Герой. Дитя воды и пламени

Оскар приобнял Патрицию за плечо и направил её руку согласно позе из учебника по огневой магии. Он что-то объяснял ей, ласково глядя прямо в лицо, и лучезарно улыбался. Улыбался так же, как и воднице, когда у неё получалось решать особенно сложные задачи.

Яростная буря разошлась внутри Майи. Её взгляд был прикован к ним и, казалось, ничто не могло её отвлечь. Руки зудели от желания запустить в огневиков парочку отрезвляющих холодных струй, однако Майя направила воду в другую сторону.

"Я ненавижу тебя, Оскар Эртон", — мысленно произнесла она, зная, что никто её не мог услышать: на все встречи с Патрицией огневик перестал надевать кольцо ещё две недели назад, когда они разыграли на публику своё расставание.

Прошлой ночью Оскар впервые не пришёл на встречу. Майя просидела в оранжерее несколько часов после полуночи и ушла оттуда замёрзшая и в слезах, но не в общежитие, а в бассейн: до утренней тренировки осталось всего ничего, да и спать не хотелось. Она даже не знала, нарочно ли её бросили там, среди сотен растений — не говоря о том, чтобы получить хотя бы какие-нибудь извинения. Либо он забыл о ней, либо... Либо Патриция осталась у него на ночь.

Водный хлыст полоснул Майю по лицу, и она, попятившись, не удержала равновесие и упала на пол.

— Соберись! — скомандовала мисс Буш, засучив рукава рубашки. Она наклонилась и протянула ладонь.

Тяжело вздохнув, водница приняла помощь и встала на ноги.

— Извините. Сейчас исправлюсь.

Майя встала в боевую позицию, выставив левую ногу и правую руку вперёд. Возле напряжённых пальцев возникло слабое свечение, и вода змеёй окольцевала предплечье. По залу летали камни и пламя, гулял сильный ветер, однако стихийница не обращала на это никакого внимания.

Мисс Буш подняла согнутую в локте руку на уровень подбородка и создала гладкую полусферу, защищающую от головы до коленей.

В другом конце зала раздался заливистый смех, и лёгкие водницы будто свернулись в тугой узел. Дыхание перехватило.

— Давай! — крик Марты звучал далёким эхо.

Вслепую запустив из водной змеи несколько струек, в полёте превращающихся в льдины, Майя внезапно вспомнила, что пропустила обед и завтрак. После утренней встречи в столовой, где Оскар и Патриция ворковали у всех на виду, она потеряла аппетит и думать забыла о еде.

Две из пяти сосулек прошлись прямо по лицу водницы, и она сквозь стиснутые зубы втянула воздух, рывком прислонив ладонь к кровоточащей щеке. Призванная стихия растворилась.

— Ты в порядке? — мисс Буш отозвала воду и подбежала к Майе.

— Простите! Всё хорошо, — пробормотала она, краснея под напором обеспокоенного взгляда наставницы. — Это всего лишь царапины.

— Твои мысли явно далеко от этого зала, Майя. В чём дело? — мисс Буш скрестила руки на груди.

"Ошибаетесь. Они здесь. Просто в другом углу", — пронеслось в голове.

— Майя?

— Кто вообще придумал эти совместные занятия? — простонала водница, невольно косясь на собирающих вещи Оскара и Патрицию. Марта проследила за её взглядом, посмотрела назад через плечо и хмыкнула.

— Так вот в чём дело, — директриса сочувствующе улыбнулась. — Она же просто его ученица. Не стоит...

Глаза защипало. Майя сняла заколку и покачала головой, пряча лицо в волосах.

— Мы больше не вместе, — уголки рта дёрнулись. Майя умоляюще уставилась на наставницу. — Мисс Буш, простите. Можно я пойду? Неважно чувствую себя.

— Ну, беги, птенец. Всё равно в таком состоянии от тебя толку никакого, — она развела руками. — Завтра позанимаемся отдельно. Выспись хорошенько, а то выглядишь, будто всю ночь разгружала судно.

— До встречи, мисс, — Майя схватила сумку и побежала на выход, держась поближе к стене.

