Главы 18-21
Глава 18
— И все же я не могу одобрить вашего решения, госпожа фон Лингер. — Следователь Майнц вздохнул и потер красные от недосыпа глаза. — Вот, скажите, как можно требовать от правоохранительных органов защиты и соблюдения законов в королевстве, если вы забираете заявление. Вы же понимаете, что своими действиями добиваетесь освобождения человека, преступившего закон?
— Мы говорим о моем сыне, господин следователь! — нахмурилась фрау Берта.
— Именно. Более того, я прекрасно понимаю, что это вы надавили на невестку. Но тем не менее факт остается фактом: Ульрих фон Лингер — растратчик, вор и игрок.
— Да как вы смеете!
— Почему бы и нет? Это же истинная правда. И вам это известно не хуже меня.
— Замолчите! Ульрих — хороший мальчик!
— Если вы думаете, что, потакая сыну, сделаете его жизнь счастливее, то поверьте мне — это заблуждение. Я, конечно, могу понять ваши материнские чувства, но... Неужели вам самой не хочется, чтобы человек осознал? Возможно, изменился. Пусть через наказание. Поймите, ваши действия лишают его этого шанса! Шанса на новую жизнь...
Лицо фрау Берты стало пунцовым. Похоже, она восприняла речь следователя как личное оскорбление. Женщина вскочила и вышла, хлопнув дверью. В коридоре раздались ее раздраженные шаги. А спустя несколько секунд и гневный голос, за что-то отчитывающий Виллу. Должно быть, несчастная попалась матушке по пути да под горячую руку.
— Я все же не понимаю: откуда такое трогательное отношение к младшему. В противовес явной ненависти к старшим, — тихо проговорил Эрик.
— Я надеюсь, фрау Берта хотя бы вернула вам деньги, которые украл из банка ее сын?
Агата густо покраснела, как будто ее уличили в чем-то позорном. Кивнула. Как раз перед приходом следователя фрау Берта ворвалась в кабинет и чуть ли не в лицо швырнула ей чек.
Следователь кивнул. Повернулся к господину барону:
— Мы установили наблюдение за бывшим мужем госпожи Виллы. Аккуратное. Но плотное. Проникли к нему в лабораторию. Обыскали дом. Ничего.
— Может, тайник?
— Может, и так. Но вы же понимаете, «Водяную Смерть» даже низерцвейги не учуют.
Барон фон Гиндельберг кивнул.
— Есть такое свойство у этой заразы.
— А еще хранить отравляющее вещество господин генерал может и не дома.
— Погодите, — очнулась Агата. — Но Конрад сказал, что в мензурках были реактивы. И вы ему поверили!
— Всякое может быть, — грустно улыбнулся Эрик. — Да и фигура очень удобная. Химик. Военный инженер. Замечен в недовольстве женитьбой императора на принцессе из Оклера. Часто высказывался на эту тему. В том числе и публично.
— И что теперь? Арестовывать его за это?
— Всеблагие, избавь нас от этого! Зачем? Побудет под наблюдением. И — я искренне на это надеюсь — никогда об этом не узнает.
— Есть еще и подполковник Брукс из соседнего поместья, — напомнил следователь. — Герой войны. Участвовал в штурме долины Ней. Вот он, в отличие от бывшего генерала, в поместье был вхож.
Эрик вспомнил, как Вилла сама говорила: до того, как появился он с собаками, ее любовник время от времени ночевал в доме. И садовник, что работал у Агаты, перешел работать именно в дом к подполковнику Бруксу. Да и сам подполковник явился в дом аккурат после нападения.
— Как ведет себя подполковник? — спросил господин барон у следователя.
— Да точно так же, как и генерал. Никак.
— Дом обыскали?
— Ничего. Лаборатории у него нет. В подвале — лишь припасы.
Агата слушала и вздрагивала от каждого слова. Так равнодушно и буднично решались чужие судьбы... Да она за своих книжных героев переживала больше!
— Простите, — виновато улыбнулась писательница, чувствуя, что больше просто не может всего этого выносить, — я пойду... Чаю выпью.
Эрик бросил на нее вопросительный взгляд.
— Со мной все в порядке. Может быть, кому-нибудь тоже сделать чаю?
Мужчины отказались, и Агата вышла из кабинета.
Бывший канцлер Великого Отторна грустно улыбнулся. Он понял, отчего расстроилась женщина. Это не сказки про агента фон Церга, это — реальность. Мир, где подлости и нарушения человеческой неприкосновенности гораздо больше, чем справедливости и честности. И — понятное дело — суда над теми, кто решил использовать «Водяную Смерть», никогда не будет.
Агата вошла на кухню. Касс подскочил, в тревоге глядя на нее. Да на бедняжке лица нет! Голодная, наверно...
— Госпожа Агата!
— Все хорошо, — сказала хозяйка доброму повару. — Все хорошо...
Ей отчего-то хотелось плакать. И даже до хруста накрахмаленный белоснежный передник Касса сегодня не радовал.
— Тяжелый день?
Каспер оглядывал кухню, явно придумывая, что бы такого предложить хозяйке, чтобы она скушала и успокоилась.
— Касс, не беспокойтесь. Ничего не нужно. Я просто чаю выпью. С травами.
Солдат покачал головой. Молча положил на тарелку свежий хлеб, козий сыр и холодную говядину. Поставил на столик у шкафа, где Агата обычно смешивала травы.
Агата улыбнулась. Взяла немного хлеба и сыра. С тех пор как Касс воцарился на кухне поместья Линтеров, здесь стало уютно, вкусно и тепло. И где только он закупался продуктами? Она в жизни ничего вкуснее не ела!
Но Касс был недоволен. Кусочек хлеба (нет, он очень вкусный, ведь он сам, лично испек его утром) и сыр — это, конечно, хорошо. Но хозяйка грустит, а значит, вкуснейшее бланманже ей точно не помешает. Напевая что-то под нос, солдат пошел в подсобку за сливками, желатином, ванилью и замороженной клубникой. Сегодня вечером он должен превзойти самого себя!
Агата же приблизилась к Чай-шкафу.
Взяла холодной говядины, налила себе молока. Заварить настоящий успокаивающий чай — дело долгое.
Достала шкатулку с кристаллами. Пять баночек с разными травами — они присоединятся к основному купажу чуть позже. Нагрела на спиртовке воды с лимонной цедрой и листиком раки — эту воду она выльет. Отвар нужен лишь для того, чтобы ополоснуть чайник. Обязательно определенной температуры. Четырнадцать секунд отвар должен быть в чайнике — ни больше, ни меньше. Девять секунд — в шкатулке. Она привыкла отсчитывать в уме и все же вздохнула. У нее был маленький таймер — фигурка овечки. Отсчитав нужное время, он блеял и тряс головой. Она его любила.
Барон восстановил все, что у нее было. И более того — он дополнил ее чайное царство щедрыми подарками: еще целых две шкатулки с кристаллами. Сильнее, чем были у нее. Два чугунных чайничка из Чи-джо-ида.
Она зажгла спиртовку. Интересно, что связывает барона с Чи-джо-идом? «Красный халат императора», онки... Что-то большее, чем просто служба, она это чувствовала. Каждый раз в его глазах появляется боль. И ей это... неприятно. Что? Ревность? Да ей-то что...
Агата постаралась выкинуть все мысли из головы. Она должна думать только о хорошем! Представила высокое, синее небо. Подрагивающий от нетерпения хвостик низерцвейга. Что еще? Запах яблочного пирога! Новую печатную машинку.
Отлично. Теперь аккуратно, не торопясь, соединить успокаивающие травы с основным купажом, ее любимым — «Сном Колдуньи». Очень дорогим.
Однажды кто-то подсыпал в него ягоды волчьей отравы. Эти кусты часто используют как живую изгородь. Отпугивает насекомых, благодаря специфическому запаху. Любой купаж такие ягоды испортят окончательно, но ни человеку, ни волку вреда не принесут.
Название свое ягоды получили потому, что очень похожи на плоды довольно редкого растения — глушника. Растет кустарник там, где лес темный, почва болотистая, влажная. В глухих местах растет. От того и назвали его так. Если волк такую ягоду съест — действительно отравится. Вот только волки — не люди, и всякую гадость в рот не тянут.
Агата открыла банку и тут же разбила стакан с молоком. Рука дернулась от обиды. Опять!
— С вами все в порядке? — выглянул из подсобки Касс.
Госпожа Агата пронеслась мимо, будто самая настоящая ведьма. Глаза горят, волосы развеваются. В руках банка с чаем.
— Ну что ж такое-то?! Госпожа Агата? — Но Кассу не ответили.
Повар вздохнул и вернулся к созданию своего шедевра.
Эрик услышал, как она бежала еще до того, как взволнованная женщина приблизилась к кабинету.
— Что? — выскочил он ей навстречу.
— Кто-то испортил банку с чаем. Снова!
— То есть что-то подобное уже было? — У них за спиной появился следователь Майнц.
Агата кивнула:
— Да. Незадолго до исчезновения Людвига. Кто-то испортил купаж волчьей отравой.
— А откуда вы знаете, что это такое? — поинтересовался Майнц.
— Я разбираюсь в травах.
— Я тоже, — нахмурился бывший канцлер, — и вполне поверю, что тот, кто не разбирается, мог решить, что вокруг дома растут смертельно ядовитые ягоды. Трави — не хочу!
— То есть вас хотели отравить?
— Конечно! — Эрик ответил на вопрос следователя раньше Агаты.
