Глава VI
Добавление пальца в суп без возможности возврата
Бернадетта де Кьяри
1693 год
Южная часть Атлантического океана
Ей не спалось. Боль в ногах за день успела поутихнуть, но кожа еще какое-то время неприятно зудела. Прежде чем уйти спать Бернадетта воспользовалась водой, чтобы не расчесать все себе до крови. Это помогло, но лишь самую малость.
Гамак, выделенный для Бернадетты на кубрике, качался с неистовой силой. Казалось, даже корабль был не готов принять ее в свои ряды, отвергая чужое существование здесь. Она пошла спать вместе со всеми. Адель, Орнелла, Йоланда и еще некоторые члены команды помолились, прежде чем устроились в своих гамаках. Де Кьяри не подошла к ним, но, присев на гамак, прикрыла глаза, чтобы прочесть молитву, а после перекрестилась левой рукой. Ее не звали молиться, да она и сама не горела огромным желанием, а потому не присоединилась к остальным.
Бернадетта провела в каюте капитана несколько часов после того, как их совместный обед подошел к концу. Сначала рассматривала то, что ей любезно одолжил мистер Конте. Потом попыталась пописать. И так на протяжении пары часов, пока аристократке это не надоело.
Больше всего ее интересовали размышления за день. О лжеце-капитане, его стерве помощнице, о девушках, искренне благодаривших ее и до смешного угрюмом коке. Капитан Конте собрал команду почти себе под стать. Это оказалось весьма занимательным фактом. И, отнюдь, не отменяло желания построить отношения если не со всеми, то с большинством из членов команды. Кто знает, когда Бернадетте может понадобиться их поддержка и помощь? Здесь, на пиратском судне, все казалось таким шатким и ненадежным.
Бросив попытку заснуть, аристократка решила выйти на свежий воздух. Она была уверена, что уже перевалило за полночь, хотя так и не научилась понимать время по склянкам. Впрочем, и не стремилась. Она слышала скрип корабля и то, как в ночной тишине разбиваются волны о его корпус. Она слышала чье-то тихое дыхание и то, как шебуршат обезьянки в своих клетках. Чувствовала запах всех этих тел, заполонивших палубу для экипажа и слабый морской воздух, пробивающийся сквозь это зловоние. Пираты и пиратки спали в том, в чем ходили днем. Кто-то разувался, оставляя сапоги под гамаком, кто-то спал в обуви. Отвратительно.
Сама Бернадетта разулась, накрывшись плащом. Она распустила волосы и спрятала пистолет под своим импровизированным одеялом. Взятая ночная сорочка казалась бесполезной вещью. Не могла ведь де Кьяри взять и начать переодеваться прямо у всех на глазах? Или, чего хуже, в этой сорочке дефилировать из капитанской каюты до самого кубрика. Нужно было что-то делать с этим неприятным фактом, пока она сама не превратилась в вонючего пирата, не знающего ничего о смене одежды.
Тихо сев в своем гамаке, который скрипнул и покачнулся, Бернадетта осмотрелась в темноте, без труда различая все силуэты. Поняв, что от этого звука никто не проснулся, она встала ногами в чулках на пол, накидывая на плечи плащ и беря пистолет. На всякий случай. Наверху шла вахта. Она слышала, как совсем недавно кто-то издал короткий и одиночный удар в колокол. Поэтому лучше перестраховаться.
Бернадетта не стала обуваться, во мгле проскальзывая между качающимися гамаками. Орнелла и Йоланда спали где-то в середине кубрика. Адель, кажется, спала там же. В этой части не так сильно качало. Лестница тихо поскрипывала под ее ногами, пока она поднималась на палубу, торопясь в объятия свежего и прохладного воздуха.
Наверху было тихо. «Свобода» продолжала свой путь, прорезая тьму и неспокойные волны. В темном небе угрюмо висел месяц в окружении множества далеких и ярких звезд. Кое-где горели масляные лампы, подвешенные на уровне глаз, дающие немного теплого света. Де Кьяри повернулась туда, где была каюта капитана. Там, ниже на уровень (кажется, эта часть корабля называлась «кватердеком»), были двое пиратов, несших ночную вахту. Она невольно сжала пистолет пальцами, который прятала под плащом.
Один из них, выглядевший угрюмо и мрачно, стоял у штурвала. Второй сидел на лестнице, ведущей на ют, убирая свои светлые волосы от лица, которые трепал ветер. Кажется, этих двоих капитан Конте выбрал ответственными в присмотре за обезьянками. И, кажется, их звали Пабло и Сантьяго. Утром они не показались Бернадетте страшными или злобными, но сейчас она не рискнула к ним подойти, просто кивнув в знак приветствия. Пираты кивнули в ответ, но со своих мест не сдвинулись. Даже если они удивились, то не спешили приближаться. Оно и к лучшему.
Взгляд скользнул выше, к самому юту, где девушка заметила вывешенный флаг. Черный, как и ожидалось, но с чем-то красным. Какими-то буквами. Он развевался на ветру, но Бернадетте так и не удалось прочесть слово, высеченное на полотне, будто кровавая рана на теле. Она смогла лишь рассмотреть символы. Белые, заляпанные засохшей субстанцией красного цвета, буквы складывались в незатейливое слово «LIBERTÁ». Язык был ей незнаком, однако не так сложно было догадаться, что это было название корабля.
Здесь, на свежем и соленом воздухе, было лучше, чем в душном кубрике. Она подошла к правому борту, опершись на него одной рукой. Дерево корабля было гладким, влажным и холодным. Только сейчас она заметила, что на всех трех мачтах были убраны почти все паруса, лишь самые верхние ловили порывы ветра, заставляя корабль идти вперед. От этого судно казалось ей странным зверем, тихо ворчащим в ночи.
Здесь, среди воды, становилось спокойней. Вода всегда оказывала на нее умиротворяющий эффект, взывая к спокойствию. Бесконечное море понимало ее без слов и прикосновений, позволяя раствориться в своем спокойствии, будто соли. Не потому ли все эти девушки нашли здесь покой? Потому что вода принимала их любыми, несмотря на то, как сильно они были сломлены. Как же она понимала их.
Глубоко вдыхая носом соленый воздух, де Кьяри думала и о капитане, собравшем на своем судне этих несчастных девушек, запоздало приметив, что к ней приближался один из пиратов. Тот, что боролся с собственными волосами и сидел на лестнице. Она напряглась, крепче сжав пистолет пальцами. Бернадетта не была уверена, что сейчас сможет кому-то угрожать, но пистолет был для нее осязаемым оплотом уверенности. Угрозы, увы, не способствуют появлению дружбы.
