Глава XIII
Волк в овечьей шкуре
Адель Кидд
1693 год
Южная Африка,
Республика Ангола, город Луанда
Солнышко умела удивлять. Поразительно, как в ней умело переплетался стержень с невозмутимостью и манерами. Не то, чтобы Адель была знатоком аристократок, но ей всегда казалось, что они должны быть другими, что ли. Более хрупкими и неприспособленными. Слабыми и глупыми. Но Солнышко была другой. Лишь на первый взгляд она казалась слабачкой. Поразительная сила воли скрывалась в этой девушке, добивающейся своих желаний. А то, что она ни разу до этого не плавала на кораблях, но при этом весьма спокойно перенесла качку, ни разу не пожаловавшись на морскую болезнь было выше всяких похвал. Но, разумеется, Кидд ее за это не хвалила. Не дождется.
А еще, если верить словам Чайки, она к нему попыталась поприставать. Адель этот рассказ заставил неприлично громко расхохотаться, хотя капитан и бровью не повел, оставшись серьезным. Любой другой на его месте уже как следует вставил бы этой аристократке, но капитана сдерживали не столько манеры, сколько маленький недуг, не позволяющий ему не только кувыркаться с портовыми шлюхами, но и в целом оголять свое тело и выставлять его на всеобщее обозрение. Когда-то этот факт очень сильно волновал пиратов. Особенно в жаркую пору лета, когда они позволяли себе ходить без рубашек прямо по палубе. Но со временем все привыкли к тому, что им не удастся рассмотреть тело капитана.
Впрочем, самого Чайку очень сильно взволновало то, о чем он поведал Кидд. Она его не винила, прекрасно понимая, в чем дело. Но это отнюдь не мешало ей громко хохотать над услышанным.
И вот теперь, удивляясь тому, как наплевательски Солнышко отнеслась к своей жизни, Адель тащилась за ней по следам, не упуская ее из виду. Хоть ей и не нравилась перспектива роли няньки для аристократки, но она прекрасно понимала, какие проблемы она может навлечь на их головы. Так что лучше было перестраховаться и убедиться в том, что с их драгоценной переводчицей не случится ничего страшного.
Ожидая, пока девушка покинет парфюмерный магазин, Кидд ошивалась у его дверей, чувствуя себя гребанной сторожевой собакой. Подумывая о том, чтобы войти в магазин и самым любезным образом попросить Солнышко поторопиться со своими сраными покупками (и откуда у нее, кстати, на это деньги взялись?), Кидд вдруг обернулась на чей-то оклик:
– Адель?! Адель Кидд, это правда ты!
К старпому быстрым шагом приближалась девушка в скромном одеянии монахини, чьи волосы были скрыты под чепцом. Ее темные брови были радостно вскинуты вверх, а зеленые глаза изучали счастье. Адель не сразу узнала подошедшую монашку, но довольно быстро в голове вспыхнули далекие воспоминания.
– Молись усердней, Зои, не то Иисус не расслышит твой тихий голосок, – маленькая девочка с рыжими волосами хихикнула, сложив руки в молитвенном жесте, но отнюдь не общаясь с Богом. Откровенно говоря, ей было жутко скучно вести монологи с создателем.
– Замолчи, Адель, – Зои зашипела на нее, страшно вытаращив свои зеленые глаза. Она всегда была пугливой и никогда не нарушала правил. А потому всегда ужасалась тому, что творила Кидд. А творила она многое.
– Я вот буду молиться погромче, чтобы Бог наверняка услышал о том, что я думаю о нем, как о мужчине и о его матери и...
В класс, где молились девочки, живущие при монастыре, вошла строгая мать-настоятельница. Адель была вынуждена замолчать, быстро скосив на нее взгляд. От этой женщины всегда несло неприятностями. И всегда, когда она приходила, они непременно случались.
