Мутноводск. Тишина на Матросской.

Белые кроссовки утопали в черной жидкой грязи, над головой небо затянутое черными тучами и черные ветви деревьев, с которых уже опала вся листва, по бледным щекам стекала черная тушь неровными струйками. Марина не понимала куда идёт, она просто шла, повинуясь её величеству панике.

Да, она знала, что просто не будет, но не думала, что все начнётся прямо с перона. Хотелось взять и уехать и больше никогда не возвращаться. Казалось, что черные тучи с самого утра сгущаются над её светлой головой и вот вот прорвутся кислотным дождём. С каждым шагом все сильнее клубился зловонный туман пока из него не вырос силуэт речного вокзала, что смотрел своими пустыми окнами и проёмами прямо в душу, выворачивая все наизнанку, сдавливая, скручивая будто выжимает мокрое бельё, он словно вырвал её своим жутким видом из страшного сна и вернул в ещё более страшную реальность.

На площади непреклонно смотрели на мутную реку в тумане давно мертвые статуи с торчащими костями-арматурой. Марина прошмыгнула мимо изваяния взрослой женщины в косынке, смотрящей вдаль прикрывшись ладонью от солнца, и упала к ногам застывшей в камне маленькой девочке в платье, что машет платочком речным судам, которые больше никогда не пришвартуются у этого речного вокзала.

Хотелось курить, пить водку до беспамятства и уснуть тут у этих мертвых, полуразложившихся статуй из прошлой эпохи, потом проснуться и повторять процедуру по новой: пока не забудется всё, что было до, не сотрется даже зачаток личности и не останется пустоты. Да только это будет другая пустота, не такая как сейчас! Та пустота будет тёплой и уютной, такой непринужденной и лёгкой, она будет расплываться по лицу юродивой улыбкой и сочиться из придурковатого взгляда, будет поражать прохожих своей преступной беспечностью и непонятным им безразличием к себе и своей жизни. А не той, что сейчас пугает её проёмами окон, за которыми нет ничего, кроме первозданного ужаса, что сгущается черными тучами над головой, съедает изнутри чувством вины, горечью ужасных утрат и животным страхом перед туманным будущим. Над площадью у вокзала нависла мертвая тишина, которую неожиданно разорвал звонок мобильного телефона.

- Ало, Миш! - хрипло и приглушенно проскрипела Марина. - Отвези меня домой!
- Домой? Туда за сквер? На Героев-Афганцев? - удивленно уточнял Миша.
- Каких ещё Афганцев? Домой хочу я! Из этого города проклятого! - измученным голосом процедила она.
- Домой? А где он твой дом то?

Марина не знала, что ответить. И правда: где её дом? Может в тесной однушке в Подмосковье? Что осталась ей, когда мама умерла. Да, Марина провела там детство и юность, но ведь тогда это был совсем другой дом. Тогда она отгораживалась от мамы тонкой деревянной перегородкой, что когда-то сколотил покойный отец. Вернее не так: тогда ещё живой папа. За этой перегородкой была вся жизнь: подростковые мечты и первые разочарования, первый поцелуй с парнем из параллельного класса, первые, такие пустяковые и неважные, драмы, подготовка к экзаменам и поступлению в техникум. Тут был её маленький уютный мир: её плакаты и кассеты, её кровать и шкаф с модными тогда вещами, её стол в ящике которого было двойное дно за которым лежал её личный дневник с её переживаниями, коллекция значков любимых рок групп и пачка сигарет припрятанная от родителей.

А потом по телевизору показывали страшные кадры мрачного, разбитого города Грозный, и наших солдат таких же мрачных и разбитых суровыми реалиями войны, в каждом из которых она бессознательна пыталась найти отца вглядываясь в их уставшие, перепачканные запекшейся кровью и копытью лица. Тогда её маленький уютный мирок рухнул. За своей любимой тонкой перегородкой на своей кровати она рыдала свернувшись клубочком вывернутая наизнанку пришедшей похоронкой. Папы больше нет: погиб на войне. Герой России посмертно. Вот и не захотелось больше туда: за перегородку.

А позже, уже с Петей они её и вовсе снесли, когда делали у мамы ремонт: зачем она ей, если там никто уже не живёт? А когда вернулась из Мутноводска мама была уже совсем плохая. А квартира её стала местом, где спишь в свободное время от ухода за больной матерью и тренировок. Потом и мамы не стало.