– Добрый вечер, мисс де Кьяри, – он остановился на достаточном расстоянии, косясь то на ее плащ, то на босые ноги. Пират был высоким, а светлые волосы, обрамляющие лицо, чуть вились. На твердом подбородке была легкая щетина, а левую бровь пересекал бледный шрам. Серые глаза смотрели внимательно. Он выглядел в разы дружелюбнее своего товарища и, вне всяких сомнений, именно его она видела этим утром. Один из «обезьяньей мамочки», как выразился капитан.
– Добрый, мистер... – она настороженно смотрела на него, понимая, что юноша едва ли старше ее самой. Он был безоружен и по какой-то неведомой причине не торопился сокращать расстояние, будто она была диким зверьком, и он боялся ее спугнуть.
– Сантьяго дель Торо Эрнандез Паскаль. Но можно просто Сантьяго, – юноша улыбнулся, обнажив свои зубы, сверкнувшие во тьме. Он по-прежнему выглядел дружелюбно. Кажется, де Кьяри это всерьез стало беспокоить. Она ожидала любого подвоха, но внешне была невозмутима – еее любимая маска, слившаяся с лицом в единое целое.
– Приятно познакомиться, Сантьяго, – помятуя о том, что бесполезно пытаться соблюдать формальности, Бернадетта произнесла чужое имя, догадавшись о его испанских корнях. Выглядел Паскаль не как коренной испанец, но в тембре его голоса проскакивали мелодичные и эмоциональные нотки, добавляющие какого-то волшебства его слабому акценту.
– Взаимно, мисс де Кьяри, – Сантьяго продолжал улыбаться, но в его глазах улыбка не отображалась. Будто что-то не давало ему покоя. Бернадетта ждала продолжения диалога, не выпуская своего оружия из руки. Пусть оно и было спрятано, но оно было при ней. Это дарило уверенность. – У Вас что-то стряслось? Что-то необходимо?
– Нет, благодарю. Просто решила подышать свежим воздухом, причин для беспокойства нет, – улыбка, мелькнувшая на губах де Кьяри, была дежурной и быстрой. Пусть юноша и проявлял по отношению к ней беспокойство, и она не хотела обижать его, но Бернадетта не хотела терять бдительность.
– Если вдруг Вам нужна будет помощь, то смело обращайтесь ко мне или к Пабло. Он только с виду такой грозный, но на самом деле вполне себе безобидный амиго, – Сантьяго кивнул в сторону друга, который выглядел мрачным пятном на фоне ночи и уж точно не тянул на звание «безобидного амиго». Но Бернадетта просто кивнула в ответ, зная, что не обратится к этим двоим за помощью. Не сегодня это точно. – Тогда доброй Вам ночи, мисс де Кьяри.
– А Вам легкой вахты, Сантьяго.
Юноша широко улыбнулся, театрально поклонившись ей и уходя обратно на свой пост. С его уходом стало спокойней. Хотя сейчас де Кьяри поймала себя на мысли о том, что не все на этом корабле обязательно должны были быть ублюдками. В конце концов, раз на судне были женщины, то вполне можно было допустить и то, что здесь могли быть хорошие мужчины, вроде Сантьяго. Пабло все еще не внушал ей доверия, но поведение испанца ясно давало понять, что он ценит не только ее границы, но и вежливое обращение. Уже что-то.
Бернадетта осталась стоять на месте, расслабив руку с пистолетом. Все обошлось. Все было хорошо. Ее глаза устремились к темным и холодным водам моря. Бесконечно далеким и в то же время невероятно близким. Свет луны слабо серебрил волны. Она читала о том, что некоторые моряки видели в воде диких хищниц – русалок, чьи острые зубы с легкостью прокусывали кости, а голоса были полны сладкой и тягучей лжи. Но, когда эти хищницы перевоплощались в дев, чтобы обмануть моряков, они становились похожи на самих ангелов. С прекрасными ликами и фарфоровой кожей. И мужчины, тоскующие по женской ласке, без раздумий кидались в объятия русалок, которые вмиг губили их, ведя свою негласную войну.
Некоторые утверждали, что эти хищницы являлись порождениями ненависти и человеческой злобы. Что раньше (да и до сих пор, чего уж там) женщину, которой не повезло оказаться на судне, выбрасывали за борт со связанными ногами и руками. А она, облаченная в ярость, превращалась в хищницу, забывая о прежней жизни. В ее жилах текла ненависть, шепчущая ей о том, что теперь она должна стать погибелью человеческой. Морской местью человеческому мужчине.
Она всмотрелась в темные воды своими разными глазами, замечая мелькнувшее сияние в соленых волнах. Отблеск чешуи, отразившийся от бледной луны. А потом она услышала звук.
Затерянный среди волн и слабого ветра, едва уловимый и звучащий как насмешка.
Ласковый и в то же самое время воинственный.
Бернадетта чуть высунулась за борт, забыв про то, что ее лицо – это маска. Ноги отозвались тянущейся болью, да такой, что ей показалось, будто они сейчас отделятся от ее тела. Ее брови сошлись на переносице, а зубы изо всех сил сомкнулись на языке, пока пальцы прикасались к нежной коже шеи, неистово ту царапая. Она увидела и услышала отчетливее то, что другим показалось бы видением.
Там, среди волн, мелькнуло острое лицо. Оно улыбалось, обнажая ряд сверкающих клыков и заглядывая прямо в душу своими бездонными, как морские глубины, глазами. Оно улыбалось и звало ее к себе.
***
Утро выдалось громким. Бернадетта сама не ожидала, что придется так рано проснуться. Впрочем, несмотря на то, что она поспала всего несколько часов за ночь, де Кьяри не чувствовала себя уставшей или разбитой.
О том, что она видела и слышала ночью на палубе, аристократка решила никому не говорить. Во-первых, ей бы не поверили. А во-вторых, смысл?
Пять ударов в колокол были отличным сигналом к подъему, от которого все всполошились, просыпаясь и переговариваясь. Даже обезьянки в клетках зашумели, прыгая на прутья клеток и начиная пищать. Жизнь в один миг закипела на палубе для экипажа, окутанной утреней мглой.
– Доброе утро, Мигель и его собратья. Или сосетры, я вас не различаю, – раздался знакомый мелодичный голос Сантьяго, который подошел к обезьянкам, просовывая крупную ладонь в клетку и начиная гладить всех подряд. Мартышки отвечали ему писком и шумной возней, кажется, иногда даже кусая пальцы.
Бернадетта села на своем гамаке, приглаживая волосы и укладывая их на плечо, чувствуя зябкую прохладу, проникающую на кубрик. Обычно она спала крепко, но тут сквозь сон прекрасно слышала удары в колокол и другие звуки, сопровождающие корабль. Зато пока она не ощущала зуда на своей коже, да и боль в ногах прошла. Уже неплохо.
