Принц и бродяга (Кавказ)

Мои ноги сами привели меня к парку. На часах было 14:15. Это значило, что я опоздала, но аристократ ждал меня. Он стоял спиной к воротам парка, и не видел меня. Пасмурная погода, что с утра тысячу раз поменялась, парой капель, упавшей на меня с неба, дала понять – дождь будет снова. Деревья зеленой летней листвой качались на ветру, тревожно баюкая сердце. Оно стучало в такт с завывающим ветром.

Внезапно, кто-то из-за спины схватил меня за локоть, и затащив за угол, припечатал к каменной стене забора. Мои глаза тут же встретились с голубыми айсбергами напротив, а где-то в горле застрял отчаянный рык.

— За идиота меня держишь? Если я сказал, что ты должна быть в два у ворот университета, это значит, что ты должна там быть. Зачем ты сюда пришла? Что ты хочешь от него услышать? Пойми уже наконец, что ничего у вас не получится! Знаешь, почему? Я не допущу этого. Либо, ты сейчас выполняешь то, к чему мы шли с самого начала, либо садишься со мной в машину, и я даю тебе другое поручение. Но, учти, если ты пойдешь к нему, единственным выходом для тебя останется высмеять его чувства. Ты сможешь это сделать? — голос Ахмедова звучал властно, пробивал до дрожи, внушал сомнение и ломал и так поломанное внутри.

— Какое же ты ничтожество! Ты ни достоин ни капли уважения в свой адрес, настолько ты омерзительный человек. —разочарованно отвернувшись от него, я зажмурилась.

Было тяжело. Как никогда тяжело. Я стояла на перипетии, не знала, что делать, как поступить, и есть ли выход из этой ситуации.

— Если, ты думаешь, что это меня задевает, то ты глубоко ошибаешься, Амина. Я слышал это из уст тысячи человек, еще один ничего не изменит. Я не услышал ответ на свой вопрос. Ты сможешь разбить Гаджиеву сердце? — Султан выглядел уверенно, даже ухмылялся так, словно только что победил в каком-то споре, он будто был уверен в том, что я просто сяду в машину и уеду.

— Знаешь, что? Я пойду и высмею чувства Шамиля. Но, я сделаю это ни потому, что твои слова как-то откликнулись во мне. А потому что я ни хочу иметь с тобой больше ничего общего. Ни видеть тебя, ни слышать, не говоря уже о том, чтобы снова сесть в одну машину с тобой. Мне с тобой одним воздухом дышать противно! Настолько ты мне омерзителен. — выплюнув это, я оттолкнула Ахмедова от себя, и помешкав секунду, снова направилась в парк.

Сердце билось в истерике и просило поменять решение. Ноги наливались свинцом, и каждый шаг отдавался болью в голове. Все мое нутро ныло, яростно царапая легкие изнутри. Дышать было тяжело, воздух словно обжигал внутренние органы. Но, мне пришлось отключить все эмоции, иначе я сорвусь и быть беде. Поверит ли Гаджиев моей игре? Надеюсь, что да.

Когда я оказалась лицом к лицу к парню то поняла, что Беслан был прав, Шамиль и правда был чем-то обеспокоен. Растрепанный, слегка помятый, словно не спал эту ночь. Хотелось закатить ему истерику по поводу его состояния. Но, сейчас я сама сделаю ему еще хуже.

— Говори быстро, у меня дела. — сама от себя не ожидая, я держалось ровно, и даже отстранено.

— Я не спал всю ночь и много думал над твоими вопросами. Я прекрасно понимаю твои чувства, и твою жажду услышать ответы от меня. Но...я и сам долгое время не мог себя понять. Объяснить себе, причины такого отношения к тебе, я не мог. Как бы не пытался. Я понимал причину, где-то глубоко внутри себя я знал ответ. Однако, боялся его озвучить. — Шамиль говорил спокойно и размеренно, словно репетировал, или очень долго шел к этому выводу.