А может её дом в Москве? Ну там в панельной высотке в Царицыно, где они жили с Петром. Да, это место похоже на дом: любящий внимательный муж, хоть и с собачьей работой, Анька счастливая, улыбается, на щеке ямочка! Даже у Марины на долю секунды улыбка проступила. А потом и там стали гулять сквозняки: Петя всё больше предпочитал после работы общество бутылки, нервный, злой. Вечно брань да психи. Анька в такие моменты голову подушкой укроет и лежит тише воды. А потом и вовсе: подъем среди ночи, люди в масках с автоматами, какой-то отель. Страшно. Но да какой-же там теперь дом? Ани нет, Петя заперт в клетке. А может там дом, где Валерка Рыжий? Нет, уж точно не там. Всю жизнь отравил. Мразь.

- Я... Я не знаю, где мой дом. - Марина разрыдалась.
- Скажи мне, что-то случилось страшное? В чем дело? - Миша не понимал.
- Да, случилось. Не сейчас, ну как: я зашла к соседке, оказалось, что эта шизанутая бабка поклоняется Богу-Раку, в общем напугала меня до усрачки. - Марины шмыгнула и вытерла слёзы. - Я просто хочу уехать отсюда поскорее. Я думала, что я смогу, что я готова! Но как блять к этому быть готовым?!
- Слушай, ты хочешь свалить: я это понимаю. Я вообще много чего понимаю, но послушай меня сейчас внимательно! Это очень важно!
- Миша! Я не хочу ничего важного! Все! Просто помоги мне уехать!
- Обязательно помогу, но для этого тебе нужно остаться в живых.
- Что? Что ты имеешь в виду? - слезы снова подкатили к глазам Марины.
- Аня начала отношения с мальчиком, а после он её принёс в жертву, так?
- Так!
- Я знаю продолжение песенки, которую пели дети в шашлычной!

Песенка! Точно! Жуткая старуха пела ту же песенку, что и мелкие засранцы! Мурашки пробежали по всему телу Марины. Неужели это не просто жуткая считалочка, а в ней кроется ключ к разгадке? Немыслимая сила, всё таки, это народное творчество.

- Откуда ты его знаешь? - удивилась Марина.
- Петя рассказал!
- Ты всё таки был там?
- Да, но об этом после! Там поется про невесту в первой части, помнишь?
- «К петле идёт невеста, раки кружат возле»?
- Точно! А в продолжении....- Миша не успел договорить.
- «Накорми нас плотью дева!»- перебила его Марина взволнованным голосом.
- Откуда ты знаешь? Ладно! Не важно! В общем тебе нельзя идти домой. Ну в смысле к Валере. Если я верно понял суть ритуала: то невесту должен убить жених! То есть смотри: Петр считал, что тот самый Антон, с которым завязались отношения у Ани, и был её убийцей! У вас с Валерой тоже сейчас завязываются отношения! А Валера как раз прихожанин А'ар-Нардымского собора, выходит, что он - член культа!
- Так.- прошептала бледными дрожащими губами Марина.
- Им было бы выгодно: если жертвой станешь ты! Я думаю: они догадываются, что ты копаешь под них. Вот этот старый хуй с тростью и шатается за тобой по пятам с самой станции. - Миша был довольно рассудителен и последователен в своих выводах в этот раз.- В-общем так, исходя из песни: жертва будет принесена, когда пойдет первый снег. По прогнозу пойдёт он сегодня. Осторожность нам не повредит! Надо спрятаться и переждать, я знаю где, и кто нам поможет! Встречаемся за мостом!

   Пропахший мазутом бушлат железнодорожника висел в прихожей в той самой квартире старухи, в той самой мрачной девятиэтажке. Рыжий, усатый великан в синем свитере с горлом на молнии сидел на том самом старом диване перед которым стоял тот самый старый журнальный столик с примитивной статуэткой Большой Матери.
- А'ар Нардым гарстыр, кра мартын мар нагрин! (Сердцем Матери клянусь, я думала, она посвященная!)- кричала старуха вся в слезах, руки её тряслись как у алкоголика с утра.
- Кра мартын?! Кра даргин старгы арда! (Я думала?! Я сказал что делать!) - грозно вскрикнул вскочив с дивана Валера. - харлы вартан крин. (Тупая старая свинья.) - злобно прошипел он. - Эргин варга дерни. ( Зови сюда свою племянницу.)
- Неет! Пожалуйста, не надо! - старуха рыдала и падала на колени перед здоровяком. - Не забирайте ещё и её, прошу вас! - Она выла, ползала по полу и хватала Валеру за грязные штаны.
- Кра даргин старгы арда! ( Я сказал, что делать!) - грозно заорал рыжий и пнул старуху ногой, завалив её на спину, старуха извивалась червем на грязном полу и рыдала. - Кагар Нардым сторга эр марты, грыза орл!( Большая Мать позволила тебе служить, плати цену!)
- Я так дорого заплатила, за свои знания! - Дьявольская бабка извивалась червем на пропахшем затхлостью паласе и не было в ней уже ничего дьявольского, только жалкое, человеческое. - Я отдала своего мужа за посвящение, я привела его и Большая Мать поглотила его на моих глазах! Я отдала свою дочь в жертву, я ела похлёбку приготовленную из неё! Почему? Почему Большая Мать хочет забрать у меня всё? За что?
- Кра даргин эри вага. ( Я говорю, ты особенная.) - Валера склонился над старухой и погладил её седую голову мозолистой огромной рукой. - Эри кварга! Намгиз чарва! Самги эри зальва ка'ал А'ар Нардым.(Ты избранная! Святая мученица! Скоро ты найдёшь блаженство в сердце Матери.)

