Глава 37.
Стоит нам только услышать гул машин в ночной тишине, как мы тут же вскакиваем с дивана, и мчимся ко входной двери.
—София! — отчётливый голос Исая, но настолько разъяренный, что по моей спине бегут мурашки.
София сжимает наши с Агнией руки, и мечется взглядом между нами.
—Что могло случиться в гребаной Каморре, что первая, о ком он вспомнил, это я? — взволнованно бормочет София, а мы лишь жмём плечами.
—Звони Тимофею, пусть незамедлительно едет сюда. Я убью его.
Мое сердце уходит в пятки, а ноги Софии подкашиваются.
—Узнал, — ошарашенно говорит она, и в дом врывается Михаил, держащий Гаяну на руках.
Ее лицо было покрыто кровью, но я не замечаю каких-либо ранений на ней. Девочки тут же бросаются к ней, а я кричу, призывая Тайю.
—Что с ней? — в панике, спрашивает Агния, касаясь лица старшей сестры.
—Переизбыток адреналина. Перерезала слишком много, не выдержала всплеска, потеряла сознание, когда мы отрывались от погони, — хмыкает Михаил, что выглядел не лучше.
Я же мчусь к двери, чтобы добраться до Исая, и узнать, что с ним все в порядке. А так же, я должна была понять, права ли София со своими догадками.
—Исай? — вылетаю из дома, и оглядываюсь по сторонам.
Липкие, горячие ладони резко хватают меня за плечи, и прижимают к стене так сильно, что я невольно вскрикиваю.
—Ты знала, что Тимофей трахает мою сестру? — лицо Исая, покрытое кровью, рубашка, порванная в нескольких местах, и безумный взгляд оказывается прямо напротив меня. —Отвечай, сейчас я не твой муж, я твой Пахан.
Тело покрывается мурашками.
—Знала? Прикрывала ее и мне в лицо врала? — рычит он, я пытаюсь сделать глоток воздуха, но не получается. —Чертовы женщины.
Я теряюсь, касаюсь руками его груди, и пытаюсь понять, не ранен ли он. Исай же отдергивает мои руки, хватает пальцами мой подбородок, и заставляет посмотреть в его озлобленные, серые глаза.
—Ты знала, — он говорит это как факт, а не вопрос. —А ещё пошла против меня, и через моих же адвокатов и прокуроров действовала за моей спиной. Ты соображаешь, что ты, мать твою, наделала?!
—Я не хотела, чтобы тебя убили там! — выкрикиваю в ответ от накатывающей паники. —Это бы отвлекло Романо!
—Уйди с моих глаз, сейчас же, — рявкает Исай незамедлительно, и отходит на пару шагов назад.
Я вижу, как он делает вдох, а затем касается своего плеча. Там было больше всего крови.
—Тебя ранили? — в надежде на его спокойствие, спрашиваю я.
—Войди в дом, — огрызается он.
Напуганная его агрессией, и обиженная его словами, я захожу домой, где Тайя уже привела Гаяну в чувство, они говорят на русском, а я лишь хватаю Софию за руку, и дергаю на себя.
—Твоя тайна раскрыта. Исай больше не доверится мне из-за того, что я обманывала его, — говорю я максимально спокойно, хотя мне хочется кричать от несправедливости.
—Тима..., — протягивает София, покачиваясь на месте. —Он убьет его... убьет...
Я придерживаю Софи за плечи, внутри бушуют эмоции, но я держусь, потому что в доме итак творится полная вакханалия.
—Он ничего не сделает, потому что любит тебя, — сглотнув, произношу я.
Я уверена, что Софи он не причинит боль, и не станет трогать Тимофея, но почему-то сомнения на счёт меня имеются. Исай может не простить мне очередное неуважение.
—Михаил, Гаяну под капельницу в больницу, — Исай врывается в дом, и я загораживаю Софи собой рефлекторно. —Тайя, позвони Виктору, я жду его здесь через пол часа. Агния, возьми мой телефон в кабинете, созвонись с отделом информации, пусть следят за камерами, и если заметят что-то неладное в городе и за его пределами, тут же звонят.