Она быстро отыскала в толпе высокий силуэт огневика, и двинулась следом, наплевав на все правила осторожности, которым учили разведчики. Её тянуло, как собаку-ищейку, идущую по запаху за преступником. Слежка за свиданиями давала лишь мнимое чувство контроля и на деле больно ранила.

Кое-как лавируя между студентами, водница выдерживала минимально допустимую дистанцию, чтобы её не заметили, и при этом пыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Майя схватилась за кофту в области груди и сжала кулак.

Её день рождения и та ночь, проведённая в Авэме, были настоящей сказкой. Однако, как и вещи, в которых она была в тот день, сказку заперли в квартире, среди потухших свечей, высохшей посуды, оставленной на раковине и цветов, потерявших жизнь.

Таким же цветком ощущала себя и Майя. Чем больше она стремилась поймать то спокойное, лёгкое чувство счастья, тем сильнее иссыхалась, совсем как тонкий стебель розы и её некогда нежные лепестки. В ту ночь водница взлетела так высоко, что падение в реальность оказалось едва ли не фатальным. И даже когда они с огневиком встречались после отбоя, на душе было всё так же невыносимо тяжело и горько. Слёзы давили на веки, а рыдание вот уже как две недели застряло колючим комом в горле.

Мягкие касания губами казались жестокими укусами, вогнанными в кожу иглами, объятия — петлёй, наброшенной на шею, а поцелуи в лоб — проклятиями. Пламя страсти больше не грело и даже не обжигало — оно сжигало. Сжигало душу дотла.

Оскар говорил Майе о любви, а она слышала, признания в чувствах к Патриции. Целовал веснушки на лице, а перед глазами стояла картинка, как он касался губами смуглой кожи. Звал на встречи и не приходил, даже не объяснившись, но водница это терпела и не позволяла произнести и слово возмущения. Тащила неподъемный груз чувств и выплескивала их на тренировках, выходила из зала пустой и унылой, как сдутый воздушный шар.

Бороться за отношения казалось единственным выходом, однако всякий раз, когда Майя видела Оскара и Патрицию вместе, руки опускались, а в голову закрадывались мысли о том, что, возможно, без отношений ей было бы легче. Водница отгоняла их, как назойливо жужжащих мух, однако они всё возвращались и возвращались, не давая покоя.

"Тянуть чемодан без ручки тяжело, но бросить — жалко", — говорила Азалия об их отношениях ещё до разыгранного расставания, и лишь сейчас Майя смогла полностью понять смысл этого выражения.

Только вот её чемодан был настолько тяжёлым, что тянуть его сил больше не было.

Майя проскользнула в кабинет математики, стоило двери в препараторскую захлопнуться, и села под ней, приложив ухо к щели. Она обняла колени руками и потёрлась щекой о холодное дерево так же, как некогда нежилась о ладонь, покрытую шрамами.

— Она так на нас смотрела, милый, — произнесла Патриция. — Мне было очень неуютно. Кажется, твоя девчонка тебя всё ещё любит.

— Она уже не моя девчонка, — процедил Оскар с нескрываемым раздражением. Водница хотела было дрогнуть и разозлиться, но лишь сжалась сильнее, упираясь лбом в острые колени. Нервничал ли он от неприязни к Майе или оттого, что приходилось врать, она уже не понимала, а желания и сил разбираться не хватало.

— К счастью. Мне кажется, она абсолютно тебе не подходила, — промурлыкала огневичка. В голове всплыла картинка, как она ласково провела ладонью по шраму на щеке и прильнула к тонким губам. Послышался характерный для поцелуя чмок, и Майя беззвучно хмыкнула — не прогадала.

На некоторое время в подсобке воцарилась тишина.

— Ты права. Мы слишком разные, чтобы быть вместе. Наверное, именно поэтому мои чувства к ней угасли, — наконец произнёс Оскар.

Его слова прозвучали так искренне, что Майя не сразу вспомнила, что Оскару, в общем-то, ничего другого и не оставалось, кроме как поддакивать Патриции. Вместо этого водницу словно молнией ударило, а осознание происходящего вогнало её в ужас: всё это время она часами сидела, истязая себя подслушиванием их разговоров и обсуждений вроде как законченных отношений, не ела и толком не спала, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным и приносящим удовольствие.

