Глава 41. Качались качели
Пятнадцатого марта, стоило колоколам отзвенеть конец последней пары, Майя и Оскар расстались. Расстались громко и с таким скандалом, что кабинет математики едва ли выдержал такое потрясение — парты и пол были залиты водой, вонзённые в шкаф сосульки медленно таяли, на преподавательском столе царил полный кавардак, и некоторые тетради были нещадно затоплены.
От сильного хлопка дверь чуть ли не слетела с петель, а по коридору эхом покатились сердитые шаги рассерженной водницы.
Изумлённые студенты, случайно заставшие ссору, молча таращились на переполненную магией Майю, вокруг которой то и дело вспыхивали синие искры. По лицу катились горячие слёзы досады и злости, губы дрожали.
— Ну даёт!.. — прошептал один из студентов. — Бросить прямо в день рождения!
— Не удивительно, что она так ревёт, — ответила девушка слева. — Да уж, наш математик ещё более суровый, чем я думала.
— А как они кричали! Ты же слышал, как он назвал её глупой девчонкой?
— Знаешь, а я бы тоже на его месте бросил эту малявку ради Патриции. Фигурка у неё что надо — всё при себе. В отличие от этой, — пробормотал на ухо своему приятелю какой-то старшекурсник.
Его слова больно полоснули водницу по лёгким, и на неё будто накатила штормовая волна высотой в несколько метров, растекающаяся пеной ярости по всему телу. Майя утёрла лицо и остановилась, глядя прямо на земельника-четверокурсника.
— Хватит! Хватит обсуждать меня! — прокричала водница. — Я, вообще-то, всё слышу!
— И что ты мне сделаешь? Пожалуешься своей мамочке или её новому хахалю генералу? — с насмешкой бросил тот.
Над ладонью возникло сразу несколько острых сосулек, и Майя уже хотела было замахнуться, как вдруг замерла — и произнесла самым холодным тоном из всех, на которые только была способна:
— Да. Пожалуюсь. Тебя выгонят из коллегии, а потом я подкараулю тебя в тёмной подворотне и воткну сосульку в глаз. Она растает, и вода вытечет вместе с ним. Поэтому подумай дважды, прежде чем начнёшь спорить с малявкой.
Решив не дожидаться ответа, Майя пошла дальше, сжимая кулаки до проступающих сквозь натянутую кожу костяшек и кусая щёки.
"Я всё слышал. Хорошенько ты его осадила. В следующий раз, правда, лучше проигнорируй, чтобы лишний раз не появляться в кабинете мисс Буш, — прозвучал в голове голос Оскара. Майя невольно улыбнулась и шмыгнула носом. — Через два часа я жду тебя на площади Содружества в Авэме. Я не сильно на тебя накричал? Ты так расплакалась. Кажется, я перегнул палку. Извини".
Водница нажала на кольцо.
"Всё в порядке. Главное, что они купились. Уверена, слухи быстро дойдут до Патриции. Уверена, завтра утром она придёт к тебе в полном обмундировании и начнёт наступать в открытую".
"Мне плевать на неё. Единственное, о чём я хочу сегодня думать, так это о тебе. Лучше скажи, ты не передумала?" — этот вопрос заставил Майю покраснеть и оглянуться — вдруг кто-то мог слышать, о чём они общались в мыслях?
"Не передумала. От меня что-то требуется?"
"Прийти. Это всё. Об остальном позабочусь сам. Жду не дождусь нашей встречи, девчонка".
"Взаимно, жестокий разбиватель сердец".
Когда Майя вернулась в спальню, комната уже пустовала. Азалия ушла на занятие с Александрой, так как водница заранее предупредила их, что хочет отпраздновать день рождения с Оскаром. Чтобы не вызвать лишних подозрений, она первым делом бросила сумку на спинку стула и села писать записку о том, что они со скандалом расстались, что всё в относительном порядке, и она хочет побыть наедине в квартире Марии, а в конце попросила не волноваться.
— Как же мне всё это надоело, — тяжело вздохнула Майя, оставив записку на столе земельницы, и поплелась в ванную. У неё было всего два часа на то, чтобы смыть с себя три слоя пота после тренировок, высушить голову и предстать перед Оскаром ещё более красивой, чем на балу в день Межвремья. Лёгкая тревога боролась с готовностью, жаждущей перейти на новый уровень близости — стереть все возможные границы и стать наиболее уязвимой, чем когда-либо прежде.