— Ну, надо совсем в свойствах трав не разбираться, чтобы пробовать отравить этим! Не сказать, что ягоды безвредны — расстройство желудка получить можно. Но не больше, — проворчала госпожа фон Лингер, окинув мужчин снисходительным взглядом.
— А что вы сделали, когда обнаружили испорченный чай в первый раз?
— Что можно сделать? Выкинула. Разозлилась, конечно.
— Никому ни о чем не говорили?
— Нет. С Людвигом мы были в ссоре и не разговаривали. А больше... Не фрау же Берте жаловаться.
Эрик молчал. Он боролся с желанием взять ее на руки, засунуть в мобиль и увезти. Куда угодно, лишь бы подальше от этого ужасного поместья отравителей!
— Эрик...
Он понял, что Агата его о чем-то спрашивает, и даже теребит рукав его куртки.
— А? — очнулся господин барон.
— Вы говорили, что «Водяную Смерть» собаки не учуют. А это?
И она сунула ему под нос раскрытую банку.
Господин барон оглушительно чихнул.
— Тоже не получится, — расстроилась Агата.
— Ну почему же... Не скажу, что они будут в восторге. Но... Давайте попробуем.
Грон поступил по-мужски. Дал подруге, что, учуяв запах сбора, страдальчески закатила глаза, остаться в стороне. Поднялся. Понюхал. Оглушительно чихнул. Укоризненно посмотрел на хозяина: и стоило ради этого раненых беспокоить? Сам не понимаешь, кто это?
Вышел в коридор. Дошел до левого крыла, где обитали родственники Людвига фон Лингера, и уселся около одной из дверей. Даже голос подавать не стал.
— Фрау Берта, — прошептала Агата.
Пес посмотрел на нее со снисхождением: не ожидала ли хозяйка дома, что низерцвейг отведет ее ко входу в убежище маленьких зеленых человечков, что, по легендам, обитали в каждом доме? И, если хозяйка была нерадива, пакостили, как могли?
— Что здесь происходит! — Дверь распахнулась, и на пороге появилась фрау Берта.
Агата протянула ей банку и тихо спросила:
— Зачем?
* * *
— Да! — с гордостью проговорила фрау Берта. — Агату отравила я. Жаль, что эта негодяйка вывернулась. И тогда, и сейчас.
— Вы отдаете себе отчет в том, что вы сейчас говорите? — осторожно спросил следователь Майнц.
У следователя сильно болела голова — наверное, от голода. Но есть или пить что-либо в этом сумасшедшем доме не хотелось. — Вы сознаетесь в попытке убийства. А это ведет к тому, что я открою против вас уголовное дело. Я обязан буду передать бумаги в суд. И...
— Я на все готова ради моих детей, — воздела ручки к небу фрау Берта. — Всеблагие мне свидетели! А что? Что мне было делать? Эта змея не остановится! Она и дальше будет шантажом вымогать с нас деньги! Я жизни не пожалею на то, чтобы оградить моего бедного Людвига от этой акулы, что впилась в него всеми зубами. Она уничтожает талант моего бедного мальчика!
— То есть вы решили отравить невестку? — прямо спросил Эрик.
Следователь взглянул на бывшего канцлера с неодобрением. Агата — с ужасом, все еще не веря. Фрау Берта — с торжеством:
— Да! Это я подсыпала смертельную отраву в чай этой мерзавке! И в первый раз у меня почти получилось!
— Хочу вас огорчить, фрау Берта, — устало проговорила Агата. — Этим человека отравить невозможно.
Глава 19
Такие дни случаются нечасто. Ярко-синее небо, солнце. Чистый, белый снег. Доктор Фульд одобрил короткую, неутомительную прогулку низерцвейгам и хозяину. Собакам нужно бегать, иначе в лапах появятся боли. Барону нужен свежий воздух, чтобы восстановить нервную систему.
Агата с радостью приняла предложение Эрика, Эльзы и Грона пройтись. Хоть на полчаса сбежать от Лингеров... Она с наслаждением вдыхала свежий морозный воздух, прикрывая рукой слезящиеся глаза.
Такой чистый, белый, сверкающий снег она помнила лишь однажды, на папин день рождения. Был воскресный день, они вот так же гуляли втроем. Отец рассказывал, как по ночам над лесом летает дух старого артефактора, который когда-то спрятал здесь алмазы и с тех пор не может их найти. Без солнца кристаллы не видны, а дух артефактора ищет свои сокровища лишь по ночам. Мама смеялась, говорила, чтобы он не забивал голову уже почти взрослой дочери сказками. А он... Так серьезно с ней спорил! И ни разу, ни разу не улыбнулся! До тех пор пока они с мамой вдвоем, давясь от смеха, уже просто умоляли его сдаться и улыбнуться... Интересно, Эрику в детстве рассказывали эту историю?
Эльза и Грон, не помня себя от счастья, гоняли небольшую стайку маленьких черных птичек, что бесстрашно пикировали над их золотистыми спинами. Добродушный, незлобный лай сливался с возбужденным чириканьем.
— О чем вы задумались? — Эрик задал вопрос, но сам при этом смотрел не на нее, а в синее-синее небо, как будто что-то высматривал.
Агата прекрасно его понимала. Она и сама глаз не могла отвести от этой затягивающей прозрачной лазури. Как будто пьешь из родника и не можешь напиться сладковатой, чистой воды, ледяной до зубовного скрежета. Так и здесь — глаза слезятся, но ты терпишь, потому что не можешь оторваться! Хочется запомнить, сохранить в себе...
— Видите, как искрится снег? Как будто кто-то рассыпал алмазы. Отец рассказывал, что по ночам...
— Дух артефактора ищет свои сокровища, что сверкают на солнце, а ночью не видны.
— Вам тоже рассказывали эту сказку?
— Сказку? Чистая правда!
Как у него это получилось... Естественно, искренне... Как у папы.
— Агата? Что с вами?
— Простите. Просто... Вспомнилось.
Он хотел что-то ответить, но еле удержался на ногах! Грон гнал птиц, не замечая ничего вокруг, даже собственного хозяина. Барон пошатнулся, Агата попыталась отступить, но наткнулась на Эльзу, та взвизгнула, и от неожиданности писательница потеряла равновесие. В результате люди упали, птицы с громким щебетанием унеслись в синее небо, а собаки бегали вокруг и громко лаяли.
— Грон! Эльза! Да что на вас нашло, в самом деле! — Барон попытался встать, одновременно подавая своей спутнице руку, но закончилось все тем, что оба они вновь рухнули в пушистый, уютно поскрипывающий снег.
— Ха-ха-ха-ха-ха... Эльза! Грон! Эрик, вы не ушиблись? Ха-ха-ха-ха-ха! Вы в порядке? С вами... все хорошо?
— Не волнуйтесь за меня. Как сами? Не замерзли? Может быть, вернемся?
— Хорошо. Давайте сделаем совсем небольшой круг. Все-таки собак надо выгулять. А потом я заварю нам согревающий чай.
Она смеялась, подставляя солнцу веснушки, била покрасневшими от снега ладошками по юбке, отряхиваясь, а потом вдруг бросилась догонять собак...
Барон улыбнулся. С одной стороны, он бесконечно восхищался ее искренностью, непосредственностью и жизнелюбием. С другой... Барышня упала. Ну, пусть не совсем в его объятия, но в снег. Любая на ее месте вцепилась бы в его руку, делая вид, что не может встать без посторонней помощи, опустила бы смущенно ресницы. Дала понять, как замерзли ее руки, намекая...
Кто угодно, только не она. Вскочила, рассмеялась. Еще и его отряхивала! Да так ловко, он и возразить не успел! Наверное, он не вызывает у нее интереса как мужчина. Странное чувство. Бывший канцлер — слишком завидная партия, не говоря уже о том, что его внешность никогда не давала повода сомневаться в себе. Положа руку на сердце, он привык к легким победам.
— Гав! Гав! Гав-гав-гав!
— Грон! Ну что, дружище? — Барон присел на корточки и потрепал за ушами валльскую пастушью.
Пес укоризненно посмотрел на хозяина: «Старик, я сделал все, что мог! Но вы оба плохо стараетесь! Мы вас свалили в снег? Свалили. Ну, поцеловаться-то можно было? Между прочим, не так уж это было и просто, как может показаться на первый взгляд. Пернатых уговорить подыграть, рассчитать траекторию... Такая комбинация насмарку!»
— Эльза! Эльзочка... Иди ко мне, красавица!
Эльза прыгала вокруг Агаты, виляя хвостом. На снегу появился узор в форме сердца из собачьих следов, но женщина не обращала на это никакого внимания...
— Эльза! Эльза, лови! — Агата бросила палку.
Валльская пастушья застыла на месте. Как будто чему-то удивляясь. Но секунду спустя собака унеслась, поднимая клубы снега.
— Удивительно. — Писательница и не заметила, как Эрик и Грон подошли к ней.
— Что именно?
— Низерцвейги никогда не бегут за палочкой. Считают ниже своего достоинства.
— Я... обидела Эльзу?
— Ну что вы. Скорее Эльза ведет себя в соответствии с личиной. Валльские пастушьи как раз очень уважают подобное времяпрепровождение.
Эльза прибежала и села у ног Агаты. Аккуратно положила на снег свою «добычу» и снисходительно завиляла хвостом.
«Детка, что на тебя нашло? Я, конечно, тоже хочу помочь этим двум влюбленным, но... Палка?! Ты палку не перегибаешь, прости за каламбур?» — Грон смотрел на Эльзу, наклонив голову набок.
