Глава 38.
В кабинете тихо. Даже часы на стене остановились, или я просто перестал их слышать.
Передо мной пустой стол — ровная, гладкая поверхность, на которой нет ни бумаг, ни фотографий, ни следов жизни. Я не знаю, сколько времени я уже здесь сижу. Час? День? Может, вечность? Александры больше нет. Дочери моей самой главной травмы и любви больше нет.Я не успел ее узнать. Не успел привязаться, не успел почувствовать, какой она могла бы стать. Единственная ниточка, связывавшая меня с сестрой, с тем, что осталось от нее после ее смерти, — оборвалась раньше, чем я смог к ней прикоснуться. А вот спасти я должен был успеть. Но не успел.
Я ловлю себя на мысли, что даже горевать не получается. Внутри пусто. Не больно, не страшно, не горько — просто ничего. Как будто из меня вынули все, что было живым, оставив только оболочку, которой больше нечем дышать.
Я должен что-то чувствовать. Должен злиться, кричать, рвать на куски стены этого кабинета. Я должен думать, что делать дальше. Но я просто сижу и смотрю в стол. Все, к чему я мог тянуться, исчезло.
Не торопясь, в кабинет входит Тайя. Я не поднимаю глаз, но вижу, как она двигается ко мне, затем встаёт рядом, и кладет руку мне на плечо.
—Я привела девочек в норму, они уже чувствуют себя лучше, — говорит сестра тихо. —Давай и тебе капельницу поставлю?
Отрицательно качаю головой.
—Исай, — снова тянет Тайя.
—Я не смог дать ей защиту, — проговариваю я, прокручивая в голове момент, как Гаяна и Агния рыдали над могилой Александры.
Где рядом покоится ее мать, ее дедушка, ее бабушка.
—Она сбежала, Исай. Сбежала, — с расстановкой произносит сестра, и повернувшись спиной к столу, быстро запрыгивает на его край. —Это не твоя вина. Перестань брать ответственность за то, на что ты не мог повлиять. Это был ее выбор.
—Я должен был защитить ее, — повторяю я, и поднимаю глаза на Тайю.
Ее миловидное личико и строгий взгляд гармонируют между собой.
—Помимо ее у тебя есть мы и жена, — чуть грубее говорит Тайя. —Ты уже неделю не контактируешь ни с кем из нас, только работаешь и убиваешь. Твоей вины в ее смерти нет.
Я вздыхаю, и упираюсь лбом в край стола. Тонкие пальцы Тайи касаются моих волос.
—Пожалуйста, вернись в семью, Исай, мы скучаем по тебе. Перестань корить себя, и живи будущим, — Тайя едва заметно целует меня в макушку, и спрыгивает со стола. —Мы ждем тебя на ужин.
Уходя, она останавливается.
—И твоя женщина ждёт тебя ночами под дверью, потому что не хочет нарушать твой покой.
Дверь с хлопком закрывается.
Ответственность. Это всегда было для меня важнее всего. Я не из тех, кто отворачивается, кто бросает, кто оставляет тех, кого любит, без защиты. Я несу ответственность за них — за тех, кто мне дорог. Но что делать, если некоторых уже больше нет?
Я все еще помню, как скорбел по Амелии. Как сидел в этой же комнате, в этой же тишине, не понимая, как можно существовать в мире, где ее больше нет. Тогда ее смерть была ударом, который я не ожидал. Я не был готов к этому после смерти отца.Сейчас все повторяется с ее дочерью.
Тело как будто каменное, но мысли ясные. Я знаю, что мне делать. Жить? Но не ради чего-то светлого, не ради надежды. Сейчас меня держит только одно — месть. Меня не волнует ничего, кроме того, чтобы убивать.
Я поднимаюсь, и каждое движение дается с трудом. Надо привести себя в порядок. Не ради себя, не ради мира, а потому что грязные руки — это слабость, а слабость я себе позволить не могу. В ванной тусклый свет, ледяная вода, которую я даже не чувствую. Я стою под душем, пока не понимаю, что время прошло, а я все еще здесь, просто смотрю в плитку перед собой.
Я возвращаюсь в спальню и останавливаюсь на пороге. Агата. Она сидит на краю кровати, маленькая, сгорбившаяся, будто потерянная. Ее взгляд устремлен в одну точку перед собой, и я понимаю, что она даже не замечает меня.
Но стоит мне сделать шаг вперед, как все меняется. Ее глаза тут же находят мои, и в них вспыхивает что-то, что кажется почти светом. Как будто в мире, полном боли, для нее есть только один ориентир — я. И в этот момент, когда в ней оживает искра, я впервые за долгое время ощущаю, что мое сердце все еще бьется.