– Девочки, я пришла, чтобы сообщить вам нерадостную новость, – скорбным тоном начала свою речь мать-настоятельница, хотя спустя неопределенное количество времени Кидд поняла, что ее скорбный тон был связан не с новостью, а с тем, что ее не удовлетворила полученная сумма денег. – Господь всегда забирает лучших из нас, а потому я вынуждена разлучить ваш тесный сестринский союз.
Все девочки замолчали, явно не понимая смысла сказанного.
– Я понимаю, что вы все вместе выросли в стенах этого гостеприимного божьего дома, но я получила сообщение от отца Никона о том, что в других странах есть храмы, нуждающиеся в молодых послушницах, которые помогли бы по хозяйству так, как это делаете вы здесь. Я уже подготовила список и сейчас попрошу встать тех, кого я назову.
Мать-настоятельница назвала дюжину девочек. В этот «счастливый» список попала и Адель Кидд.
Вместе со всеми она собрала свои вещи, чувствуя что-то неладное, но понимая, что все происходящее уже неизбежно. Предчувствуя, что ее жизнь больше не будет прежней.
Это был последний раз, когда Адель видела Зои. Прежде чем мать-настоятельница солгала маленьким девочкам, продав их работорговцам.
Старпом невольно вынырнула из омута воспоминаний, касаясь места под левым ухом. Шрам, оставшийся там после того, как она срезала поганое клеймо со своей кожи. Мерзость. Работорговцы хотели пометить их как скот, но не хотели портить внешний вид купленного товара и потому решили оставить свои метки за ушами. Практичные ублюдки.
– Зои. Давно не виделись, – Кидд выдохнула, скользнув глазами по одеянию бывшей подруги-послушницы. Она тоже могла бы сейчас быть монахиней. Не факт, что ей бы это понравилось. – Какими судьбами?
– Я думала, тебя уже нет в живых, – Зои смяла губы, отводя глаза, но после быстро возвращая их на пиратку, будто ей не верилось, что она стоит живая перед ней. – Я слышала... слышала, что вас всех продали из-за того, что монастырю стало тяжело содержать столько детей одновременно. Мне так жаль, Адель.
– Я всегда чувствовала, что мать-настоятельница – это сука в монашеской рясе, – Адель усмехнулась, ничуть не удивленная услышанным. Не показав никаких ненужных эмоций. Зачем ей бесполезная жалость, которая сейчас ничего не исправит? Не исправит того, что случилось из-за жадности женщины, которая всегда говорила, что нужно жить праведно.
Адель была готова бороться всегда. Проблема заключалась лишь в том, что, когда ты девятилетняя девчонка свободу твоего передвижения легко могут ограничить одной рукой.
Но проблема была не только в ограниченном передвижении. А в том, какие ужасы творились в трюме. Любой дурак мог бы сказать, что, если бы Адель умела вовремя затыкаться, то не пострадала бы. Правда была в том, что она все равно пострадала бы.
Казалось бы, память должна была услужливо стереть это кровавое и болезненное воспоминание. Но оно впиталось в кожу, как кровь впитывается в белые простыни. Оно осталось на ней клеймом. Оно прожгло ее кожу и оцарапало внутренности.
Она помнила.
Помнила, как сопротивлялась.
Помнила, как кричала.
Помнила, как молилась.
Но чудовищу с человеческим голосом было все равно.
Все равно, пока он привязывал ее к деревянному ящику, чьи грани впивались в ее живот. Он порвал ее хлопковую юбку, избавив от исподнего. Море совсем не заглушило крика девятилетней девочки, когда она ощутила пронзительную и ослепляющую боль внутри себя. Она разрывала ее на множество осколков. Она застилала глаза жгучими слезами, а рот – бранными словами, смешанными с молитвами. Молитвами, в которых она умоляла Бога прекратить эту агонию. Маленькую смерть, которую она не заслуживала.
Когда все кончилось, по ногам Адель заструилось что-то горячее. Она хотела бы думать, что это была только кровь.