Лёжа в горячей воде, над которой клубился пар, Майя представляла горячие руки на себе, скользящие поцелуи и трепещущий страх перед близостью. Ещё осенью, когда она валялась в кровати Оскара одним дождливым вечером и думала о том же, внутри тут же начинало бурлить смущение. Теперь же, когда им удалось столько всего пережить, предстать перед огневиком без одежды казалось не более пугающим, чем сойтись в новой схватке с Арнольдом. Она вверяла парню не свою жизнь, а всего лишь тело и чувства — так чего бояться?
К тому же, Майя искренне желала этого. В романах о первой близости писали с особой нежностью и трепетом волнения, прежде чем два любящих сердца поддавались страсти и сливались воедино, как две бушующих стихии. Для неё это было шансом признаться в чувствах по-новому, более честно и откровенно. Не просто рассказать о них, а показать. Раствориться, позабыв обо всём на свете. Наверняка после этого в их отношениях всё изменилось бы к лучшему, и ей не было бы постоянно так плохо.
В Майе жила надежда — надежда на то, что именно это и должно было ей помочь перестать постоянно изводить себя навязчивыми мыслями о сопернице.
"Стоп. Хватит думать о ней, — твёрдо решила водница. — Сегодня только наш день. Мой и его. Никаких Патриций. Лучше решить, что надеть".
Для этого дня Майя приберегла ни разу не ношенный комплект белого нижнего белья. Она долго крутилась перед зеркалом, разглядывая шрамы, как чужие. Семь длинных светло-розовых рваных полос на животе и короткий рубец под рёбрами больше не вызывали в ней страха или отвращения — лишь отчуждение и легкое волнение. Оскару предстояло взглянуть на них лишь в третий раз, да и то — он не видел их с осени. Наверняка огневик забыл о том, как они выглядели.
А что, если шрамы могли отбить у него всё желание не просто касаться её тела, но и смотреть на него?
"Не может такого быть. Оскар любит меня. Разве шрамы — это преграда для настоящих чувств? — подумала она. — Он говорит, что любит меня, а значит, я должна ему верить".
***
В Авэме уже вовсю хозяйничала весна. С приходом нового года в столице будто начиналась новая жизнь — всё больше мамочек стучало колёсами колясок по брусчатке в вечернее время, во дворах и парках голосили дети, а садоводы хлопотали над клумбами, заботливо высаживая цветы и пропалывая землю. Первые зелёные ростки с детской наглостью пробивались на поверхность, вода в лужах разлеталась в разные стороны под подошвами разноцветных резиновых сапог.
Оскар уже ждал Майю у журчащего фонтана с букетом цветов. Он удивлённо вскинул брови, увидев облачённую в пальто водницу с охапкой красных роз.
— Идём на аллею Славы, — вместо объяснений произнесла она и, закрыв глаза, вдохнула аромат пышного букета, который принёс огневик. — Они замечательные. Поставишь у себя в комнате, а я буду приходить и по вечерам на них любоваться.
— Как скажешь, — пожал плечами он. — Ты хочешь навестить отца?
— Ну, вроде того. Мы с Александрой договорились завтра утром пойти на кладбище — как она сказала, чтобы не омрачать праздник. День смерти Азерры у нас почему-то не отмечают, а траура в этот день нет уже как несколько лет. Мне кажется, что это несправедливо, — вздохнула Майя. — К тому же, я уверена, что она без меня сегодня была на могиле папы: Азалия говорила, что они перенесли тренировки на вечер. Да и мне кажется, что не вспомнить о нём сегодня — как-то неправильно.
Оскар ничего не ответил — просто обнял водницу и мягко поцеловал её в макушку, после чего взял за руку и повёл к аллее, на которой издалека виднелись выстроенные в ряд памятники героям Второй магической войны. Среди неизвестных Майе солдат стояла статуя погибшего стража земли, чей пост до сих пор занимала Александра, и, практически в самом конце, её отцу.
Вакс на кладбище сильно отличался от того, который стоял прямо перед Майей. Не только цветом камня, из которого высекли памятник, но и внешним видом — растрёпанные волосы были уложены, а вместо свободной рубашки на нём была надета парадная военная форма с орденами, которые он, возможно, никогда и не носил.
— Как думаешь, их вручили посмертно? — спросила водница, безотрывно глядя на статую отца. Каменные глаза лучились добром и искрились уверенностью, храбростью, крепко сжатый кулак был прижат к груди, будто мужчина по ней бил.
— Скорее всего. Хочешь поговорить? Тебя оставить наедине?