Вспомнив об этих двух маленьких неприятностях, Бернадетта начала переживать из-за своей шеи и потому торопливо дотянулась до сумки, которую повесила у основания гамака. Достав оттуда маленькое зеркальце, аристократка стала рассматривать свою шею. На бледной коже виднелись отчетливые следы ногтей. Красные полосы пересекались друг с другом, образуя причудливые линии на шее.
Эти следы вызовут слишком много вопросов... И почему только она не догадалась захватить с собой шейный платок на такой случай?
Но кто же мог знать, что увиденное таким образом повлияет на нее?
Оставалось надеяться, что никто не обратит внимания на ее шею. А если и обратит, то не задаст неудобных вопросов. Как же некстати все это произошло...
– Доброе утро, мисс де Кьяри, – Сантьяго дошел до тех клеток, что стояли недалеко от ее гамака, попутно здороваясь с теми пиратками, которые уже встали со своих подвесных кроватей. Де Кьяри обратила внимание на то, что девушки спокойно улыбались испанцу и даже подтрунивали над ним, сохраняя дружескую атмосферу. Она, стараясь ничем не выдавать своего беспокойства, убрала зеркальце обратно в сумку, мельком взглянув на свои руки. Там, под ногтями, отчетливо виднелись темно-бордовые полоски – доказательство того, что она самолично разодрала себе шею.
– Доброе утро, Сантьяго, – ответила она ему, чувствуя себя немного неловко. Окружающие ее люди как могли приводили себя в порядок и покидали кубрик. Одна она не знала, куда себя деть. Правда, Бернадетта успела заметить Стива, который только-только сел в своем гамаке, почесывая рыжую бороду. Раз кок еще здесь, значит, наверное, не было смысла торопиться идти на камбуз. Интересно, капитан сказал ему о том, что она будет мешаться под ногами у мистера Дэйвиса?
– Как Вам спалось, все ли в порядке? – пират повернулся к ней лицом, вновь награждая дружелюбной улыбкой. Кажется, он не заметил ее расцарапанной шеи. Может, все не так плохо, как ей показалось?
– Все хорошо, благодарю за беспокойство. А как Ваша вахта? Разве Вы не должны еще спать?
– Поспишь тут, когда в рынду бьют. Вот поэтому я и не люблю ночные вахты, – раздался чей-то незнакомый и глухой голос.
К Бернадетте и Сантьяго подошел Пабло, чье лицо и без того было угрюмым, а теперь еще и помятым после сна. Короткие волосы пирата топорщились во все стороны, а сам он почти каждую секунду зевал. Он одарил аристократку внимательным и угрюмым взглядом, будто бы старался рассмотреть в ней нечто сверхъестественное.
– Заметь, это ты нас подвел под киль, а не я, – фыркнул Паскаль, подходя к товарищу и пихая его в плечо. Спустя пару мгновений он потерял к ней свой пытливый интерес.
– Я спас твою... твое мягкое место от атаки Адель. Видите, мисс де Кьяри, какой он неблагодарный, – цокнул языком Пабло, чьи темно-зеленые глаза сверкнули озорством, сгладив мрачное выражение лица. Впрочем, Бернадетта все равно не могла его воспринимать как дружелюбного и безопасного человека. – Меня зовут Пабло Дорадо. Рад познакомиться с Вами.
– Взаимно, Пабло, – отозвалась де Кьяри, сдержав улыбку от вида Сантьяго, недовольно нахмурившегося и отвернувшегося к обезьянкам, начав жаловаться им на нерадивого товарища. – Ваша вахта с Сантьяго длилась всю ночь?
– Никто не дежурит всю ночь напролет. Мы дежурили до двух склянок. Это до часу ночи, после нас сменили, – ответил ей пират. Его голос был значительно ниже голоса Сантьяго, однако в нем тоже слышался испанский акцент. Хотя Дорадо тоже не особо тянул на испанца. И сейчас, к слову, казался Бернадетте не таким уж страшным, хотя до безобидного амиго ему все равно было далеко.
– Хорошего вам дня, Сантьяго и Пабло.
Кубрик почти полностью опустел, а потому Бернадетта решила подняться на палубу и огорошить мистера Дэйвиса своим появлением. Солнце уже поднялось из-за линии горизонта, окрашивая облака своим сиянием и заставляя воду искриться. Пираты во всю занимались работой. Кто-то лез на мачты, занимаясь парусами, иные возились с такелажем. Некоторые пиратки приветственно махнули ей рукой, прежде чем полезли на мачту по вантам. Посреди этого маленького хаоса раздавались отчетливые команды Адель, руководящей процессом. Капитана нигде не было видно, но что-то подсказывало де Кьяри, что он уже не спит. Она кивнула старпому, получив в ответ такой же кивок и, ловко лавируя между членами команды, оказалась на камбузе, закрывая за собой дверь.
Помимо Стива здесь опять не было никого. По всей видимости, дежурные, которым сегодня предстояло слушать красочные восклицания кока, не спешили зайти на его территорию. Мистер Дэйвис обернулся к ней, завязывая фартук на поясе и недоуменно вскидывая вверх косматую бровь.
– Тебя какого хера сюда занесло, высокородная выскочка?
– И Вам доброго утра, мистер Дэйвис, – вежливо и спокойно проговорила Бернадетта, понимая, что по какой-то неведомой причине Чайка не сообщил о ее решении Стиву. – Я сказала капитану, что хочу работать с Вами на камбузе и быть полезной на корабле. Он согласился.
– Согласился, значит? Якорь ему в жопу, а тебе флаг в руки, вот что. Я не намерен нянчиться с тобой лишь потому, что этот самонадеянный юнец решил спасти тебя от угрызений совести.
Несмотря на грубое ворчание, Бернадетта видела удивление и смятение на лице этого грузного человека. По правде говоря, он совсем не ожидал, что кто-то добровольно попросится пойти помогать на камбузе. И от этого осознания Бернадетте почему-то становилось смешно. Но, несмотря на это непривычное ощущение, она упрямо держала маску невозмутимости и спокойствия на лице.
– Я очень старательная и быстро учусь, мистер Дэйвис.
– Если ты отхреначишь себе палец, я добавлю его в суп без возможности возврата.
– Вы очень любезны, мистер Дэйвис.
Бернадетта заставила себя улыбнуться, вложив в эту эмоцию все свое дружелюбие и открытость. Конечно, ей было непривычно так демонстративно показывать свои чувства и намерения, но вид ошарашенного кока, не ожидающего от нее улыбки, того стоил. Она уже поняла, что стоящий перед ней мужчина привык к тому, что все молча сносят его ругань и при любой возможности избегают его присутствия. Поэтому ее появление вызывало у него ступор. Поэтому сейчас он терял свое грозное лицо и пытался разгадать, для чего эта «высокородная выскочка» затеяла сею игру.
