Герой. Дитя воды и пламени

На Бэлликусе наступило долгожданное потепление. Столбик термометра впервые за последние девять месяцев поднялся до отметки, близкой к нулю. Остров, казалось, застыл в предгрозовом затишье: чёрные острые силуэты деревьев застыли, и даже иголки не шевелились. Ветер улёгся, залежи сугробов смиренно лежали, снег не разлетался по тёмной глади замёрзшего озера, чьи воды скрывались под громоздкой толщей льда.

Вокруг царила гробовая тишина.

Белый круг солнца едва ли можно было разглядеть через светло-серые тучи, затянувшие небо. Колкие заморозки превратились в приятный холод, пощипывающий румяные щёки. Стефани стояла прямо на озере, облокотившись спиной об неровный острый камень, торчащий прямо из льда. Под ногами расходились хаотичные белые полосы по поверхности, и голубые — под ними, на глубине. Воровато оглянувшись, водница сунула руку в карман и развернула аккуратно сложенный вчетверо листок бумаги, пробежалась вниз по строчкам и прочла:

"Жаль, что у нас ничего не вышло. Но не унывай: до начала войны у нас ещё есть время. Как минимум ещё одна встреча после ритуала у нас должна быть. И помни, что всем сердцем я тебя люблю. Держись,
всегда твой Арес".

Стефани тяжело вздохнула и спрятала письмо обратно в мантию. Ей претило обманывать, и всякий раз становилось дурно, когда она притворялась, что отравилась или писала слова лжи в письме человеку, от одной лишь мысли о котором сердце начинало биться отчаяннее и чаще. В этот день перед выходом Арнольд напрямую спросил, не может ли она быть беременной, и в ответ водница закачала головой, солгав, что уже проверялась у целительницы и та сообщила, что причина её состояния не в этом, а потом и вовсе пришла к Мартинните и просила записать к разведчикам, так как передумала рожать Бэлликусу солдат.

Прошла почти целая неделя после военного смотра, и однажды Стефани едва ли не сорвалась и не рассказала Арнольду о подслушанном. Если шайка Мартинниты хотела избавиться от всех Флоресов, то они наверняка давным-давно приставили к гипнознику и его семье по несколько сотрудников Службы безопасности, чтобы пристально следить за каждым их шагом. Что в таком случае можно было бы предпринять?

Арнольд и так собирался вывезти свою семью, но лишь тогда, когда начнётся война. Тогда, по его мнению, было бы проще остаться незамеченными хотя бы на этапе побега. Расскажи Стефани обо всём ему сейчас — и он бы всё равно ничего не смог бы сделать.

А это значило, что проблема свалилась только на её плечи.

За спиной заскрипел снег. Стефани вздрогнула и обернулась, пригнувшись. Перед ней стояла раскрасневшаяся Эйлин, на изувеченных шрамом губах которой клубился белый пар.

— А почему ты не?.. — водница запнулась и махнула рукой в сторону замка.

— Прочесала лес на случай, если за нами будут... Приглядывать, — объяснила она. — Хотя мы и решили встретиться у всех на виду, а не прятаться по углам, чтобы не вызывать подозрений, перестраховаться надо было.

— Да? Я вот тоже прогулялась вдоль леса. Только с другой стороны. Осмотрелась тут, пока тебя не было, — губы Стефани скривились в улыбке, подбородок забугрился. Она поднялась на берег, встала предельно близко к боевичке и заговорила тише: — Я поверила тебе, но только до любой первой подозрительной фигни. Понятно?

— Разумеется, — Эйлин пожала плечами и села на камень. — Для начала скажи: ты же не беременна, да?

— Ага. Почему это должно тебя волновать? — Стефани спрятала руки в карманы и смерила её немигающим взглядом.

Эйлин хмыкнула.

— Посылать беременных на верную гибель как-то бесчеловечно, не находишь? Даже на Бэлликусе с его суровыми нравами к будущим матерям относятся, как к королевам, — сказала она.