Внутри меня все задрожало. Я во все глаза смотрела на него, запоминая каждую черту, жест и мимику. Его напускную уверенность сдавали бегающие по моему лицу глаза. Он волновался, и его волнение передалось мне. Осознание того, что, я должна сейчас все обрубить обухом ударило по голове, а сердце лишь жалобно заскулило.

— О каких вопросах ты говоришь? — я недоуменно приподняла бровь, скривив губы в язвительной ухмылке.

— Ты вчера спрашивала меня о том, почему я так к тебе отношусь. А сейчас делаешь вид, будто это я закатил тебе истерику. — Шамиль смотрел на меня, пытаясь найти какой-то подвох, и его спокойствие рассыпалось как карточный домик.

— Истерика? А почему тебя это так волнует вообще? Условились ведь, что ты помогаешь мне из жалости, или есть другая причина? — холодно, немного безразлично и с той же дурацкой ухмылкой на лице проговорила я.

Если бы кто-нибудь знал, что я чувствовала в этот момент, он бы непременно пожалел бы меня. Единственное, чего я хотела, это чтобы мне кто-нибудь помог сейчас. Кто угодно. Да, даже если бы меня просто убили прямо сейчас, я была бы благодарна. Но избавление не приходило, и мне пришлось играть свою роль дальше.

— О какой жалости ты мне говоришь? Я никогда тебя не жалел. Да, и за что?
Я восхищался тобой. Каждым твоим действием. Твоей силой, стойкостью, готовностью ко всему. Ты в тысячу раз благороднее любой другой девушки. Честная, добрая, искренняя. Да, вспыльчивая, да, грубая, да, не всегда понимающая суть дела. Но ты, это ты. И в этом ты настолько искренняя, настолько открытая, что это завораживает. Меня с первого дня нашего знакомства поразило в тебе то, что ты такая какая ты есть, и ты заявляешь об этом миру: Вот она я, со своими изъянами и минусами, такая какая есть, и не буду другой. В мире, где каждый примеряет на себя маски, в мире, в котором я вырос и жил до сих пор, мне не хватало такого человека. Не хватало тебя. А ты несешь чушь о жалости. — каждая его фраза была сказана мягко, с улыбкой на лице и горящими глазами, а я готова была здесь жа разреветься.

Я предаю тебя. Прямо сейчас, все мое благородство канет в лету. Прямо сейчас, я стою перед тобой, держа за спиной нож, и как только ты полностью мне откроешься, я беззазрения совести ударю тебя им в сердце. Так зачем же ты до сих пор мне улыбаешься? Мне так жаль. Знал бы ты, как сильно мне жаль.

— Чушь? Это мне говорит человек, который помолвлен. Ты совсем больной? Серьезно, Шамиль? Высказываешь мне слова восхищения, будучи без пяти минут женатым? Поверить не могу! — я с напускным разочарованием смотрела на него, на что парень дернулся от меня и изменился в лице.

— Ты себя слышишь вообще? Кто помолвлен? Какой без пяти минут женатый? Ты откуда все это взяла?

— Айлин Даньялова, разве не твоя невеста? Как она относится к тому, что ты общаешься с такой провинциальной тупицей, как я? — мой голос был мне абсолютно чужим, я даже не верила в то, что это я сейчас говорю.

— Кто рассказал тебе этот бред? Она дочь партнеров нашей семьи. Все.

— Ух, ты. А чего это ты передо мной оправдываешься? Слушай, мне вообще абсолютно все равно на то, кто она такая, и что между вами. Я до сих пор не понимаю, что я здесь делаю? Я вроде вчера ясно тебе дала понять, что не хочу тебя видеть. Так зачем ты меня сюда позвал? — мои глаза снова встретились с зелеными солнцами, и сердце пропустило еще один удар.

Как, я смогу сейчас выдержать разочарованный взгляд этих глаз? Он с таким доверием на меня смотрел, а я готовилась ранить. Открыто, без сокрытия своего предательства.

— Ты правда не понимаешь?