Где всё это время было её самоуважение? Неужели она была настолько жалкой, что позволяла себе слушать, как Патриция втаптывала её имя в грязь, а Оскар даже не пытался закрыть ей рот, пускай и вынужденно? Но почему?

Ответ нашёлся мгновенно — с самого начала она была зависима от него, как хронически больной от своих лекарств: стоит отказаться, и начнётся рецидив. Она никогда не чувствовала себя самостоятельной личностью, ни до отношений, ни во время, ни в моменты, когда между ней и Оскаром была неопределённость. И весь смысл её существования буквально вращался вокруг любви к нему. В трудный момент он поднял её на ноги, но когда водница уже могла ходить самостоятельно, не перестал быть костылём, который теперь только мешал. А она, вообще-то, была будущим стражем, у которого на носу было посвящение. Будущим разведчиком, подругой, дочерью и в конце концов Майей Ульяновой — отнюдь не идеальной, но заслуживающей того, чтобы не причинять самой же себе страдания.

Тогда почему она сидела под этой чёртовой препараторской?

Майя отползла к выходу, поднялась и пошла прочь. Душа настойчиво требовала поговорить хоть с кем-нибудь, и водница направилась в деканат.

— Привет! — выпалила она с порога, едва увидев часть кудрявых чёрных волос сквозь щель между приоткрытой дверью и стеной. — Ты не занята?

Александра сидела на краю письменного стола, закинув ногу на ногу, и потягивала кофе, о чём-то болтая с Эшли, стоящим напротив с чашкой в руках. Заливистый смех тут же прервался, стоило Майе войти в кабинет, и Старина просияла.

— Здравствуй, Майя, — генерал помахал рукой. — Рад видеть тебя. Как дела?

— Привет, рыбка, — Александра отставила чашку и соскочила со стола. — Что ты хотела?

— Всё в порядке, — чирикнула водница, направляясь к ним. — Твоими стараниями, мне теперь гораздо проще тренироваться. Правда, наши занятия мне очень помогли. Чувствую себя гораздо увереннее даже когда колдую. А вообще хотела спросить, можно ли украсть у тебя Александру? Очень нужно поговорить.

— Значит, я безумно счастлив, что смог помочь тебе, — Эшли похлопал водницу по плечу. — Надолго тебе нужна мама?

— Надолго, — призналась Майя. — Но если у вас были другие планы, то я могу и позже...

— Дорогой, ты не против, если мы перенесём наш обед? — Александра наклонила голову, подобно любопытной кошке, и проскользила кончиками пальцев по крупному предплечью генерала.

— Разумеется. Дети — наше всё, — пожал плечами Эшли, и, повернувшись к Майе, шутливо пригрозил ей пальцем: — Но учти: если и завтра ты сорвёшь мои планы, то придется брать с собой и меня на ваши женские посиделки. Не люблю обедать в одиночестве.

— Так точно, — водница выдавила из себя улыбку и взяла Александру за руку. Майя переменилась в лице, стоило ей отвернуться от генерала, и растерянно посмотрела на мать. — Прогуляемся куда-нибудь? Мне катастрофически нужен свежий воздух.

— Я знаю одно крайне живописное место, — заговорчески прошептала Старина. Она сняла с вешалки зелёную мантию с преподавательской нашивкой и протянула её воднице. — Побудешь сегодня деканом земельников.

Стоило стихийницам покинуть кабинет деканов, как мимолётная радость, настигшая Майю при виде счастливых Эшли и Александры, испарилась, и на неё рухнул груз печали. Крепко сжимая руку матери, водница едва поспевала за ней, перескакивая через ступеньки. Они быстро затерялись в толпе студентов, спешащих на лекции, и вскоре очутились в тупике на самой вершине винтовой лестницы перед решетчатой дверью.

— Открывай, — мягко произнесла Старина, показывая на полосу света, падающую на них сверху.

Майя нащупала в кармане зелёной мантии связку ключей. Они звенели в её руке, пока водница перебирала их один за другим.

— Самый маленький, — подсказала Александра. Майя кивнула и, провернув ключ в замочной скважине, толкнула скрипучую дверь.