Он говорит четко, без запинки, лишь с тяжёлым дыханием. Никто не возражает, все начинают действовать, а я и София продолжаем стоять, смотря на него с волнением.
—А теперь ты, — Исай кивает за мою спину.
—Успокойся, — произношу я, сквозь панику, сводящую грудь.
Я не знаю, что произошло в Каморре, не знаю, почему они вернулись без Александры, и не знаю, почему Исай настолько стал неуправляем, но это не сулит ничего хорошего.
—Иди в спальню, и не выходи оттуда, пока я тебе не разрешу, — наши взгляды сталкиваются, и мои брови тут же взлетают вверх.
Дверь закрывается за Михаилом, в холле становится чуть тише, слышится голос Агнии, что довольно строго отдает приказы по телефону, а София же хватает меня за руку, и сжимает ее.
—С чего бы? — провоцирую Исая.
Он впервые был до сумасшествия зол, но я не могла оставить его наедине с Софи, хоть и знала, что он ни за что не причинит ей вред.
—Потому что я так сказал! — выкрикивает он так резко, что я невольно вздрагиваю, и в эту же секунду обретаю невероятную смелость, смешанную со страхом и агрессией.
—Во-первых, не ори на меня, а во-вторых, не командуй, словно стоишь перед отрядом солдат, а не перед своей женой, — агрессирую в ответ, я и Софи сильнее сжимает мою руку, стоя за спиной.
Я же разжимаю наши пальцы, и уверенно двигаюсь к Исаю, чье тело явно имеет повреждения, и хватаю за руку его. Тяжёлое дыхание, бешеный взгляд, и грубая хватка на моих пальцах.
—Дай мне обработать твою рану, — шепотом говорю я, пока он смотрит на меня сверху вниз.
—Я сказал, — шипит сквозь зубы муж, — идти в гребаную спальню. Что из этого ты не поняла?
Я отчаянно улыбаюсь, чувствуя от него грёбаный холод. Медленно отступаю, слезы подкатывают к горлу, но я лишь улыбаюсь. Обида давит на грудь, но я все так же, с улыбкой, разворачиваюсь, иду к Софи, беру ее под локоть, и тяну к ее спальне.
—София останется, — рявкает Исай.
Софи тормозит меня, и смотрит прямо в глаза.
—Я справлюсь, спасибо тебе, — она кратко целует меня в щеку. —Постарайся не огрызаться с ним, он в ужасном состоянии.
—Тогда ему придется постараться перестать разговаривать со мной, как с пустым местом, — шикаю я, и торопливо покидаю холл.
Я закрываю за собой дверь и, обессиленно прислонившись к ней спиной, медленно сползаю на пол. Холодное дерево впивается в мои лопатки, но я не обращаю внимания. Вместо того чтобы пойти в нашу спальню, я прячусь здесь, в гостевой, как трусиха. Как женщина, которая больше не знает, какое место она занимает в жизни собственного мужа. Я знала, что тайна Тимофея и Софии когда-нибудь выйдет наружу. Я не была наивной, и онимала, что когда Исай узнает, его ярость не будет знать границ. Но даже в самых страшных кошмарах я не могла представить, что он будет настолько зол. Что вместо моего мужа рядом со мной окажется человек, который смотрит на меня, как на предателя. Как на чужую. Снова.
Он не просто рассердился, он будто сломал что-то между нами. Его взгляд был ледяным, движения – жесткими, слова – разящими, как клинки. Он не просто злился, он решал, что делать со мной, так, словно я была пешкой в его игре. Не женой, а подчиненной. Как будто он – не мой муж, а Пахан, который вправе решать, что со мной будет.
Но самое страшное – это кровь. Она была на его руках, на рукавах рубашки, на коже. Сгущалась, темнела, превращалась в символ того, что он был там — в Каморре. В этом гребаном логове смерти, где его могли убить. Где его могли забрать у меня. И когда он вернулся – живой, но холодный, далекий, чужой – мое сердце разорвалось.
Я знала, что быть женой главы мафии нелегко, что у этого мира есть свои законы, свои правила. Я понимала все это. Но как же мне хотелось просто быть счастливой. Просто жить без вечного страха, без ледяных взглядов, без боли.