Водница издала нервный смешок и лёгким движением смахнула отросшую чёлку с глаз.

— Всё настолько безнадёжно?

— Прерывая ритуал, мы подписываем себе смертный приговор. У тебя-то ещё есть шанс на спасение, если сможешь сбежать вместе со стражами, а вот меня на Санктусе ждать никто не будет. Разве что как пленницу, хотя я в этом очень сильно сомневаюсь, — абсолютно спокойно произнесла Эйлин. — Иными словами, лучшим исходом для меня будет выстрелить себе в голову сразу после того, как отпущу стихийников. Хотя, раз уж нам запретили брать огнестрельное оружие на ритуал, придётся либо глотать яд, либо перерезать себе глотку. Мы ведь не хотим, чтобы случайно улизнувший враг растрепал всему Корнеуму о новом оружии Бэлликуса. Тогда эффекта неожиданности не будет.

— Да уж... Обещаю сделать всё, чтобы ты могла уйти на Санктус вместе со мной. Однако, как по мне, надеяться на это — глупо. Так что прихвати и мне пузырёк с ядом, резать себя я не собираюсь: не выношу вид крови, — прыснула водница и потом прикусила язык.

— Мне нравится твой настрой, как бы дерьмово это сейчас ни звучало, — боевичка покачала головой и потупилась, призадумавшись.

"Рисковать жизнью, когда тебя ничего не держит — это одно, но когда ты носишь под сердцем, пускай ещё совсем крохотного, но ребёнка... — пронеслось в мыслях Стефани. Под рёбрами будто появился огонёк, обжигающий лёгкие пламенными языками страха, и она сжала кулаки. — Я бы не смогла сбежать с семьёй Арнольда, зная, что не смогла его спасти. Или жить, когда они все погибли, а я даже не попыталась помочь. Для меня не было бы другого варианта, кроме как пожертвовать собой. Но ребёнок... Он ведь ни в чём не виноват".

— Хорошо, что ты не беременна. Не представляю, как было бы тяжело решиться на такое, — вдруг заговорила Эйлин.

— И не говори, — Стефани вздохнула. Она едва сдержала улыбку — ей хотелось рассмеяться от того, насколько права была заговорщица. — Ну так что? У тебя есть какие-то идеи?

— Значит, слушай: для стражей планируется ловушка. Наш шпион похитит дитя бездушного и стража воды, а остальные должны будут отправиться, чтобы спасти их: во-первых, они опытные и сильные воины, во-вторых, представляют для нас угрозу. Тогда мышеловка захлопнется. Полковник Флорес закроет купол, и они не смогут никуда уйти. Тогда мы превзойдём их числом, загоним в замок, а там полковник с нашим спецотрядом с ними разберётся, — объясняла Эйлин, расчерчивая палочки, кружочки и стрелочки на припорошенном снегом камне. — Твоя задача — телепортироваться в комнату, где будет проводиться ритуал. В это время в зале будет бушевать огонь, который разделит его на две части. Ты должна попасть на ту, где я со Стивом и другими буду охранять стражей. Пока я буду разбираться с ними, ты развяжешь стражей и дашь им зелья, с помощью которых они восстановят силы. На это уйдёт время. Надеюсь, они успеют прервать ритуал, но если нет — мы уведём их в соседнюю комнату, закроемся и телепортируем их оттуда.

— Погоди-погоди, — протараторила Стефани, выставив руки в знак "стоп". — Как я телепортируюсь, если купол будет закрыт? Где я возьму камни и зелья? Как пойму, куда именно мне нужно попасть?

— Давай по порядку, — сказала Эйлин. — У нас будет день-репетиция миссии, ты напросишься к полковнику в помощники, а я уж тебе всё покажу. Тебе нужно будет всего лишь правильно рассчитать время для телепортации. На время ритуала купол исчезнет, так как вся магическая энергия уйдёт на его проведение, а не на поддержание защиты. Просто физически не получится тратить силы и на одно, и на другое. Именно поэтому нам нужно разместить столько солдат по всему периметру Мэдиса. Зельями я тебя обеспечу: у меня, как у члена спецотряда, есть к ним доступ.