«Да ладно тебе! Не ворчи. Это весело! Мы же вышли, чтоб размяться. Так не все ли равно, как?»
Вдруг собаки насторожились. Стайка черных маленьких птичек вновь появилась в небе. На этот раз их свист был скорее тревожным, чем радостным...
«Грон... Ты тоже чувствуешь?»
«Да... Но хозяину пока ни слова, пусть прогуляются спокойно до поместья, а мы с тобой поторопимся!»
Валльские пастушьи унеслись.
— Эрик, вам не кажется, что собаки что-то почувствовали?
— Возможно. Но вам не о чем беспокоиться. Пойдемте.
Он все же предложил ей руку после минутной паузы. Они шли не торопясь в сторону поместья, но чувство беспокойства не отпускало. Слишком быстро исчезли Эльза и Грон.
— Эрик, а вы не знаете, что это за птицы? Такие... маленькие. Летают стайками. Я немного разбираюсь в породах собак, но вот с птицами — проблема. Из школьной программы совсем ничего не помню...
— Это синехвостые шнапи. Мой учитель, артефактор... Знаете, иногда он и сам говорил, что не понимает, кем является больше — артефактором или орнитологом-любителем. Клетки с птицами, книги. Когда-нибудь я вам расскажу подробнее. Это... удивительный человек! Надеюсь, они с Конрадом поладят.
— Я вам очень признательна за участие в судьбе племянника! Конрад — хороший мальчик. А почему синехвостые?
— Цветные перья в хвосте видны во время брачных игр. Вот только во время боев за самку они друг у друга их выдергивают. Вы не искали в детстве синие перышки на счастье?
— Нет...
Когда до поместья осталось совсем чуть-чуть, к ним вышли собаки. Эрик с Гроном переглянулись.
— Что-то случилось? — Агата побледнела.
— Да. В поместье чужой. Кто-то приехал. Пойдемте, посмотрим. И не переживайте так Вам нечего бояться.
Они пришли. У входа стоял мобиль.
— Агата, подождите, пожалуйста. Я проверю. Эльза, Грон, — охранять!
— Не нужно, Эрик, — Агата, став белее самого белого снега, вцепилась мужчине в локоть, — я... сама. Я знаю, чей это мобиль.
* * *
— Если бы ты знал, мой мальчик! О, если бы только знал, что пришлось вынести твоей семье за все это время!
— Не преувеличивай, мама. Все хорошо. Я вернулся, скоро все наладится. Где Агата?
— Ха-ха-ха-ха-ха! Где Агата? Гуляет со своим любовником! Она открыто живет с ним в твоем доме! Она посадила в тюрьму твоего брата, чуть не убила племянника. Ты знаешь, в нашем доме был взрыв! В доме ее люди под видом прислуги — это же бандиты, Людвиг, ты только присмотрись к ним! Эта змея разорила нас, она вымогает у меня деньги, но и это еще не все!
— Что еще, мама?
— Самое страшное, мой мальчик... Самое страшное! Она...
— И что же я такого сделала, фрау Берта?
Агата вышла в холл.
Людвиг...
Выглядел неплохо. Не такой аккуратный, как обычно, но вполне себе живой и здоровый. В глазах — сомнение. Любопытство. Действительно ли фрау Берта говорит правду? Агата стояла, не в силах пошевелиться. Ей было... Все равно. Она ничего не чувствовала к этому человеку. Хотя... Казалось, ничего не изменилось.
Жесткие волосы на затылке, как всегда, стояли чуть выше остальных. Раньше ей казалось это милым. Забавным. А сейчас? Сейчас почему-то нет. Не кажется! Его живой, умный, всегда немного насмешливый взгляд вдруг потерял все свое очарование. Большая родинка под правым глазом у виска. Как же она его уродует. Странно... Она что, раньше этого не замечала?
— Агата! Это правда?
— Для начала — здравствуй, Людвиг... Может, расскажешь, где ты был все это время?
— Об этом после. Не передергивай! Я хочу знать. Все, что говорит мама, — это что, правда? Агата... Если ты мне все объяснишь, я уверен, мы все уладим.
— Но мы же так и не узнали самого главного. Не так ли, фрау Берта? Что же такого страшного я натворила?
— Ты слышишь? Мальчик мой, ты слышишь? Слышишь, как она со мной разговаривает!
— Агата. Не груби моей матери, пожалуйста. И объясни, наконец, что все это значит? Что происходит? Кто все эти люди в нашем доме? И что за история с твоим... любовником? Этого же просто не может быть!
— Простите, что перебиваю. Господин Людвиг фон Лингер, я правильно понимаю? — Барон вошел в холл, собаки молча сели по обе стороны от Агаты.
Эльза укоризненно посмотрела Агате прямо в глаза: «Ну ты хоть понимаешь, что их даже сравнивать нельзя? Ну посмотри на одного и второго... Разве могут быть сомнения?»
Писательница еле сдержала улыбку, хотя до этого момента не знала — плакать или нет...
— Совершенно верно. А... вы?
— Мое имя Эрик Я и все эти люди, что живут в доме, исполняя обязанности сбежавшей прислуги, призваны охранять госпожу Агату фон Лингер на момент следствия. Вашу жену пытались отравить. Попрошу вас не покидать поместья до тех пор, пока дело не закроют.
— Отравить? — Фон Лингер побледнел.
— Именно. Госпожа фон Лингер, если я вам понадоблюсь, буду у себя.
Эрик удалился вместе с двумя валльскими пастушьими. Поднявшись наверх, где располагались комнаты для гостей, мужчина шепнул:
— Эльза, Грон! Вернуться и охранять. Но так, чтобы вас не заметили...
— Мама, — Людвиг фон Лингер был явно растерян, — мама, пожалуйста. Оставь нас с Агатой наедине. Нам надо поговорить.
— Да о чем ты собираешься с ней разговаривать, Людвиг? Она же...
— Мама! — Голос хозяина поместья сорвался.
Фрау Берта, рыдая и заламывая руки, ушла к себе. Ее жалобные крики еще долго были слышны откуда-то сверху.
— Если ты не возражаешь, Людвиг, пройдем на кухню. Мне нужно приготовить согревающий чай.
— Я не замерз. Сделай лучше от головной боли.
— Я. Я замерзла, Людвиг...
Они долго смотрели друг на друга.
Касс, вытерев руки о свой белоснежный, до хруста накрахмаленный фартук, поспешил удалиться. Агата подошла к шкафу, достала травы, зажгла спиртовку.
— Ты же знаешь, Агата, — голос Людвига стал чуть тише, — я не могу без твоего отвара, когда у меня начинается головная боль! Мать просто вывела меня из себя! И объясни мне, наконец, что происходит? Что это за бред с твоим любовником?
Он сорвал белую салфетку, которой повар с такой любовью прикрыл еще горячие булочки, взял одну и стал жевать, развалившись на стуле.
Агата старалась сосредоточиться на отварах. Один — Людвигу, от головной боли, другой — Эрику, от простуды...
Ей вдруг стало омерзительно. До тошноты. Непонятно почему стало обидно за Касса, солдат, Эрика... Всех тех, кто спас ее. Заботился. Поддерживал. Они так старались вернуть ей жизнь, надежду на будущее. И вот пришел он. Смял салфетку. Схватил булочку...
Всеблагие, да что это с ней? Что за бред она несет?
— Где ты был все это время? — вдруг спросила она.
Отвары должны были настояться. Работать со шкатулкой из кристаллов она сейчас все равно не сможет. Агата смотрела в глаза человеку, с которым ее связывало так много, что в происходящее просто невозможно было поверить! Неожиданно появилась надежда. Надежда и чувство вины. Почему она решила, что он виноват? Может быть, он сможет все объяснить, и тогда...
— Так сложились обстоятельства. Ты просто не знаешь, что наше финансовое положение последнее время...
— Я знаю ВСЕ о нашем с тобой финансовом положении. Ведется следствие. Мне предоставили не только подробный отчет о финансах, но и о том, что ты... живешь с женщиной.
— Аделинда, ну не начинай! Какая женщина?
— Аделинда, я полагаю.
— Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной?
— Нет. Ты только что назвал меня ее именем.
— Я? Да при чем тут это? Я писал книгу! Я надеялся спасти нас с тобой от кризиса! Пойми, мне нужна была новая обстановка! Впечатления! А как ты хотела? Что еще могло подстегнуть вдохновение? Отвар от головной боли?
— И... как?
Агата вцепилась в спинку стула. Даже сесть сил не было. Людвиг стряхнул крошки на пол. Взял еще одну булочку.
— Что именно?
— Вдохновение? Удалось написать что-нибудь стоящее?
— Думаю, да. Мне, правда, нужно, чтобы ты отредактировала текст и...
— Погоди. А как же... другая женщина?
— Да брось, я же тебе все объяснил! Если ты переживаешь, поверил ли я маме, то уверен, она преувеличивает. У тебя — любовник?! Да это просто смешно!
— Почему?
— Что?
— Почему смешно, что у меня — любовник?
Людвиг потер ладонями виски. Он всегда так делал, когда начиналась головная боль.
Агата процедила настой, разбавила молоком до нужной температуры. Положила сахар. Надо же... Руки помнят. Все, как он любит. И чашка его. Синяя. Бросила полотенце в кипяток. Обжигая руки, отжала. Обернула мужу голову.
— Хорошо... Всеблагие, Агата! Ты не представляешь, как я мучился без всего этого!