– Надо сделать заготовки. Чисти овощи.
Стив кивнул в сторону ящика, стоящего на полу и полного свежих, пусть и немного страшных, овощей. Вероятнее всего, их купили прямо перед отплытием. Бернадетта кивнула, взглянула на стену, куда был вбит крючок и сняла с него повидавший на своем веку многое фартук. Надев его поверх платья, она поспешно перетянула волосы шнурком (благо, что тот был при ней), которые успела расчесать прежде, чем покинула кубрик. И лишь после де Кьяри устроилась на шаткой табуретке в уголке возле ящика, вооружившись маленьким ножом. За то, что ей представилась возможность посидеть, Бернадетта была безмерно благодарна. Пусть ноги пока и не отзывались болью, но, учитывая, что ей сегодня предстоит потрудиться, лучше постараться хоть где-то не утруждать свою опору.
– Где ты так шею расцарапала?
А вот и первый человек, заметивший, что с ней было кое-что не так.
– Возможно, во сне... Сегодня я спала беспокойно, я еще не со всем свыклась с тем, где теперь мне приходится спать, – проговорила Бернадетта, позволив проскочить в голосе неуверенности и капле неловкости. Кок, бросив на нее недоверчивый взгляд, фыркнул и вернулся к своим обязанностям.
Овощи были грязными и не самыми симпатичными. Нож в руке лежал до ужаса странно и потому Бернадетта какое-то время просто смотрела то на крупную картофелину в левой руке, то на маленький нож в правой, пытаясь представить, как приступить к работе. Услышав за своей спиной хмыканье, она расправила плечи и, подстегиваемая этим звуком, принялась избавлять несчастную картошку от кожуры.
Стоит ли говорить, что чистить картофель выходило у Бернадетты ужасно и медленно? Нож то и дело «спотыкался» о глазки́ или просто соскальзывал с кожуры. А картошка пачкала ладонь, то и дело норовя упасть на пол из-за натиска ножа. Лишь пять минут спустя она положила на грубо сколоченный стол грязную и обкоцанную картофелину, бросив взгляд на свой порезанный палец, который саднило. Боль пульсирующим напоминанием кричала о том, что она не смогла справиться даже с самым простым заданием. Она украдкой вытерла палец о внутренний край платья, но кровь все равно продолжила медленно вытекать оттуда. Кожура, срезанная толстым слоем, легла на дно ведра для очистков.
– Если бы эта картошка могла кричать, то ее услышал бы сам Господь.
Бернадетта обернулась на голос Стива. Она прекрасно понимала, что все ее старания вышли ужасными и долгими. Понимала, что от нее больше вреда, чем пользы, и потому была готова невозмутимо принимать критику в свой адрес, борясь с желанием прекратить свои старания и покинуть камбуз. Но вид ухмыляющегося кока невольно заставил ее вскинуть бровь вверх. А заодно и подумать о том, что в глазах других она будет выглядеть слабачкой, не сумевшей отбыть целый день в компании ворчливого медведя. Ну уж нет, она не даст им почву для пустых разговоров.
– Неумеха. Смотри, как нужно.
Мистер Дэйвис безо всяких церемоний забрал у де Кьяри нож, даже не обратив внимания на ее порез, хватая картофелину, и ловко принялся чистить ее так, что слой кожуры выходил тонким, так еще и спиралью падал в ведро для очистков. Лезвие скользило по поверхности картофеля как по маслу. В его огромных ладонях, испещренных маленькими шрамами и следами от ожогов, все выходило так просто. Почему у нее не выходило также?
– Видишь? Помогай себе большим пальцем и не мучай больше картошку.
Дверь на камбуз распахнулась, впустив внутрь порыв утренней свежести и Йоланду с Орнеллой. Де Кьяри не могла не удивиться их появлению и приветливо улыбнулась обеим, однако лица пираток остались непроницаемыми. Обе старались выглядеть как тени, будто Стив заранее на них накричал. Они молча сняли фартуки с крючка, завязывая их, хотя взгляды пираток были прикованы к Бернадетте и коку, который поспешно закончил чистить картофель с таким видом, будто и не помогал аристократке сейчас.
– Чего зенки вылупили? Присоединяйтесь к этой белоручке, к вечеру как раз и закончите с чисткой.
Стив вновь напустил на себя серьезный вид, будто не он пару секунд назад показывал Бернадетте, как нужно ловко и быстро работать. Будто ему было стыдно за то, что он как-то помог ей. Девушки также молча кивнули и подсели к Бернадетте. Орнелла заранее собрала свои волосы, а на голове Йоланды, прикрывая ее короткие пряди, была завязана бандана.
– Вас наказал капитан, Бернадетта? Что Вы здесь забыли? – шепнула Орнелла. Она принялась чистить морковь, иногда поглядывая на кока, шумевшего своей посудой. На саму де Кьяри она почти не поднимала глаз и потому, кажется, ничего такого не заметила. В этой ситуации, как бы ужасно это ни звучало, она была рада, что Йоланда не разговаривала, ведь, заметь она что-то, все равно ничего не сказала бы.
– Простите? – Бернадетта даже прекратила свою работу, взглянув на белоснежную девушку и молчаливую Йоланду, которую, судя по всему, тоже интересовали подробности ее появления на камбузе. Запоздало она вспомнила о том, что вчера девушки не присутствовали на трапезе вместе с ней и лишь потому не знали о ее добровольном желании работать рядом с ворчливым коком. Поразительно, как эта сплетня еще не облетела все судно и не дошла до ушей ее новых подруг.
– Ну... Вы пришли работать на камбуз, потому что что-то сделали не так и это Ваше наказание?
Бернадетта едва не рассмеялась, сохранив на лице убийственную невозмутимость. Она уже поняла, что все считали работу на камбузе каторгой. Но чтобы кто-то подумал, будто это ее наказание? Она покачала головой, сосредоточив взгляд на картофелине. К этому моменту кровь уже почти не бежала из пореза, хотя ранку неприятно пощипывало из-за крахмала.
– Это было мое решение. В противном случае я бы умерла со скуки.
Лица пираток ошарашенно вытянулись. Им сложно было принять факт того, что кому-то захотелось добровольно провести бок о бок с человеком, похожим на ворчливого медведя.
– Но Вы ведь понимаете, что Стив...
– Долго щебетать будете? От этого овощи быстрее не почистятся, если вы не знали. Вы сюда не языками пришли работать.
Орнелла замолчала, вытаращив глаза, будто совсем позабыла о том, где находится. Стив грозовой тучей навис над троицей, с укором взглянув на кособоко почищенные овощи и выдав им еще пару «добрых» слов в придачу. Пиратки замолчали, кажется, даже начав быстрее работать, боясь еще раз нарваться на ругань. Неужели эти девушки могли ходить под пиратским флагом, драться и убивать? Как можно не бояться делать все вышеперечисленное и при этом пугаться ворчливого кока? Де Кьяри не понимала их. Как, впрочем, и они не понимали ее желание работать рядом со медведем в фартуке.