— Нет. Не стоит. Тут и так народу нет, — грустно заметила она. — Вон, у каких-то памятников цветы и свечи лежат. А он... Такой одинокий. Как будто о нём все забыли. Как будто он не спасал никого, жертвуя жизнью.
— Да вот же, — Оскар наклонился и положил к памятнику соскользнувшие на землю гвоздики, завязанные чёрной лентой. — "Лучшему другу от Эйры и Маркуса". И ещё: "Скучаю по твоим шуткам и умению развеселить даже в самый грустный момент. Марта". Ого, даже от полковника есть: "Нам всем очень тебя не хватает. Сайви". Не знал, что они были знакомы в принципе... А цветы ветром сдуло. Оно и не удивительно — весна. Ветер порывистый.
— Надо же. Они всё ещё помнят его, — пробормотала Майя, глядя на цветы, как завороженная. Она возложила свой букет роз рядом и смиренно опустила голову, проведя кончиками пальцев по холодному тёмному мрамору, взгляд пробежался по короткой строчке, выведенной ею белыми чернилами на ленте: "Любимому папе".
Коснувшись знака познания на запястье, водница подняла взгляд на зависшие над городом сизые тучи.
"Спасибо", — мысленно произнесла Майя, обращаясь к небу. Веки защекотала соль подступающих слёз, и она покачала головой, прогоняя тоску.
— Он точно не хотел бы, чтобы я в свой день рождения лила слёзы из-за него, — тихо сказала водница и посмотрела на Оскара. — Это выглядит странно, да? Ну, то, что я так...
— Это выглядит абсолютно нормально. И вообще, нет никаких норм, когда речь идёт о посещении могил или памятников своих близких. Это очень личное.
Вместо ответа водница оглянулась. На клумбе неподалёку нашёлся увесистый камень, и Майя придавила ним все четыре букета. Она достала из сумки несколько свечей и разложила их прямо у подножья памятника, после чего огневик опустился рядом на колени и зажег каждый из фитильков.
— Спасибо вам за дочь, мистер Хоггарт. За ваш подвиг. И за ваше доброе сердце, — произнёс Оскар, почтительно склонив голову.
В какой-то момент Майе почудилось, что кто-то коснулся её плеча. Она резко обернулась, дёрнув ним. Призрачный след тут же испарился, и водница нахмурилась, всматриваясь в плетяющий между деревьев полумрак.
— Показалось, — решила она.
***
Добрались до квартиры Майя и Оскар гораздо позже, чем солнце опустилось за горизонт. Они петляли по сумеркам несколько часов, меряя неспешными шагами парки, по которым гуляли ещё когда ковёр листьев под ногами был не тёмно-коричневым, а ярко-оранжевым и солнечно-жёлтым, мокрым от дождевых капель, а не растаявшего снега. С приходом весны в воздухе появилась нотка свободы, принесённая буйными ветрами с моря, окрыляющая всякого, кто дышал полной грудью. Водница жадно хватала носом воздух, не в силах насытиться чувством свежести, будоражащим кровь.
Весна принесла с собой надежду — надежду на то, что всё изменится.
Непривычно было беззаботно гулять по улочкам Авэма, как они это делали раньше, ещё до того, как на плечи будущих стражей свалилось так много ответственности. Майя и думать забыла о Патриции и их миссии, о тренировке с мисс Буш, которая ждала её следующим вечером, о нещадно приближающемся посвящении и надвигающейся войне. Были только они вдвоём, бесконечно влюбленные и счастливые от простой возможности побыть наедине. Воднице казалось, что она попала в сказку, и возвращаться в реальность ей совершенно не хотелось.
На кухне оказался только торт: отужинали стихийники в уютном кафе на Южной набережной с видом на переливающуюся под светом фонарей реку и северный берег столицы. Рядом стояла коробка, перевязанная толстой лентой, и Майя, на ходу стягивая высокие коричневые сапожки, перепрыгнула через порог и поспешила открыть её. Когда бант мягко соскользнул на пол, она охнула и, приложив молочное шёлковое платье на запах к телу, закружилась вместе с ним. Струящаяся ткань юбки заволновалась по воздуху, как парус на ветру.
— Какая же красота! — водница вприпрыжку побежала к Оскару и встала на носочки. Огневик наклонился, и ей удалось поцеловать его в щеку. — Спасибо, спасибо, спасибо!