Я обхватываю себя за колени, сжимаюсь в комок и впервые за долгое время позволяю себе сломаться. Слезы текут по щекам, падают на колени, на холодный пол. И мне уже все равно, услышит он или нет. Потому что сейчас, в этот момент, я просто разбита.
Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты, часы. Всё сливается в одно вязкое, бесформенное ощущение боли и пустоты. Я просто сижу, уткнувшись лбом в колени, глуша в себе рыдания, когда дверь в комнату открывается. Я поднимаю голову и замираю.
Софи стоит в дверном проеме, будто привидение. Ноги её подкашиваются, взгляд пустой, тяжёлый, затянутый тенью чего-то необратимого. Она будто не здесь, где-то глубоко в себе. Шаг — ещё один, и она падает на колени прямо посреди комнаты.
— Софи... — мой голос хриплый, слабый.
Она не реагирует. Просто смотрит в одну точку, будто заколдованная. И только теперь я замечаю кровь на её руках. Моя первая мысль — Исай, он сделал ей больно. Я бы никогда так не подумала. Никогда. Он мог быть жестоким, беспощадным, он ломал людей, если считал нужным. Но не Софи. Только не её. Но кровь...
— Что случилось? — я подползаю ближе, бережно беру её ладони в свои, всматриваюсь в её лицо, но она всё ещё где-то там, в темноте своих мыслей.
Пауза. А потом её голос.
— Он избил Тимофея.
Она говорит это ровно. Без злобы. Без дрожи. Будто констатирует факт. Я моргаю, не понимая.
— Как когда-то Мишу, — продолжает она, и на этот раз в её голосе звучит усталость. — Но я не могу злиться на него.
Я смотрю на неё в растерянности.
— Софи...
— Потому что он не бил его за то, что Тимофей любит меня, — она чуть сжимает мои пальцы, и теперь её глаза смотрят прямо в мои. — Он бил его за то, что Тимофей делал это за его спиной.
Я замираю.
— Как и Миша с Гаяной.
Моё дыхание сбивается.
— Мы все... — её губы дрогнули, но не в улыбке, а в какой-то страшной обречённости, — мы все будто плюнули на то, что он — Пахан. Что он наш старший брат.
Она отводит взгляд, и я чувствую, как что-то внутри меня медленно оседает, превращаясь в пустоту. Исай не просто злится. Он чувствует предательство от самых близких ему людей.
Я собираю остатки своих сил. Вдыхаю, выдыхаю. Подношу ладонь к голове Софи и целую её в висок. Её кожа холодная, как лед, она не реагирует. Просто сидит на полу, будто выжженная изнутри. Я не могу оставить её в таком состоянии, но я знаю, что есть только один человек, кто может её вернуть. Кто может хоть как-то исправить то, что только что сделал. Исай. И я иду к нему.
Гнев внутри меня кипит, бурлит, мешается с обидой, страхом и чем-то ещё — тёмным, вязким, тем, что я не могу назвать. Я нахожу его в нашей спальне. Он сидит на краю кровати, голый по пояс, со следами крови на руках. Кровь не его. Но на плече у него свежая рана — кровавый порез, тянущийся вдоль ключицы.
Моё первое желание — броситься к нему, взять аптечку, промыть, забинтовать. Но потом я вспоминаю взгляд Софи, и что-то внутри меня обрывается.
Я гордо вздёргиваю подбородок, сжимаю пальцы в кулаки и бросаю:
— Рад, что довёл сестру до опустошения?
Он не двигается.
— Тебя успокоила драка с Тимофеем?
Я делаю шаг вперёд, и мой голос звучит жёстче, чем я ожидала.
— Ты рад, что Софи теперь в отчаянии?
Тишина, а потом он поднимает на меня глаза. Уставшие, тяжёлые. И вдруг мой гнев ломается, трещит по швам. Я чувствую, как волна стыда накрывает меня с головой.
—По вашему, я железный? — еле слышно произносит Исай. —Вы видите во мне гребаный кусок металла?
Я сглатываю, слыша его полный усталости и отчаяния голос.