Несколько минут Людвиг сидел, откинувшись, прижимая горячее полотенце к вискам. Затем с удовольствием отхлебнул чай и повторил:
— Как хорошо! Пойдем наверх... Я соскучился!
— Подожди... здесь, Людвиг.
— Хорошо!
Он остался пить на кухне свой чай, а она побежала наверх. Что-то золотистое мелькнуло под ногами, что-то кричала фрау Берта, ее попытался остановить Ульрих, но она ничего не видела и не слышала вокруг. Она бежала. Вверх по лестнице. К двери справа.
Вдруг стало все ясно и понятно. Как белый снег. Радостно. И... обидно. До чего же обидно! Столько времени потеряно зря. Но она исправит! Сейчас она все исправит...
— Эрик!!!
Ей казалось, она кричит, но из горла вырвался какой-то хриплый свист. Ей казалось, она барабанит кулаками по двери, но руки вдруг стали ватными. Они беззвучно скользили по отполированному дереву...
«Эрик! — мысленно кричала она. — Эрик!!!»
— Гав!
— Гав! Гав! Гав!
Помогли Грон и Эльза. Дверь открылась, и она упала в объятия мужчины.
— Агата! Агата, что с вами?
Вдруг все закончилось. Она снова почувствовала руки и ноги, вернулись голос и... решимость.
Она смотрела на барона до тех пор, пока его личина не исчезла. Обвила руки вокруг шеи. Подставила лицо.
Настоящий мужчина не раздумывает. Настоящий мужчина действует.
Бывший канцлер его величества, артефактор, барон Эрик фон Гиндельберг никогда в своей жизни не был так счастлив.
Они лежали, обнявшись, боясь пошевелиться.
Эрик гладил женщину по спине и морщился. Ее волосы щекотали...
— Апчхи!
— Ха-ха-ха...
— Тсссс! Тихо, любимая...
— Ты простудился! Я заварила чай, но он, наверное, уже остыл. Мы... заснули?
— Не помню...
— А что ты помнишь?
— Счастье... А ты?
— Я тоже... Что это? Ты слышишь?
В дверь гостевой комнаты постучали. Потом еще и еще.
— Агата! Агата, что происходит?
Людвиг фон Лингер барабанил в дверь, то и дело с опаской оглядываясь на двух собак. Псы сидели рядом и буквально буравили его блестящими глазами.
«Слушай, дружище... Ты проиграл. Шел бы ты отсюда, а?» — Грон тяжело вздохнул и лег на пол.
«Какая бестактность! Вы же видите, вам не открывают! Неприлично проявлять такую настойчивость». — Эльза негромко рыкнула.
— Агата! Агата! Ты одна? Открой же! Агата!
— Как ты думаешь, он уйдет? — Барон потянулся за поцелуем.
— Вряд ли... Что будем делать?
— А что бы сделала твоя героиня?
— Сбежала.
— Готова?
— Что?
— Сбежать?
— А... как?
— Одевайся! Только тихо...
Они бесшумно оделись, вздрагивая от стука в дверь и криков. К Людвигу присоединилась фрау Берта, Ульрих пытался что-то им объяснить, стараясь перекричать звонкий собачий лай.
Когда все было готово, барон достал блестящую пластину, нажал несколько кнопок.
— Майер! Лестницу к моей комнате. Мобиль. И отвлеките всех. Отступление должно пройти незаметно.
Взрыв! Дом не вздрогнул, как в прошлый раз, но хлопок был громким. Вопли. Собачий лай... Солдаты с криками:
— Пожар! Пожалуйста, все выйдите во двор! Ради вашей же безопасности!
— Пошли! — Эрик схватил ее за руку и потащил к окну.
— Подожди! Что это? Там же...
— Это обычная дымовая шашка. Чтобы отвлечь внимание. У нас мало времени. Лингер — военный. Он быстро догадается.
Она никогда в жизни не спускалась по приставной лестнице со второго этажа! Страшно... Ветер. Высоко!
Они прыгнули в мобиль. Какая скорость! Так, наверное, несутся только тогда, когда ловят преступников...
— Куда мы едем?
— К морю.
— Почему?
— А ты не хочешь?
— Хочу!
— Ну вот... Поэтому и едем!
Глава 20
Море...
Больше всего он любил его именно в это время года. Стальное, грозное, холодное. С мокрым твердым песком, пустынными пляжами, пронизывающим ветром.
Конечно, летом море другое. Синее, песок золотой, солнце светит, тепло...
Наверное, женщины больше любят разгар сезона. Корзинки с фруктами, мороженое, соломенные шляпки в цветах. Но свою... Свою! Уже два часа как СВОЮ женщину он почему-то представить в этом образе не мог...
Дул сильный ветер, пробирающий до костей. Эрик нашел в мобиле свое пальто и отдал его Агате.
Она стояла на огромном плоском валуне, в опасной близости от края, раскинув руки и улыбаясь в жемчужное небо. Длинные рукава и развевающийся подол делали ее похожей на ребенка. Маленькая веснушчатая девочка. Его девочка...
— Эрик! Эрииик!!! Иди сюда! Посмотри! Посмотри, какая красота! Как же я люблю море... зимой!
— Агата... — Счастливый, он обнял ее со спины, прижал к себе.
Конечно, она не будет сидеть в шляпке с цветами среди отдыхающих, жалуясь на нестерпимую жару. Она побежит прямо в воду — плавать на спине, подставив лицо солнцу. А оно оранжевой кистью нарисует новые веснушки, от которых баронесса фон Гиндельберг станет милее прежнего...
Женщина извернулась под его руками, забавно и очень явно подставив губы для поцелуя.
— Ветер. — Мужчина с сожалением провел кончиками пальцев по соблазнительным губам. — Потрескаются.
Агата рассмеялась:
— Ты такой правильный.
Он лишь пожал плечами:
— Послушай... вот мы с тобой сейчас...
— Тссс, — она прижала свою ледяную ладошку к его губам, — не надо, Эрик... Пожалуйста, не говори ни о чем! Я счастлива. И я ни о чем не жалею!
— А руки почему такие холодные! — Он закутал хрупкую фигурку поплотнее в пальто и стал растирать ледяные покрасневшие пальчики. — И нос! Нос — почему такой холодный?!
Эрик вспомнил неуемную жадность губ, словно ее никто никогда не целовал... Трепетную нежность рук, запрокинутое лицо, счастливые глаза... И сердце сжалось.
Любить! Любить каждый день, до тех пор пока она не согреется, пока не привыкнет к тому, что так будет всегда. Нельзя, невозможно, немыслимо по-другому!
— Агата, я так хочу...
— И я хочу! К тебе...
— Твой муж...
— Эрик, я не шутила, когда говорила следователю Майнцу еще при первой беседе — что буду подавать прошение о разводе.
— Ну... хорошо.
— Он предал меня.
— Ты... не думай о нем...
— Эрик! Нет... Ты же не сделаешь ничего...
— Послушай... То, что я сделаю или не сделаю, — это не должно тебя волновать. Просто... не думай. Он больше не помешает.
Маленькая женщина решительно вывернулась из объятий и рассерженно посмотрела на господина барона:
— Я должна знать!
— Давай договоримся вот о чем. Будущая баронесса фон Гиндельберг знает ровно столько, сколько необходимо для ее благополучия и душевного равновесия.
— Ах... так?!
— И никак иначе. Ты не замерзла?
— А как же... равноправие, партнерство? Любимый человек должен быть мне другом...
— А я твой друг...
— Он должен считаться с моим мнением!
— Считаюсь...
— А... а... А с чего ты вообще решил, что я выйду за тебя замуж?
— А ты попробуй не выйти.
— Что? Да... ты...
Они носились по пляжу. Падали в мокрый песок. Целовались. Агата собирала все, что попадалось на глаза — обточенные волнами стеклышки бутылочного стекла, камни причудливой формы. Карманы от всего этого стали тяжелыми, а пальто еще длиннее.
— Эрик!!! Эрик, смотри! Ну, посмотри же!
Она развернулась перед ним и стала идти спиной вперед, чтобы удобнее было разговаривать, глядя в глаза.
— Смотри, что я нашла!
— Что это?
— Окулус! — Она с гордостью показала увеличительное стекло зеленоватого цвета в изящной медной оправе и ручкой из недрагоценного камня.
— Ну... это вполне обычный прибор для увеличения. Артефакторы пользуются другими. И потом... Оно зеленое. Это для детей, чтобы рассматривать что-нибудь. Смотреть на солнце.
— Ты не понимаешь! Это... это знак!
— Какой?
— Это чтобы мы друг к другу так относились, понимаешь? Чтобы... Чтобы каждая мелочь — как будто увеличили в сто раз. Чтобы не обидеть...
— Послушай... Ну как я могу тебя обидеть?
— Случайно. Но этого не случится, потому что я нашла вот это! Смотри... Смотри! — Она поднесла стекло к лицу, споткнулась, но он успел ее подхватить.
Прижимая к себе, канцлер понес Агату в машину, стараясь не слушать всякие глупости про увеличенные в десять раз обиды и спасительное зеленое стекло. Поцеловать свою женщину хотелось нестерпимо.
Притянуть на колени, найти ее губы: сладкие, манящие. Удивиться — как он раньше жил без этого. Испугаться — он же не сможет без этого жить...
— Давай уедем, — выдохнул он в пахнущие морским ветром волосы, — прямо сейчас. Развод я тебе и так вытребую. Поместье — если ты его захочешь — выкупим у Лингеров. Пожалуйста...
