тому подобное.
В этот раз Бенди нашёл его дремлющим в Зале Игрушек. Борис чутким ухом услышал шаги, ещё когда он только подходил к залу, поэтому Бенди застал его уже бодрствующим.
— И чем будешь отрезать? — с сомнением спросил Борис, когда Карна изложила ему суть своей просьбы, а Бенди дополнил деталями.
— Ножниц нет, ножа нет, ни одного лезвия найти не могу, — перечислила Карна. — Есть конечно мачете Эллисон...
Бенди моментально напрягся и приготовился отговаривать её от этой затеи. За такое Том его точно убьёт.
— Но я не знаю, где она его хранит, — закончила Карна.
Бенди облегчённо выдохнул.
— Значит топором? — деловито спросил он.
Спокойствие Бориса поколебалось. Он с опаской посмотрел на обоих по переменке.
— Как это... топором?
— Очень просто, — успокаивающе ответила Карна, — так же, как я себе. Борис, пожалуйста! Ты бы знал, как облезлой самоделкой неудобно работать.
— Ты ведь знаешь, где он? — просто и без лишних предисловий спросил Бенди. — Будь другом, возьми, нам его брать запрещено.
Борис уже подумывал, не лучше ли было отказать с самого начала? Но момент был упущен, да и Карна очень умильно просила. Он вздохнул и уйдя куда-то, через пару минут вернулся с топором.
Карна, оценивающе провела пальцем по лезвию:
— Ну ничего, справлюсь. Для такого дела это не так важно.
— Ты ведь не будешь рубить? — на всякий случай спросил Бенди.
— Да за кого ты меня принимаешь, — слегка возмутилась Карна, — хотя, конечно, так было бы быстрее, но всё равно.
— Может я сам? — ни на что не надеясь, спросил Борис.
— Мне нужно выбрать самой, — объяснила Карна. — Да ты не переживай, я аккуратно. Ты сядь и немного наклонись, мне так будет легче. Жалко, что тебе хвоста не нарисовали, с ним было бы проще.
«Спасибо, Генри, » — искренне поблагодарил Борис. С таким положением дел хвост бы он точно не уберёг.
Борис сел на диван, слегка наклонившись. Карна выбрала приличный клок и старательно начала пилить его о лезвие топора.
Можно представить, какая странная картина предстала глазам Генри, когда он появился в Зале. На потрёпанном временем диване сидел Борис, склоня голову вперёд и слегка придерживая над ней топор. Также остриё топора держала Карна и быстрыми мелкими движениями чем-то водила по его лезвию. На них смотрел сидящий на ручке дивана Бенди, даже не пытаясь скрыть, что его очень веселит происходящее.
— Могу я узнать, — спросил Генри, когда наконец-то обрёл дар речи, — что вы с ним вытворяете?
Бенди вздрогнул и обернулся к Генри. Но, увидев страшно удивлённое выражение на его лице, не смог дольше сдерживаться и прыснул со смеху.
— Есть! — воскликнула Карна, победно вскидывая руку с отпиленным пучком. И, заметив аниматора, сказала: — Привет, Генри.
— Привет, привет... — хмыкнул Генри подходя ближе, — итак, вопрос прежний: что вы здесь творите?
Борис выпрямился, с наслаждением расправив плечи.
— Ей нужна кисть, — кивком указав на Карну, пояснил Бенди.
— Кисть?! — недоумённо поднял брови аниматор.
— Где её ещё взять? Я весь склад прошерстила, — развела руками Карна.
— Без меня? — прервал её Бенди,
— Тебе разве такое интересно? — улыбнулась Карна.
— Могла бы и предложить, — буркнул Бенди.
— Ах, вот оно что, — наконец разобравшись, с улыбкой приложил ладонь ко лбу Генри. — А я уж решил ненароком, что вы ему скальп снимаете.
Бенди озадаченно нахмурился.
— А как его снимать? — тихо спросил он у Карны.
— Потом объясню, — так же тихо ответила она.