— Не за что, девчонка, — ухмыльнулся он и крепко-крепко прижал Майю к себе. — Ты жаловалась, что вытянулась за последние месяцы, и старые платья тебе слишком коротки. Вот я и решил... Собственно, мне хотелось бы, чтобы сегодня ты ходила в нём. Оно и нежное, и в меру откровенное... Если бы на нём ещё и цветы были бы вышиты, то оно было бы полным олицетворением тебя.
— Ты прав! Оно идеальное! — Майя потянула Оскара вниз и звучно поцеловала его в губы. — Тогда я пойду в спальню, переоденусь?
— Нет. Лучше в ванную. Зайди в спальню минут через пять, ладно? — Оскар поцеловал Майю в лоб. — Последние приготовления, сама понимаешь.
Лицо порозовело, и водница, тихонько посмеиваясь, скрылась за дверью ванной. Кончики пальцев проскользили по тёплой шее, выпирающим ключицам и изгибам груди, спускаясь к полосам шрамов. Кожа покрылась мурашками, и Майя, прикусив губу, приспустила лямку бюстгальтера.
"И всё-таки я красивая. И привлекательная. Я уж думала, что всегда буду щуплой, но за этот год изменилась прилично. Даже выросла, — Майя поднесла ладонь к полочке над раковиной, до которой раньше доставала лбом, и подняла её к макушке. — Сантиметров на десять. Говорят, что в плохой атмосфере даже цветы не растут — видимо, с детьми это работает так же. Пока я жила с Марией, выглядела лет на двенадцать. А сейчас, кажется, ровно на свой возраст. На полных шестнадцать лет".
Водница заметила, как налились кровью её губы, и облизнула их, едва высунув язык. В глазах появился непривычный ей блеск, щёки покраснели. С плеча упала вторая лямка, и Майя наклонилась вперёд, кокетливо разглядывая шею в отражении.
— Ты там застряла? — раздался смешок из-за двери.
— Минутку! — чирикнула водница и принялась залазить в платье, наспех обматывая скользкий шёлковый поясок вокруг талии.
На выходе из ванной Оскар, уже успевший снять перчатки, ладонями закрыл Майе глаза и открыл их лишь тогда, когда та осторожно перешагнула порог спальни. Водница затаила дыхание, растерянно оглядываясь. На полу, подоконнике и письменном столе горели свечи, пламя волновалось, отбрасывая на стены ярко-оранжевый качающийся свет. В крохотной баночке тлели благовония, чей травянистый аромат опустил на плечи стихийницы приятную расслабленность и плавно погрузил тело в негу.
— Вау, — выдохнула Майя. Она не знала, что ещё стоило сказать: атмосфера в комнате была настолько интимной и романтической, что разговоры были последним, чем ей хотелось заняться. Огневик опустил руку на худое плечо, и водница выпрямила спину, едва повернув к нему голову.
— Если ты передумала, то мы можем просто поделать что-нибудь другое, а потом лечь спать, — тихо произнёс он.
— Просто поспать мы могли бы и в коллегии, — с этими словами Майя развернулась лицом к Оскару, потянула за поясок и повела плечами. Платье упало, обнажая острые линии выпирающих ключиц и мягкие очертания груди. Испытывающий взгляд водницы встретился с удивлённым, и она хмыкнула с ноткой насмешки. — Но если ты стесняешься...
— То есть, по-твоему я сказал надеть тебе платье для того, чтобы ты тут же его сняла? — он изогнул бровь, скользнул пальцами к её подбородку и приподнял его.
Водница ухмыльнулась уголком рта, не прекращая смотреть на него. Возникшее из ниоткуда чувство азарта и тянущее тепло внизу живота растворили былую робость. В Майе будто проснулась часть личности, отвечающая за удовольствие от дразнения огневика и... Непривычную раскрепощенность.
— Не думаю, что ты ожидал чего-нибудь другого.
— Хорошо же ты меня знаешь, девчонка, — Оскар наклонился и легко подхватил её на руки, не разрывая зрительный контакт.
Щёки водницы налились ещё большей краской, и в груди заволновалось трепетное смятение.
— И это всё, на что ты способен?
Оскар прыснул, покачав головой.
— Ты сама напросилась.
Вдруг Майя почувствовала полёт и, едва успев зажмуриться, спиной упала на кровать вместе с Оскаром. Прежде чем водница успела что-либо сообразить и приподняться на локтях, огневик уже навис над ней, выдыхая горячий воздух прямо в шею. Теперь пришёл его черёд дразниться — тонкие губы порывисто впивались в чувствительную кожу, ладонь легла на тяжело вздымающуюся грудь и сжала её, сминая ткань нижнего белья.