– Мы учтем Ваши пожелания, мистер Дэйвис, – Бернадетта взглянула на Стива, но на этот раз не улыбнулась. Хотя в ее разных глазах плясало озорство. Как бы сильно троим девушкам не хотелось, а учесть все замечания кока они не смогут. И все это прекрасно понимали. И от этого Стив еще больше стал похож на ворчливого медведя.
– Только руки для начала достаньте из места, на котором сидите.
Стив наградил Бернадетту хмурым взглядом, а та поджала губы, опуская глаза и подавляя смешок. Смеяться было особо не над чем. Грубость кока поражала и вызывала возмущение, но только не сейчас. Ей казалось, будто ворчливый мистер Дэйвис был достойным противником для колких бесед. К тому же, она поняла, что ей нравится выводить его на несвойственные эмоции. Она будто играла с огнем, но при этом знала, что не обожжется. Знала, что где-то за маской грубости скрывается совершенно иной человек.
Кок скривил губы, прищурившись и пригрозив ей пальцем. В глазах мелькнули искры азарта – правда, Стив быстро развернулся и вернулся к своей работе, не позволив Бернадетте увидеть его истинный настрой. Атмосфера на камбузе немного разрядилась, и даже чистить картофель стало как-то легче и проще.
Минут через тридцать, когда овощи, нещадно пострадавшие от рук трех девушек, были почищены, Бернадетта стала убирать тот беспорядок, что они оставили. Она еще пару раз успела несильно порезаться, но, боясь, что мистер Дэйвис отстранит ее от работы, вытирала кровь о внутренний край платья, продолжая работать и совершенно не показывая того, что порезы побаливали и щипали. За это время на камбуз успел заскочить Сантьяго. Стив выдал ему какие-то фрукты с орехами, и пират, скорчив сочувственную гримасу, одними губами пожелал девушкам удачи, прежде чем покинуть опасную зону.
Следующим заданием было приготовление заготовки для странного блюда «Салмангунди». Бернадетта никогда о таком не слышала, но, судя по воодушевленным лицам девушек, оно должно было иметь неплохой вкус. По крайней мере, ей так казалось. А потом она увидела, что в состав этого блюда идет буквально все, что оказалось на камбузе: овощи, яйца, свежее мясо. И это, по словам Стива, они еще специи с чесноком не добавили. Бернадетте захотелось опорожнить свой пустой желудок. Она не представляла, как такой набор продуктов может быть совместим и хоть немного быть вкусным. Но делать было нечего и потому она принялась за неуклюжую нарезку картофеля (спасибо мистеру Дэйвису, который сжалился над ней и показал, как нужно резать), чувствуя, как во рту скапливается слюна, а желудок непроизвольно сжимается.
– Не помешал? – дверь камбуза приоткрылась, и в проеме мелькнула голова Чайки. Тот скользнул своими карими глазами по трем девушкам, задержавшись на де Кьяри (наверняка уже успел заметить ее порезы), прежде чем взглянул на Стива, скрестившего руки на груди. Та даже перестала мучить овощ, мельком взглянув на мистера Обри-Конте.
– Доброе утро, капитан. Ничуть не помешали, проходите, – проговорила Бернадетта, будто предчувствуя, что сейчас Стив начнет ругать Чайку. Тот выглядел так же, как и вчерашним утром, и был весьма бодрым. На миг ей стало стыдно. Какой-то пират и то выглядел опрятней, чем сама аристократка.
– Ага, заходи, Чайка, как раз мяса для «Салмангунди» не хватает, – одобрительно проговорил кок, взяв со стола небольшой топорик для рубки мяса. Пиратки, стоящие за Бернадеттой прекратили работу, тихо наблюдая за всем происходящим, но даже не думая улыбаться или смеяться. Хотя де Кьяри именно этим и хотелось заниматься. Ситуация была до странного абсурдной.
– О, я, пожалуй, откажусь, – капитан лучезарно улыбнулся, продолжая стоять в безопасной зоне.
– Что-то ты не отказал этой высокородной выскочке в ее просьбе.
– Так я не хочу, чтобы она померла со скуки. Желание леди для меня закон, Стив.
– Зато хочешь оставить ее без пальца. Это будет на твоей совести, безмозглый ты мальчишка.
– У меня ее нет.
Бернадетта покачала головой, украдкой наблюдая за тем, как мистер Конте-Обри все же прошел на камбуз, направляясь к бочке с водой, чтобы наполнить свою флягу. Все это время Стив молча наблюдал за ним, а сама де Кьяри пыталась понять две вещи: почему кок так переживает за ее пальцы и почему смог в открытую оскорбить капитана, а тот и ухом не повел. Это было интересно. Над этим можно было поразмыслить, но чуть позже. Сейчас нужно было сосредоточиться на работе и на своих не самых аккуратных нарезках.
– Что ж, удачного дня, дамы. Мисс де Кьяри, если этот старый ворчун в край доконает Вас, то смело бросайте в него нож и с криками покидайте камбуз, никто даже не осудит Вас, – от этой реплики на лице Стива ничего не изменилось. Казалось, он и капитан привыкли к обмену колкостями. Будто мистер Обри-Конте уже успел увидеть то, что скрывалось под маской ворчливого кока и потому так вольно вел себя с ним.
– Не переживайте, капитан, мы с мистером Дэйвисом отлично ладим, – проговорила Бернадетта, пропустив мимо ушей совет мистера Обри и на миг подняв на него глаза.
– О, ну, раз, вы с мистером Дэйвисом отлично ладите, то не буду мешать, – насмешливо отозвался капитан, выделив обращение к коку ироничной интонацией, прежде чем покинуть камбуз.
– Я Стив, безрукая ты девчонка, – проворчал кок, хмуро проводив капитана взглядом.
– Как скажете, мистер Дэйвис, – пожала плечами Бернадетта, едва не засмеявшись от недовольства, исказившего лицо Стива.
Ближе к обеду на камбузе почти не осталось работы. Делать заготовки для ужина было еще рано, а потому, стоило Бернадетте навести порядок на чужой территории, как Стив погнал ее прочь, любезно сообщив, что устал смотреть на ее... тощие руки (разумеется, кок сказал совершенно другое слово, но повторять его де Кьяри не хотела). Но аристократка ничуть не обиделась и столь же любезно сообщила мистеру Дэйвису о том, что она придет сегодня вечером. Или завтра утром. Как ощутит непередаваемое чувство разлуки по его брани, так сразу и прибежит.