—Я не смог забрать Александру из Каморры, узнал, что один из моих лучших людей трахает мою сестру за моей же спиной, и понял, что моя жена все это время знала об этом. Чего вы от меня ждёте? Поздравлений? Хотите, чтобы я вам медали выдал за обман самого себя?
Я стыдливо опускаю глаза.
—Вы хотите быть в безопасности, хотите жить счастливо, хотите, чтобы я был жив, и параллельно делаете всё, чтобы это не сбылось. И если бы я не был жестоким, ты бы уже давно была замужем за Нино Данесе, а девочек и меня в том числе, убили бы вслед за отцом.
Я неуверенно шагаю к нему, медленно опускаюсь рядом с его ногами, и касаюсь его кровавых рук.
—Я делала это, потому что хотела счастья для Софии. Я не хотела предавать тебя, — проговариваю я тихо. —Мои действия могут быть необдуманными, но я никогда не хотела причинить тебе боль, Исай.
—Но вы все это сделали. Да, я хреновый брат, я ужасный муж, но это не меняет того факта, что я, блядь, пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы дать всем лучшую жизнь.
Я кладу голову на его колени, и закрываю глаза.
—Ты можешь наказать меня за все, что я сделала, — шепчу я. —Но не делай больно Софи.
Чувствую, как он отпускает мои руки, и запускает пальцы в мои волосы.
—Я не могу...
Такой слабый голос.
—Не могу наказать тебя. Никого из вас не могу наказать. Не могу, черт возьми, и никогда не сделаю этого.
—Я люблю тебя, — произношу я, а затем он нависает над моим лицом, и касается сухими губами моей щеки.
—Ложись спать, solnyshkо.
Исай ушел. Он просто встал и вышел, оставив меня одну в этой комнате, в этой тишине, в этой невыносимой пустоте. Я не смогла заснуть.
Лежала, уставившись в одну точку, и думала о нём. О том, какая тяжёлая ноша легла на его плечи, когда он ещё сам был ребёнком. Он рос слишком быстро, потому что у него не было выбора. Он взял на себя роль, с которой многие взрослые не справились бы, – воспитывать сестёр, оберегать их, нести за них ответственность. Всю свою жизнь он тянул эту тяжесть, не позволяя себе права на ошибку. И вот теперь, когда те, кого он защищал, предали его доверие, он снова остался один на один с этой болью.
Я надеюсь, что с ним всё в порядке. Где бы он ни был сейчас, что бы ни делал, я надеюсь, что с ним все хорошо, что он не бросится в огонь, лишь бы заглушить ярость внутри себя. Я пару раз вставала и шла к Софи, но с ней была Тайя. Она неотступно сидела рядом, следила за её состоянием, не отходила ни на шаг. Значит, хотя бы за Софи можно не беспокоиться. Хотя бы она сейчас не одна.
Мысли пришли к Александре. Её побег вызвал в доме ужасный хаос. Всё пошло под откос. Все были на грани, все сходили с ума, и в этом напряжении каждый шаг мог привести к катастрофе. Я надеюсь, что она вернётся. Потому что ещё одну потерю – ещё одно исчезновение, ещё одно имя, превращенное в тень – никто из них не переживёт.
Я выхожу из спальни, чувствуя себя разбитой. Тело тяжёлое, помятое, словно я не просто не лежала, а пробежала марафон в собственном сознании. Мир вокруг кажется приглушённым, словно ночь до сих пор не отпустила его из своих цепких лап.
Кухня встречает меня слабым светом лампы над столом и тишиной. Но я не одна, Гаяна сидит за столом. Она смотрит в одну точку, и её взгляд такой пустой, что по спине пробегает холодок. В руке у неё ложка, и она безостановочно мешает чай в кружке, даже не замечая, что делает это уже слишком долго.
Я молча прохожу к холодильнику, наливаю себе воды и пью, чувствуя, как прохлада стекает внутрь, хоть ненадолго возвращая меня в реальность. Гаяна не шевелится. Я ставлю стакан в раковину и собираюсь уйти, но в тот момент, когда разворачиваюсь, она вдруг говорит:
— Ты правильно сделала, что попросила Князева взять в оборот Кристофера.