Быстрый весенний ветер трепал распущенные волосы, играл с развевающейся мантией и длиной юбкой стража, путающейся в ногах. Свежесть переполняла воздух, и всё вокруг дышало переменчивой юностью. Сквозь завесу серых туч едва ли пробивался рассеянный солнечный свет, а с высоты башни было видно кольцо гор, скрывающих коллегию от внешнего мира, широко простирающийся по низинам и крутым склонам лес, еле слышались крики громких чаек и пронзительно каркающих ворон, кружащих над верхушками деревьев.

Дыхание перехватывало, как на качели, когда раскачаешься так сильно, что ноги подлетают высоко-высоко, а лететь вниз особенно страшно.

Кудри Александры совсем запутались, и она встала лицом к ветру, запрокинув голову кверху и раскинув руки, как для объятий со старым другом.

— Здорово иметь маму-декана, не правда ли? — ухмыльнулась она.

— Ага. Я и подумать не могла, что сюда можно подняться, — Майя наклонилась над каменной перегородкой, глядя на то, как по соседнему корпусу спускались со страховкой разведчики, отрабатывающие освобождение заложников с первокурсниками на случай, если коллегию захватят. Это было инициативой Сайви, и водница, вспомнив об этом, невольно скривилась. Конечно, полковник не был виноват в том, что происходило между ней и Оскаром, однако именно благодаря его идеям возник их план. В конце концов, стихийница повернулась к матери и заправила волосы за уши. — Аж дух захватывает.

—  Чудесное место. Мне его Марта показала, когда мне тоже было грустно. Тогда я училась на первом курсе, наверное... Во всяком случае, тогда она ещё не удочерила меня. Знаешь, сначала кажется, что находишься здесь совсем один, а потом смотришь по сторонам — и понимаешь, что столько всего тебя окружает. И как будто весь этот мир принадлежит только тебе, — прокричала Александра, пытаясь перебить шумный ветер.

— Так мисс Буш была твоей приёмной матерью? — водница округлила глаза. — С ума сойти! Удочерить ребёнка своей... Впрочем, неважно, что у них там за отношения с моей бабушкой.

— Ты права. Знать не хочу, что её связывает с этой противной женщиной. В общем, я не хотела возвращаться на каникулы на Мэгикей и сильно уговаривала Марту оставить меня в коллегии. Пришлось рассказать о том, как мне жилось в семье Стариных, и на следующий день после этого она предложила стать моим опекуном. Вот как-то так, — Александра пожала плечами. — О чём ты хотела со мной поговорить, рыбка?

Майя опустилась на деревянную скамейку, приколоченную прямо к полу, и посмотрела на небо. Женщина села рядом и сгорбилась. Растегнув зелёную мантию, водница укрыла ею и себя, и мать.

— Не мёрзни, — объяснила она. Опустив голову, Майя в очередной раз заправила волосы за уши и прижалась боком к Александре. — Не знаю даже, с чего начать. Ты же знаешь, какие у нас в последнее время непростые отношения с Оскаром? Мы ещё расстались на мой день рождения. Я никому не говорила, но на самом деле мы после этого снова начали встречаться. Просто решили пока не афишировать, чтобы не было лишних слухов. У нас с ним всё не складывается, Оскар просит потерпеть, пока всё не наладится. Я стараюсь, правда! Но с каждым днём мне всё хуже и хуже. Я всю ночь не спала, потому что переживала, а в горло и кусок не лезет. Докатилась уже до того, что начала шпионить за ним с Патрицией и подслушивать их разговоры! Понимаю, это низко и вообще край неуважения к себе и ему в том числе, но...

Майя говорила так быстро, что воздух в лёгких начал заканчиваться, и под конец речи она едва ли не задыхалась.

— Сегодня я снова за ними следила. Сидела под дверью, слушала, как Патриция поливала меня грязью, а он, — ты представляешь? — даже не вступился за меня! Мне стало так больно. Вообще в последние дни я ничего не хочу. Ни спать, ни просыпаться, ни есть, ни разговаривать... Живу как на автопилоте. Что-то делаю, но не понимаю, зачем и для чего. Но вдруг как осенило! Неужели я настолько жалкая, что продолжала сидеть и слушать всё это, вместо того, чтобы развернуться и уйти? Неужели боюсь потерять его больше, чем потерять уважение к себе?