Взволнованная молодая светловолосая девушка торопливо стучала каблуками по темному, мокрому асфальту ночного города, ей поступил странный звонок от её престарелой тётушки, что очень сильно просила приехать к ней, но толком не могла объяснить зачем. Старушка казалась очень растерянной, и даже, вероятно, напуганной до полусмерти. В прочем, отказать своей единственной родственнице в этом визите она не смогла, ведь очень переживала за тётю, что растила её с 15 лет, когда при загадочных обстоятельствах погибли её родители. Перед подъездом она остановилась, посмотрев снизу на уходящую в туман высотку. Верх здания скрывался в густой дымке, потому казалось оно бесконечной башней уходящей в далекий, холодный космос привязанной на черные провода, что спускались из непроглядного тумана и крепились к тонким, высоким столбам. Ветер заунывно выл между серых зданий.

      Поднявшись в квартиру Инна, так звали девушку, на удивление не увидела своей тёти, зато увидела рыжего, усатого соседа Валеру с красным носом сидящего за накрытым журнальным столиком на диване. На столе стояли закуски, нарезанная колбаска, салаты, стояли бутылки с алкоголем, открытая водка, запечатанное шампанское.

- О! Ё моё! Инка, здарова, это самое!- загудел радостный Валера. - Ну ты чё?! Заходи давай, садись!
- Здравствуйте. - сухо ответила девушка. - А где тётя?
- А, Евгения Иванна, где? Ну так это, бляха-муха, пошла она с Маринкой моей до магазина, представляешь? Телефон вот забыла! - Валера показал девушке старый кнопочный телефон с маленьким экранчиком в аккуратном чехле с верёвочкой. - Да ты, блин, не переживай, она хоть и саданула немного, но нормальная, язык заплетается, а так нормально! Ща они назад уже идут, наверное, садись!

Девушка недоумевала: неужели тётя вызванивала её на ночь глядя, чтобы просто побухать? Да, баба Женя была странная, да и выпивала бывало, но даже так на неё похоже не было. И правда, что только человек не выкинет на старости лет. Додумалась же.

- Ща, ща блин! Уф! - кряхтел Валера еще сильнее покраснев, пытаясь открыть шампанское.
- Я повешу пальто. - всё также сухо сообщила девушка и удалилась в темную прихожую.
- Давай, давай, ё моё! - скрипел Валера. - Я налью пока! - послышался хлопок, после чего игристое полилось в бокал.
- Знаете, дядя Валера, я наверное не буду. - сказала Инна войдя и присев на диван рядом с великаном.
- А чего? - Валера засмеялся. - Аль я тебе не хорош? Аль я тебе не пригож? - он приобнял девушку за худощавое плечико.
- Дядь Валер, вы чего? - она покроснев отстранилась.
- Ну а что? Ты молода и прекрасна! Я мужчина, блин, в самом соку! - похабно проскрипел усатый толстяк с красным носом.
- Дядь Валер, где тётя?- девушка встала с дивана и уставила большие круглые глаза на Валерку.
- Тётя? Прийдёт скоро твоя тётя! - сказал он и встал в проходе в прихожую.
- Дядя Валера, Вы чего?! - испуганно вскрикнула девушка глядя как грузная туша мерзко улыбаясь и перекрывая ей путь к выходу надвигается на неё.
- Чего это я, дядя Валера? А? - рыжий расстёгивал ремень позвякивая железной пряжкой. - Баб Женя мне тебя в невесты обещала! Вот своё, ёб твою за ногу, и беру!
- Дядя Валера! - истошно взвизгнула девушка и открыв дверь в другую комнату шмыгнула туда. Тетя, кажется, там что-то выращивала, поэтому там всегда горел фиолетовый свет и дверь была закрыта. Свет горел и сейчас. Инна захлопнула дверь и прижалась к ней всем телом в надежде, что до прихода тётки Валера не сможет сюда вломиться. Дверь дрожала и билась под её хлипким плечиком.
- Ну, ну! Хватит баловаться! - доносилось из-за двери. - Открывай давай! Кто же жониха в дверях держит, ёбана!