— Теперь понятно. Только вот... Ты не думала, что Арнольда могут посчитать частью нашего заговора и казнить? Как наша выходка его спасёт?

— Я же говорила — всё предельно просто: пока я буду со стражами, ты прокрадёшься на другую сторону к нему. Он удивится, занервничает, а ты достанешь кинжал и ранишь его — серьёзно, но не смертельно. Главное — делай это на глазах у его охраны. Они донесут, что это ты саботировала ритуал вместе со мной. Впрочем, у нас ещё будет возможность обсудить всё более детально, — Эйлин задрала рукав фиолетовой дублёнки и взглянула на наручные часы с толстым кожаным ремнём. — Мне на сборы пора. Генерал Фрайн назначил их прямо перед тренировкой. Ты со мной пойдёшь?

— Постою немного. Обдумаю твою идею, — ответила Стефани и опустила голову, вжав её в плечи. — Иди. Ещё опоздаешь.

— Ну, увидимся, — боевичка встала, отряхнула дублёнку и, неловко вскинув крупную ладонь в знак прощания, побрела по ледяной озёрной глади прочь.

Дождавшись, когда силуэт Эйлин стал крохотной цветной точкой, мелькающей где-то вдалеке, Стефани сползла по камню и присела на корточки. Она закрыла лицо руками и заплакала навзрыд, не стесняясь громких всхлипов и жадно хватая ртом морозный воздух. Горячие слёзы стремительно бежали по холодным щекам и подбородку, капали на меховой воротник, а водница всё никак не могла успокоиться.

Казалось, никто не мог понять её. И потому, стоя здесь, меж просторов озера и бескрайнего леса, как двух огней, двух зол, между которыми выбор она уже сделала, Стефани было особенно одиноко. Больше всего на свете воднице хотелось быть счастливой и, прежде всего, живой.

Только вот в тех обстоятельствах, в которых она оказалась, это было попросту невозможно.

***

Наперебой щебетали птицы. Их пение доносилось отовсюду — оно звенело над головой, в запутавшихся ветках деревьев, долетало с неба вместе с пролетавшими над лесом зарянками и прорывалось сквозь заросли терновника. Черепица на крыше коллегии отливала золотом солнечных лучей, трава на опушках и молодая листва светились под ними, в глазах рябило от окружавшей будущих стражей яркой зелени.

Небо простиралось над высокими столбами елей и лиственных деревьев чистым голубым полотном. Повсюду летали бабочки, жужжали пчёлы, трудясь над бутонами сладко благоухающих одуванчиков и только-только распустившихся ромашек, ветрениц, кувшинок и первоцветов. Целые поляны пестрили белыми, синими, жёлтыми лепестками.

Под ногами шуршали свежая зелёная трава и осыпавшиеся прошлогодние иголки. Белые ритуальные одежды плыли по ним, тихо-тихо тёрлись, а колоски щекотали босые ступни. Стражи и их ученики не спеша ступали один за другим, не произнося и слова. Майя замыкала строй. Волосы её были распущены, ткань платья нежно струилась, как журчащие лесные ручейки, лёгкой прохладой ласкала нагретое под солнцем тело. На вытянувшемся личике, утратившим былую круглоту, рассыпались новые веснушки.

Уже сутки ученики стражей хранили молчание. Прошлые день и ночь они провели наедине с собой, своей стихией и мыслями — так гласили правила посвящения. Сегодня они должны были перенять силу своих наставников.
Сегодня они должны были их заменить.

Прошёл месяц с тех пор, как Майя в последний раз заговорила с Оскаром. Целых тридцать дней, как она спрятала кольцо с рыбами в шкатулку и больше его не трогала. Сильная тоска наконец-то сошла на нет, сменившись светлой грустью. Без печали водница думала о том, что по-прежнему любила его, и в душе воцарилось долгожданное спокойствие.