Пальцы водницы вцепились в одеяло, и с губ сорвался глубокий выдох.
Оскар очерчивал влажной дорожкой линии челюсти и подбородка, пока Майя не выдержала и, притянув огневика за рубашку, не слилась с ним в ненасытном, жадном поцелуе. Внутри будто загорелось пламя, колышущееся и неуверенное, как на свече, но оттого не менее горячее. Нетерпеливые руки потянулись к пуговицам и принялись разбираться с ними, но пальцы то и дело соскальзывали и выпускали их.
— Не можешь справиться, девчонка? — сострил он.
— Молчи, — водница толкнула огневика в грудь, тем самым перевернула его на спину и села сверху к нему на колени. Ухватившись за ремень, она вновь прильнула к губам Оскара. После нескольких тщетных попыток его расстегнуть, Майя отстранилась и буркнула: — Как эта штука вообще работает?
— Если ты про ремень, то очень просто, — Оскар ловким движением щёлкнул пряжкой и вытянул пояс из брюк. — И вообще...
Он снова повалил водницу на спину, и вместо того, чтобы слиться с ней в страстном поцелуе, спустился к рёбрам, оттягивая шёлковое платье. Легкая щекотка прикосновений ощущалась как самая настоящая пытка, граничащая с невероятно сильным наслаждением и мучительной чувствительностью. Одновременно хотелось и прекратить её, и молить о том, чтобы она длилась как можно дольше.
Губы огневика коснулись шрамов на животе, и Майя подскочила, смущённо уставившись прямо в карие глаза.
— Что такое? Тебе так не нравится? — взволнованно спросил он.
— Нет! То есть, всё в порядке, но... — водница вздохнула. — Наверное, я всё-таки немного смущаюсь. Тебе точно нравится, как я выгляжу?
— Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно ты мне нравишься, — Оскар снял очки. — Я без ума от тебя, Майя. С тех самых пор, как понял, что влюблён в тебя.
Он несколько раз поцеловал её мягкую руку и потёрся об неё щекой, наблюдая за водницей из-под полуопущенных век.
— Я люблю тебя.
Придвинувшись к Оскару, Майя плавно поцеловала его в губы и задержалась на мгновение, зажмурившись.
— Я тоже тебя люблю.
— Обязательно говори, если почувствуешь малейший дискомфорт или если передумаешь. В любой момент. Хорошо?
— Угу.
— Пообещай мне, — с напором сказал Оскар.
— Торжественно клянусь, — с напыщенной важностью произнесла водница.
— Ложись и попытайся расслабиться. Не думай ни о чём. Сосредоточься на своих ощущениях, — проинструктировал он.
— Как скажете, мистер Эртон, — нервно хихикнула водница, опускаясь на подушку.
— Вообще-то, это для того, чтобы ты получила от процесса максимум удовольствия. Это и так большой стресс для женского организма, — огневик завис, наклонившись над грудью водницы. Горячий воздух катался по коже, испытывая её щекоткой. — Ты точно хочешь этого?
— Да, да, да! — с чувством выпалила Майя и, ухватившись за лицо Оскара, притянула его к себе, порывисто оставляя на впалых щеках и подбородке короткие поцелуи.
Теперь ей было наплевать на платье, которое затерялось где-то на краю кровати. На шрамы, по рваным линиям которых плавали кончики рельефных пальцев. Плевать на то, что будет завтра и послезавтра. Пока Оскар обжигал водницу скользкими поцелуями, из-за которых за её спиной будто расправлялись крылья, пламя в душе разгоралось всё стремительнее и растворяло все ненужные мысли. Тепло накатывало волнами, расходясь по телу шипящей пеной. Каждым прикосновением огневик выражал свою любовь и трепетные чувства, вожделение и нежность, бережно ласкал тело, даруя сокровенные признания.
Когда он опустился ещё ниже и коснулся самого чувствительного места, рот водницы открылся, жадно хватая воздух. Она запустила пальцы в взмокшие корни волос и подмяла блестящие губы, зажмурившись, пока Оскар осыпал аккуратными поцелуями каждый сантиметр длинных полос на животе.
Сомнений больше не было — он точно любил ее каждым ударом своего сердца, и теперь водница могла ощутить весь спектр его чувств наяву.
Майя доверилась ему и полностью отдалась во власть рук, покрытых шрамами. Рук, которые гладили её волосы, вытирали слёзы и готовили завтраки, рук, что теперь своими касаниями сводили с ума и заставляли дыхание участиться. Она доверилась ему, потому что искренне любила — это и было её главным откровением.