Она лишь отрицательно покачала головой.
— Нет, Эрик. Нет. Если я исчезну, это спугнет преступников. И мы можем так и не узнать, кто они. А за мной все равно придут. Я не хочу всю жизнь жить в страхе. Оглядываться. И потом... Возможно, поместье Лингеров сейчас самое безопасное место. Любая передислокация жертвы, даже ради ее же собственной безопасности, — на руку охотнику. А еще — мы влюблены. Нас захлестнули эмоции, а значит, мы уязвимы.
— Плохо, когда твоя женщина мало того, что пишет остросюжетные романы, так еще и обладает незаурядным аналитическим умом.
— Это был комплимент, или мне обидеться? — задрала подбородок Агата.
— Я тебя люблю, — сказал он. И вздрогнул от того, насколько это естественно и правильно прозвучало.
Агата погладила его по щеке, прижалась к нему всем телом и прошептала:
— И я... Тоже. Очень. Очень-очень тебя люблю...
* * *
Если уж его маленькая смелая женщина приняла решение, надо было возвращаться.
— Я проберусь к тебе в спальню. Ночью, — грозно сообщил он.
— Буду ждать! — улыбнулись рыжие веснушки.
Они почти всю дорогу молчали. С одной стороны, было жаль возвращаться в реальность, с другой...
— О чем молчишь? — Эрику нестерпимо захотелось вновь услышать ее голос, даже если она продолжит теорию влияния зеленого увеличительного стекла на их будущие отношения.
— Вспоминаю Эльзу и Грона. Насколько они умнее нас с тобой.
Что мог ответить бывший канцлер королевства Отторн? Только кивнуть, на этот раз соглашаясь со своей спутницей полностью, без тени иронии.
* * *
Стоило им заглушить мобиль, как навстречу выбежали собаки:
— Гав! Гав!
— Гав! Гав! Гав!
«Вот что это за безобразие! Почему без нас? А безопасность? О чем только думали, сладкая парочка, а?» — надрывался Грон.
«Сколько ждали! Вот... Все самое интересное, самое романтичное и... мимо! Как же так? Нам же тоже интересно!»
Грон, услышав такое, даже замолчал.
Потом уселся и внимательно посмотрел на подругу, дескать, «ну ты, мать, даешь...».
«Да они все равно ничего не понимают! И даже если соображают, то очень медленно».
«Ну... как показывают последние события, все же не совсем».
— Гав! Гав! Гав!
— Гав! Гав!
— Эльза! Грон!! — бывший канцлер бросился обнимать своих любимцев.
Агата хохотала, целуя по очереди самых умных существ на земле.
«Ты смотри, что творится, а? И стоило столько мучиться? Как же у этих несчастных людей все сложно». — Эльза улыбалась, подмигивая Грону.
«Думаю, нам с тобой сегодня пировать! Сейчас они будут по очереди бегать за нами с яблоками! Счастьем делиться! Спорим на твою долю?» — Грон старательно вилял золотистым хвостом.
«Вот еще! Зачем же мне спорить, когда ты абсолютно прав!» — Эльза лизнула Агату в щеку.
«А почему?» — Грон победоносно посмотрел в янтарные глаза подруги.
«Потому что ты самый умный и самый красивый!» — уткнулась Эльза в золотистую шерсть.
— Агата! — раздалось с крыльца. — Объяснись, пожалуйста. Что происходит?! Куда ты исчезла? Почему на тебе это пальто?!
Женщина медленно подошла к дому. Поднялась по ступенькам. Вплотную подошла к мужчине. Выпрямилась. Вздохнула, глубоко, с силой втянув в себя воздух. Сжала кулаки под длинными рукавами пальто. Хорошо, что не видно.
Подошел Эрик. Они переглянулись.
«Нет, — прочитал он в ее глазах. — Это мой разговор».
— Эльза, охранять! — приказал барон и нехотя исчез в доме.
Раз она хочет поговорить с бывшим мужем наедине, так тому и быть. Он же побеседует с Людвигом фон Лингером позднее. С глазу на глаз...
— Да о чем с ней разговаривать! Гнать ее надо из дома! — раздался из-за двери визгливый голос.
Собаки зарычали.
— Уважаемые фон Лингеры, — тихо, но так, чтобы было слышно, мягко, почти с нежностью проговорила Агата, — разговор о том, чей это дом, мы будем вести лишь после того, как на мой счет вернутся деньги, оставшиеся от родителей. А пока... Я — не заявляю в полицию. Вы — ведете себя прилично. Надеюсь, мы договорились.
— Может быть, тебе все же стоит вспомнить о приличиях? — прошипел Людвиг.
— Думаю, нет. Оно того... не стоит!
— Господин Эрик! — распахнулось окно чердака. — Две машины на подъезде к дому.
— По местам! — скомандовал Эрик. — Агата, в дом!
— Агата! Что происходит? — Людвиг попытался схватить жену за руку, но грозное рычание собак заставило мужчину отпрыгнуть.
Эльза растянулась на полу подле той, что признала за хозяйку, всем своим видом показывая, что порвет любого. А некоторых «любых» порвет с удовольствием.
Грон сидел у входа в подвал, куда по распоряжению Эрика были вынуждены спуститься все обитатели поместья, за исключением солдат. Пес снисходительно смотрел на происходящее: «Знаешь, Эльза... Не думаю, что хозяин рассердится, если ты его все-таки укусишь... Ну, может, совсем чуть-чуть. Давай я, а? И всю вину на себя возьму?»
Эльза с восхищением посмотрела на друга: «Не стоит, милый. Мало ли что там наверху случилось. Вдруг наша помощь понадобится? Надо быть в форме. Так что не рискуй здоровьем. Нечего брать в рот всякую гадость».
«И то верно». — Грон лег, не сводя внимательного взгляда с Лингера. Мало ли что... Пусть только дернется!
Агата огляделась. Подсобные помещения было не узнать!
Новая дверь поражала своей массивностью. Словно вела она не к вареньям-соленьям, а как минимум берегла королевские реликвии! Стены облицевали деревом. Отгородили ту часть, где некогда прятался Конрад, огнеупорной стеной. Судя по восторженным звукам, что доносились оттуда, Агата поняла, что Эрик распорядился оборудовать мальчику лабораторию.
Эрик... Мысли о нем отбросили на второй план все происходящее. Осталась лишь тревога — что там происходит и все ли с ним в порядке. Ему пора пить лекарства. Она вдруг почувствовала, какое это счастье, готовить ему лекарство...
— Почему нас заперли в подвале? — спросил Людвиг, усаживаясь в кресло. Фрау Берта опустилась на один из диванчиков, что стоял посреди помещения.
Вернувшись к реальности, стараясь, чтобы сердце так бешено не билось от недавно случившегося, Агата продолжала разглядывать подвал. Полки с припасами. Вина. Все на своих местах. Идеальный порядок! Касс просто волшебник Даже мягкая мебель появилась. Не слишком громоздкая, правда, но очень уютная. Правда, не рассчитана на габариты фрау Берты. Писательница с сочувствием покосилась на диванчик.
Вилла стояла у противоположной стены, делая вид, что прислушивается к возне Конрада в лаборатории. На самом деле она просто не знала, куда сесть. Людвиг развалился в кресле, не обращая внимания на то, что сестра стоит, никакого внимания, а бедный диванчик явно не выдержал бы двоих. Агата подвинулась, сделав еле заметный пригласительный жест.
Они с Виллой кое-как угнездились на одном кресле.
— Агата! Может, ты, наконец, объяснишь... — начал Людвиг.
— Мы на осадном положении, — вздохнула Агата, понимая, что игнорировать просьбы мужа ввести его в курс дела она больше не может. — Сначала меня пытались отравить. Как раз тогда, когда ты... исчез. Потом на нас с Эриком напали. Мы чудом остались живы. А теперь — два незнакомых мобиля, поэтому объявили тревогу. Эрик и солдаты охраняют меня и дом.
— Глупости все это, чушь! — насмешливо посмотрела на невестку фрау Берта. — Сама-то подумай! Кто ты такая? Кому ты нужна?
— Вам же зачем-то понадобилась, — грустно улыбнулась она свекрови.
— Что? О чем это ты? — Людвиг не сводил с жены непонимающего взгляда.
Было видно, что мужчина никак не ожидал попасть в этот театр абсурда! Он вернулся, чтобы жена, как всегда, поработала над текстом. Бросилась, как герою, на шею. Сделала ему чай от головной боли. Нет, чай она, конечно, сделала, но...
— Перед тем как ты исчез, фрау Берта пыталась меня отравить. Хорошо, что твоя мама понятия не имеет, чем ядовитые растения отличаются от просто вредных.
— Очень жалею, что так получилось, змея подколодная! — прошипела дама.
— Мама!
— Вы не жалейте. Вы — радуйтесь, потому что так вами будет заниматься психиатр, а в противном случае — это был бы уголовный розыск.
— Агата! Прекрати немедленно угрожать! И... верни маме чек! Что ты удумала! Это же моя семья!
— Ты совершенно прав, Людвиг. Это ТВОЯ семья.
— Что ты такое говоришь?
— Правду. Ульрих — игрок. Фрау Берта его покрывает. На своем состоянии она экономит. А тебя — не жалко.
— Не смей!
— Все деньги, что мы заработали, ушли на оплату карточных долгов твоего младшего брата. Те, что ты давал Вилле. Те, что лежали на моих личных счетах. Те, что нам заплатили за книги. Все, Людвиг! Все!