Майя знала, что ей всё под силу. Особенно — жить дальше, даже когда расставание казалось ей настоящей трагедией. Она научилась выносить их с Патрицией присутствие, не обращать внимания на заигрывания и нежности огневички, полностью погружаясь в работу. Мисс Буш была полностью довольна её успехами как в магии, так и в работе над собой, и не уставала хвалить при каждом удобном случае.

Финн переживал разрыв сложнее. Он до сих пор ходил мрачнее тучи, и даже в такой знойный майский день от него веяло печалью. Воздушник несколько раз пытался заговорить с Джейн, однако та не желала его ни видеть, ни слышать. Всё чаще их с Майей, грустных и молчаливых, стали замечать сидящими вместе на лесных опушках, в Цветочной роще или выходящими поздно вечером из бассейна. Из-за этого по коллегии быстро расползлись слухи о том, что стихийники начали встречаться, и это откровенно не нравилось Оскару, судя по тому, какими глазами он смотрел на водницу.

У Азалии дела обстояли лучше, чем у остальных. Земельница была полностью поглощена учёбой и новым хобби — рисованием, а однажды даже поинтересовалась у Александры, можно ли стражу(чисто теоретически!) открыть первый в Авэме тату-салон, на что её наставница только покачала головой: к татуировкам в Корнеуме относились не лучшим образом.

Тем временем практически всё свободное время студентов уходило на военную подготовку. Вместо науки, математики и географии первокурсники усиленно изучали основы выживания, самооборону и боевые искусства, а также усердно тренировали заклинания. Будущие стражи вместе со старшекурсниками осваивали курсы полевой медицины, первой помощи и молодых целителей. В полной мере целительской магией им овладеть, разумеется, не удалось, однако останавливать кровотечение они научиться сумели. Никто больше не верил, что война не наступит — все только надеялись, что она не придёт на земли Санктуса.

Стражеская делегация остановилась у входа в храм. Ведущая шествие Александра обернулась, смерила каждого взглядом и, остановив его на Майе, улыбнулась. Коротко кивнув, толкнула высокие двери из голубого стекла, и они вошли внутрь.

В храме было светло и просторно. Он стоял посреди чистой поляны, вокруг которой деревья стояли так далеко, что их тени никак не могли дотянуться до толстых мраморных стен. Чуть выше макушек магов начинался стеклянный купол, усыпанный на стыках кристаллами, что под солнечным светом озаряли большой зал длинными лучами. Майя задрала голову и ахнула — над ней простиралось голубое небо, а блеск камней, как яркие искры, слепил глаза.

Высокие колонны извивались над ними, соединяясь в вытянутые арки, и на каждой из них были вырезаны статуи разных магов — от стихийников до полумагов, — или, как те сами себя называли, — боевых. Толстыми полосами солнце заходило в храм, и в них можно было увидеть парящие в воздухе пылинки. От чистоты и красоты захватывало дух, нутро просилось вознестись наверх, под стеклянный купол, а оттуда — прямиком на небеса.

Эйра изящно взмахнула рукой, и свисавшие с потолка колокольчики закачались, разнося звон по залу. Наставники и ученики встали друг напротив друга, выстроившись в две линии — начиная с пары Александры и Азалии и заканчивая Вересной и Майей. Стоящая впереди кивнула последней, и стражи вместе с преемниками сцепились в крепком рукопожатии.

В один голос стражи зашевелили губами, неразборчиво шепча молитву на древнемагическом. Звон колоколов заглушал их слова. Душа Майи заволновалась, подобно танцующему на свечи пламени, и водница посмотрела Вересне прямо в глаза. Страх зудел под кожей, плечи и спина покрылись мурашками, изо рта вырвался выдох.