Без слов, она вскакивает с места, и обнимает меня, прижимаясь щекой к моей груди.
—Пожалуйста, скажи, что ты сейчас не уйдешь, — шепчет она, я же поглаживаю ее спину одной рукой, ощущая мурашки на коже. —Скажи, что сегодня ты не будешь работать, и останешься со мной.
Я молчу, наслаждаясь самыми тёплыми объятиями в своей жизни. Эту неделю я и правда делал все, чтобы меньше находиться дома, в своих мыслях.
—Исай, ответь мне, — Агата поднимает голову, отстраняясь от меня. —Что мне сделать, чтобы получить тебя хотя бы на один грёбаный день?
Ее губы дрожат, я вижу, что вот-вот, и она заплачет.
—Помимо мертвых, существуют живые, — с обидой в голосе проговариваь она. —У тебя есть я и сестры, Михаил и Тимофей. Почему ты игнорируешь наше существование? Я знаю, что ты скорбишь по племяннице, и знаю как никто другой, как тяжело терять близких, но это не повод игнорировать остальных!
—Я не игнорирую, — фыркаю я, продолжая держать ладони на спине жены.
—А что ты делаешь? Снова собираешься мстить? Придумываешь план? Убиваешь каморристов? Исай, мне нужен муж, а не Пахан, хотя бы иногда.
Плечи Агаты поднимаются все быстрее, я же понимаю ее возмущения, но мне правда требуется время. Не потому, что я так сильно скорблю, а скорее потому, что я не хочу стать объектом ненависти в глазах семьи, ибо в гневе я могу совершить ошибки.
—Я буду дома сегодня, solnyshko, не кричи, — наклоняюсь, целую Агату в щеку, но она не двигается.
—Пообещай мне, что поговоришь с каждой из сестер наедине, и решишь все проблемы внутри семьи, прежде чем возвращаться на работу, — произносит Агата с лёгкой дрожью в голосе. —Они нуждаются в тебе.
Я знаю это, и понимаю, что должен как минимум поговорить с Софией о том, что она завела роман с Тимофеем. Если бы грёбаный Крионе не сказал мне об этом во время перестрелки, я бы продолжал быть дураком ещё неизвестно сколько времени.
Вздыхаю.
—Обещаю, — выпаливаю я.
Агата снова приближается ко мне.
—Любить тебя — означает быть счастливой, — Агата слабо улыбается, и обвивает мою талию руками. —Ты самый сильный мужчина, которого я когда-либо встречала.
Глажу ее по спине.
—Жить под крышей дома, что стоит на костях, для тебя счастье?
—Жить под крышей дома, где есть ты и твои сестры — счастье, Исай.
От ее слов на душе становится немного теплее, и я обнимаю ее в ответ, вдыхая приятный аромат.
—Я всегда на твоей стороне, что бы ты не сделал. Просто знай, что я рядом, — шепчет Агата. —Если нужно, я обращусь в ведьму, чтобы помочь тебе.
Я слабо усмехаюсь.
—Ты была бы самой красивой ведьмой во всем чёртовом мире.
—И в чертовом мире эта ведьма досталась тебе, — Агата сильнее прижимается ко мне.
***
—С моей стороны все под контролем. Копы не будут мешать нашим действиям, но противостоят действиям со стороны. Если потребуется, я подключу вышестоящие власти, и все действия Романо будут отражены в законодательном порядке, — нос Тимофея все ещё смотрит в сторону, а синяки расползлись по его лицу желтыми пятнами.
—Мне требуется хорошая защита судов, поэтому с завтрашнего дня, — я смотрю на Закира, — ты работаешь по моим правилам. Пиратство отходит на второй план.
—Но..., — он не успевает договорить, Виктор давит на его плечо.
—Без но, Закир, без ограблений.
—С этого момента ни один пленный, попавший в руки Братвы не будет отпущен, — говорю я, осматривая мужчин, сидящих напротив меня. —Если раньше иногда мы отправляли ублюдков обратно без конечностей или же с определенными записками в желудках и глотках, то сейчас мы берём от них нужную информацию, и убиваем.
—Как насчёт Ндрангеты? Вы уверены, что мир с этими итальянцами уместен? — восклицает Эванс, что занимается тем, что следит за происходящим в городе по камерам, и доносит все мне и Михаилу.
—Ндрангета нейтральна по отношению к Каморре. От них помощи против них ждать бессмысленно, но если возникнут проблемы с Пятью Семьями, Сальватруча, или не дай бог, нагрянут грёбаные якудза, Тиара без сомнений окажут помощь. Я не сомневаюсь в их капо, по крайней мере сейчас.