Генри посмотрел на Карну и, усмехнувшись, указал на отрезанный клок:
— Дай-ка это сюда. Посмотрим, что с ним можно сделать.
Взяв в руки пучок, Генри рассмотрел его, а затем отошёл на пару секунд и вернулся с какой-то мелочёвкой. Высыпав её на стол, стоявший в углу Зала, он взял в руки палочку и принялся «колдовать» над прядью. Карна, Бенди и даже Борис подошли поближе и с удивлением следили за его действиями. Карна так и не поняла, как Генри сумел придать пучку нужную форму: под его рукой все длинные его части собрались в середину, а короткие остались по краям. Не нарушив формы и не растеряв ни одного волоска, Генри быстро связал обратный и ровный конец ниткой, окунул в чернильницу и ещё раз обмотал ниткой на несколько раз.
Работал Генри ловко и умело, и уже через минуты четыре в его руках была кисть, ничуть ни хуже тех, что лежат на витринах художественных магазинов.
— Коротковата получилась, если уж ты на стене рисуешь, — пробормотал Генри, пробуя кисть пальцем.
— Как настоящая! — радостно воскликнула Карна.
— Бери, — улыбнувшись, кивнул Генри. — Может потом посмотрю, что у вас получается.
— Спасибо! — Карна взяла кисть, на секунду прижалась к Генри и убежала к выходу.
— Как нам выразить вам свою благодарность? — с лёгким пафосом произнёс Бенди, слегка поклонившись.
— Брысь! — шутливо отмахнулся от него Генри. — Не оставляйте её одну надолго.
Мысленно радуясь тому, что всё прошло хорошо, Бенди поспешил к выходу, по дороге призывно махнув Борису. Борис сунув руку в карман, неторопливо отправился следом.
Генри остался в Зале и вернулся к столу, слегка посмеиваясь.
— Дети. И придёт же им в голову, отрезать... Погоди-ка, — Генри вдруг запоздало что-то вспомнил и обернулся. — А топор вам кто позволял брать? Борис!
— Я, пожалуй, тоже пойду, — торопливо пробормотал Борис и, ускорившись, быстро вышел из Зала.
— Ах вы, паразиты... — и аниматор, усмехнувшись, скрестил на груди руки. — Ну ничего, подождём до ужина. Там я вам об этом и напомню.
***
— Ну и как рисует? — с улыбкой осведомился Бенди, наблюдая за тем как Карна аккуратно рисует новой кисточкой.
— Блеск! — со счастливым выражением откликнулась она. — Такую и в магазине не купишь!
Новая кисть привела Карну в восторг, и девочка собиралась, вернувшись в зал, поблагодарить Генри ещё раз. Видимо ему так и не суждено было отчитать их за взятый без спросу топор.
— Теперь у тебя три кисти, — подытожил Бенди. — А если понадобится четвёртая, у кого ты попросишь в следующий раз?
Карна не успела ответить: к ним зашёл Борис.
— Рисует? — спросил он, и уже автоматически бросил взгляд на метку.
— Причём отлично, — Бенди одним махом поднялся с места и, указав на Карну, шутливо произнёс: — Главный комитет выражает вам благодарность за предоставленный материал.
Карна удивлённо покосилась на Бенди: она совершенно точно знала, что он не испытывает ни малейшей симпатии к подобным «офисно-документальным» выражениям. Не знать, что такое вентилятор, практика, депрессия, и одновременно употреблять в своей речи такие обороты — это немного странно. Тем более, что эта фраза выскочила у Бенди совершенно случайно, он даже не задумался об этом. Но её внимание переключилось на Бориса, который пришёл к ним явно, чтобы что-то сказать.
— Томас вернулся, — кратко сообщил Борис.
Весёлое настроение Бенди сразу же пропало. Он напрягся.
— И? — осторожно спросил он, втайне надеясь, что это не то, к чему он готовился.
— Завтра выходим, — обрушил его надежды Борис. — Все.