Я замираю.
Голос у неё тихий, безэмоциональный, но в нём слышится что-то надломленное.
— Когда это дошло до Романо, они слегка потерялись, — продолжает она, наконец переставая мешать чай. Ложка глухо стучит о край кружки, когда она отпускает её. — И мы смогли уйти от них живыми.
Я смотрю на неё, пытаясь понять, что у неё на душе. Но её лицо пустое, закрытое, будто она сама ещё не осознала, что только что сказала. Живыми. Значит, они действительно были в шаге от смерти.
—Только мы не успели найти Сашу. Однозначно, она была с братьями Романо, только почему решила остаться с ними? — Гаяна будто задаёт риторический вопрос, будто знает ответ.
—Раз она их сестра, они не станут причинять ей боль, — закусив губу, решаю произнести я, хоть и не была в этом уверена.
—Они оба ненавидели своего отца, это знают все. Принять его внебрачную дочь будет сложно, — хмыкает Гаяна, и наконец поворачивается ко мне. Я мнусь от ее взгляда. —Я все ещё под успокоительными, тебе нечего бояться.
Я игнорирую ее реплику по поводу страха, и упираюсь бедрами в столешницу.
—Когда Саша поймет, кто такие Романо, она сама вернётся домой, — говорю я, в надежде успокоить Гаяну.
Она отчаянно усмехается.
—Я жалею о том, что в тот злополучный день не лишила Теодоро жизни. Андреа бы не смог быть разумным, когда его брат умер. Они считают, что ничего не сделали, считают, что смерть Амелии лежит лишь на плечах их отца. Но этот человек вырастил двух себе подобных, а у меня есть ещё сестры, которым я желаю лишь добра и счастья.
Гаяна говорит это спокойно, тихо, будто делится со мной чем-то сокровенным, что удивляет меня.
Вдруг, в дверь, которая ведёт из кухни в сад, входит один из охранников.
—Гаяна Александровна, тут доставка. Проверили, не бомба, — говорит на русском мужчина, и Гаяна машет ему рукой.
Через несколько минут он заносит странную коробку с бантом, ставит на пол, и покидает кухню. Я же мечусь взглядом от Гаяны к коробке. Помимо банта, я вижу записку, и Гаяна тоже ее замечает. Подойдя к ней, она вдруг пытается прочесть, но хмурится.
—Знаешь этот язык? — Гаяна протягивает мне листок, и я понимаю написанное.
—Это итальянский, — волнение тут же зарождается в груди.
—Переведи, — Гаяна медленно снимает бант с коробки, а я начинаю читать.
—Многоуважаемая семья Елисеев, Каморра не чтит родственные связи с Братвой, поэтому мы решили избавиться от единственной ниточки, которая делает нас кем-то большим, чем врагами. Если вы желаете..., — я боюсь продолжать, потому что сказанное наталкивает меня на единственную мысль.
—Гребаные Романо. Что дальше? — рявкает Гаяна.
—Если вы желаете похоронить нашу сестру в полном размере, на границе наших территорий вы можете найти оставшиеся части. В коробке, под светлыми волосами есть подсказки. Квест начинается! Опередите наглых насекомых и хищников, и сможете обнаружить оставшиеся части тела Елисеевой Александры Исаевны. Доброго дня! С уважением, ваши несостоявшиеся родственники. — я заканчиваю, руки дрожат, и Гаяна распахивает коробку.
Я прижимаю руку ко рту, Гаяна словно обожжённая, отскакивает назад, и со страхом в глазах смотрит на то, что лежит внутри коробки. Гаяна покачивается, я ловлю ее, хоть мне и тяжело, стараюсь не позволить ей упасть. Крик разрывает воздух, я прикладываю ладонь к ее глазам, сама сдерживая рвотные позывы.
—Скажи, что мне показалось! — кричит она, и мы обе опускаемся на колени.
Я прижимаю ее к своему плечу, бросая взгляд к коробке. Ей не показалось. Это была голова Саши. Окровавленная, с открытыми глазами, бледной кожей, отрубленная по самый подбородок.