— Что? А? Что я должна понять, Гаджиев? Почему ты так ко мне относишься? Дружеские ли это побуждения, или же ты преследуешь какую-то цель?

— Да, потому что с ума ты меня свела! Понятно тебе? И никто кроме тебя мне не нужен! Люблю я тебя, идиотку. Сначала помочь хотел, а потом башню снесло. Не нужен никто, лишь бы ты рядом была. Думал, пройдет, но не проходит. Не вылезаешь ты, ни от сюда, — он указал на голову, продолжая держать мою руку в своей, — Ни тем более от сюда. — Гаджиев приложил мою руку к своему сердцу, и я тут же почувствовала его биение, — И после этого, ты будешь продолжать делать вид, будто ничего не понимаешь? — его глаза горели разжигая во мне такой же пожар, дышать было совсем невмоготу, ведь я услышала то, что давно хотела, услышала то, что сама так долго скрывала.

Но, показать это я не могла. Не могла также сказать о своих чувствах. Тем более я не могла промолчать. Как бы сильно мне ни хотелось убежать прямо сейчас, я не могла. Резко отдернув свои руки из его, я сделала два шага назад. Взгляд Шамиля изменился, он растерянно наблюдал за тем, как я с недоумением разглядываю его с ног до головы.

— Что? Ты с ума сошел? Какая любовь? Разве, я давала повод подумать о таком? То есть, ты действительно решил, что я к тебе могу чувствовать что-то большее, чем дружескую симпатию? Шамиль, это была игра. Тот образ, что ты нарисовал в своей голове, это иллюзия. Я играла, чтобы Ахмедов поверил нам. А ты решил, что все по-настоящему? — я сама себе не верила, то, что я сейчас вытворяла уму было не постижимо.

Так искусно все обернуть. Так низко и мерзко обесценить свои и чужие чувства. Я думала, что ненависти к себе есть предел, но моя ненависть к себе кажется пробила дно.
Мои глаза сами нашли глаза Шамиля. Он смотрел на меня так, словно видел в первый раз. Зеленые глаза уже не горели оранжевыми лучиками, а тускнели также быстро, как и небо над нашими головами.

Ветер усиливался, и гаджиевский смокинг словно крылья, развивался за спиной. Капли дождя стали чаще попадать мне на щеки. Даже погода корила меня за такую выходку. Внезапно, глаза Шамиля округлились, и он неверяще посмотрел мне за спину. Я тут же обернулась, и встретилась лицом к лицу с ухмыляющимся Султаном. Рядом с ним стоял журналист. Естественно проплаченный, и естественно записавший весь наш разговор. Ахмедов сегодня тоже побил все рекорды. Он все таки постучал со дна ада, с жестокой улыбкой на лице зазывая меня с собой. А я и так горела, горела от стыда, и даже не знала, как снова посмотреть Шамилю в глаза.

— Браво! Какая игра. Умничка, все как надо сделала. И в доверие втерлась, и помощи попросила, и самое главное, охмурила такого принца как ты Гаджиев. Ну, мастерица на все руки. Амина, мое почтение. — Ахмедов вел себя как шут, ухмыляясь и язвя, он даже пожал мне руку, в знак «почтения».

— Я не верю. Ты не могла так поступить. — Шамиль сделал шаг ко мне, и взяв меня за руку развернул к себе лицом.

Он бережно поднял мое лицо за подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза. А я не могла посмотреть ему в глаза. Все внутри меня боролось за то, чтобы прямо сейчас рассказать Гаджиеву старшему правду. Но я не могла. Иначе все было бы зря.