Водница сделала глубокий вдох и сглотнула. На глаза наворачивались слёзы, а колючий ком в горле мешал словам, и они застревали в нём, настойчиво царапаясь от желания быть сказанными. Она повернулась лицом к Александре, и губы задрожали, туманный взгляд заскользил по ней, не в силах различить черты лица. Женщина терпеливо молчала, внимательно смотря на дочь, и это заставило Майю поддаться порыву говорить дальше:

— И сейчас я думаю: а есть ли смысл бороться за эти отношения? Может быть, мне было бы без них гораздо проще? — на этих словах водницу заплакала, и ей пришлось закрыть рот ладошкой, чтобы не всхлипнуть слишком громко. — Я люблю его. Очень сильно люблю. Но я больше не могу бороться. Я не вижу в этом смысла, ведь даже тогда, когда мы видимся, всё равно плохо. Мне постоянно плохо, как будто я несу неподъемный груз, а на душе кошки скребутся. Может быть, мне с ним расстаться?

Некоторое время Майя молчала, тупо таращась на волны волос Александры и шмыгая забитым носом. Она сжала кулаки и произнесла тихо-тихо, давясь слезами:

— А знаешь, что самое ужасное? Больше всего на свете я боюсь его потерять. Не хочу с ним расставаться. Кажется, что было бы проще умереть, чем пережить такое. По крайней мере, я бы не страдала. Для меня совершить такое — всё равно что в пропасть шагнуть. В общем, я не знаю, что мне делать. Извини, что я выливаю это на тебя, но я правда больше не могу это держать в себе. Не могу.

Заключив дрожащую девушку в крепкие объятия, Александра поцеловала её в макушку и уткнулась носом в рыжие волосы.

— Я могу только представить, насколько трудно тебе сейчас, милая. Однако пойми, что в хороших отношениях нет места борьбе. Да, мелкие ссоры — это нормально, но когда тебе постоянно плохо даже рядом с человеком... Возможно, это знак, что что-то изменилось? — произнесла Александра. — Я не смею что-либо предполагать, да и посоветовать могу только одно: во-первых, реши, чего хочешь сама, а во-вторых, поговори с ним. Объясни свои чувства. И помни, что какое бы решение ты ни приняла, твоя жизнь не закончится, а мир не рухнет. Рядом по-прежнему будем и мы с Азалией, и Финн, и Марта с Эшли. Ты никогда не будешь одна.

— А ты? Как бы ты поступила на моём месте?

— Я бы сожгла их обоих ещё тогда, когда Патриция втаптывала моё имя в грязь, а Оскар слушал всё это и не возражал ей, — хмыкнула Старина. Майя заворочалась и положила голову ей на плечо, а руками обвила талию, на что стихийница повернулась и посмотрела на нее, едва сдерживая улыбку. — Шучу. Но готова поспорить, что закончила бы такие отношения давным-давно. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на тех, кто делает нас несчастными. И если тебе так плохо, то есть ли смысл держаться за человека?

— Ты права. Но, наверное, я всё-таки попробую с ним поговорить сегодня. Посмотрим, что он скажет, и тогда решу — расставаться или нет, — тяжело вздохнула водница и прижалась щекой к острому плечу, опустив веки. — Спасибо, что поговорила со мной.

— Никогда не стесняйся постучаться ко мне, даже если ничего не случилось — я всегда для тебя доступна. В конце концов, ты для меня — самый важный человек на свете.

***

Прошло несколько часов, прежде чем Майя решилась выйти из комнаты и направиться в преподавательское общежитие. Днём ей удалось ненадолго вздремнуть, однако надежда на то, что после сна переживания поутихнут, не оправдалась. Мышцы изнывали от напряжения, а нервы, казалось, были натянуты будто гитарные струны. Тревога колола грудь и щекотала лёгкие. Горло обхватили цепкие когти удушья.

Мысли быстро сменяли друг друга. А что, если всё закончится именно сегодня? Что, если Оскар признается, что и сам не знает, что из его действий — обман, а что — истина? Вдруг окажется, что он полюбил шпионку и не может выбросить её из головы? Или что прошлую ночь они провели вместе?