— Постой. Но... Вилла?
Бледная старшая сестра кинула быстрый взгляд на мать, но собралась с силами и кивнула.
— Это правда, Людвиг. Деньги нужны были не мне. Я боялась открыть правду...
— Предательница! Забыла, чем я все это время держала тебя за горло? Раз так, я всем расскажу, что твой...
— Прекратите! — схватилась за голову Агата.
Вилла задрожала. Но решилась:
— Рассказывайте, мама. Мой сын все знает. Конрад уже вырос. Он талантливый артефактор. У него большое будущее! Он понял меня и простил. Мой законный муж тоже знает. И он не отказывается от ответственности, несмотря на то, что особой близости с сыном у него никогда не было.
Агата не могла оторвать глаз от бледного лица Виллы. В свете спиртовок, что горели по углам, ее лицо вдруг стало... прекрасно. Как будто... сбросило личину! Личину скорби, отчаяния. Боли и страха. Сколько же она натерпелась за все это время.
Раздался звук разбитого стекла. Все вздрогнули и повернули головы. Конрад разбил одну из своих пробирок. Юноша стоял бледный, но не испуганный, и смотрел на мать. Агате вдруг стало жарко в холодном подвале. В этом взгляде было все — любовь, прощение, забота. Конрад уже не ребенок. Он — мужчина, готовый защищать то, что ему дорого, — мать.
— Людвиг! Людвиг, почему ты молчишь?! — Фрау Берта, понимая, что теряет рычаги управления, бросилась к сыну за помощью.
— Я знал, мама, — опустил голову Людвиг.
— Людвиг! Ты?! Ты... знал?
— Мама, как ты могла! Я же был уверен, что спасаю сестру.
— Но брату тоже нужна твоя помощь!
— Фрау Берта считает, что только младший заслуживает доброго отношения. Старших можно унижать или разорять!
— Агата, прекрати! Я тебя просто не узнаю!
— Люди, после того как их предают, бросают и пытаются убить, очень меняются.
— Перестань! Тебя никто не бросал! Я не бросал! Я... — Он сжал виски ладонями.
Агата вздохнула. У Людвига может начаться мигрень. Надо сделать отвар. Не хочется... Неужели она действительно так сильно изменилась? Куда делось ее сострадание? Желание помочь? Наверное, в ней просто говорит обида. Желание отомстить. Это не дело. Надо попросить Касса спустить ей все необходимое.
— Вилла, — поднял Людвиг бледное, измученное лицо, — я же знал... Почему ты мне не сказала?
— Ты знал. А сын — нет... Я боялась.
— Да кого ты слушаешь, Людвиг?! Падших женщин? У твоей сестры — незаконнорожденный сын, у твоей жены — любовник! Кого ты слушаешь, я тебя спрашиваю?! Ты должен слушать меня! Меня! Я — мать! — не смогла удержаться фрау Берта.
Агата рассмеялась про себя: любовник! Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь будет настолько счастлива от того, что так низко пала!
— Мама, ну что ты такое говоришь? Агата — и любовник... О чем ты...
Агата с трудом заставила себя сдержаться. Муж говорил о ней с таким пренебрежением... Захотелось встать, дать пощечину, бросить правду ему в лицо! Но нет. Не сейчас. Это разговор для двоих. Да и свекрови она такого удовольствия не доставит.
— Ты никогда не слушаешь меня, Людвиг!
— Как выяснилось, я слишком хорошо тебя слушал!
— Да как ты... смеешь! Ты! Щенок!
— Мама! Замолчи! Замолчи хоть на минуту!
На какое-то время и правда наступила тишина. Конрад встал за спиной матери, положив ей руку на плечо. Было слышно, как шипят спиртовки. Людвиг посмотрел на жену долгим, испытывающим взглядом.
— Так... тебя неудачно отравила мама?
— И это тоже. Однако была еще одна попытка. Более удачная.
— Но ты...
— Как видишь. Я жива. Мне повезло, мимо проходил очень хороший военный врач.
— Военный?
— Меня отравили не простым препаратом. Но все вопросы к следователю Майнцу. Я устала, Людвиг...
— То есть если я правильно понимаю... На тебя ловят, как на живца. Ты попросила за это что-нибудь, я надеюсь? Заплатить долги по поместью?
— Я попросила... развод.
— Что? — вскочил Людвиг. — Да как ты до этого додумалась!
— Ты же как-то додумался меня бросить. Со всеми проблемами, что возникли! Ты просто удрал! К другой женщине! — Слезы брызнули, но не от того, что муж до сих пор был ей дорог, а от того, что сорвалась, не выдержала...
Страх, боль и обида всех этих дней вдруг навалились разом, вместе с нежданным да негаданным счастьем. Оказывается, счастье — тоже больно. Страх потерять любимого человека, не оправдать его ожиданий... Что сказал бы Эрик, если бы увидел, как она вышла из себя? Он бы вспомнил ее героиню. Разведчицу. Хладнокровную. Не чета ей...
Агата так задумалась, что не сразу услышала, что кричит ей в ярости Людвиг:
— Аделинда искренне любит мое творчество! Она чудо! С ней рядом нет проблем! Рядом с ней пишется! И...
— И что же ты вернулся?
Людвиг замолчал.
— Чтобы я вычитала рукопись? Подготовила ее к изданию? И такой мелочи, как обычно, никто бы и не заметил?
— Фон Бикк уже видел рукопись. Я привез ее с замечаниями.
— То есть у владельца издательства ты уже побывал?
— Он считает, что после редактуры это будет шедевр!
— Моей редактуры, полагаю?
— Агата, я тебя не понимаю...
— Сейчас поймешь, Людвиг. Я хочу развод — это раз. Как редактор, я стою недешево — это два.
— Ха-ха-ха-ха-ха... Да кем ты себя возомнила? Ты себя слышишь?
— Я — да. Услышь и ты меня. Пожалуйста. Можешь вычитывать рукопись с кем угодно. Хоть с фрау Бертой, хоть с Аделиндой. Но не со мной.
— Как ты можешь... Предать все, что у нас было?
Агату просто затрясло. Она вскочила, но тут тяжелая дверь отворилась, впуская слепящий глаза свет. На пороге стоял растерянный Касс с подносом, на котором... ничего не было:
— Госпожа Агата... там... пришли. Велели подать поднос. И... вот.
На огромном подносе (Касс обычно оставлял на нем свежие булочки) лежала маленькая карточка. На глянце плотного картона золотыми буквами было выведено: Аделинда фон Генгебах.
Глава 21
Эрик прикрыл глаза. Низерцвейги в подвале, но это не так уж и далеко. Он их чувствует. Собаки напряжены. Не более. Солдаты рассредоточены по основным позициям вокруг и внутри здания. Все вооружены. Каждый — профессионал. Он сам тщательно подбирал команду. Просматривал личные дела.
Дорогой мобиль стоял возле поместья. Минута. Еще одна. Ничего... Агата и остальные обитатели дома в подвале. Что бы ни случилось, они не должны пострадать. С кем именно сейчас придется столкнуться?
Все это время он каждый день анализировал имеющуюся информацию. Подключал связи, а они у него были. Но... ничего. Ни одной личности вокруг этого темного дела, которая хоть как-то могла быть связана с «Водяной Смертью». Возможно, сейчас что-то...
Дверца мобиля открылась. Высокий мужчина вышел, обогнул черный сверкающий корпус последней модели и помог... Не может быть. Женщина?
Он уже решил, что это подруга Виллы или фрау Берты, а может, любовница Ульриха, и такой переполох подняли зря, но чем ближе подплывала к дому богато одетая женщина, тем больше бывший канцлер чувствовал, что что-то тут не так.
— Спрячьтесь! — приказал он солдатам. — Не высовываться! Ганс, Касс, вы должны встретить даму по всем правилам.
— Это... как? — Касс побледнел.
— Ну не знаю... Приготовь поднос для визитной карточки! Из подвала никого не выпускать! Пока ничего не ясно, будем тянуть время. Ганс, встречаешь, но с задержкой. Дай мне несколько минут.
Барон спрятал огнестрел, усилил артефакт личины. Вышел с черного входа для слуг. Сделал вид, что занимается садом, выбрав место, откуда будет хорошо видно лицо незнакомки.
Дама медленно шла по аккуратно посыпанной песком центральной дорожке сада, стараниями солдат содержащимся в идеальном порядке. Плавные движения, горделивая осанка, дорогая ткань платья модного покроя. Аристократка. Плотная вуаль скрывала лицо, но силу кристаллов не скроешь. На женщине, что решила нанести визит семейству Лингеров, было несколько очень мощных артефактов. Эрик знал эти артефакты... Более того, один из них делал лично. Не может быть... Откуда? Как?
— Дзинь-дзинь. — Дама раздраженно позвонила в колокольчик, явно недовольная тем, что слуги не вышли встречать немедленно, согласно статусу посетителя.
Никто не отозвался. Молодец, Ганс! Женщина окинула взглядом сад. Барон пригнулся, чтобы она его не заметила. «Ну же... Подними вуаль!»
Будто услышав его мысли, затянутые в перчатки пальчики изящным быстрым движением тронули прозрачную ткань... Всеблагие... Не может быть! Но ведь не было информации... Убить мало Майнца и весь его отдел...
Дверь открылась.
— Простите за задержку, мадам. — Ганс поклонился.
— Мне необходимо видеть госпожу Агату фон Лингер.