— Придется поверить. Ты ведь поверил в ту иллюзию, которую выстроил в своей голове. Как раз таки я могу так поступить. А та Амина, которую ты сам создал в своей голове – нет. Это не я, Шамиль. Я стою прямо перед тобой. Ты видел меня настоящую, вспомни. Та Амина, что разбила тебе машину, вернула тебе долг за машину, и ругалась с тобой в кафе Заура, все это была я. А дальше, дальше был образ девушки, которой нужна была твоя помощь. Мне жаль, что так получилось. Правда. Но каждый сам в ответе за свои чувства. Ты меня сам придумал. Я в этом не виновата. Я к тебе, абсолютно ничего не чувствую. — стальным тоном, захлебываясь в собственных словах я выпалила все это, без стыда глядя ему в глаза.

«Прости. Прости. Прости.» — шептало сердце, а я молчала. До крови прикусив щеку изнутри, я молчала, надменно уставившись на Гаджиева.

— Нет. Ты не могла. Я знаю тебя, ты бы так не поступила. — он снова потянулся ко мне, и я сама того не ожидая, жалобно взглянула на Султана.

«Помоги. Это ты виноват, так помоги.» — кричал мой взгляд, и Ахмедов поменялся в лице. Ледяные глыбы словно дрогнули, и он раздражено ухмыльнулся.

— Шом, жизнь не сказка. Так случается. Больно? Мне было также, когда мой лучший друг первым от меня отвернулся. Ничего, переживешь. Асланова, нам здесь делать нечего, поехали, у нас еще дела есть. — Ахмедов кивнул мне, а я в последний раз посмотрела на Шамиля, и сердце окончательно остановилось.

Внутри все окаменело. Гаджиев разочарованно и с презрением смотрел мне в глаза, а я лишь улыбнулась ему как-то неестественно и помчалась в след за Ахмедовым.
Чувствовала ли я себя в этот момент человеком? Нет. Мне хотелось придушить себя. Настолько сильно я ненавидела себя. Никогда, никогда я не забуду этот взгляд.

Как только я оказалась в машине, я пустила эмоции в ход. Забыв о том, что рядом Султан и его водитель, я просто разревелась. От собственных слез я задыхалась, срывалась на крик, и переодически лупила по переднему креслу. Ахмедов пытался как-то меня успокоить, но это лишь больше подпалило меня, и я уже пыталась ударить его. Несколько раз, я даже попала по нему, но он лишь стиснул зубы и держал меня за руки. А я все также неистово рвалась, чтобы выцарапать его ледяные глыбы, лишь бы не видеть его взгляд. Под конец поездки, я лишь изредка всхлипывала. И если бы до этого дня мне кто-нибудь сказал, что я буду реветь в плечо Султану Ахмедову, я бы прикончила этого человека на месте. Но это было так. Он не трогал меня, лишь держал за руки, чтобы не вырывалась и не пыталась его ударить.

Как только мы оказались у бара, я вылетела из машины, и остановилась прямо у дверей. Дождь с неистовой силой бил по щекам, и я поняла, что погода меня наказывает, за предательство и обман. И я осознала, что сейчас должна сделать.

— Промокнешь. Давай зайдем внутрь. — Султан подтолкнул меня в помещение, и сам вошел следом.

Я, не разбирая дороги, поднялась на второй этаж, и вошла в кабинет Ахмедова. Усталым и безразличным взглядом окинув это холодное помещение, я обернулась на хозяина бара. За ним вошел тот журналист, он уселся на диван, а Ахмедов сел на свое кресло.

— Прекрати, ничего страшного не произошло. — раздражено прошипев это, Султан поднял на меня глаза, а я никак не отреагировала.

— Отдай мне запись с камеры. — пустым взглядом посмотрев на него, я вложила в эту просьбу всю боль, что была внутри меня.

— Нет. Это увидит весь город. Ты что, зря все это провернула? Не сходи с ума, Амин. Лучше возьми этот дипломат. В нем вся информация о твоих родителях, виза, загранпаспорт и билеты на самолет. Ты победила. — Ахмедов двинул к краю стола небольшой чемоданчик.