А пока аристократка наслаждалась свежим воздухом на палубе. Прикасаясь пальцами к дереву борта, она смотрела на море, неосознанно прикасаясь к своей истерзанной шее. Та, как и ноги, ничуть не болела. Будто бы ночного наваждения и вовсе не было. Многие пираты и пиратки были заняты своей работой, Йоланда и Орнелла ушли к другим девушкам, а потому она не стала не стала самостоятельно подходить к членам команды. Ей не хотелось отвлекать их от работы.
– Мужество лучше самой храброй стали.
А вот подошедший не гнушался тем, чтобы отвлечь ее саму. Бернадетта вздрогнула, тут же убирая руку от шеи, с удивлением взирая на подошедшего к ней штурмана. За те пару секунд, пока она возвращала лицу спокойное выражение и успокаивала беспокойное сердце, де Кьяри успела рассмотреть еще раз мистера Йона Сандберга. Свои медно-рыжие волосы он собрал в небрежный пучок на затылке, подчеркнув выразительные черты лица. Глаза, под которыми были нанесены странные татуировки, смотрели рассудительно. Казалось, он будто и не обратил внимания на то, что испугал ее, устремляя взор в бескрайнее море.
– Что Вы сказали? – хрипнула слишком резко Бернадетта, пытаясь вернуть голосу былую звучность. Она совсем не ожидала того, что в ее общество кто-то вторгнется и потому не успела вовремя совладать с грубостью в голосе.
– Я говорю, что ты очень храбрая. Многие девушки, несмотря на поддержку капитана, отказывались уходить из родных земель. Но ты ушла добровольно, и потому я могу называть тебя мужественной, – проговорил Йон, все также не сводя своих глаз цвета хвои с горизонта. Сейчас Бернадетта даже смогла рассмотреть то, что он, как капитан, подвел их темной сурьмой.
– Благодарю, но это не мужество... скорее нужда, – сдержанно ответила она, отводя взгляд от штурмана, чувствуя странное спокойствие, исходящее от загадочного юноши, не принадлежавшего Новому Свету. Резкость сошла на нет, злость улетучилась, будто кто-то закрыл дверь в ее неспокойное сердце.
– И все же ты ушла, так еще и заставила капитана взять тебя на борт. Не уверен, что могу полностью доверять тому, что слышал, но не каждый сможет угрожать тому, кто убил часть собственной команды, – молвил мистер Сандберг, переведя на Бернадетту свои рассудительные глаза. Очередной неожиданный факт из биографии Чайки едва не лишил Бернадетту ее невозмутимости. Если то, что он помогал девушкам и в начале своего пути потопил множество торговых судов она еще могла как-то принять и понять, то факт про убийство членов команды не вписывался в ее понимание.
– Вы знаете, зачем он это сделал? – аккуратно поинтересовалась де Кьяри, пользуясь случаем и переводя странный разговор в другое русло, подальше от своей персоны.
– Отряд живет и умирает вместе. Не можешь доверять человеку, стоящему рядом с тобой или перед тобой? Считай, ты мертвец.
Бернадетта еще вчера утром, сидя в каюте при обсуждении дальнейшего маршрута, поняла, что Йон Сандберг –человек со своей идеологией и философией, выражающейся в его умении говорить высокопарными загадками. Но сейчас они откровенно сбивали ее с толку. Впрочем, с одной стороны, это было не так уж плохо, если учесть, что он вызывал у нее тем самым любопытство, присущее ребенку при изучении мира.
– Он не мог доверять тем людям, не разделявшим его взгляды. Считающим, что женщины не обладают силой и мужеством клинка. Но ведь именно валькирии есть девы-воительницы, предопределяющие исходы сражений и решающие, кто из павших в бою достоин Вальхаллы. Разве это не делает земных женщин достаточно мужественными и храбрыми? – спросил он, продолжив пояснение в своей странной манере. Похоже, Йон присутствовал тогда, когда капитан жестоко избавлялся от неугодных ему людей. И, похоже, он был совсем не против иметь на борту лиц женского пола.
– Значит, капитан спросил, хочет ли команда видеть в своих рядах женщин? – уточнила Бернадетта.
– Спросил? Поставил перед фактом. А неугодные ему были жестоко казнены. Это послужило нам всем не только наглядным уроком, но и укрепило его репутацию в пиратском обществе.
Бернадетта перевела глаза в ту часть корабля, где развевался флаг. Теперь, при свете дня, можно было увидеть, что черное полотно было забрызгано какими-то темными пятнами. Красные пятна на белых буквах лишь укрепили догадку Бернадетты о том, что это кровь. Самая настоящая. И принадлежавшая тем, кого казнил скрытный юноша, который вел себя почти что почтительно с ней. Она поежилась, отводя глаза от флага.
– Я всего вторые сутки на борту, но даже боюсь представить, кончатся ли когда-нибудь интересные факты из капитанской жизни. Сложно связать воедино его доброе отношение к женщинам и дурные поступки, которые он совершает, – Бернадетта тихо хмыкнула, покачав головой. По правде говоря, слушая все эти безумные факты, она бы ничуть не удивилась бы, узнав, например, что вместо ног у капитана копыта черта.
– Понимаю. Он очень разносторонний человек с множеством лиц, и, боюсь, нам никогда не узреть его истинного лика, – проговорил штурман, который, к удивлению де Кьяри, не высмеял ее мысли и суждения, отнесясь к ним с пониманием. – Но за ручьем следует только мертвая рыба и...
– Господи, Йон, неужели нельзя не забивать мозги своими высказываниями хотя бы этой аристократке?
Пораженная таким грубым обращением, Бернадетта обернулась на голос, понимая, что принадлежал он Энн. Она с мрачным выражением лица направлялась к ним, а ее протез гулко стучал по дереву палубы. Несмотря на качку, царившую на корабле, канонирка весьма уверенно передвигалась.
– Это все проказы Локи, – пожал плечами штурман и, приложив руку к сердцу, одарил Бернадетту легкой улыбкой, прежде чем уйти. Сама аристократка не думала о том, что Йона напугал чуть ворчливый тон Энн, просто, наверное, ему не нравились замечания про его высказывания и веру. Хотя самой де Кьяри было бы интересно узнать о чужой религии, ныне считающейся язычеством.
– Он не слишком тебе докучал, миледи? – проводив взглядом удалившегося штурмана, спросила канонирка, делающая вид, будто это не она вчера насмехалась над ее искренним желанием помочь девушкам. Ее зеленые глаза скользнули по ее лицу и ниже, к шее, задержавшись там немного дольше положенного.
– Не слишком. Благодарю, Энн, – спокойно отозвалась она, решив не затрагивать тему того, что произошло вчера. И надеясь, что сварливая канонирка не скажет ничего про ее шею.
