Глава 5
Тишина сгустилась. Она больше не казалась просто отсутствием звуков — она дышала, тяжело, словно весь воздух в пещере затаил дыхание вместе с котами.
— …Вы… это слышали? — голос Осколка едва был громче шороха трав в его мешочке, но в этой тьме он прозвучал, как раскат грома.
Амфи не ответил. Он просто наклонил голову. В его глазах отражался отблеск тлеющего огня, но взгляд был — как вода в глубокой пещере: неподвижный, молчаливый.
Тук…
…Тук…
Шшшрр…
Осколок прижался к земле. Его сердце забилось быстрее, чем когда-либо. Он вдруг почувствовал, как будто кто-то положил лапу ему на грудь — невидимую, холодную, давящую.
Крыло медленно поднялся, раскрывая крылья, но на этот раз не в защите, а как бы прикрывая обоих товарищей собой.
— Что-то… — прошептал целитель, — …что-то живое поднимается по склону. Оно не идёт — оно скользит. Оно не ищет нас. Оно помнит нас.
— Ты о чём? — Амфи обернулся к нему. — Ты… ты видел это раньше?
Осколок зажмурился. Он не мог объяснить, откуда знает. Но знал.
— Мне… снилось. Раньше. Но это не просто сон. Это было вчера. Или завтра. Я видел лестницу. Я стоял здесь… и оно поднималось. Только тогда я был один.
И вдруг его голос оборвался. Голова резко опустилась, он повалился на бок. Крыло едва успел подхватить его, опуская осторожно на землю.
— Он потерял сознание! — Крыло склонился к нему, трепеща от страха. — Это не просто усталость… что-то тянет его внутрь!
Амфи встал ближе, смотря на дрожащие веки друга. И тогда Осколок впал в сон.
Сон Осколка
Он стоял в одиночестве среди каменных стен, но воздух был пропитан не сыростью — а дымом. Сквозь трещины в потолке струился свет луны. Он оборачивался, и каждый шаг отзывался эхом. Казалось, что за ним наблюдают тысячи глаз, но когда он вскидывал взгляд — вокруг была только пустота.
И вдруг…
Тук… тук…
Шаги. Один за другим.
Он обернулся — и увидел себя.
Себя, но другого: без шрама, с двумя сияющими глазами. Тот второй Осколок стоял спокойно, как целитель перед смертью.
— Почему ты ушёл? — спросил он.
— Я… должен был помочь. Я не мог остаться.
— Ты знал, что нарушаешь границы. Что прикоснулся к запретному. Что исцелил того, кого надо было отпустить.
— Жизнь важнее обычаев, — тихо сказал Осколок.
И тогда земля под ним провалилась — он полетел вниз, сквозь слой трав, камня, пепла и… костей.
Он упал на дно колодца, и там, в глубине, услышал шёпот:
— Ты пробудил. Ты прикоснулся. Ты заплатишь.
И когда он поднял глаза — увидел маску. Каменную. Безглазую. Треснувшую.
И она посмотрела внутрь него.
Осколок вскрикнул — и проснулся.
Крыло резко отпрянул, Амфи подался вперёд.
— Осколок?! — позвал Крыло. — Всё в порядке?
— Нет… — целитель задышал часто, его лапы дрожали. — Оно помнит нас. Оно было под землёй. Я звал его. Раньше… давно. Я коснулся травы, что не должна была расти… Я нарушил что-то древнее.
— Ты не виноват, — мягко, но с отчётливой тревогой сказал Крыло.
Амфи нахмурился:
— Что ты видел?
Осколок, всё ещё тяжело дыша, прошептал:
— Себя… до всего. И… ещё себя — того, кто знает больше, чем я. Я думаю… я думаю, мы здесь не просто так. Может, это место нас помнит. Может, мы сами его часть.
Они замолчали.
Шёпот в пещере стих. Но тукание не исчезло.
Просто стало тише.
И страшнее.
Встреча с Племенем Молчаливых
Тишина больше не была просто тенью — она стала телом. Она обволакивала, давила на грудь, заставляла двигаться медленно, как будто лапы утопали в снежной каше.
Они поднимались по склону, где тропа всё уже и запутаннее. Камни под лапами сдвигались с места, будто недовольные тем, что на них ступили. В воздухе висел незнакомый запах — древней пыли, тонких трав и… пепла. Словно кто-то давно сжёг тут нечто важное — и оно не ушло.
— Стойте, — вдруг прошептал Осколок, прижимаясь к скале. — Они близко. Я чувствую… холод.
Амфи замер, моргнув. Крыло чуть развернул уши в стороны. Где-то впереди, за каменной аркой, промелькнула тень.
И вдруг — тишина оборвалась.
Из узкого прохода между скал начали выходить коты.
Они двигались беззвучно, как дым — серые, пепельные, песчаные. Шерсть матовая, будто покрытая пылью гор. Ни один не шипел. Ни один не заговорил. Только смотрели. Глазами, в которых застыла зима.
Первым к ним подошёл кот, высокий, худощавый, с изломанным ухом. Его глаза были цвета рассветного камня — светлые, но тусклые.
Он остановился в нескольких хвостах и молча смотрел. Долго.
— Мы… не хотим зла, — произнёс Амфи, ровно, сдержанно. — Мы пришли сверху. Мы ищем ответы.
Кот не ответил.
Но одна из фигур за его спиной — коренастая кошка с широкими плечами и тёмной мордой — вдруг шагнула вперёд. Она взглянула на Крыла, на Осколка — и её усы дрогнули.
— Вы пришли слишком поздно, — наконец раздался голос. Он был тихим, как падение иглы. — Песочные Врата давно закрыты.
— Какие врата? — насторожился Осколок.
Кошка покачала головой:
— Те, что отделяют нас от долины. Те, что сдерживают Его.
— Его? — Крыло напрягся, расправляя крылья.
— Мы не называем Имя. Оно живёт там, внизу, в глубинах. Вы… принесли за собой шорох. Звук, что мы слышим только в последние дни. Он скребёт по камням… он ищет.
— Мы не враги, — произнёс Амфи. — Мы хотим понять. Возможно, мы сможем помочь.
Глаза старшего кота прищурились. Он подошёл ближе, почти вплотную. И только теперь они заметили: его лапы покрыты древними письменами — пепельные метки, будто выжженные.
— Никто не помогает. Здесь не ждут. Здесь — запоминают.
Он обернулся к своим.
— Отведите их в Покой. Пусть спят. Сегодня — не день для Истин.
Племя Молчаливых разом обернулось и скользнуло в тень.
Кошка, что говорила с ними, взмахнула хвостом:
— Идите. За мной. Не оглядывайтесь.
И они пошли. По тропам, где молчание было законом. Где шорох шагов казался кощунством. Где камни глядели, как старики, что забыли, что такое голос.