Бросившись через черный ход к подвалу, барон столкнулся с поваром, что спешил навстречу уважаемой гостье. Касс, желая угодить, неизвестно где достал массивный серебряный поднос (видимо, фамильное наследие Лингеров), который с диким грохотом выпал у солдата из рук и упал на пол.
— Господин ба...
— Тихо! — Эрик зажал несчастному рот с такой силой, что Касс покраснел.
— Слушай меня внимательно. Тяните время! Предложи ей что-нибудь. Чай. Вина. Мне нужно предупредить Агату! И еще... Будьте осторожны. Эта женщина опасна. Вызовите еще людей. Пусть будут поблизости, но без моей команды в поместье не суются. Понял?
— Да, гос...
— Выполнять!
* * *
Будто сытая, ленивая кошка с полузадушенным мышонком играло с канцлером прошлое. То прижмет, то отпустит. Хочешь побыть землевладельцем? Прогулки с собаками, бифштекс средней прожарки в обед, бокал вина у камина вечером, артефакторика по ночам в прекрасно оборудованной лаборатории. Одиночество. Тишина. Пожалуйста! Ты заслужил передышку. Вот только... ненадолго.
Кем он возомнил себя? Частным сыщиком? Смешно... Он — бывший канцлер. Безжалостный убийца среди таких же безжалостных убийц.
Чоу погибла из-за того, что ее постоянным клиентом был канцлер Отторна. Казалось бы, кому было дело до обычной портовой проститутки? Нашли. Завербовали. Приказали убить его. Но она этого не сделала.
Они убили ее, как только он ушел. Он никогда не забудет этой ночи. Ее глаз. Она прощалась ним. Тихо. Безропотно. А он-то был уверен! И в своем инкогнито. И в ее безопасности. Считал себя всесильным...
Это его боль, его вина. Смерть, в которой виноват только он. С тех пор он... поклялся, что больше не допустит.
Но судьба решила по-другому. Разведчицы. Слишком много знающих, молодых, очаровательных, романтичных и прекрасно подготовленных на убийство и соблазнение девушек просто нельзя было оставлять в живых. И он кивал, соглашаясь. Но когда решено было убрать Невидимку — взбунтовался. Подключил связи, использовал все свое влияние и оставил девчонке жизнь.
Островитянка. Талантливая. Его артефакты отзывались на ее кровь. Чуть раскосые глаза, приплюснутый носик, широкие скулы. Нет, они не были близки. Оба понимали, что это... слишком опасно.
Он не смог подписать ей смертный приговор. Черная папка с кристаллом, вызывающим иллюзию, под номером восемь дробь четыре до сих пор стояла перед глазами...
Адель-Невидимка. Легенда. Никто не знал, кто ее родители, известно лишь, что по описи незадолго до войны она прибыла в Отторн в поисках работы. В ее деле самая скромная биография происхождения и самая богатая — непосредственно деяний. На ее счету не одно серьезное, рискованное задание, выполненное разведчицей с блеском. Никаких следов. Ни одного провала. Проведенные операции реализованы безукоризненно и с особой жестокостью. Адель-Невидимка никогда не оставляла информатора в живых. И хотя это допускалось в крайних случаях, но обязательным не было. Все-таки чем меньше следов, тем... Но Адель следов не оставляла.
* * *
— Как прикажете доложить? — Ганс неуклюже поклонился.
— Всеблагие... что за манеры? Скажите, милейший, вы давно работаете в этом доме? — Узкие глаза снисходительно окинули обстановку, которая явно не удовлетворяла изысканному вкусу гостьи.
— Я, мадам, да... нет... — Ганс совсем растерялся, и посетительница решила ему помочь.
— Подайте поднос, я передам визитку. Живее! — проявила нетерпение гостья.
Из двери вынырнул Касс, быстро вытирающий огромный начищенный поднос. С поклоном протянул гостье. Она обронила карточку с золотыми буквами.
— Позвольте, я провожу вас в гостиную.
Ганс провел гостью. Закрыл за собой дверь.
— Не желает ли чего-нибудь уважаемая госпожа? Может быть, чай?
— Подайте мятной воды.
* * *
Жуткий, режущий уши звон с кухни выдернул барона из воспоминаний. Касс, весь красный, обогнал его и бросился с огромным, обо все задевающим серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка, к подвалу. Эрик жестом приказал не закрывать дверь и прислушался к тому, что будет происходить внизу.
Вдова Аделинда фон Генгебах желают видеть госпожу фон Лингер. Лично. Это значит, что именно она последнее время являлась покровительницей литературного гения современности, автора детективных историй про агента фон Церга. Все сходится. Вот она. Личность, с которой можно связать такой секретный препарат, как «Водяная Смерть». С Невидимкой можно связать что угодно. Однако он должен убедиться в том, что все именно так, как он думает. Доказательства не заставили себя ждать. Через минуту он услышал то, что хотел. А именно визгливый голос фон Лингера, шею которого нестерпимо захотелось свернуть сию же секунду...
* * *
— Это ко мне! — Людвиг подскочил, будто ужаленный, и вырвал карточку из рук Агаты. — Эээ... наверное, от издательства. Подожди меня здесь!
— Сожалею, — Касс преградил мужчине путь, — но гостья ясно дала понять, что желает видеть именно госпожу Агату фон Лингер.
Повар в своем белоснежном накрахмаленном фартуке выглядел очень грозно. Агата улыбнулась. Вспомнила тех, кто рядом. Касс, Ульрих, Ганс, Густав и Майер. Следователь Майнц и доктор Фульд. Верные Грон и Эльза. Эрик...
Она вдруг почувствовала, сколько людей делают все для того, чтобы вернуть ее разрушенную жизнь на место. И делают они это искренне. С любовью.
* * *
— Уволен! — Громкий голос Людвига заставил Агату вздрогнуть.
Она не сразу поняла, в чем дело, а когда поняла, заговорила тихо, но твердо:
— Не ты нанимал этого человека, Людвиг. Не тебе его увольнять.
— Допустим, но Аделинда приехала ко мне!
— Аделинда? — Агата посмотрела на мужа, затем, кивнув Кассу, взяла с подноса карточку и вышла.
— Агата! Ты не...
Дверь за хозяйкой довольный накрахмаленный повар закрыл перед самым носом господина фон Лингера.
— Касс, пожалуйста, побудьте здесь. Проследите, чтобы оставшиеся в подвале обитатели поместья не перегрызли друг друга... Эрик!
— Тсссс! — теплая ладонь накрыла лицо.
Касс открыл было рот, но, поймав на себе убийственный взгляд барона, исчез. В то же мгновение со стороны кухни раздался грохот — злополучное фамильное серебро Лингеров снова выскользнуло из рук.
— Агата... любимая, послушай меня. — Он взял ее голову в ладони, быстро проговорил то, что она должна сделать, и, ничего не объясняя, поцеловал.
Агата судорожно ловила ртом воздух. Вот ведь... Чуть не задушил! Сумасшедший... Голова кружилась, сердце билось от счастья, карточка с золотыми буквами смялась, упрямый локон выбился из без того пострадавшей от прогулки у моря прически. Но выхода не было — надо было идти на встречу с... как ее... ах да, вот тут написано: «Аделинда фон Генгебах».
* * *
— Простите, долго мне ждать? Это, в конце концов, неприлично. Госпожа фон Лингер таким образом показывает мне...
— Что вы, конечно, нет! — Ганс, как мог, пытался успокоить гостью. — У нас... возникли некоторые сложности в хозяйстве... К сожалению, решение вопроса требует личного присутствия хозяйки дома, и...
— Хозяйки дома? О чем вы? Этот дом принадлежит господину фон Лингеру. Странно, что вы не в курсе...
Солдат вытер платком выступивший на лбу пот. Он не знал, как себя вести. Эта богато одетая, ухоженная дама с мягким, властным голосом, гордой осанкой (сразу видно — настоящая аристократка) и перстнями на пальчиках явно пыталась устроить скандал. Он не хотел конфликтов, и потом, барон приказал тянуть время. Вот он и старается. Тянет. Но лучше бы госпоже Агате поторопиться! Потому что...
— Добрый день, — появилась наконец хозяйка поместья, — госпожа фон Генгебах?
— Именно. Я отправила вам карточку. Надеюсь, вам передали. В этом доме отвратительная прислуга! Такой не место в приличном доме.
— Простите, но я довольна моими людьми и не нуждаюсь в вашей оценке. Чем обязана?
Повисла пауза. Женщины молча разглядывали друг друга. Наконец госпожа фон Генгебах заговорила:
— Вы, должно быть, догадываетесь. Не так ли? Может быть, не будем ходить вокруг да около? Перейдем сразу к делу?
— Я не имею ни малейшего понятия о цели вашего визита, госпожа фон Генгебах. Присаживайтесь.
— Благодарю, — ответила дама и изящно пристроилась на краешек стула.
— Чаю?
— Нет, спасибо.
— Итак, я вас слушаю. — Агата улыбнулась гостье.
— Ваш супруг.
— А что с ним такое?
— Все это время он был со мной.
— Мой муж писал книгу. Он уехал из города в поисках вдохновения! И даже если он и был у вас, не обольщайтесь. Людвиг всегда возвращается. Я — единственная женщина, которую он любит!
— Я представляла вас совсем другой, — неожиданно проговорила гостья.
Аделинда фон Генгебах посмотрела Агате в глаза. На какое-то время все мысли вылетели у писательницы из головы. Захотелось спать. А потом вдруг она почувствовала к этой женщине, сидящей напротив, такую симпатию... Она не может сказать, какое у нее лицо, но наверняка очень доброе... Она, наверное, замечательно умеет слушать...