– Его иногда заносит в эти дебри, – покачала головой Аквили, прислонившись к борту спиной и чуть вытянув ногу с протезом. Смотреть вниз было привычно, но не тогда, когда там маячило дерево, заменяющее часть ноги, а потому Бернадетта подняла глаза на пиратку, подумав о том, что ей, должно быть, тяжело передвигаться, пусть она и не показывала этого.
– У Вас какое-то дело ко мне? – без обиняков поинтересовалась Бернадетта, догадываясь, что по своей воле эта грубая женщина никогда бы к ней не подошла.
– Объясни мне, почему из всех людей, не являющихся калеками, эти прохвостки выбрали меня для передачи? – ворчливо спросила женщина. Бернадетта ошарашенно пожала плечами, не поняв смысла вопроса. – Это тебе подарок от них. Благодарность за подкуп.
Канонирка хмыкнула, вынув из нагрудного кармана кожаной жилетки небольшое украшение. Оно представляло собой тонкую и умело сплетенную из нескольких веревочек косичку, украшенную ракушками, камушками и еще бог знает чем. Выглядела подвеска очень необычно, и Бернадетта подумала о том, что, должно быть, пиратки украсили этот подарок частью своих украшений. Энн протянула ей подарок, не сводя насмешливых глаз.
– Благодарю, – де Кьяри приняла украшение, тронутая вниманием пираток и их благодарностью за ее маленький взнос в их комфорт. – Но почему они послали Вас для вручения? Разве Вам не проблематично передвигаться?
– То, что у меня нет части ноги, вовсе не значит, что я калека, поняла? Да, иногда мне нелегко, но это не повод списывать меня со счетов, – мрачно отозвалась женщина, в чьем голосе зазвучала сталь, ясно указывающая на то, что такие разговоры были для нее табу. – К тому же, эти прохвостки искренне верят, что я тоже смогу купиться на твою доброту, и мне нужно срочно наладить отношения с тобой, миледи.
– Я вовсе не хотела никого покупать. И в мыслях не было.
– Знаю я вашу аристократскую породу.
Бернадетта нахмурилась, сжав в руке свой подарок, одарив гневным взглядом канонирку. Откуда эта женщина могла хоть что-то знать о ней самой или о ее породе? Ее недоверие раздражало. Но, если отринуть свои чувства и получше присмотреться к источнику пренебрежения, можно было кое-что рассмотреть. Бернадетта знала, что за любой злостью скрывается источник. И, порой, он был очевидным, пусть и не совсем логичным, как сейчас.
– Ваша злость на меня из-за бесконечной боли не обоснована. Я искренне хочу помочь и подружиться с командой, – спокойно проговорила де Кьяри, перестав со всей силы сжимать подвеску, ощутив, что на коже от нее остались следы.
Энн покачала головой, но от Бернадетты не укрылась смена ее нрава. Женщина будто бы стушевалась при упоминании боли, пытаясь скрыть свои эмоции на этот счет.
– Еще капитан хотел, чтобы ты зашла к нему, миледи.
И с этими словами канонирка просто развернулась и, хромая, зашагала прочь, не оборачиваясь. В шуму моря прибавился стук ее протеза. Бернадетта подумала о том, что этой пиратке было слишком тяжело справиться со своей потерей. Внезапно налетевшая волна со всей дури стукнулась о корпус «Свободы», пошатнув корабль. Энн пошатнулась, и на миг аристократка испугалась, что женщина упадет. Но та, пусть и не без труда, сумела удержать равновесие и, выпрямив спину, невозмутимо продолжила путь.
Думая о том, почему Чайка сам не пришел к ней, аристократка направилась на ют. Там она постучала в дверь каюты, куда совсем недавно под покровом ночи заходила вместе с пиратом. Когда никто не ответил, она отворила дверь и просто зашла внутрь. Капитан сидел за своим столом, где царил беспорядок. Он склонился над картой, один ее угол придавив фолиантом. Стоило Бернадетте закрыть дверь, как он поднял голову, встречаясь с ней взглядами.
– О, как славно, что Вы зашли, – проговорил он, откидываясь на спинку стула.
– Мисс Аквили сказала, что Вы просили зайти. Что-то стряслось? – поинтересовалась де Кьяри, подходя ближе к столу и с интересом смотря сначала на карту, а после и на мистера Обри-Конте. Кажется, до ее прихода он пытался прочесть карту. Неужели не верил в ее способности переводчицы?
– На каком языке написан маршрут, мисс де Кьяри?
Бернадетта даже сначала опешила от вопроса, встретившись глазами с Чайкой, ожидающего от нее ответа. Неужели это знание что-то изменит?
– Пуэльче. Язык народа, проживающего в районах аргентинской Патагонии.
Мистер Конте задумчиво кивнул и закрыл фолиант, лежащий на карте. Бернадетте не удалось прочесть его название, но она и не стремилась, молча наблюдая, как капитан поднимается из-за стола и убирает кипу книг обратно в шкаф.
– Что ж, это объясняет, почему я не смог самостоятельно расшифровать маршрут. Я никогда не слышал об этом языке, – он остался стоять возле шкафа, скрестив руки на своей груди и задумчиво поглядывая на карту.
– А какие вообще языки Вы знаете, капитан Чайка?
– А Вы, мисс де Кьяри?
Бернадетта отошла от стола, занимая излюбленное место у окон эркера, изящно устраивая одну ногу на другой и проделывая все это с идеально прямой спиной. Она знала множество языков. И дело было не совсем в ее аристократском воспитании, хотя оно, безусловно, тоже имело свой вес когда-то.
– Родной испанский, английский, диалекты двух этих языков, французский, латынь и пуэльче.
– Поразительно, – присвистнул Чайка, примостившись на краю своего стола, с которого едва не упала кипа каких-то бумажек. Впрочем, он даже не обратил на это внимание. На его столе не помешало бы навести порядок. – Я знаю только английский, ну и несколько итальянских фраз.
– И откуда у Вас познания этого языка? – поинтересовалась де Кьяри, подняв разные глаза на капитана. Она слышала, что это мелодичный язык, но изучить его у самой аристократки никогда не было возможности.
– А откуда у вас царапины на шее? – вопрос, слетевший с чужого языка, поставил Бернадетту в ступор. Сам же капитан, казалось бы, неловкости не испытывал и даже намеренно сейчас рассматривал ее. Аристократке с большим трудом удавалось сохранять на своем лице невозмутимость. Отвечать вопросом на вопрос, какое бескультурье!
– Я думала, что быть наблюдательной – моя прерогатива, – мягко усмехнулась она, натыкаясь на насмешливый взгляд, в котором на миг отразилось беспокойство. Но лишь на миг.
– Я вынужден присматривать за вами, мисс де Кьяри. Вдруг Вас обидел один из моих людей?
– Я просто неспокойно спала этой ночью, нет нужды переживать, капитан.