Вопросы сыплются один за одним, и я отвечаю на каждый. Братва усиливается, некоторые россияне, явившиеся в США, и оказавшиеся под влиянием местных криминальных банд находят в Канаде дом и покровительство в моем лице. Я же обретаю армию, которая работает на меня как единый механизм.
Как только все покидают заведение, только братья Соколов остаются, тем самым вызывая во мне интерес.
—Елисей, — прокашлявшись, произносит Тимофей. —Думаю, нам стоит обсудить то, за что ты меня наказал.
Я вздыхаю. Пару дней назад мне уже пришлось слушать истерику Софии, и нотацию Гаяны и Агаты, что неожиданно для меня сплотились, чтобы защитить позицию Софи. Меня не обижал тот факт, что Софи влюбилась в Тиму, и даже их разница в возрасте казалась не проблемой, ведь я тоже женат на девушке, младше себя на гребаных восемнадцать лет. Проблема была в том, что эти двое считали, что могут обманывать меня сколько им вздумается, и никакого наказания за этим не последует. Я принял отношения Виктора и Тайи потому, что она была единственной из сестер, кто не побоялась признаться мне об этом самостоятельно, в лицо. Миша и Тимофей же поплатились за свою глупость.
—Замуж сестру не отдам как минимум ещё пару лет, — говорю я сразу же, смотря на Тимофея исподлобья.
Глаза мужчины расширяются.
—Елисей.
—Я все сказал. Она не выйдет из моего дома твоей женой, пока ей хотя бы не исполнится двадцать три, ты понял меня?
—Но..., — Тимофей пытается парировать, а Миша усмехается.
—Тайя выходит замуж в двадцать семь, Гаяну я отдал в двадцать четыре, поэтому потерпишь.
—А жена твоя вышла в девятнадцать, — выплёвывает Тимофей, и я вижу, как его глаза наливаются гневом.
—Моя жена — это мое личное дело. Завали пасть, пока я не сломал тебе нос ещё раз, — рявкаю я, и встаю с места. —Вы, Соколовы, хреновые зятья.
Еду домой. Ветер шумит за окном машины, ритмично постукивают дворники – только что прошёл небольшой дождь. Дорога кажется привычной, но сегодня я замечаю больше, чем обычно: свежий аромат мокрого асфальта, мягкий свет фонарей, редкие силуэты прохожих, спешащих укрыться от сырости.
На душе легче. Не так, чтобы боль ушла совсем – нет, она всё ещё живёт во мне, тихая, глубокая, как отголосок чего-то, что уже стало частью меня. Но сегодня я дышу свободнее, мысли не путаются в бесконечных воспоминаниях, а сердце бьётся ровнее. Я не забыл, не могу забыть, но, кажется, начинаю снова ощущать вкус жизни.
По пути заворачиваю в магазин. Цветочный отдел встречает меня терпким ароматом свежесрезанных растений. Пробегаю взглядом по прилавкам, выбирая то, что подойдёт каждой из них. Белые лилии – нежные, благородные – для Агнии. Она всегда любила их, говорила, что они напоминают ей о чем-то чистом и возвышенном. Красные розы – для Софии, символ её страстной натуры и сильного характера. Тюльпаны – весёлые, разноцветные – для Тайи, чья улыбка освещает даже самые тёмные дни. Пышные гортензии для Гаяне – ей всегда нравились их округлые соцветия, будто сотканные из сотен крошечных лепестков. А белые пионы... Их я беру для неё. Той, ради которой моё сердце продолжает биться. Они напоминают мне о её мягкости, о ее тепле.
Добравшись до дома, выхожу из машины, делаю глубокий вдох. Воздух прохладный, свежий после дождя. Открываю дверь, и меня сразу же встречает шум голосов, лёгкий хаос, свойственный нашему дому.
– Исай! – раздаётся радостный возглас, и через секунду меня обнимают сразу несколько рук.
Агния и София накинулись на меня с объятиями.
Я улыбаюсь, чувствуя, как тепло их присутствия проникает внутрь. Достаю букеты, один за другим вручая их тем, для кого они предназначены. Агния с трепетом принимает лилии, прижимая их к груди. София проводит пальцами по бархатным лепесткам роз, взгляд её становится мягче. Тайя смеётся, закручивая между пальцами стебель тюльпана, а Гаяне благодарно склоняет голову, вдыхая запах гортензий.
Наконец, я подхожу к ней. Агата стоит чуть в стороне, наблюдая за всем с той самой улыбкой, от которой у меня всегда замирает сердце. Я протягиваю ей белые пионы, и в её глазах появляется что-то, что делает меня счастливым. Она берёт цветы, её пальцы на мгновение касаются моих.