Зажмурив глаза Инна развернулась и уперлась спиной в дверь. Этот трясущийся, хлипкий рубеж, что отделяет её от рыжего смердящего огра. Зарыдав она потихоньку сползала на пол. Нужно было собраться с силами, не сдаваться, упереться в эту дверку как можно сильнее, открыть глаза, держаться пока не придёт тётя. И она открыла. Тётя была тут. Прямо в этой комнате. В свете фиолетовых ламп откинулась вальяжно на спинку деревянного стула перед письменным столом, открыла беззубый рот и смотрела прямо на неё блеклыми, бесцветными, неподвижными глазами.

Не было в этой комнате никаких растений. Был только шкаф, письменный стол, какие то ежедневники и блокнотики на нём, странные каменные тотемы разных форм и размеров, настольный телескоп, стул и мёртвая старуха на нём с черной полосой на бледной коже шеи. Ждать некого. Ноги девушки подкосило. С губ сорвался отчаянный крик. Дверь резко и с невероятной силой толкнула её в спину и она упала вниз. На пыльный, узорчатый ковер с красной окантовкой прямо к ногам мертвой тётки.

Смердящий потом, перегаром и соляркой толстяк навалился сверху, вдавил её в пол лицом своей мощной рукой и неуклюже принялся стягивать с неё узкие джинсы. Пошевелиться было почти невозможно. Она кричала, молила, просила не делать этого. Потом молила остановиться. Потом и вовсе перестала молить и просто смотрела в точку на стене неподвижно, пока вонючее жирное тело билось на ней в конвульсиях. Когда он закончил он встал и поднял за кофту девушку, что не подавала никаких признаков жизни кроме дыхания.

Валера резко рванул девушку назад. Она упал на стену и сползла вниз. Подняла глаза на рыжего. Он достал что-то. Что-то мерзкое, истекающее слизью, бесформенный кусок зеленоватой органики. Надломил его и воздух наполнил смрад гниющей рыбы. Что-то сказал на неизвестном языке. С силой схватил лицо девушки и надавил на щёки так, чтобы открылся рот. Влил туда содержимое органического сосуда. В глазах поплыло.

Он вешал что-то на потолок, что это? Петля? Вода, на полу мутная вода. По трупу тётки ползают раки, по ногам, рукам, телу, выползают у неё изо рта. Стены исцарапанные неизвестными символами покрывают уродливые полипы. Что это на потолке? Щупальце? Да, это щупальце, мокрое и склизкое, заботливо свившее на конце петельку для её шеи. Рыжий стоит спиной и просто смотрит в окно за которым сверкает голубым молния. Но звука грома нет. Просто вспышки, будто кто-то фотографирует. Кто-то говорит с ней на неизвестном языке злым хриплым шепотом, но она всё понимает. Встаёт на дрожащих тонких ножках и шагает по мутной воде к табуретке, что уже подставил для неё Валера. Встаёт на неё. Смотрит в петлю. Трогает холодное щупальце в мерзкой слизи своей бледной ручонкой. Щупальце обнимает её тонкую шею. Табурет уходит из под ног. Инна парит в объятиях большой матери среди бескрайнего космоса.

   Спустя некоторое время площадку у дома, подъезд и квартиру наполнили люди в полицейской форме. Ходили важные, писали бумажки. Люди в гражданском копошились в комнате, где находились два трупа в неоновом свете фиолетовых ламп, который иногда перебивали яркие, белые вспышки фотокамер. На столе поверх кучи бумаг открытый на первой странице ежедневник в черном переплёте. На листе заголовок: «Планета Кан'Арэн». Приехал даже толстый начальник местной полиции, с глупым выражением лица и бульдожьими щеками. Валера важно ходил рядом с ним. Стучали к некоторым соседям, показывали им фотографию Марины, расспрашивали.

- А эта женщина что-то сделала? - спросила из любопытства одна молодая жительница девятиэтажки, стоя с сигаретой в домашнем халате на лестничной клетки перед начальником полиции и Валерой.
- Эт самое, сделала! - прорычал полицейский. - Двойное убийство с особой жестокостью она сделала! Двое: старенькая тётка из 35 квартиры и её молоденькая племянница. Обе задушены в одной из комнат. Строительным канатом.