На предплечье появились синие лучи свечения, пробивающиеся из-под кожи, и Майя сцепила зубы. Зудящая щекотка пронзила локоть и плечо, коснулась лопатки и позвоночника, однако водница замерла, глубоко дыша. Чем ярче становились мелкие узоры, рисовавшиеся на руке, тем гормче звенели колокола, и тем сильнее душу распирало от потока энергии, проходящей через неё. Волосы волновались, как под дуновением шального морского ветра, плясали белые ритуальные платья, словно паруса в разгар бури.

Глаза вспыхнули белым, и тогда свечение погасло, растворившись под кожей. Неприятное покалывание терзало предплечье, как иголки, вонзавшиеся в плоть. Волосы и платья опустились и застыли. Вересна разжала руку Майи, сняла с себя серебряную цепочку, на которой висел голубой циркон в форме капли, и надела ей на шею.

— Теперь ты страж. Используй данное тебе могущество мудро и справедливо. Поступай честно и по совести, — в один голос произнесли на древнемагическом Эйра, Маркус, Александра и Вересна. — И пускай душа твоя всегда стремится к свету.

Кулон повис на шее, и вместе с ним на плечи лег груз ответственности за весь магический мир. Сердце Майи ёкнуло: теперь она — страж, один из сильнейших ныне живущих стихийников. Теперь ей подвластен бесконечный поток энергии, сочащийся отовсюду — морей, озёр, деревьев, листьев, воздуха, и вместе с тем безграничная свобода была утрачена, стоило камню лечь на грудь. После непродолжительного молчания колокола вновь зазвенели, покачиваясь в такт торжественной музыке.

Азалия, Финн, Оскар, Майя и Александра встали в круг. Маркус вручил своему преемнику в руки нож, и огневик повернулся к воднице. Та послушно протянула ему свою ладонь. Их взгляды встретились, и стихийница вспомнила себя тогда, ровно год назад, стоявшей посреди ритуального зала в окружении свечей.

Между прошлой Майей и той, что сейчас стояла в нарядном белом платье, была пропасть ровно в один год. Водница смотрела в глаза огневика, пытавшись найти в отражении неуверенную в себе первокурсницу, но видела в нём лишь себя, без каких-либо отличий, с живым блеском.

Оскар взял её за руку, и тело пронзил импульс. Каждой клеточкой, каждым сантиметром души Майя почувствовала любовь — любовь безграничную и сильную, любовь трепетную и горячую, обжигающую нутро, любовь светлую и чистую. Огневик вскинул брови, казалось, ощутив то же самое. И пускай камни на груди мерцали, воднице подумалось, что дело было вовсе не в магии.

Майя кивнула. Оскар полоснул лезвием по гладкой коже руки и передал его ей, а она — в окровавленную руку Александры, пока Финн, неловко взглянув на плетённый узор глубоких шрамов, не порезал руку огневика и не повернулся в центр.
Стражи взялись за руки и замкнули круг рукопожатий, размазывая кровь по разрезанным ладоням. Майя закрыла глаза и сосредоточила все свои мысли на тепле ладоней Оскара и Александры. Поток чистой энергии проскользил по кистям и пальцам, как долгожданная прохлада воды по горлу в знойный день, и закольцевала стихийников. Он волновался, тёк вокруг них, как быстрый ручей, становившись всё шире, и прочнее связывал новых стражей.

На мгновение воднице показалось, что она услышала шёпот ветра, и за ней тут же пронёсся поток магии, игриво лаская спину. Энергия сосредоточилась в центре, к которому были обращены все стражи — силуэт Александры засветился, волосы взмыли в воздух, голубые глаза стали белыми: сила была настолько чиста, что не успела окраситься в цвет её магической души.

Всего на долю мгновения Майе почудилось, что сияние её матери затмило солнце, и вся энергия канула в пол, стремительной волной проносясь по стопам стихийников и стенам, колыша зелёную траву на опушке, молодую листву, благоухающие на всю округу цветы, нагретые теплом полудня горы, горячий песок и шипящую морскую пену.

Новые стражи заступили на службу.