В бушующем танце кипящих чувств водница не обратила внимания на то, как полностью лишилась одежды. Момент ясности наступил лишь тогда, когда зашуршала упаковка презерватива, и Майя стыдливо закрыла лицо руками.
— Ты же помнишь про обещание?
Водница размашисто закивала. Под тяжестью нависшего над ней тела дар речи бесследно исчез, оставив её бороться со смущением один на один.
— Всё будет хорошо, — прошептал Оскар прямо над ней и подался навстречу.
Неосторожный стон сорвался с губ Майи, и она прижалась к нему, как озябшая птичка обхватила спину крыльями. На мгновение пламя в душе замерло, выжидая, пока внутренний жар продолжал пульсировать.
Сердце забилось чаще.
— Майя?
— Я в норме, — водница сглотнула.
— Уверена?
— Да. Кажется.
— Кажется? Может быть, мне?..
— Нет, — Майя обняла его крепче. — Продолжай.
Оскар убрал упавшие на лицо рыжие кудри и мягко коснулся губами её лба.
Он был нежен и внимателен. Прислушивался к каждому стону водницы, целовал шею, лицо и плечи, зарывался пальцами в волны растрепавшихся волос. От громкого и горячего дыхания, скользящего по телу, как огненные языки, кожа покрывалась мурашками.
Майя ощупывала взмокшую спину, покрытую десятками мелких шрамов, и сознание её погружались в сладостный туман. Низкие стоны, которые Оскар едва ли мог сдерживать, раздавались прямо над ухом, и в них водница забывалась. Голова стала пустой, как воздушный шар. В тот момент стало предельно ясно, какой была его любовь на самом деле — трепетной, чувственной, пламенной, но не обжигающей. Как яркий солнечный свет, согревающий и ласкающий охладевшую после долгих зимних дней кожу.
Если вначале Оскар был осторожен и бережен, то вскоре стал ускоряться, не в силах устоять перед порывом страсти. Ногти водницы впивались в его спину и плечи, словно она отчаянно пыталась вернуть контроль, но волнительная дрожь в животе и груди снова и снова погружали её в бушующий водоворот чувств. Удовольствие достигло пика — и огневик замер, со стоном выдохнув горячий воздух ей прямо в макушку.
— Майя... — прошептал он и коснулся губами мочки уха.
Ему понадобился всего один длинный, сладостный миг, чтобы отстраниться, нависнуть над ней и вернуться к скользящей ласке. Чем быстрее были движения его пальцев, тем сильнее Майя извивалась, ёрзая по простыне и сжимая её руками, пока волосы путались об нагретую постель. Содрогаясь от наслаждения, водница отдалась блаженству, выдыхая порывистее и громче.
Оскар провёл внешней стороной ладони по лицу Майи и поцеловал её в лоб, после чего лёг рядом, раскинув руки. Водница подползла, прижалась к его тяжело вздымающейся груди и прислушалась к тому, как быстро колотилось сердце огневика.
— Ты как? — спустя несколько мгновений молчания спросил он.
— Хорошо. Наверное. Я даже не знаю, как это описать, — порывисто выпалила Майя. Она сглотнула и с одышкой спросила: — А ты?
— Прекрасно, — губы Оскара расплылись в широкой улыбке, и он по-дурацки хмыкнул. — Мне кажется, я достиг точки максимума в функции моего существования.
Водница рассмеялась и прикрыла рот вспотевшей ладонью.
— Надеюсь, твоё существование — это не график производной, — сказала Майя и скривилась, давясь хохотом. Оскар тут же заразился им, и комната наполнилась их безмятежным смехом невпопад.
— Тебе хоть всё понравилось, не-глупая девчонка?
— Очень. Правда. Мне было хорошо, — ответила она. — Не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Хочу остаться в нём навсегда.
Отчего-то глаза защипало, в душе заворошилась тоска от одной лишь мысли о том, что завтра всё снова вернётся на круги своя, и им придётся разыгрывать безразличие и отчаянно надеяться на несколько ночных часов, в которые они смогут забыть об играх и притворстве. Майя спрятала проявившуюся на лице грусть в плече, пока Оскар гладил её по волосам и осыпал поцелуями тонкие запястья.
— Иди ко мне. Я отнесу тебя в ванную. Поваляемся в горячей воде, — сказал он.
— С удовольствием, — мечтательно протянула Майя и позволила Оскару взять себя на руки.