Она буквально ничком упала с ящика, когда удовлетворенное чудовище насытилось ее плотью и развязало ее. И пролежала так пару часов, убаюканная морем.
Между ног жгло еще несколько дней.
Поразительно, как после такого она не утратила веру в Бога.
Поразительно, что об этом не знал никто, кроме Бога.
То, что их собрались продать работорговцам, а не отправить служить в другие монастыри стало ясно после того, как всех девочек клеймили и ясно обозначили, что сделают с их телами. Вот только Кидд понятия не имела, что этот жест был сделан из-за нехватки денег у монастыря. Умный ход. Мать-настоятельница избавилась от невыносимых девочек, так еще и денег получила за это. Сука.
Адель всегда была взбаламошенной и неугомонной. От нее всегда было слишком много шума и проблем. Случалось и такое, что она подстегивала своим вызывающим поведением на дурные поступки и других маленьких послушниц. Но значило ли это, что ее имели право продавать работорговцам? В столь юном возрасте? И лишь потому, что матери-настоятельнице не хватало денег? Ответ был столь же прост и очевиден, как этот прогнивший мир.
Нет. Не было у той суки такого права.
– Чем ты занимаешься сейчас? Столько лет прошло, так неожиданно было встретить тебя здесь.
– На данный момент я выполняю роль няньки для одной аристократки, которая может принести мне кучу проблем, – старпом мельком взглянула на дверь магазина, который караулила, прежде чем решила продолжить, подбирая слова, чтобы слишком не шокировать бывшую послушницу. – А вообще я работаю на одного капитана и, честно говоря, сейчас понимаю, что очень рада тому, что мать-настоятельница решила меня продать. Если бы не ее идиотский поступок, я бы была сейчас как ты.
– Надеюсь, этот капитан... приличный человек. А вообще, это ведь ужасно неприлично, – Зои покачала головой, одернув свое скромное одеяние и совсем не обратив внимание на оскорбительное сравнение. По сравнению с ней Адель выглядела слишком ярко и вызывающе: обычно она носила штаны на корабле, но сейчас, не желая привлекать ненужного внимания (вряд ли кому-то, кроме Чайки, понравится женщина в штанах), под темную блузу она надела длинную удобную юбку, в чьих карманах было спрятано оружие. На всякий случай. В ее ушах были большие серьги, а на груди висела парочка подвесок.
Адель не успела ничего ответить Зои. Ее окликнула другая девушка в таком же монашеском одеянии, которая приближалась к ним. Ее старпом не узнала, но поняла, что не горит желанием знакомиться с незнакомкой. С того времени, как она покинула монастырь, Кидд поняла, что на дух не переваривает монашек. К счастью, Зои тоже, видимо, хотела избежать этой встречи. А потому она быстро обняла рыжую.
– Береги себя. И пусть Бог оберегает тебя, – она быстро перекрестила старпома, прежде чем кинулась к другой монашке.
Чувствуя себя до непонятного странно из-за произошедшей встречи, Адель решила заглянуть в парфюмерный магазинчик. Плевать, что Солнышко заметит ее. Она устала ждать и не хотела оставаться тет-а-тет со своими вспыхнувшими воспоминаниями, а потому была решительно настроена поторопить медлительную аристократку.
Колокольчик приветливо звякнул над головой Адель, когда она оказалась внутри. Обведя глазами небольшое пространство лавки, она поняла, что не видит внутри нее Бернадетту.
– К Вам минут пятнадцать назад заходила девушка. Светлые волосы, глаза разного цвета. Где она? – без обиняков поинтересовалась Кидд, оценивая старого продавца и понимая, что тот вряд ли бы причинил вред аристократке.
– А, эта мисс. Она сделала покупку и ушла.
– Вашу ж мать!
И Кидд выскочила из магазина, обводя глазами улицу, пытаясь найти Солнышко. Но той и след простыл. Видимо, Адель слишком сильно увлеклась разговором с Зои, раз не заметила, как аристократка покинула парфюмерную лавку. Дерьмо.