—Мы с девочками приготовили семейный ужин, — Агата целует меня. —Сами, без доставки.
Мои брови взлетают вверх, когда я отстраняюсь от лица жены, и кладу ладонь ей на поясницу.
—Мы отравимся?
—Нет, мы попробовали, и Тайя на всякий случай купила таблетки для желудка, — Агата улыбается, и принюхивается к цветам. —Я рада, что ты в порядке.
Я улыбаюсь, пока девочки ворчат на заднем фоне.
—Кстати, я была в офисе сегодня. Отец Алекса сказал, что Кристофера отпустили, и у нас не хватает влияния, чтобы окончательно добить их по делу смерти моей матери, — Агата разочарованно вздыхает. —Но я не собираюсь продолжать это. Мне достаточно того, что делаешь ты ради мести.
Я киваю, а затем прищуриваюсь.
—Отец Алекса? А где же он сам?
—Когда он узнал, что я замужем за тобой, тут же отказался вести дела со мной, — говорит Агата пожимая плечами. —Даже не знаю, почему.
—Потому что ещё в самом начале я поручил это задание Павлу Семёновичу, а не Алексею. Этот ублюдок решил приударить за тобой, — хмыкаю я, и подталкиваю Агату вперёд. —Узнав, какие последствия его ждут, если он решит связаться с тобой, Алекс благополучно свалил.
Агата ахает.
—Ах вот почему ты тогд спрашивал, с кем именно я занимаюсь делами!
Я подмигиваю жене, и тяну ее к столу. Девочки уже расселись по местам, но я понимаю, что тарелок слишком много для нас. С прищуром осматриваю каждую из них.
—Мой жених придет на ужин, — с лёгкой ухмылкой проговаривает Тайя.
Гаяна же мешает в тарелке салат, и поднимает на меня глаза.
—И мой официальный муж тоже.
Софи разливает напитки, и я вижу, как ее руки дрожат.
—А ещё, придет брат ее официального мужа, — вмешивается Агата, и отойдя от меня, ставит цветы в очередную вазу, рядом с другими букетами.
Я вздыхаю, и сажусь во главе стола. Мой взгляд достается Агнии, что сидит напротив меня на другом конце стола, и смущённо улыбается.
—Ангел, надеюсь ты никого не пригласила? — проговариваю я устало.
—Я могу завести Тотошку, если ты желаешь, — девочки заливаются смехом после ее фразы, а я качаю головой. —Брат, поверь, если я соберусь выходить замуж, то это точно будет кто-то не Соколов, к счастью, мужчины в их семье закончились.
—Я буду тебе благодарен, если ты не выйдешь замуж за их дядю, которому пятьдесят, — язвлю я.
—Эй, по старым у нас только Софи и Агата!
—Вообще-то, я не старый, — шикаю я, пока Гаяна смеётся, никак не закончив перемешивание салата.
—Он в самом расцвете сил, — Агата встаёт за моей спиной, и кладет руки на плечи. —Да, милый?
—Меня сейчас стошнит, — вклинивается Гаяна, и на удивление, Софи молчит все это время.
—Только не в салат, — Тайя обходит Гаечку, и целует ее в щеку.
Я бы с радостью провел ещё тысячи вечеров в такой компании, но здесь не хватало пары лиц. Особенно не хватало той, кого я любил всем своим нутром.
Агата наклоняется, целует меня в щеку, и проводит пальцами по шее.
—Ya lyublyu tebya i nashu sem'yu, — вдруг говорит она, и я удивлённо поворачиваюсь к ней. —а ещё... idi nahui.
Мои глаза округляются, и я начинаю кашлять. Аккуратно беру руку Агаты в свою ладонь, и целую ее тыльную сторону. Мой взгляд скользит к девочкам.
—Кто учил Агату русскому в мое отсутствие? — спрашиваю я, и единственная, кто улыбается это Тайя, а кто замирает — София.
—Я что-то не так сказала? — взволнованно спрашивает моя жена.
—Про семью все правильно, solnyshko, а вот послать меня нахуй было сильно, — шиплю я, и снова смотрю на Софию.
Улыбка выступает на ее губах. Щеки заливаются румянцем.
—Я не могла упустить этот момент, прости, — сквозь попытки не смеяться, говорит София.
—Твою мать, Софи! — восклицает Агата, и вырвав руку из моей хватки, мчится к ней.
Начинает ее щекотать, приговаривая что-то о том, что она охренела, а я смеюсь, прижимая ладонь ко лбу. Кажется, у меня температура с этими женщинами повышается. Я люблю каждую из них. Безмерно. Безвозвратно. Бесконечно.