В глазах Чайки отразилось недоверие, но после он все же кивнул головой. Никакой заботы и участия. Ее плохой сон не его ром. А жаль. Она была бы не прочь поменять дурно пахнущий кубрик с его неистово качающимся гамаком на что-то более приятное и стабильное.
– Моя мать была итальянкой. И всегда, несмотря на свое положение в обществе, любила ругаться на своем родном языке, – невозмутимо, будто бы ничего и не было, продолжил их разговор мистер Обри, а на его губах появилась слабая улыбка. Будто он вспоминал о чем-то добром и светлом, что было в его жизни. Правда, это наваждение, смягчающее черты его лица и делающее его легкомысленным мальчишкой, а не жестоким пиратом, довольно быстро исчезло.
– Неужели она позволяла себе нецензурно выражаться при ребенке? – с сомнением в голосе спросила Бернадетта, вскинув вверх светлую бровь. Ей не хотелось так быстро отпускать это выражение лица капитана. Кажется, именно сейчас он вышел из своей роли. Почему бы и не разговорить его? И узнать тем самым получше. К тому же для де Кьяри в целом было не совсем ясно происхождение почившей семьи стоящего перед ней человека.
– Нет, – он покачал головой, и его легкая улыбка вернулась на лицо, наполнившись грустью, а глаза скользнули куда-то за спину аристократки, уставившись в окно. – Моя мать умерла при родах, я не знаю ее. Но отцу нравилось в красках и дословно описывать ее ругань.
Капитан взъерошил волосы рукой, быстро отворачиваясь. Его плечи ссутулились, а сам он склонился над столом, сделав вид, будто в эту секунду его очень сильно заинтересовала карта. Но Бернадетта не купилась на этот маленький спектакль. Она догадалась о том, что тема умерших родителей была не самой приятной для Чайки, хотя, кажется, ему нравилось вспоминать и говорить о них.
Аристократка изящно поднялась на ноги, не дернув ни единым мускулом, когда ноги отозвались неприятной болью, вызванной небольшим каблуком ее туфель. Будь ее воля, она бы ходила босиком, как старпом, но приличия и правила не позволяли ей сделать этого, а потому сейчас она была вынуждена терпеть боль. Она медленно приблизилась к другой стороне стола, оказавшись прямо напротив мистера Обри-Конте, не сводя с него своих внимательных глаз. Не прекращайте разговаривать, юноша, Вы все равно приоткрыли часть своей завесы, продолжайте же дальше.
Она оказалась у другой части стола, наблюдая за капитаном и его попыткой скрыть свои настоящие эмоции. Милый юноша, убивающий без зазрений совести других людей. Кровожадный пират, с любовью во взгляде вспоминающий своих мертвых родителей.
– И Вы запомнили ругань своей матери, декларируемую отцом? – она медленно облизала губы, наблюдая за тем, как упрямо Чайка не поднимал на нее глаз. – Продемонстрируйте свои итальянские корни, капитан. Прошу Вас. Меня всегда интересовал этот мелодичный язык.
Какое-то время юноша молчал, прежде чем выпрямился, спокойно отвечая на ее взгляд. Он все же смог совладать со своими эмоциями. Со своей тоской, которую она так ярко ощущала сейчас. В его темно-карих глазах появились далекие озорные огоньки, пока сам он прочищал горло. Его рука прикоснулась к месту под левой ключицей, почесав кожу сквозь одежду.
– Che sfortuna che cosa sei figlio di puttuna! È scopata! La tua nave è un mucchio di idioti. Vaffanculo, Fred! Maledetto il giorno in cui sono salito a bordo di questa nave! – с соответствующим акцентом и весьма эмоционально капитан процитировал свою покойную мать, хмуря брови и активно жестикулируя руками. Бернадетта не сдержала быстрой улыбки, все также не сводя глаз с пирата.
– И как переводится эта мелодичная бранная тирада?
– Поверьте, эти крепкие слова не предназначены для Ваших благочестивых ушей, мисс де Кьяри.
Чайка усмехнулся, присев на край стола. В его глазах все еще плясало озорство, а сам он даже как будто стал более расслабленным, словно с его плеч исчезло тяжкое бремя. Бремя скрытности. Но его тоска никуда не делась. Она по-прежнему волнами исходила от капитана, пропитывая де Кьяри насквозь.
– Называйте меня мисс Бернадеттой, капитан.
Де Кьяри позволила робкой улыбке подольше задержаться на своих губах, прежде чем отошла от стола. Она намеревалась покинуть каюту, оставив капитана наедине со своими воспоминаниями и тоской, подумав о том, что, пусть их знакомство и было основано на шантаже и грубости, но, возможно, они все же смогут подружиться. Когда Чайка не тешил свое самолюбие, то был вполне себе сносным человеком. Возможно, даже немного приятным.
– Вы уже покидаете меня, мисс Бернадетта? – его вопрос заставил ее остановиться и медленно обернуться. – Не хотите ли ответить мне правдой на правду?
– Возможно, и хочу, – аристократка пожала плечами, повернувшись лицом к капитану, медленно облизав свои губы. Имя, слетевшее с чужих уст, звучало ласково и красиво. – Ваше откровение оплачено моими кольцами. Но что Вы можете предложить мне взамен?
– Назовите цену.
– Я хочу спать в каюте, чтобы иметь возможность заниматься туалетом без посторонних глаз.
Сначала Чайка вскинул брови, будто помятуя об их договоре. Тогда он ясно дал понять, что она не должна путаться под ногами и будет спать со всеми на кубрике. Но теперь в противовес договору стояло ее откровение. Взгляд самой Бернадетты стал лукавым, когда она поняла, что Обри решил нарушить условия своего же договора. Кажется, ее откровение ему было важнее всего на этот момент.
– Как будет угодно, – наконец кивнул он, изогнув губы в усмешке. – Только не ищите аудиенции в моей скромной каморке. Я лучше сам приду к Вам.
Бернадетта многозначительно промолчала, позволив капитану самостоятельно понять, что столь похабная шутка не только не приемлема, но и ни капли не смутила ее. Пусть больше не пытается вогнать ее в краску. Аристократке сполна хватило момента с гальюном, когда, не сдержав эмоций, она мысленно пообещала самой себе быть более сдержанной и невозмутимой.
– Хм... Почему Вы хромаете, мисс Бернадетта?
1 Свобода (итальянский язык)
2 Нижняя горизонтальная балка, проходящая посередине днища судна от носовой до кормовой его оконечности, и служащая для обеспечения прочности и устойчивости корпуса корабля.
3 Какое несчастье, что ты долбоеб! Это пиздец! Твой корабль – это сборище идиотов! Иди нахер, Фред! Будь проклят тот день, когда я ступила на борт этого судна!