После этого, парень потянулся к ящику в столе. Я наблюдала за тем, как он вытащил оттуда зажигалку и пачку сигарет. Чиркнув зажигалкой, он хотел было поджечь никотиновую палочку, но я вырвала её из его рук, кинула чемодан на середину комнаты, и отправила зажженную зажигалку следом. Чемодан тут же загорелся, и я с самым настоящим восторгом смотрела на то, как тлеет то, ради чего я все это провернула. Ради чего? Ради людей, которые вместо того, чтобы быть рядом и воспитывать из меня хорошего человека, сподвигли меня на предательство одного из самых дорогих людей в моей жизни? Не нужны мне ни эти родители, ни информация о них. Для меня они умерли. Я видела их могилы. И неужели следовало из-за этих предателей, предавать того, кто помогал мне все это время? Полусгоревший чемодан тут же потушил вбежавший в кабинет человек Ахмедова. А Султан продолжал невозмутимо смотреть на меня, ожидая объяснение данному поступку.

— Мои родители умерли, Султан. Этого мне достаточно. Но, если ты правда хочешь отплатить мне за разбитое сердце Шамиля, отдай мне запись с камеры, и не выставляй это на всеобщее обозрение. Пожалуйста. Прошу. Хотя бы это ты можешь сделать для меня? Если ты хочешь что-то взамен за эту запись, проси. Я выполню любую твою просьбу и задание. Но не делай ему еще больней. — я снова пустила в ход слезы, и готова была на что угодно, лишь бы Гаджиев остался в безопасности, чтобы его репутация не пострадала.

Я не хотела, чтобы что-то запачкало его. Особенно, если это произошло из-за меня. Нет. Я дала ему слово, что сделаю все, чтобы он не пострадал, и я сделаю. Выполню хотя бы часть этого обещания. Сердце я ему уже разбила. И за это себя никогда не прощу.

Ахмедов как-то странно на меня смотрел. Без насмешки, без раздражения, открыто, устало и разбито. Я снова ударила его в ответ, и снова сделала это также сильно, как и он.

— Даже, если попрошу остаться со мной? — его голос дрогнул, и скорее всего, он ждал, что я откажусь, отступлюсь, но нет.

— Даже, если попросишь. — прошептала я, и услышала как у Ахмедова от злости сжалась челюсть.

— Настолько сильно?

— Да.

Султан зажмурился, и поднял на меня решительный взгляд. Я резво стирала слезы с лица, чтобы не выглядеть такой жалкой. Ахмедов обреченно выдохнул и повернулся к сидящему в абсолютном шоке журналисту.

— Отдай ей запись.

— Но... — парень хотел возразить, однако Султан одарил его злобным взглядом, и тот сдался.

— Я сказал отдай.

Журналист тут же потянулся к камере, и достал оттуда флешку. Я дрожащими руками схватилась за нее и пихнула в карман джинс.

— Спасибо.

— Уходи. И больше никогда не появляйся передо мной. Давай, Асланова, шагай! — Султан встал из-за стола и подтолкнул меня к двери.

— Ты ведь это заслужил, а он нет.

— Ты тоже нет, поэтому исчезни из моего поля зрения. — он открыл мне дверь, и последний раз окинув меня стеклянным взглядом, закрыл дверь.

Я тут же бросилась на выход. Мои ноги несли меня подальше от этого проклятого места. Казалось бы, все закончилось так хорошо, и я даже не с пулей во лбу. Но нет. Лучше бы исход был летальным, чем терпеть это адское пламя прямо в груди. Боль внутри меня не тушил даже хлещущий с неба дождь. Он словно кричал мне о том, что я совершила ошибку, что я виновата, что я предала. И флешка из камеры жгла ногу через карман. Я вынула этот злосчастный чип и бросила себе под ноги. Яростно разбив флешку кроссовками, я пнула её куда-то в сторону.

Стоя посреди огромной улицы, по которой люди бежали в укрытия, чтобы спастись от дождя, я пыталась принять то, что я только что все потеряла. Абсолютно все. И наверняка где-то в центральном парке, посреди деревьев, Шамиль также сидел на скамейке держась за голову, и не веря до сих пор в то, что я его предала.