Майя страшилась расставания сильнее, чем возможности остаться несчастной до конца своих дней. Голова требовала заглушить чувства, принять рациональное решение расстаться до конца миссии, лишь бы не сойти с ума, однако сердце настойчиво спорило с ней и отчаянно надеялось на то, что им с Оскаром удалось бы сохранить отношения.

"Привет. Как прошла прошлая ночь?.. Нет, не то. Привет. Прошлой ночью тебя не было, и я до сих пор не знаю, почему. Я понимаю, что ты выполняешь задание,  и поэтому так много проводишь времени с Патрицией, но... Да что за бред?! Почему я должна оправдываться? — водница насупилась. — Привет, нам нужно поговорить. Сказать холодно и безразлично, как Снежная королева, чтобы он понял, что я не шучу".

Она уже хотела было постучать, как остановилась, поднеся руку к двери. Сердце забилось быстрее, бешено ударяясь о рёбра.

Из комнаты Оскара доносился до боли знакомый женский смех.

"Да вы что, не отлипаете друг от друга?" — гнев ударил в голову, затуманивая рассудок, и прошёлся мурашками по коже. Дыхание участилось, в ногах стало холодно, в то время как в груди разгорался самый настоящий пожар. Поколебавшись всего несколько мгновений, она собралась уходить, как вдруг услышала:

— Поцелуй меня, Оскар Эртон.

Рука легла на металлическую ручку, и водница прислонилась к двери. Тишина. В замочной скважине мелькнул силуэт огневика, уронившего лоб на свою ладонь. Рядом появилась Патриция, и её размытые очертания слились с нечётким телом Оскара. Майя прислушалась и едва уловила звук соприкоснувшихся губ.

— А теперь сделай со мной то, что сделал прошлой ночью, Оскар Эртон, — приказательным тоном произнесла огневичка.

Что-то заставило Майю надавить на ручку. Она вынырнула из-за двери, проскользнула прямо в щель между ней и стеной и застыла, бездумно таращась на огневиков.

Их губы сплелись в страстном поцелуе. Краем глаза Патриция посмотрела на водницу и опустила веки, вкушая сладость близости, из её горла вырвался победный стон вожделения. Одетые в перчатки ладони заскользили по смуглым лицу, шее, плечам и талии, мягко касаясь кожи, и сжали полуобнаженную грудь.

Майя моргнула — и по лицу покатились горячие слёзы, однако она этого не заметила. Время остановилось. Её порывистое дыхание, казалось, было громче, чем их ласки.

Патриция потянула за ремень, и как только пряжка звякнула, провела пальцами по внутренней стороне бедра. В ответ на откровенные прикосновения Оскар опустил руки на её ягодицы.

В живот будто вонзили кинжал, и водница сжала ткань платья, вдавливая ногти прямо в шрамы. Сердце поразила резкая ноющая боль.

— Какого?.. — с запинками выдавила она и шмыгнула носом.

Поцелуй резко прервался. Огневичка отвлеклась от гипноза и обернулась к воднице, не стесняясь спущенной до живота кофты, и уничижительно посмотрела на неё. Оскар растерянно оглянулся, массируя лоб, а на его лице стремительно появился ужас от осознания происходящего. Он схватил упавшие до колен брюки и принялся торопливо их застёгивать.

— Вообще-то воспитанные люди стучатся, прежде чем войти, Майя, — она скрестила руки на груди.

Подбородок дрожал. Не в силах сдержать крик, водница зажмурилась и громко всхлипнула. Она тут же бросилась прочь из комнаты и со всей силы хлопнула дверью.

Майя бежала прочь по коридору, путаясь в ногах и спотыкаясь, отталкиваясь от стен и задыхаясь. Давилась горькими слезами, подвывая от мучительной боли, терзающей грудь. Падала на колени и вставала вновь, не обращая внимания на разбитые колени, соскальзывала со ступенек и, хватаясь за перила, ловила себя и мчалась дальше. Как в лихорадочном бреду она тащила себя по замку, не различая дорогу из-за размывающих обзор слёз.

— Майя! — раздалось сзади. — Постой!