— Гав! Гав! Гав!
Лай со стороны кухни заставил ее вздрогнуть и вспомнить, что происходит. Посетительница же, как оказалось, собак не любила:
— Неужели вы держите собаку в доме? Хотя... С такой прислугой больше ничего не остается...
— Простите, но я уже сказала вам, что в подобных замечаниях не нуждаюсь. — Агата пришла в себя, как будто кто-то заботливой рукой снял с глаз искусно наведенный морок.
— Простите меня, госпожа фон Лингер. Действительно, невежливо с моей стороны... А какая порода собаки?
— Валльская пастушья.
— У вас только одна собака?
— Две. Вы говорили?
— Ах да. Я сказала, что представляла вас себе совсем по-другому. Вы выглядите лучше, чем... я ожидала.
— В каком смысле? — насторожилась Агата.
— Я подозревала, что затяжная неизлечимая болезнь — не что иное, как шантаж. Попытка удержать Людвига подле себя.
— Болезнь?! Но я не...
— Милая, таким образом мужчину не удержать. Письмо о том, что вы умрете, если он не вернется, — это было жалко. Унизительно. Неужели у вас совсем не осталось гордости? Вы не производите впечатления сумасшедшей, хотя Людвиг... Но не будем об этом. Научитесь проигрывать достойно, мой вам совет.
— Никаких писем я не писала, госпожа фон Генгебах. Если Людвиг вернулся назад, то это не потому, что его шантажировали.
— Что вы хотите этим сказать? — Женщины, не сговариваясь, вскочили со своих мест, и далее их словесный поединок продолжался уже стоя.
— Правду. Людвиг любит меня. Он вернулся домой. К семье и женщине, которая является его законной супругой. Мне жаль. Но, как вы правильно только что выразились, проигрывать надо достойно. Я вас больше не задерживаю.
— Что? — Госпожа фон Генгебах посмотрела на Агату так, будто у той отросла вторая голова.
— Людвиг любит меня. Он останется со мной.
— Вы лжете! Где он? Я хочу его видеть!
— Это невозможно!
— Вы... вы удерживаете его силой! Неужели вы не понимаете, что губите талант? Людвиг — гений! Вам не подрезать ему крылья! Я этого не допущу!
— Повторяю. Я вас больше не задерживаю.
— Дайте мне с ним поговорить! Одну минуту! И если он скажет, чтобы я ушла, вы меня больше никогда не увидите. Обещаю.
— Сожалею, но это невозможно, госпожа фон Генгебах.
— Где он? Он здесь? В доме?
— Он в подвале. — Агата искренне сказала правду и только потом поняла, насколько абсурдно это прозвучало. Повисла пауза.
Юбка Аделинды ядовитой змеей шипела по паркету. Дверь за женщиной, которая больше не проронила ни слова, закрылась абсолютно бесшумно, отчего по позвоночнику липким холодом пробежал страх. Агата не могла пошевелиться. И только когда Эрик с грохотом открыл дверь в гостиную (никогда она так не радовалась громкому звуку!), женщина без сил опустилась в кресло.
— Как ты?
Агата подняла на него совершенно измученный взгляд.
Он вытащил любимую из кресла, усадил к себе на колени и крепко-крепко обнял:
— Агата, ты умница! Ты была великолепна!
— Я... все сделала... правильно? — От напряжения на бледном веснушчатом личике выступили слезы.
— Может, подать что-нибудь? — неожиданно решился спросить Касс.
— Да. Что-нибудь. И вина. Мы будем наверху.
— Мне надо сделать тебе лекарство, и... — Агата встала, сделала несколько шагов и упала, подхваченная бароном.
— Касс! Ульрих! Ганс! Эльзу и Грона ко мне! — Барон отдавал приказы, а сам бежал со своей драгоценной ношей наверх, в спальню.
Положить на кровать, приставить охранять собак, а самому... Куча дел. Надо все подготовить. Если он правильно все понимает, развязка близка. Только бы разобраться со всем этим до конца, а там он ее увезет. Куда? Не знает. Но он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он уничтожит всех, кто может так или иначе принести вред Агате фон... Агате. Его Агате. И если после того, как он уничтожит всех, опасность будет исходить от него самого — он уничтожит сам себя.
Политика. Заговоры. Ложь. Ревность. Жадность и зависть. Все это не должно коснуться растрепанной женщины с веснушками, что раскинула руки, приветствуя море. В его пальто. Огородное пугало — душа нараспашку. Вот она я! Агата фон Лингер. Меня предал муж, меня пытались отравить, пользовались моим талантом, потом обокрали, но я люблю этот мир и дарю ему свое сердце! Дурочка. Какая же... дурочка!
— Эльза...
— Гав! Гав! Гав!
— Агата! — Оказывается, пока он приник поцелуем к холодным пальчикам, пришли собаки, и женщина очнулась.
— Эрик... Эрик, я не понимаю...
— Тихо. Тихо, любимая. Я все тебе объясню.
Грон просто буравил хозяина взглядом: «Ты нас позвал зачем? Мы тебе должны помочь ей что-то объяснить? Уверен, что сам не справишься? Может, нам уйти, а? Мы с Эльзой не обидимся...»
— Эльза, Грон! Охранять!
— А ты... — Агата приподнялась, но тут же снова откинулась на подушки.
— Отдыхай. Я скоро. С тобой будут собаки, Ульрих, Касс и Ганс. Потерпите, госпожа фон Лингер! Скоро вы все узнаете!
— Женщины не так любопытны, как вы думаете, господин барон.
На бледном веснушчатом лице мелькнула слабая, но все же улыбка.
— А что с остальными делать? — Ганс поймал барона уже в дверях.
— То есть?
— Они же так и сидят в подвале.
— Ну и пусть сидят! Целее будут. Ваша задача — оберегать госпожу Агату. Я скоро вернусь.
* * *
— Господин следователь?
К Майнцу заглянул молодой помощник, вчерашний стажер.
Мальчишка ему нравился. Толковый.
— Что тебе, Пауль?
Майнц отложил отчет для прокурора о профилактике преступлений, который мучил вот уже без малого два часа, потер глаза тыльной стороной ладони и с наслаждением потянулся до хруста в кости.
Парень мялся на пороге.
— Говори!
— Я по поводу того дела о пропавшем писателе.
— Да, да... проходи. — Майнц тяжело вздохнул.
Если бы бывший стажер знал, как ему эта история не нравилась! За столько времени они и на шаг не приблизились к разгадке! И каждый день ждали, что «Водяная Смерть» где-то объявится.
— Меня насторожило, что писатель явился домой в том же самом мобиле.
— Погоди... В каком «том же самом»?
— Который мы обнаружили после его исчезновения. Я проверил регистрационные номера используемых кристаллов. Они совпадают.
— Точно... — Майнц снова потер глаза. — И как я это упустил?
— Он ведь должен был быть у нас, верно?
— Верно, Пауль. Не томи — кто распорядился?
— Сержант Кромм.
— Тааак...
Майнц ударил ладонями об стол, встал и подошел к окну. Как же он позволил обвести себя вокруг пальца? Сержанту было поручено узнать, куда исчез писатель. Именно он привез вести о том, что Лингер сидит в домике под столицей с нанятой стенографисткой. Справка о личности той самой стенографистки лежит у него на столе. Ничего интересного. Студентка филологического факультета Оклеровского университета. Единственная дочь. Отец — библиотекарь, сотрудник Большого Архива. Вдовец.
— Я съездил в тот городок возле столицы, — прервал его мысли Пауль.
— И?
— Лингера там никогда не было. Госпожа Ева Беккер понятия не имеет, кто он такой. Более того, девушка не считает приключения агента фон Церга стоящими ее внимания. Предпочитает более серьезную литературу. Адама Иттена, например, или...
— Хорошенькая?
— Простите?
— Хорошенькая, говорю? Ева эта? Мне ее литературные пристрастия ни к чему! Можете говорить о литературе сколько угодно в нерабочее время. След ложный — это понятно. С кем на самом деле развлекался Лингер, выяснил? Или ты с этой...
— На самом деле Людвиг фон Лингер проживал в особняке вдовы Аделинды фон Генгебах. — Уши Пауля мгновенно стали пунцовыми.
Майнцу стало стыдно. Парень выяснил очень важную информацию. Поработал на славу. Достоин похвалы и премии. А то, что ему понравилась девушка, так дело молодое. Он бы обязательно сказал помощнику что-нибудь ободряющее, но информация, которую выдал парень, заставила задуматься. Аделинда фон Генгебах... Что-то он слышал...
— Хорошо. Пока свободен. И... держи язык за зубами. На всякий случай.
— А что будет с сержантом?
— С Кроммом?
— Да.
— Расследование — что же еще?
Майнц выпроводил стажера и чуть не выронил вибрирующую блестящую пластину из рук Изобретение барона фон Гиндельберга использовали пока только спецслужбы. Следователя этим чудо-артефактом бывший канцлер одарил исключительно в интересах расследуемого дела. А он... Никак не привыкнет! Вот и сейчас. Надо было сразу связаться с бароном.
— Господин барон?
— Как вы могли пропустить такую информацию, Майнц?! Берите Фульда — и в столицу! Немедленно поднимайте все дела, все смерти хоть отдаленно напоминающие те, что бывают от «Водяной Смерти»!
— Да, господин фон Гиндельберг. Мы...
— Что — вы?! Выполнять! Сыщики...