Вцепившись в поручень, водница обернулась. Голос огневика перебил громкий топот, отразившись эхом от каменных стен. Майя выровнялась и жадно глотнула воздух вместе со слезами, от которых на лице остались сыпкие солёные дорожки, стягивающие кожу.

Оскар опустил руку на острое плечо, и водница извернулась, как бездомная кошка, убегающая от чужих рук.

— Давай поговорим, — произнёс он.

Подняв на огневика полный горести тяжёлый взгляд, Майя поджала губы и кивнула.

— Прости. Ты не должна была этого видеть. Прости за то, что я не пришёл сегодня ночью, за то, что не объяснился. Понимаешь, я не мог поступить иначе: Патриция... — он говорил быстро и сбивчиво, так, словно в лёгких стремительно заканчивался воздух, а мысли ускользали, прежде чем он успевал произнести их вслух.

— Тихо, — Майя встала на носочки и приложила дрожащий палец к его губам. — Я не хочу этого знать.

— Но почему? Я же могу всё объяснить! — огневик взял её за руку и убрал от лица, нежно проскользив пальцами по холодной коже. Дёрнувшись, Майя схватилась за кисть, как за обожженную, и, прижав её к груди, волком посмотрела на него.

— В этом нет никакого смысла, — на мгновение водница замолчала, после чего выпалила: — Мы расстаёмся.

— Ты же понимаешь, что это всего лишь игра? — он перешёл на едва различимый шёпот. — Что я всё это делаю ради общего блага? Неужели ты и правда могла подумать, что я мог целовать и трогать её по собственному желанию? Если бы не задание, я бы ни за что в жизни не приблизился к ней! Мы оба знали, что рано или поздно мне пришлось бы это сделать!

— Не в этом дело, — Майе показалось, что она начинала терять сознание, а потому сжала кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями. — Я терпела всё это время ваши встречи, не подавала виду и продолжала играть на публику, но мне слишком больно, понимаешь? Я не могу это выносить. Не могу смотреть на то, как ласков ты с ней, как ты целуешь её, а самой оставаться в стороне и молча мучиться, потому что даже нормально поговорить об этом ни с кем не могу! Я уже не знаю, где фальшь, а где — твои истинные чувства.

— Я люблю тебя! Вот мои истинные чувства, Майя! — он схватил её за плечи, шёпотом крича прямо в лицо.

Сердце ёкнуло. На мгновение водница потеряла возможность что-либо соображать, и весь мир вокруг будто бы замер.

— Я тоже люблю тебя. И именно поэтому я больше не могу терпеть всё это. Все мои мысли лишь о том, что вы с ней делаете, пока находитесь рядом, и я ничего не могу с собой поделать. Мне слишком больно, и я не хочу, чтобы это продолжалось.

— Неужели я ничего не могу сделать, чтобы как-нибудь это исправить?

— Нет. Я не вижу другого выхода, кроме как расстаться. По крайней мере, до того момента, как всё закончится. Если вы начнёте спать, а это случится, раз она владеет гипнозом, то...

— Этого не будет, Майя! Я же обещал тебе!

— А ты сам-то в этом уверен? — с горечью произнесла она.

Помрачнев, он сжал кулаки и стиснул зубы.

— Это твоё окончательное решение? — Оскар взглянул на неё с опаской. Голос стал тише, и теперь его слова вновь едва ли мог услышать кто угодно, кроме водницы.

Майя сглотнула.

— Да.

— В таком случае, мне очень жаль. Если ты считаешь, что так будет лучше для тебя, то я не смею возражать, — он поднялся на ступеньку, вскинув руки так, будто сдавался. — И да, не переживай за то, что я здесь наговорил. Я закрыл Патрицию в комнате и надел браслет. Она не могла нас подслушать.

— Хорошо, — только и ответила водница. Прокрутившись на пятках, она повернулась к нему спиной и пробормотала: — Уходи. Не могу тебя видеть. Не подходи ко мне больше, ладно?

— Как скажешь, — вздохнул Оскар.

Послышались его удаляющиеся шаги. Стоило им стихнуть, Майя села прямо на ступеньках и горько заплакала, уткнувшись лбом в колени.